В пределах игры

— Ты прекрасна, любимая, — королева руками обвила шею сидящей возле туалетного столика Лексы и потянулась за поцелуем, которого не было. Лекса резко встала из-за стола и отвернулась. Анна смотрела на нее испепеляющим взглядом. Лицо стало пунцовым, а в глазах пылал огонь страсти и ревности. — Не делай так, Лекса, — глубоко дыша, прошептала женщина. — Не сейчас, Анна, — сухо отозвалась зеленоглазая, все еще стоя к королеве спиной. — А когда? Мы уже давно не были близки, — она подошла ближе и прошептала, — я так хочу тебя. Лекса прикрыла глаза, снова не находя слов, чтобы ответить. Она повернулась к Анне лицом и какое-то время просто смотрела, стараясь хоть что-то почувствовать в эти мгновения. Королева была неотразима: серебристое платье в пол, обшитое жемчугом, высоко поднятые каштановые волосы и царская диадема, так очевидно подчеркивающая ее власть над всем, что было вокруг. Но не над Лексой. И они обе это понимали. Лекса смотрела вслед уходящей любви и по-прежнему восхищалась этой женщиной как правителем. Она любила в ней власть, силу, решительность и многие другие качества, которыми обладают короли, но сейчас, глядя в ее светлые, властные глаза, сердце больше не отбивало ритм и дыхание было ровным. Ничего. А как бы хотелось другого. Лекса сожалела, что многолетние чувства так быстро тонут в другом океане, в других глазах, понимая, как Анна ревнует и сходит с ума. Надо порвать, остановиться, но испанка упорно воевала с собой, заставляя себя руководствоваться разумом, а не сердцем. Такова была Лекса — обладательница чистой, но темной души, всегда идущая на свет, предпочитая тьму. Она провела по мраморно-каменному лицу королевы рукой, а потом обхватила его ладонями и поцеловала в закрытые веки, которые словно покрылись странными, невиданными цветами, увядающими от холода ее губ. — Лекса, не будь такой, — непривычным голосом проговорила Анна. — Зачем ты устроила этот бал? — испанка продолжала стоять близко и внимательно вглядываться в ее лицо. — Ты знаешь — зачем. Хочу посмотреть, что в ней есть такого, чего ты не находишь во мне. — Ты сходишь с ума, Анна. — Да, изо дня в день, из года в год, когда ты рядом. Лекса притянула ее за талию и обняла. В этот момент она почувствовала свою ответственность перед ней и на какой-то миг показалось, что все еще можно вернуть. — Нам нужно идти, нехорошо заставлять гостей ждать саму Англию, — Лекса улыбнулась, а потом они вместе вышли из спальни, чтобы начать бал. В центральной зале было полно людей. Все известные семьи маленького Честера были здесь и удивленно расхаживали по просторному, светлому помещению, желая поскорее увидеть саму королеву. Огромная мраморная лестница выходила в самый центр залы, наполненной музыкой до краев. Звучал венский вальс и играла мазурка, между рядами гостей ходили люди с подносами в руках и разносили напитки. Приглашенные деловито вели беседы между собой, увлеченно разглядывая убранство замка. Никто не знал, зачем они здесь и почему были приглашены на столь торжественный прием. В воздухе царила загадка. Когда праздник был в самом разгаре, а гости восторженно наблюдали за небольшим представлением королевских комедиантов, музыка вдруг перестала звучать. Все внимание перешло на главную лестницу, по которой спускалась Анна в сопровождении лакея, нескольких слуг и Лексы. Люди замерли и восторженно наблюдали за каждым шагом этой женщины, а некоторые впечатлительные дамы даже открыли рты. Словно само воплощение божества спускалось по склонам Олимпа, чтобы озарить весь мир. Люди любили свою королеву и искренне торжествовали ей. Кларк с отцом стояли неподалеку. В то время как все не сводили глаз с виновницы торжества, Кларк неотрывно смотрела на Лексу, испытывая в эти мгновения страх, влечение и укор к этой бесконечно красивой девушке. Видеть ее там, возле Анны, и понимать, что так будет всегда — было невыносимо, но в то же время бешено стучащее сердце всеми фибрами вновь тянулось тонуть в ее зеленых глазах и неистовом поцелуе. Кларк старалась держаться на фоне отца, старалась, но не могла. Самочувствие ухудшалось с каждым взглядом на них, а руки предательски задрожали. Кларк даже спрятала их за спину. Когда Анна и ее свита спустились вниз, она оглядела всех величественным взглядом, а потом обратилась к публике: — Рада приветствовать вас, дорогие гости, на моем балу. Наверное, каждый из вас задался вопросом: "Зачем вы здесь?" Но дело в том, что скоро я возвращаюсь в Лондон, и мне захотелось отплатить вам за гостеприимство. Мне было хорошо и спокойно в вашем городе, поэтому в знак признательности я даю бал. Ваш город уверил меня, что Англия и впредь будет процветать. Морские пути будут расширяться, и мы приложим большие усилия, чтобы порт Честера по-прежнему оставался в деле. Веселитесь, друзья! Королева закончила речь и кивнула музыкантам, которые вмиг наполнили замок красивой музыкой. Джейк был спокоен внешне, но Кларк знала, что на душе его была тоска. Она отвернулась от Лексы и королевы, чтобы хоть немного привести самочувствие в порядок, но встретилась с заинтересованным взглядом отца. — Ты неважно выглядишь, дочка, и еще эта бледнота на щеках, — он провел рукой по лицу девушки, — что-то не так? — Все хорошо, папа, просто мне немного душно, — оправдывалась Кларк, скрывая взгляд. — Я полагаю, Лекса работает на королеву? — неожиданный вопрос заставил Кларк метнуть в отца резкий взгляд. — Что, прости? — Кларк, я просто спросил, не переживай так. Все эти слова и странные взгляды отца заставили девушку нервничать еще больше. Было ощущение, что он о чем-то догадывается и не знает, как подобрать слова. Кларк стало неуютно под его взглядом. А Джейк действительно кое-что знал. Рэйвен в письме просила его не препятствовать Кларк и принять ее выбор, каким бы он не был. Он много думал, что имела ввиду его дочь, и отцовское сердце определенно что-то подсказывало. — А Финн тоже присутствует на этом приеме? — Финн? — пребывая в каком-то вакууме, постоянно переспрашивала Кларк. — Да, Финн — брат Лексы, — отец немного на нее давил. — Не знаю, я не спрашивала его об этом. — Рада, что вы и ваша дочь почтили мой дом визитом, — послышалось за их спинами, отчего отец и дочь резко развернулись. Перед ними стояли Анна и Лекса, гордо и свысока смотревшие на чету Гриффинов. У Джейка не получалось ответить, слова словно застряли в груди. А королева и не ждала ответа. Она впивалась глазами в Кларк, которая так же неотрывно смотрела на нее. Маленькая битва, победитель которой заранее определен. Кларк опустила глаза, не желая больше видеть в ее властных глазах торжество. Было больно, она так и не смогла взглянуть на Лексу. К счастью, Джейк совладал с собой. — Выражаем восхищение празднику, ваше Величество. Мы с дочерью рады присутствовать здесь, — выказывал любезность мужчина, не понимая, как вести себя с персоной такой высоты. Анна, наконец, отпустила Кларк и перевела внимание на Джейка. После небольшого диалога, королева обратилась к Кларк: — Надеюсь, вам здесь комфортно, мисс Гриффин? Кларк посмотрела не на нее, а на Лексу. Впервые. Зеленые глаза постоянно искали этого взгляда. А потом с легким вызовом проговорила, глядя по очереди на них обеих: — Я бы предпочла остаться дома. Кларк сгорала изнутри, но внешне не могла позволить им над собой издеваться. Не теперь. Глаза королевы сверкнули молнией, а Джейк чуть не прикусил язык. Лекса просто смотрела, понимая, в каком состоянии находится Кларк, а потом обратилась к Анне. — Думаю, вам следует уделить внимание и другим гостям, королева. — Ты права, Лекса, пойдем. Королева почти незаметно коснулась руки испанки своей, так, чтобы было видно только Кларк, а потом шепнула что-то на ухо. Кровь в венах Гриффин кипела, грудь сжималась от нехватки воздуха. Хотелось бежать. Лекса отстранилась от королевы, которая уже отошла к другим гостям. Испанка на мгновение задержалась возле Кларк, желая вновь увидеть ее глаза. Но девушка неподвижно смотрела в другую сторону, игнорируя всем существом этого жестокого демона ее души. А потом до слуха донесся едва различимый шепотом бархатного голоса: — Кларк, я не могу... И больше Кларк не требовалось нечего. Она окончательно поняла, что не нужна Лексе. Она все время врала себе, разыскивая в зеленых глазах взаимность, и ей казалось, что находила. Но это игра. Она врала, когда думала, что Лекса холодна к ней из-за Финна. Это тоже игра. Она тонула в ночных грезах о ней, сходила с ума, гналась и отвергала, сражалась со своим сердцем, мечтала о том поцелуе, обманывала себя, идя на этот бал. А это всего лишь преступная игра прекрасного гения с зеленым, демоническим взглядом. Кларк в последний раз взглянула на нее и безразлично усмехнулась сама над собой. Как долго она заблуждалась. А все было так просто, ответы всегда находились на поверхности — Лекса Кортес к ней безразлична и бесконечно пуста. — Ты такая красивая, Лекса, — без эмоций проговорила она так, что слышал даже Джейк, все время не сводивший с дочери взгляд. Люблю тебя нездешней страстью, Как полюбить не можешь ты… Чувства в Кларк притупились, наверное, их больше не осталось, и она молча побрела прочь из зала, оставляя позади пораженного отца, напряженный взгляд королевы, вылетающее из груди сердце Лексы и все свои бессмертные мечты. На небе празднично серебрился месяц. Все та же прохлада мгновенно охватила плечи Кларк. Она взглянула на небо и на дождь, который мелкими каплями спадал на ее грудь. Глубоко вдохнув и посмотрев куда-то в пустоту, она села в карету и помчалась прочь. Жизненные силы постепенно покидали ее, не оставляя сомнений в одном убеждении — любовь сильнее, чем жизнь. Потому что жить она больше не хотела. На часах в бальном зале пробила полночь. Музыка по-прежнему громко звучала, пары кружили вальс. Джейк с грустью посмотрел на Лексу, все еще находившуюся возле него, глаза которой не замечали никого. Она отрешенно смотрела в пол, а потом звук времени вернул ее из другого пространства. В мыслях пролетело имя «Кларк», и она резко бросилась к выходу, желая догнать это маленькое, хрупкое и такое важное для нее существо. Но Кларк нигде не было. Возле ворот стояли несколько десятков экипажей и ни одного похожего на ее. Дождь усиливался, и как будто небесная кара, рушился на острые плечи, не замечающей его Лексы. Она огляделась по сторонам, но не найдя своей кареты, бросилась под дождем в темноту. Она быстро шла к дому Гриффинов, не обращая внимания, что до нитки промокла и замерзла в эту сложную, странную ночь. Свет в доме Гриффинов горел лишь в одной комнате. Лекса заметила карету, припаркованную у сеней. Значит, Кларк уже дома. Черный жакет, мокрый насквозь, прилипал к телу и сковывал движения. Прическа распалась, и длинные, мокрые волосы спадали по плечам. Дождь не переставал терзать шатенку, но она по-прежнему шла к своей цели. Рассудок освежился под бесконечным ливнем, сердце уже не стучало, а мысли были свободны от всего. Лекса знала, зачем хочет найти Кларк. Служанка, открывшая дверь, сказала, что хозяйка не возвращалась, и девушке не понадобилось много времени, чтобы понять, где ее искать. Узкая тропинка на плантацию, а точнее в хлев, где хранилась солома, сама указала девушке путь. Вскоре она стояла перед входом и грустно смотрела на дверь. Решение, решение… Оно было принято. Тайная дверь отворилась. Кларк стояла в свете яркого месяца, каким-то чудом не спрятанным от дождя, и держалась за стол, пусто смотря перед собой. Она не сразу поняла, что кто-то вошел. А потом повернулась. Лекса, по лицу которой, по вискам и всему телу скатывались капли дождя, просто стояла в ночи и томительно смотрела на нее. Кларк, бесчувственная Кларк, дрожала от холода или от любви, и не двигалась с места. Веяло сыростью и темнотой. Но в горячем сердце луч нежданный опять затеплился живей. И грусть на дне любовной раны зашевелилась, словно змей. Что без тебя мне эта вечность? Моих владений бесконечность? Пустые звучные слова! Обширный храм — без божества! Лекса подошла к ней, не чувствуя ни холода, ни озноба, она видела, как боится Кларк. Она видела дрожь на влажных губах, слышала громкое биение сердца, чувствовала глубокие вдохи, жадно поглощающие воздух и видела себя в отражении этих голубых печальных глаз. Ничего больше. Я царь познания и свободы, Я враг небес, я зло природы, И видишь, я у ног твоих… Лекса провела по ее бледной щеке большим пальцем, очерчивая все контуры нежных скул, убрала локон, мешающий смотреть в океан, и нежно, словно боясь спугнуть, прикоснулась к губам. А потом снова на нее взглянула. Из-под длинных ресниц синего океана куда-то в самое сердце испанки скатилась одинокая слеза Кларк, которую Лекса сбережет в своей памяти. Такая трепетная любовь, такая чистая и светлая ее Кларк. Хотелось за нее молиться и покаяться всем святым. Лекса, опьяненная тихой страстью, притянула покорное тело к себе и больше не отпускала, завлекая девушку в страстный, неистовый поцелуй. Спускаясь по шелковому телу губами, срывая с нее платье и колье, она уже не могла остановиться. Кларк повиновалась ее власти и крепким рукам. Томимая безумным желанием, раскаленная поцелуями по всему телу до последней струны, она опустилась в жарких объятиях на солому, испытывая счастье на вкус и целый мир до самых кончиков чувств. Она прижималась к смуглому горячему телу и ловила каждый поцелуй на своей груди. Лекса срывала ее довольные стоны, а потом поймала губами глубокий залп воздуха, когда прикоснулась рукой внизу ее живота. И первый взгляд в глаза. Кларк снова задрожала. Властная Лекса на секунду остановилась, переводя дыхание, и сомнительно посмотрела на дышащую рваными залпами Кларк. — Лекса, я никогда… — прошептала она словно в чем-то была виновата. — Кларк… боже, прости, — еле выговорила Лекса, собираясь встать и отпустить свою страсть, но крепкая рука блондинки вцепилась в нее, не давая подняться, а глаза молили: «Я этого хочу, прошу». И Лекса вновь накрыла ее губы своими, закутываясь в водопады золотистых волос. А потом первый продолжительный стон, слетевший с истерзанных губ, и первый изгиб молочного тела — все сводило с ума их двоих. Это все уже было написано Тысячелетиями, О священном огне страсти, Поглотившим нас. В эту ночь страсть лилась рекой, возбужденное тело молодой девушки ни на секунду не расставалось с жаркими поцелуями гордой испанки. До самого утра. И когда первые лучи света стали пробиваться сквозь маленькое окно, Кларк, наконец, заснула в объятьях той, которую бесконечно любила. Больше, чем саму жизнь. Так закончился день, не имеющий числа и даже времени.