Сыро.
Почти как в могиле. Весь день беспощадно хлестал своими струями дождь. Лужи до сих пор не высохли, под ногами чавкает и чмокает чёрная грязь.
Холодно.
Почти как в могиле. Ледяной ветер пробирается до самых костей и глубже, под рёбра, сковывая всё внутри.
Есть хочется.
Совсем не как в могиле. Мёртвым пища не нужна. Мёртвым ничего не нужно. Мёртвые уже счастливы. Но он живой. Пока.
Сколько Ацуши не ел? Три дня? Четыре?
Так и умереть недолго.
— Я… я должен… — «Никчёмный мальчишка! Миру будет только лучше, если ты помрёшь где-нибудь в канаве!» — Ацуши сжимает кулаки так, что белеют костяшки, а голос срывается на крик — Нет! Нет, это не правда! — в жёлто-фиолетовых глазах поблёскивает влага — Я выживу. Возьму и выживу! — ночь холодная и чёрная. Совсем безлунная. Небо затянуто тяжёлыми тучами. Не сверкнёт в эту ночь серебристое лезвие ножа.
Или может когти? — Я… я ограблю первого встречного и заберу у него всё, что есть!
Те же глаза блестят уже решительностью.
Насколько не напускной? Да, он выживет, выживет вопреки всему.
Практически в ту же секунду, как по команде, Ацуши слышит доносящиеся из-за угла звуки шагов и тихое пение:
«Одному никак не-ельзя
Совершить двойной суици-и-ид.
Зато вдвоём можете его соверши-и-ить»
Шаги уже совсем рядом. Недолго думая, грабитель выскакивает из-за угла, условно преграждая человеку путь.
— Л-лучше не дёргайтесь, если жизнь дорога — получилось ужасно жалко, если честно. Голос предательски задрожал в самый решающий момент, а язык начал заплетаться. И всё же брови решительно сдвинуты, а зубы сжаты.
Всё происходящее сейчас, без присмотра луны, на самом деле выглядит ужасно комичным, и уж слишком похоже на глупую шутку. Кажется, что вот-вот за кадром раздастся смех, тот самый, давно мёртвых людей, который до сих пор звучит в глупых ситкомах.
Блеснули короткими улыбками пара бледных белёсых звёзд и тут же скрылись за тяжёлой занавесью.
«Ах, какая ирония!» — из горла даже вылетает отрывистый, сдавленный смех.
Человек поднимает голову и на губах его играет снисходительная, но зловещая улыбка, от которой Ацуши совсем теряется.
И больше ни одного звука или жеста. Он просто идёт дальше мимо глупо моргающего глазами парня прежним размеренным шагом, чуть шаркая подошвой по мокрому асфальту.
Ацуши стоит не двигаясь ещё пару секунд и слушает разлетающийся эхом по переулку звук удаляющихся шагов. И только когда тёмная фигура скрывается за углом он неожиданно отмирает и движимый неясным, секундным порывом, бросается следом
— С-стойте! — мужчина останавливается, но не оборачивается — Я д-должен вас ограбить. Мне нужны деньги — Ацуши уже намного менее уверено, подрагивающими руками, вновь наставляет на него нож.
— А ты, я смотрю, хочешь помереть ещё больше, чем я, - тон ледяной, как ветер, взметнувший вверх полы плаща и до костей пробравший почти голого мальчика. А ещё усмешка… странная.
Пугающая.
-Что?! — Ацуши уже по десятому кругу проклинал всё: и приют, ставший для него пыточной, и воспитателей, лишивших его и этой крыши над головой, и себя за слабость, и этого странного человека
— Обокрасть меня хочешь, да? — мужчина повернулся и поймал взгляд горе-грабителя. Взгляд, наполненный тоской и отчаяньем, но вместе с тем дикой, безрассудной уверенностью, как у
загнанного в угол зверя, из последних сил отбивающегося от неумолимого охотника. — Хорошо — человек улыбнулся, вынул откуда-то из черноты плаща бумажник и достал от туда пару купюр, протягивая их Ацуши — Можешь считать, что отнял их.
Грабитель застыл в ступоре, молча смотря на деньги, пока Дазай демонстративно не прокашлялся.
— С-с-спасибо. — недоверчиво округлил глаза подросток, когда снова обрёл дар речи — Спасибо большое! — он быстро поклонился и забрал деньги, как будто боясь, что странный человек передумает.
Дазай задумчиво склонил голову набок, наблюдая за подростком. В том, сгнившем, что всё ещё пыталось биться при виде этой искренней, живой радости и надежды, не шевельнулось ничего. Так же, как если бы замер, наполняясь ужасом и пониманием этот живой взгляд, если бы опустели, застыли и остекленели в одном неизменном, природном положении эти лучащиеся светом глаза.
Может только радостнее закопошились опарыши…
— Ах да, и ещё. Видишь храм вон-там — он поднял руку, показывая направление. Совсем ничего не понимающий грабитель посмотрел в ту сторону и действительно разглядел чёрный, на фоне выглянувшей на миг луны, силуэт здания с белёсыми глазами-окнами. — Помолись, что бы мы больше никогда не встретились.
Ацуши поспешно развернулся к мужчине, но там, где тот стоял, была только пустота.
В переулке не осталось ни одной человеческой души.
****
Душно. Воздуха мало. Хотя пространства много. Вокруг них будто купол.
Для такой большой комнаты использовать так мало пространства — непростительное расточительство. Только два кресла с резными деревянными вставками на против друг друга и массивный стол из того же дерева на гнутых ножках.
В абсолютной тишине оглушительно громко звучит, переливается, отражаясь от стен, заполняя собой всё пространство мелодичный смех. Дазай смеётся искренне, запрокинув голову и глядя в украшенный лепниной потолок. Тяжёлый свет из высоких, зашторенных полупрозрачной тканью окон оставляет на нём красноватые полосы; ирает бликами на дорогих хрустальных бокалах и тёмной жидкости в них.
— Хочешь меня купить, да? — смех обрывается так же резко, как и начался.
Дазай придвигается ближе, смотрит, с насмешкой и интересом, чуть склонив голову набок. Блондин, сидящий напротив, улыбается в ответ абсолютно ослепительной,
голливудской улыбкой, и откидывается на спинку мягкого кресла.
— Как ты мог такое обо мне подумать — с притворным осуждением произносит он, качая в воздухе пальцем. — Только твоё влияние — плотоядная улыбка становится ещё шире, а в глазах абсолютная уверенность — оно уже его,
без вариантов.
— Буду считать это предложением сотрудничества — Дазай улыбается не менее хищно и смотрит, всё ещё с насмешкой.
Оба знают, чего хотят от этого договора — распространить свой контроль в новом секторе. Оба знают, что при честном сотрудничестве это невозможно. Оба знают, что выживет в конце только один.
Оба абсолютно уверены в своих силах.
— Буду ли я считать это хорошим вложением средств?
— Только если вложение средств будет
действительно хорошим — и оба не о деньгах.
Фицджеральд мысленно кивает — меньшего он и не ожидал.
— Значит, можем выпить за это. — Фрэнсис ловко берёт в руку бокал, слегка покачивает, что бы вино раскрылось и смотрит на Дазая выжидающе. Осаму следует его примеру, принюхивается, что бы уловить аромат, и на лице его пробегает кривая усмешка.
Они чокаются, звонкий стук хрусталя разлетается по всей комнате, и оба прикладываются к бокалам.
Только, на самом деле, не один из них не выпил и глотка рубиновой жидкости
— Раз уж мы взяли такую хорошую ноту, как насчёт пробной сделки?
