Bury me in smoke

Уэйн ощущал недавний сон настоящей реальностью. Ему было на руку то, что он запомнил всё в мельчайших деталях: Уйэн увидел во сне карту. Он стянул свой телефон с провода зарядки, часы показывали всего четыре утра. За окном начинали петь жаворонки и пересмешники, а в доме бодрствовал только он один. Уэйн встал и поморщился от холода: воздух, поступающий из окна был прохладным. Он натянул футболку и старые треники, а затем скинул со своего стола в ящик механические карандаши, капиллярные ручки и маркеры «шарпи» и принялся намечать план карты Объединённых Инскейпов Америки. Стоящая и лёгкая работа — рука сама скользила по бумаге, вырисовывая контуры карты и различные места на на ней, словно Уэйн только и занимался, что рисовал по памяти карты. Ему отлично удалось передать то, что он увидел в машине Мэнкса. Роллс-ройс сгорел много лет назад и можно было не опасаться, что авто появится под его окном и он как завороженный подойдёт к нему, чтобы уехать в страну Рождества. Уэйн обводил линии карандаша капиллярной ручкой — так обычно комиксисты рисовали свои комиксы. Он отметил красными линиями вероятно опасные инскейпы. Двойные узлы, местечко с языческим наименованием Орфанхендж и Эндсвилл, от которого веяло какой-то мрачной фатальностью. Внезапно он откинул карту и быстрыми жирными шрихами наметил четыре фигуры, протыкая в некоторых местах бумагу из-за спешки. Запертые в стране Рождества. Их изменённый нечеловеческий вви плотоядных зомби или упырей, заточенных в промышленном морозильнике, Уэйн знал по себе. Он уже рисовал их не в первый раз. Уэйн обозначил чёткими грубыми линиями четыре лица: три из них принадлежали парням и одно девичье. Это прослеживалось с трудом — длинные костяные крючки, заменившие им зубы, искажали лица, превращали их в болезненную гримассу. Подростки растягивали рты в ухмылках, даже если глаза полнились слезами. Уэйн изобразил их во всех деталях: оттенки волос, веснушки, тёмная бронзовая кожа одног из них. Самого крепкого, с добродушным некогда лицом. Девчушка обещала расцвести и стать настоящей красавицей, если бы не проклятый инскейп Мэнкса. Даже с того света он исхитрился затащить туда подростков и насмехался над Уэйном. Рыжий пацан, выглядящий младше на рисунке, мог сопротивляться влиянию этого гребанного места. Он думал задом наперёд или изобрёл свою уловку, но в его глазах стояли слезы. Уэйн раскрашивал картинку цветными карандашами, но за его рисунок уже могли побороться издательства комиксов. Последним Уэйн набросал брата Макса. Младше его, худощавее — Макс сам тощий, а его братец выглядел как анорексик. В глазах Рекса стояла всепоглощающая злоба. Он ухмылялся — ему пришлось по духу стать порождением страны Рождества. Уэйн отбросил карандаши и вырвал из скетчбука страницу — свой последний рисунок. Слишком опасно. Чем чаще и детальнее он рисует тех, кто заперт в стране Рождества, тем ближе они подбираются к ним. Его терзала мысль о своём собственном ноже для реальности. Ника старалась дать ему подсказку с помощью доски уиджа, но это не помогло. Уэйн и Макс следили за её действиями. Планшетка в форме остроконечного сердца с круглой прорезью двигалась без участия Ники по доске, на которой готическим шрифтом были вырезаны слова «да» и «нет», буквы английского алфавита и несколько цифр. По углам доску украшали солнце и луна с человеческими лицами и россыпь звёзд — те же самые символы, что были запечатлены на ожерелье Ники. Ника сидела на другом конце комнаты Уэйна и записывала на листе бумаги те буквы, которые выбирала планшетка. «Ты должен сам найти свой нож», Уэйн понял, что большего ответа он может и не ожидать. Ника попробовала иначе — сняла планшетку с доски, взяла чистый лист бумаги и поставила в центр отверстия карандаш. Не смотря на все ухищрения, Ника получила только каракули на листе.  — Если бы всё было так просто, — пожала плечами она. Уэйн разделял её разочарование. Макс пообещал ему показать, на что он способен. Его машина, в отличии от мистических досок не давала осечек. Уэйн пролистывал старые наброски своей мамы. Среди страниц её альбома встречались снимки, а иногда на обратной стороне рисунка можно было найти какую-нибудь короткую подпись. Что они станут делать, когда поймут, что Уэйн вовсе не особенный? Ведь все надежды его родителей были напрасны и Уэйн не завершит начатое Вик МакКуин. Уэйн не тот, кто нужен Максу Кроуну. Он не способен разыскивать потерянные вещи и создавать краткие пути. Он годится только на то, чтобы сидеть с отцом в гараже, раскрашивать мотоциклы и забывать, что он потерял. Гараж. Уэйн почти признался себе в бессилии, пока на цыпочках прокрался в их гараж. Уэйна окружали разобранные «Хонды» и «Кавасаки», лёгкие гоночные мотоциклы с излишеством пластиковых деталей, мощные чопперы, кастомизированные под вкусы владельцев. В самом углу гаража доживает свой век старый «харлей» Лу. Тот «Харли-Дэвидсон», на котором они уносились все дальше от дома Чарльза Мэнкса. Лу давно забросил мотоциклы, предпочитая семейный минивэн Кармоди. После шунтирования Лу запретили гонять и необходимость в мотоцикле отпала. Уэйн стянул с «Харлея» брезент и придирчиво осмотрел его. Ржавчина обосновалась на его деталях, педаль газа могла заедать. Вик всегда повторяла «Золото не стирается и не бьётся», а старый добрый «Харли Дэвидсон» золото среди мотоциклов. Уэйн открыл автоматические ворота гаража и проверил бензин — забавно, если бы он выкатил мотоцикл, а в нём не оказалось горючего. Проделав подготовительные работы, Уэйн Кармоди выкатил мотоцикл своего отца на пустующую в столь ранний час улицу. Вдалеке гулко грохотал мусоровоз. На ногах Уэйна красовались старые кеды. У него нет шлема и он всё равно должен попробовать. Улица, на которой Кармоди живут, имеет небольшой склон. Уэйн решил, что разгоняться стоит по этому склону. Ему не помешает отрезвляющая поездка на мотоцикле ранним утром. Рано или поздно он найдёт свой волшебный нож. Реальность не толще листа бумаги. Уэйн поддал газу и пронёсся вниз, мимо соседних кейп-кодов, мимо припаркованных у дома седанов. Поездка полностью захватывала Уэйна. Если это то, что испытывала Вик, когда седлала «Триумф», то Уэйн понимал, почему она не желала делить с ним мотоцикл. Чарующее дуновение свободы — только он, в потоках прохладного ветра, едет навстречу будущему. Любые события могут оказаться на его пути. Любые препятствия. Он не скован обязательствами перед отцом и Табитой. Он такой же нормальный, как и все. Смеётся и плачет. Испытывает те эмоции, которые должен. На секунду Уэйн прикрыл глаза. Дальше улица была оснащена абсолютно прямой и пустой на этот час дорогой. Он держал в уме карту инскейпов, представлял себе шоссе Макса, мост своей мамы и пытался создать в голове крытый мост на шоссе. Распахнув глаза, Уэйн ожидал увидеть что-то кроме дороги, но ничего не произошло. Он так желал стать особенным и ничего не случилось.

***

Табита Кармоди вернулась домой в восемь часов утра. Она не ожидала, что первым делом столкнётся с Уэйном на кухне. Её пасынок готовил завтрак: омлет с помидорами и зеленью, вафли и тосты. Автоматическая соковыжималка выдавливала жидкость из апельсинов, в кофейнике понемногу закипал кофе. Уэйн редко вставал раньше десяти, обычно пропускал завтрак и такое его поведение насторожило Табиту. — Уэйн, что ты тут делаешь? — Оживлённо спросила она, наливая себе первую порцию кофе за этот день. — Ну, готовлю завтрак, — Уэйн развёл руками. Кого он думал провести, если его мачеха детектив и при том отменный. — У нас гости. Мои приятели из колледжа. — На секунду Уэйн поколебался, стоит ли врать Табите. — Они из Далласа и я договорился с ними о небольшом трипе. Заедем в пару мест, выберемся на природу. — Уэйн изо всех сил пытался сделать ложь убедительной. Табби вскинула бровь в немом вопросе: — Это те ребята, которые вчера сидели на поляне? Про себя Табита добавила «и вид был у них такой, словно они ещё вчера отрывались на Вудстоке». Уэйн кивнул, выключил индукционную плиту и поднялся наверх. Женщина успела заметить большую ссадину на его руке, от запястья и до локтя. Словно он откуда-то упал. Постучав в дверь гостевой спальни, Уэйн вошёл, услышав приглашение. Ника сидела перед зеркалом и расчёсывала влажные волосы. — У вас аж три ванные на один этаж! Мы не могли этим не воспользоваться. — Так вы всегда в дороге? — Почти. Ещё в мотелях. Редко когда удаётся оказаться в приличном доме. Макс тоже недавно принял душ и сейчас сидел с полотенцем на плечах, в одних шортах длиной до колена. Уэйн упёрся взглядом в волосы на груди и руках Макса и застенчиво отвёл взгляд.  — Я там это… Приготовил завтрак. — Парень редко пялился на других людей, не смотря на то, что ему нравилось рисовать портреты.  — Отлично! — Воскликнул Макс, надевая на себя клетчатую рубашку, в которой был вчера. — Я попробовал. С отцовским мотоциклом. У меня ничего не вышло. — Между делом вбросил Уэйн. Раз уж им нужен специалист по инскейпам, то они должны быть в курсе, что он не обладает никаким талантом.  — Ты пробовал? Уэйн, это так не работает. Макс не способен гонять между штатами на любой машине! — Возмутилась Ника. Макс коснулся её плеча. Уэйн метнул в Нику такой взгляд, будто считал, что она способна сотворить с ним чудо. Спустились они втроём. Табита всё ещё сидела за столом, уже с ноутбуком, проверяя утреннюю почту. Они с Никой обменялись оценивающими взглядами. Парни даже не заприметила этого — Ника оценила уверенность, исходящую от этой красивой женщины с вьющимися волосами в синей форменной рубашке. Её взгляд из-под очков в тонкой оправе вычленял их потенциальную опасность. Табита оценила спокойствие девушки и то, что она уважала личное пространство Табби. Парень же… Что ж, парни всегда оставались парнями, как бы они себя не позиционировали  — гики, чьё любимое занятие чинить мотоциклы, знатоки своего дела или молодые техассцы.  — Вы, ребята, из Далласа? — Макс округлил глаза, решив что Уэйн немного их подставил. Он что, других городов в Техасе не знал? — Ага, мэм. Мы прикатили сюда за Уэйном. Хотим увезти его с собой. — Да, он упоминал. Куда поедете? Уэйн сказал, у вас в планах большое путешествие. — Да так, туда-сюда. Я пока не определился с маршрутом. — Макс попытался изобразить обаятельную улыбку. Макса Кроуна можно охарактеризовать много какими словами, среди которых найдутся такие эпитеты: наглец, чёртов засранец, чокнутый укурок и ублюдок, но никак не обаятельный тип. Ника пнула его под столом, попав по лодыжке, и ответила женщине:  — Мы познакомились с ним в сети и решили приехать друг к другу…  — Перед колледжем! Они тоже поступают в Далласский колледж искусств! — Вставил Уэйн свои пару центов. Макс прикрыл лицо рукой, пытаясь не засмеяться. Уж он точно не тянул на студента колледжа.  — Понятно. Уэйн, можно тебя на пару слов? — Табита подозвала его, сразу же разобравшись в сути вопроса. Уэйн бросил быстрый взгляд на парочку, доедавшую омлет, и вышел вслед за Табби из кухни.  — Уэйн, я не твой отец, — ласково начала Табита, положив руки ему на плечи, — и тем более, я не твоя мать, но пыталась ей стать все эти годы. Она была ниже его на фут, но всё равно внушала Уэйну уважение.  — У тебя отлично это получается.  — Я знаю, что ни в какой колледж ты не подавал заявку и скорее всего, в Далласе даже нет такого колледжа. Уэйн, если ты собрался повеселиться с друзьями, я не против. И Лу будет рад, если ты развеешься. Куда вы собрались? — Уэйн молчал. Рассказать Табите, что его сознание парализовывает ужас возвращения в страну Рождества? Она решит, что Уэйн сходит с ума и выгонит Нику с Максом.  — Вы ведь едете на какой-то концерт? — предположила Табита, наморщив лоб. Уэйн с облегчением кивнул.  — Да, именно. Макс и Ника давно позвали меня на фестиваль. И он правда проходит в Техасе. Ребята, нас раскрыли!!! — С деланным энтузиазмом воскликнул Уэйн. — Нам дали добро на рок-фестиваль! Ника и Макс переглянулись, похоже, сама Табита решила подыграть им. Как опытный детектив чувствовала, что Уэйн ей недоговаривает. После завтрака Уэйн стал собирать сумки в дорогу. Ника и Макс всегда путешествовали налегке. Макс решил пригнать к дому Кармоди машину, а Ника осталась с Кармоди, изучая его рисунки и помогая ему собраться.  — Бери с собой зарядку, повер-банк, ноутбук не стоит. Он навряд ли тебе понадобиться. — Хватит и смартфона. — Возьми скетбчук. Если увидишь что-то ещё, зарисуешь. Их ведь четверо, да? — Ника ткнула пальцем в рисунок, пока Уэйн укладыв в сумку сложенные стопками джинсы и футболку. Последними из одежды захватил с собой куртку. — Точно не скажу. Я вижу сны о стране Рождества, о том, какой я запомнил её. Сверкающая, забавная, привлекательная. Игрушка на ёлке. Если сбить позолоту лжи, можно увидеть кости и кровь. Не знаю, скольких детей туда уволок Мэнкс, но он начал со своих дочек. Ника охнула. — Он увёз туда… Своих детей? Парень ничего ей не ответил. Уэйн бросил в сумку пенал с художественными принадлежностями. Он оглянулся, осматривая, чтобы ещё взять с собой. Уэйн не понимал, через сколько времени он снова окажется дома. Рассеянно он коснулся стопки компакт-дисков, его напоминания о маме.  — Возьми пару дисков в дорогу. Макс обожает ставить чужие диски.  Уэйн улыбнулся, глядя на Нику, которой уже не терпелось вновь ехать с Максом мимо нашей реальности, навстречу тому, чего не могло быть. Они спустились в гостиную. Лу принимал заказы по ноутбуку, «Карма Кармоди» работала исправно уже 15 лет. Табби уже успела с ним переговорить и на его добродушном лице отражалось удивление и непонимание. Уэйн мог бы и поделиться с ним, тем более поездка на фестиваль — не то, от чего Лу стал бы уберегать своего сына. Он сам развлекался так же, двадцать пять лет назад, за что часто получал от своего папы нагоняй. Ника деликатно вышла, оставив Уэйна наедине с отцом.  — Пап, я уезжаю. Вернусь через неделю-другую, обещаю.  Уэйн не предполагает, сколько времени займёт поиск нового входа в эту чёртову Страну Рождества, но он верит, что может обещать Лу вернуться. Лу начал делиться с ним секретами посещения тусовок — не напиваться вусмерть, не пробовать предлагаемые ему препараты, следить за деньгами и вещами.  — Пап, знаю. Я уже большой, понимаешь? — Улыбнулся он, протягивая руки для объятий. Лу покачал головой. — Уэйн, ты изначально был старше, чем я. По уму, по крайней мере. Поезжай. Повеселись. Уэйн испытал на себе медвежью силу объятий своего отца, после чего они вышли из дома вместе. Лу горел энтузиазмом посмотреть на машину Макса и выжать как можно больше общения с сыном. На подьездной дорожке дома Кармоди красовалась машина Макса. С первого взгляда Уэйну удалось уловить разницу, чем простой предмет отличается от года для разрезания реальности. «Шевроле-камаро» блистал так, будто вчера сошёл с конвейера и Макс постоянно натирал его воском. Макс мельком упомянул, что «Шеви» почти тридцать лет. Синий, привлекающий внимание, корпус отражал солнечные блики. Машина звала пуститься в путь. Союз изящества и скорости, простота обтекаемых линий, спортивная подвеска — всё делало транспортное средство Макса незабываемым.  — Нравится? — С лёгким вызовом спросил Макс, показывая мелкие неровные зубы. Он доволен. Нож Ники не производит такого впечатления, как хорошая спортивная тачка. Парень встряхнул длинными каштановыми волосами, убирая их от лица резинкой, и открыл перед Уэйном дверь. В салоне преобладали запахи мужского дезодоранта и мяты. Уэйн ощтил прохладу, не смотря на то, что на улице стояло около 69 градусов по Фаренгейту в тени. Ника устроилась спереди, закинув ногу на ногу. Её доска уместилась в кармане на сидении позади неё, вместе с дорожными картами и книгой в мягкой обложке. Ника деловито перебирала компакт-диски, лежащие в бардачке. Уже наблюдавший фокусы одной особенной машины, Уэйн поинтересовался: — На что способна машина. Ну, внутри, например? — Здесь всегда максимально комфортно. Тепло без печки, например. И практически безразмерный бардачок. Макс скидывает туда компакт-диски и хранит заначку. — Травку? — Уэйн не считает, что у Макса водятся лишние деньги. — На него очень сильно влияют эти поездки. Я бросила туда ещё деньги, свою косметичку и планшет. Но могу сделать вот так. — Ника погружает свою руку в бардачок по локоть и дальше. — Хватит! Это мерзко! — Ещё нас никогда не останавливались копы. А мы те ещё подозрительные типы. — Ника усмехается и откидывается на сидении. Уэйну нравилось внутри «камаро». Он словно всю жизнь ездил в этой машине. Макс сел на водительское сидение и захлопнул дверь, запечатав их внутри своего пред-инскейпа.  — Что выбрала? — Спросил он, глядя на диски на коленях девушки.  — Уэйн, ты не против «Guns and roses»? — Поинтересовалась Ника. Тот помотал головой. Такой же диск нашёлся бы и в его коллекции. Ника вставила в магнитолу диск и салон заполнил сладко-солёный, необычный голос Эксла Роуза — песня «Nigthtrain». Уэйн обратил внимание, как Макс подпевает. Он пел неплохо, с небольшими артистическими ужимками. Они выехали из Ганбаррела в четыре часа дня. С учётом сборов Уэйна, перекуса и объяснения причин, ему показалось, что это достаточно скорый отъезд. Они ехали уже с час. Макс ехал, пока сам не отдавая себе отчёт, где окажется в этот раз. Устроившись на задних сидениях, Уэйн принялся рисовать. Нужно же было коротать время в дороге. Ника молчала, глядя в окно. Она вспоминала сейчас о своей семье. Рок-музыка всегда помогала Нике мысленно связаться с любимым её родственником. Семейство Вайнриб целиком и полностью казалось не от мира сего. Родня по линии матери мнили себя потомственными медиумами. Дом полнился оккультными вещами, книгами и восточными ароматическими пирамидками. Каждый день к Вайнрибам приходили женщины и мужчины, интересующиеся своим будущим. Бабушка, мама и тётки Ники проводили спиритические сеансы, гадали на хрустальных шарах и картах, чистили ауры и занимались прочим шарлатанством. Маленькая Ника считала их волшебницами, но вскоре разобралась, что мама и бабушка — прирождённые актрисы и психологи. Отец Ники с девяти до пяти сидел в юридической конторе, перебирал бумаги и приносил в дом скромные суммы. Маме Ники в свое время скромный юрист приглянулся исключительно короткой стрижкой, неприязнью к пиву и отсутствием тяги к тяжёлому металлу. Джейкоб Вайнриб, дедушка Ники, занимался аппаратурой на многих рок-концертах. Он управлял рабочими, выставлял саундчек и перевозил аппаратуру, заказывал освещение и пиротехника для шоу и часто брал Нику с собой. Маме и бабушке Ники, работающих под псевдонимом «Всевидящие сёстры Вайнриб» для антуража требовался свободный дом. С детства Ника встречала многих известных музыкантов, их группы, общалась с настройщиками. Некоторые относились к девочке с теплотой, другие оказывались заносчивыми мудаками, но Нику это никогда не смущало. Она не пыталась угадать характер людей по их поведению на сцене. Ей нравилось находиться за кулисами, во время выступлений и перед ними. Нравилась суета, нравились люди: простые парни-техники, настраивающие инструменты, осветители зала — они отвечали за шоу не меньше самих музыкантов, пиротехники, всегда немного фрики, помешанные на своей работе. За кулисами творилась своя, особая, суматошная жизнь: приглашённые за них девчонки и парни видели только часть, доступную фанатам, Ника же видела всю изнанку. Ей пришлась по душе такая жизнь. Её дедушка всегда оказывался самым крутым специалистом, а мама научила Нику различным мистическим штучкам. В семнадцать лет она получила первый сексуальный намёк от одного солиста: высокого мужчины, старше её в два раза. Обритая голова и шея толще этой самой головы. Его украшали татуировки на руках и ногах, и даже на черепе. Он прижал свой язык ко внутренней стороне щеки, образовав бугорок, и с вызовом смотрел на юную Нику, предлагая ей сделать ему минет. Потом уже он сообразил, что она не одна из фанаток, готовых на всё. Он извинился перед ней, когда понял, что она совсем ещё ребёнок и, как и многие другие, подарил ей футболку своей группы. Бас-гитарист этой группы немного напоминал Макса — такого, каким она знала его сегодня. Джейкоб Вайнриб умер, когда Нике исполнилось девятнадцать. Ему было на двадцать лет больше, чем давали ему на вид — шестьдесят семь. Нику больше ничего не держало в доме, окончательно превратившемся в смесь будуара и салона предсказаний. Этот мир покинул единственный человек, который её любил, принимал такой, какая она есть, не пытаясь навязать ей семейное дело. Ей снились сны, которые не поддавались расшифровка даже на её по-настоящему волшебной доске уиджа. Её вело неизвестно куда. Так она и поступила. Через несколько дней она встретила Макса, который потерял брата и имел способность разрезать ткань реальности. Находясь рядом с ним Ника ни о чем не жалела. Максу тоже нравился кочевой образ жизни, словно всё время в турне. Ника не могла почуять, что с ними станет, когда они найдут Рекса и остальных. Даже Ника с её особой доской уиджа не могла сформулировать правильный вопрос, что связывало её, близнецов Кроун, Уэйна, Броуди Макалистера, Венди Бруклайн и Брая Коннорса. Ответ оказался бы крайне простым: все они показались Чарльзу Мэнксу достаточно несчастными и сильными, пока он был жив. Для каждого из них нашлось местечко на Кладбище того, Что Могло Случиться.