Bury me in smoke

Трио бежало из Хеверхилла, подобно преступниками. Словно они запланировали нечто дурное. Максу казалось, что отложи они свой отъезд до утра, всё бы обрушилось. Подобравшись настолько близко к своей цели, они не готовы были отступить. Час петляющей дороги из Хеверхилла троица молча размышляла о своём. Уэйна посещали мысли о маме и о тех ребятах, которые попали в Страну Рождества после смерти Чарльза Мэнкса. Какими силами они обладали, что томило их там взаперти? Почему они не пытались вернуться назад тем же путем, или же они так не хотели, чтобы их вытаскивали из останков инскейпа Мэнкса силой? Макс сосредоточился на воспоминаниях о брате. Пытался визуализировать только хорошее, то, как много времени они проводили в детстве до двенадцати лет, пока Рекс не начал связываться с дурными компаниями. В четырнадцать лет брат Макса набросился на него из-за невинной шутки и попытался его задушить, но только разбил губу. Отец уделял больше внимания Максу и Рекс ревновал. Макс пытался что-то чинить, а Рекс ломал игрушки и технику. В голову Максу лезли другие мысли: они дрались, кубарем пролетев по лестнице; как Рекс уломал Макса попробовать травку; они практически угнали тачку отца за день до его важной поездки. Отец просил Макса приглядывать за братом. В его памяти остались все обиды, все их ссоры и крики Рекса о том, как он ненавидит его. Из-за этих переживаний Макс уже полчаса не мог попасть на свою особую дорогу. Самые приятные мысли посетили Нику. Позавчера, когда Уэйн ушёл, после того, как она нашла того, кто продаст им взрывчатку, они остались наедине с Максом. Как и множество раз до этого. Чаще всего они делились своими ощущениями и страхами, говорили до самого рассвета, пересказывали смешные байки и засыпали одетые, во сне прижимаясь спинами друг к другу. В ту ночь они лежали головами на одной подушке, ощущая на лицах жаркое дыхание, кончиками пальцев изучая черты лиц, желая запомнить их как можно чётче, если им придётся пожертвовать кем-то ради спасения. Ника водила пальцами и по татуировке Макса — сросшимся черепам, у которых на двоих оказалось три глазницы, и по укусу с бледно-розовой новой кожей. Они понимали без слов, что хотели выразить. Ника коснулась плеча Макса. Он улыбнулся, показав влажно блестящие зубы, а затем приподнял бровь в немом вопросе.  — Включи что-нибудь, прошу. — Выдавил из себя Уэйн с заднего сидения. Его не покидало состояние, как будто бы он отравился, желудок крутило словно барабан стиральной машинки, Уэйна мутило. Он возвращался в Страну Рождества. Ему мерещились странные вещи — запах аммиака, тихий писк, хотя радио в машине не включали, а в салоне не пахло чем-то посторонним. Во рту образовался привкус желчи. Уэйн открыл окно и его лицо обдал приятный поток прохладного воздуха, а в голове мельтишили образы детей, похищенных Мэнксом. Они звали Уэйна поиграть в «ножницы для бродяги». Уэйн считал вздохи и выдохи, вспоминая детские крики и визги, вспоминая, как приятно взрезать ножницами плоть. Лезвия двигались в зияющей ране и из раны начинала течь атласно-красная кровь, которую так хотелось ощутить на своём языке. Он нуждался в отвлечении. Ника нащупала в бардачке ближайший футляр с диском и достала его, не глядя на обложку. Не важно, что будет играть. Сейчас любая музыка смогла бы разрядить обстановку. В среднем темпе зазвучала гитара и ударные на переднем плане, а затем мужчина с лёгкой хрипотцой в голосе начал петь. A bout of deep depression. Can't seem to move it forward. My lying eyes lie awake. Not sure what I am after. I never died before. Can't live what happened yesterday. I never stoned the crow, no. Уэйн почувствовал, как стало ему легче дышать. Он больше не опасался приступа рвоты. В лицо теплыми каплями ударил дождь, превращаясь в ливень. Шины шуршали по трассе — монотонный, убаюкивающий звук. Он прислушался к тексту песни, выделяя особенно западающие в душу строки. Ника начала подпевать на втором куплет, она сама когда-то оставила в машине Макса этот диск. Макс напрягся: ливень усиливался, превращая хайвей в бурный поток, а затем он узрел туман, в свете фар поблескивающий статикой. Мир менялся: светлело, теперь небо было не тёмно-сливового цвета туч, оно становилось серым, из него враз откачали весь цвет. Вокруг развернулось пространство мёртвых дорог — машины из реального мира остались далеко позади. Макс прибавил громкость на втором куплете. Flip through endless stories. A life of hand-written pain. No one can share this hurt that is mine, mine, mine. I never died before. Can't be what happened yesterday. I shouldn't stone the crow, no. Right on! Same old city, same old tale. No matter how I try, No matter what I say, I'm blamed, I'm shamed, I'm judged unfairly. So now I've died before. It feels as bad as yesterday. I never stoned the crow, no. You too have died before. I fought as hard as yesterday I never stoned the crow, stoned the crow, no, no! Они попали на шоссе Святого Ника — об этом сообщал указатель, больше похожий на гигантский леденец. Бело-красный столб обозначал, что они уже не в пространстве, подвластном Максу, они следовали по дороге к инскейпу Мэнкса. Уэйн продолжил свои дыхательные упражнения с открытым окном. Резко похолодало. Когда-то тут через каждые несколько футов стояли псевдодружелюбные снеговики. Они махали своими руками-ветками, но готовы были разорвать любого взрослого. Хорошо, что от них ничего не осталось — решил Уэйн.  — Вам стоит это видеть.  Макс начал притормаживать, заметив на горизонте нечто, плохо поддающееся описанию. Выражение его лица отразило многое — удивлённо вскинутая вверх бровь, прищуренный левый глаз, раздутые в негодовании ноздри его длинного носа и кривая усмешка. Макс выражал презрение и ненависть к этому явлению, но ещё он поражался, каким жалким оно выглядело. В небе сияла светло-серая, отличавшаяся от всего остального на полтора тона, луна. Полумесяц с профилем дегенеративного старика с обильными пигментными пятнами и кружащимся без остановки багровым глазом. Он был слепым и утерял способность видеть тех, кто направлялся к Стране Рождества.  — Раньше Мэнкс мог наблюдать через свою луну, что творится в инскейпе в его отсутствие. Самый уродливый в мире ночник. — Заявил Уэйн, собравшись с духом. Мэнкс и плод его мыслей загубили его детство, его маму и он ощущал на себе давление этих окрестностей особенно сильно. Уэйн однажды уже позволил инскейпу Мэнкса заточить себя и теперь это место алкало его. Уэйн мог бы напитать Страну Рождества своим нерастраченным потенциалом. Ему не требовалось бы искать свой нож, создавать что-то новое. Толика стремления возродить страну Рождества — и Уэйн остался бы навсегда в этом месте. Но пока его защищал Макс и его нож, Уэйну ничего не грозило. Теперь ему предстоит выбраться из «камаро» и дать отпор своим страхам. — У вас есть, чем согреться? — Ника заранее, в машине, пододела под кожаную куртку гоночную, которая хорошо выдерживала перепады температуры. Макс обмотал запястья двумя банданами, надел куртку с логотипом «Chevrolet» и косуху, убрал волосы под бейсболку козырьком назад и прицепил к левой ладони шокер. Следом он захватил с собой один из фонариков, толщиной не больше собственного пальца и рацию. Макс первым вышел из машины. Уэйн долго мешкал, ищя в своей дорожной сумке джемпер и анорак. — Приём, приём. Значит так. Уэйн, скажи что-нибудь. — Дайте мне одеться. — Сигнал не глушится, хорошо. Макс выгрузил из багажника два здоровенных мешка с АНФО, совокупно весом больше его самого. — Один мешок на мне, другой на Уэйне. Можешь сбросить его здесь, на подходе. Я постараюсь утащить свой как можно дальше. — Понял. Оставить у входа. Как ищем пропавших ребят?  Уэйн не мог нормально дышать внутри инскейпа. Воздух ощущался вязкой субстанцией, плёнкой сжимался на коже Уэйна, заставляя его мёрзнуть, как на сильном ветру.  — Они сами нас найдут. Нас учуят, мы теплее, чем всё, что их окружает. Как только вас засекут — бегите к машине, но следите, чтобы оно не отставало от вас. Макс сам не заметил, как начал говорить о подростках, как о чудовищах.  — Макс, я играла в детстве в салки. У самой машины нужно позволить им нагнать себя и вырубить их шокером. Связать и посадить в машину. — Резко ответила ему Ника, а затем повела рукой, попросив наклониться его. Она поцеловала Макса в щеку. — На удачу.  — Отлично. Давайте сотрём это место вместе с ублюдской луной. — Закончил Уэйн. У него смерзались кишки. Он никогда не выносил холод. Подобно любому парку развлечений, Страна Рождества начиналась раньше с огромных ворот, как и указатель, похожих на леденец. Теперь вход в Страну Рождества отмечала тонкая грань между серость шоссе, сменившаяся слепящей яркой Белизной. Чёткая грань практически развоплощенного инскейпа. Макс побежал вперёд. Его худые ноги в белых кроссовках, верёвка на поясе и мешок со взрывчаткой они могли рассмотреть ещё несколько минут, пока его не всосала в себя белизна. С неба падал снег. Тут царио самый настоящий буран. Со стороны казалось, что бывшая Страна Рождества заточена в стеклянный шар протяжённостью несколько миль. Подростки изнутри даже не подозревали о наличии этого шоссе? Уэйн и Ника разделились и пошли в разные стороны, когда потеряли из вида Макса. Уэйн ориентировался на запад, Ника — на восток. Макс бежал на север. В этом пространстве оказалось крайне легко потерять счёт времени, ориентир и рассудок — сплошная белизна, лишь снег и пустота. Ника понимала, что когда-то оно выглядело по-иному. Мэнкс заманивал сюда детей и ему нужна была яркая обёртка, привлекательность ловушки. Парк с каруселями, место для смеха и беззаботного детства. Сейчас оно низверглось до своей сути, став ледяной пустыней. Схлопнувшийся капкан. Ника различила небольшое пятно цвета чуть левее её первоначального направления. Цвет выделялся особенно ярко в пустоте на снегу — рыжие волосы отощавшего юноши в лохмотьях. К молочно-белой, с синим отливом коже, пристали клочья бежевой и коричневой ткани, напоминающие брюки и рубашку. Ника почти решила, что они опоздали и он замёрз насмерть, но тут юноша пошевелился. Он вытаращил глаза прямо на Нику, но не пошевелился. У него не хватало сил. Она не увидела в его взгляде ничего ужасающего. Юноша плакал и слезы примерзали к его щекам. Ника как можно быстрее приблизилась к нему, заметила следы укусов, как у Макса, по всем его тонким рукам и ногам. Бледно-розовые шрамы в форме полумесяцев, а иногда и ровные круги.  — П-п-п-помоги мне. — Бесцветным голосом прошелестел юноша, показав кромку острых зубов и отсутствие враждебности, буквально упав к кроссовкам Ники. Ей не требовалось обезвреживать его шокером — он сам упал в обморок, ослабев. Когда-то у него на лице и руках пестрели веснушки, но в настоящее время его кожа цветом приблизилась к снегу, а из-под неё просвечивали нечеловеческие чёрные вены. Невысокий и хрупкий юноша весил так мало, что Ника без проблем могла нести его на руках. В прочем, она спокойно поднимала и Макса. На всякий случай Ника обвязала пареньку руки веревкой и понесла его, по щиколотки увязая в снегу. Его шрамы свидетельствовали о том, что остальные использовали его как подкормку, пока он тоже не превратился полностью. Бледные полукруги покрывали всю кожу, оказавшуюся на виду у Ники. Она прощупала медленный пульс около тридцать ударов в минуту. С неё тек пот — она ещё никогда не несла ничего столь тяжёлого через такое большое расстояние. По мере приближения к выходу из инскейпа тело подростка тяжёлело на её руках. Поэтому Макс и хотел, чтобы они убегали от пленников инскейпа, чтобы им не пришлось тащить тела. Полуразрушенный инскейп сопротивляется каждому её движению. Ника ощущала на себе стылость воздуха, усиливаюзийся буран пытался помешать ей добраться до машины. Она надеялась, что у Уэйна и Макса всё нормально. Быть может, Уэйн уже ждал её у машины? Уэйну пришлось хуже всех. Парень бежал всего несколько минут, когда почуял привкус меди на языке. Вкус казался знакомым. Он сплюнул на снег и увидел в слюне кровь. Уэйн в ужасе провёл языком по нижним зубам. Обычные зубы, человеческие. В голове зазвучали детские голоса из прошлого:  — Он станет играть с нами в «ножницы для бродяги»! — Визжали две девочки, с огненно-рыжими волосами и лубочным румянцем, одетые как Дороти в старом фильме про страну Оз. Они не страдали из-за холода — так долго они пребывали в Стране Рождества.  — Трость слепого! Трость слепого! — его отступали мальчишки, показывая свои зубы. Уэйн успел почувствовать, как кто-то оцарапал его кожу.  — Беги! — Воскликнула одна девочка. Хмурая и тёмноволосая, она сопротивлялась своей изменённой природе, иногда шепча белиберду на незнакомом языке. Уэйн скрылся тогда от обитателей Страны Рождества, а сейчас… Пребывая в одиночестве Уэйн слышал их дыхание, их смешки и боялся укуса острых зубов-крючков. Кармоди распрямился, повторяя про себя, что его окружает всего лишь иллюзия, бессильная без своего создателя. Перед глазами ещё стояли кусочки памяти, как вокруг него, когда он шёл по Стране Рождества в первый раз появлялись новые чудеса. Кондитерская с медовыми коврижками и пряничными домиками, запах горячего шоколада не давал почувствовавать себя не на своём месте, вспомнить, кто ты и где. Звон колокольчиков отвлекал от преследующего тебя звука помех, а русские горки не давали осознать, что ты в безумной опасности. Уэйн пытался размышлять о чём угодно, кроме Страны Рождества. На ум пришли отец, Ганбаррел, запах сосен и машинного масла, как весело сидеть вместе с Лу, пить виноградную шипучку, чинить первый доверенный ему мотоцикл. Лу рлучше всего азбирался в комиксах. У него собралась целая коллекция комиксов DC. Уэйн старался визуализировать в уме их обложки, каждый выпуск. «Hellblazer» о Джоне Константине — три сотни выпусков в пластиковых кармашках, «Болотная Тварь» с модерновым изображением на обложке, где зелёное нечто несло на руках грудастую блондинку, «Супермен» в его сине-красном облачении и бесконечные интерпретации «Бэтмена», в честь которого Уэйна и назвали. Бэтмен смотрел своим страхам и травмами прямо в лицо и не боялся упасть. Он вставал вновь, как бы туго ему не приходилось. Он потерял обоих родителей, но всё равно нашёл в себе силы продолжать их дело и даже больше — бороться с преступностью. Уэйн должен спасти всех пострадавших от Страны Рождества. Он нашёл в себе силы сражаться с природой этого места. Вспоминать то, что окружало его в повседневности и не важно, что его связью с реальностью стали обложки комиксов и отцовские чудачества на Хэллоуин. Они наполняли его жизнь, жизнь Брюса Уэйна Кармоди и он не собирался отдавать её ледяной пустыне чьей-то больной фантазии.  — Неужели это тот, кто побывал в Стране Рождества и вернулся оттуда? — Поинтересовался мурлыкающий голосок за его спиной. Высокий девичий голос. Уэйн, сдерживаю дрожь, обернулся. Позади него стояла хрупкая, костистая девушка с длинными волосами оттенка спелой пшеницы, сбитыми в колтуны, которые придавали ей вид деревенской ведьмы. В ту пору, когда Венди удирала от своих проблем в кукурузные поля, она носила джинсовый комбинезон и клетчатую рубашку. Девушка часами пряталась в кукурузе, думая о месте, где нет насилия, где нет домогательств и угроз смерти. Остатки синей ткани распадались на нити на бёдрах и коленях, придавая ей вид пугала. Она была красивая… Именно была — сейчас, с прозрачной, как фарфоровая эмаль, кожей, с ярко-алыми губами и бесцветными глазами она ужасала. Венди протянула к Уэйну руку, подразнивая его, и оцарапала своими длинными загнутыми ногтями. Её ноздри на тонком точеном носике раздулись, улавливая запах крови.  — Уэйн… Хочешь поиграть со мной? — Уэйн не успел опомниться: его тело сковал ужас от вида своего ночного кошмара наяву. Теперь он точно знал, что всё, что он помнил не являлось шоком или постравмой, он был здесь… Он представлял из себя такое же чудовище, как эта девушка. Он смог преодолеть это проклятие. У него есть особый дар, называемый любовью — любовью Вик МакКуин, которая отдала жизнь за него и отправила старого вампира в ад. В этот раз они завершат начатое.  — Всё мужчины моей мамочки хотели поиграть со мной!!!  Девушка не контролировала себя. Её смех звучал как бубенцы Jingle Bells, но этому никто бы не обрадовался.  — И каждый грязный мальчишка пытался сунуть мне что-нибудь между ног… Хотя бы свои пальцы! Ты тоже хочешь этого, Уэйн Кармоди? — Она подходила к нему, призывно двигая бедрами, а Уэйн пятился назад, оставляя между ними зазор в пару футов. С щёки, оцарапанной девушкой, на снег упала капелька крови, из-за чего она практически пришла в экстаз.  — Теперь я могу поиграть с вами… Со всеми вами, кто пытался меня коснуться. Она изогнулась, подобно кошке и приготовилась напасть. Уэйн побежал изо всех сил. Его ноги вязли в снегу, а вампирша — если раньше Уэйн сомневался в мистической природе детей Чарльза Мэнкса, то рядом с этой невестой Дракулы он убедился в этом окончательно, — плыла следом. Вендидвигалась легко, не оставляя на снегу следов. Для неё происходящее обернулось игрой, в которой она не могла проиграть — слишком долго ей хотелось вкусить крови, отомстить за то, что с ней делали в прошлой жизни. Макс заметил основание чёртова колёса и первой реакцией стала мысль о галлюцинациях. Видение в видении, сон во сне. Он и так находился в иррациональном мире, не поддающемся логике обычного человека. Вторая мысль навела его на рассуждение о западне. Тщательно подстроенная теми тварями, в которых мутировали подростки, западня. Не сбавляя скорости, Макс начал распутывать в кармане проводок, ведущий к взрывчатке. Детонатор. Он должен оставаться в его кармане, пока Макс не развернется в обратную сторону и не пробежит обратное расстояние. За провод Макс не переживал — разрезать его не представлялось возможности. Он переживал, что ему придётся взорвать это место, заранее не убедившись, где его друзья. Рация перестала работать спустя десять минут его пребывания в инскейпе. Основание аттракциона накрыло его своей тенью и Макс увидел их, тех, кто обитал в этом месте. Рекс Кроун ощутил изменение в пространстве. Макс пришёл за ним. Он ненавидел своего брата, он желал его смерти — это желание культивировалось в нём его изменённой природой и застарелыми обидами. Рекс не велал, как давно умер их папаша. Он ждал расправы над близнецом. Макс обязан поплатиться страданиями. Он не заслужил обычной, нормальной жизни, пока Рекс прозябал здесь. Рекс загибался от ломки, от голода и холода, он не сообразил, что с ним произошло. Привык считать, будто он умер и переместился в чистилище. И чистилище Рекса станет могилой его беспечному брату. Рекс махнул рукой, подав сигнал Браю — пора. Свежее мясо само шло к ним. Рекс подозревал наличие союзников у Макса. Упыри заранее разделились, оставив умирать самого слабого из них. Он не хотел вести охоту на тех, кто придёт к ним. Броуди стал жертвой Венди и Рекса, которые не могли противостоять изменениям в своём организме. Брай ещё держался — верил, что рано или поздно они смогут оказаться в наружности. Они забрались на остатки колеса обозрения  и поджидали Макса Кроуна. Рекс заприметил его: тощую фигуру в кожаной куртке, бегущую настречу им. При прошлой их краткой стычке Рекс сумел укусить своего брата и вкус его крови сильно отличался от вкуса крови Броуди. Он пришёл с той стороны. Насыщенный, тёплый, с привкусом меди и запахом мёда. Рекс будто снова оказался в Техасе, где жаркий воздух под солнечным светом имел такой запах — мёда и меди, он жаждал напиться этой солоноватой жидкости. Макс обрадовался, что упыри решили, что именно он представляет из себя наибольшую опасность и не напали на Уэйна или Нику вдвоём. Он приметил два силуэта, забравшихся на конструкцию высотой десять футов. Не слишком высоко. Когда Макс увидел, кто его подстерегает, его сердце пропустило очередной удар. Этот отощавший силуэт с торчащими во все стороны перьями тёмных волос Макс без труда узнал бы в любых обстоятельствах. Ещё каких-то пять лет назад он выглядел идентично. Только Макс повзрослел, а вот его брат, подобно ребёнку из Неверленда, так и остался подростком. Угловатым, жилистым, с длинными мышцами, в слишком большой для него толстовке и шортах. Макс на минуту воспринял его нормальным парнем, с карими глазами и слегка обдолбанной усмешкой. Но тут его брат пошевелился и разрушил иллюзию. Макс заметил окровавленные зубы-крючья — да, зубы у Кроуна тоже не слишком ровные, но эти зубы напоминали инструменты для истязаний; глаза лишились малейшего намёка на карий оттенок. Прозрачные, как вода — сквозь них просвечивали капилляры. У этого создания в венах текла чёрная кровь — на шее и висках набухли жилы от ярости и Макс различил чёрные полосы под бледной кожей. Второй упырь оказался темнокожим и больше всего напоминал серый лист картона. Он выглядел крупнее и шире в плечах, чем сам Макс. Он был сильно выше, но легче фунтов на семьдесят. Но даже так, эти двое упырей больше напоминали братьев, чем Рекс и Макс теперь. Макс не должен давать чувствам волю. Перед ним сидел на переклалине не его брат, а снежный упырь, который горел желанием впиться ему в горло. Макс разозлился, ненависть к этому месту, к его создателю, к тому, что становилось здесь с людьми, завладела им.  — Эй, снежные ублюдки! Ловите! — Макс на рывок отбросил мешок с АНФО. Из кармана его куртки потянулся провод — практически не заметный. Мешок с дерьмом взлетел и пролетел несколько футов и скатился по пригорку, на котором стоял Макс. Он не стал спускаться в низину, оставив себе фору — упыри спрыгнули с десятифутовой высоты и побежали вслед за Максом, который бежал так, словно всю жизнь участвовал в марафонах, а в его кармане разматывалась катушка с проводом.