Поколение богов

Он всегда был таким… Безумным и жестоким. Нелюбимым ребенком своего великого отца. Кажется, это будет его вечным проклятием. Сначала он пытался заслужить отцовскую благосклонность, но ни одна маска не сможет скрыть его истинную суть. Война настойчиво звала его, и он срывался, несясь туда, где раздавались бряцанье оружия и воинственные крики, чтобы почувствовать запах металла и кровь на своих руках. Словно в насмешку над ним родилась Афина, словно пример того, кем он должен был стать, но так и не стал. Афина была до тошноты правильной, честной и справедливой, из-за чего при виде ее высокомерного взгляда, взирающего на него как на ничтожество, желание вцепиться ей в шею и сломать ее становилось почти невыносимым. Но самым раздражающем было в сестре то, что она всегда побеждала. Не то чтобы он был слабее ее, но когда на стороне твоего заклятого врага Зевс, то проигрыш ожидаем. Единственное, что утешало — Афина была женщиной. Из-за этого крохотного недостатка она все еще не могла тягаться с ним. Еще одним утешением была Афродита. Это не любовь, и вряд ли он вообще может испытывать что-то подобное, но с Дитой было хорошо. Всегда на его стороне, она никогда не пыталась его оскорблять или как-то принижать, или того хуже — жалеть. Она всегда была рядом. Возможно, у них было что-то общее. За очаровательной оболочкой Диты скрывалось такое же затаенное безумие, которое плескалось у него в глазах. Кто сказал, что любовь — это не война? Хотя, у Диты была одна неприятная черта — ветреность. Она в любой момент могла сбежать в мир смертных и найти очередного возлюбленного. Проблема, впрочем, решалась легко — жизни людей так хрупки… Поэтому Афродита всегда возвращалась к нему. Потом появился Геракл. Тот самый долгожданный, лелеемый, любимый сын Зевса. Чертов выскочка, появившийся из неоткуда и заслуживший всеобщую любовь!.. За что? Он же ничего из себя не представляет! Такой же смертный, как и тысячи других. Но почему-то его выделяли. Дошло до того, что его сделали богом. Какая радость. Единственное, что немного успокаивало — Гера тоже терпеть не могла Геракла. Впрочем, и она вскоре сдалась. Возможно, именно этот момент стал началом конца. Низвержение богов. Он был даже рад. От блистательного Олимпа уже сводило зубы, от мерзких улыбок окружающих хотелось вырвать глаза, от громких шепотков хотелось крушить. Далеко не он один был грешен, но почему-то все грехи скидывали него. Небеса уже давно пропитались обманом. Им необходимо было положить конец. Мир людей сыграл с ним злую шутку. Душа раскололась, словно ударилась об слишком твердую землю. Он потерял покой. Не было больше того Ареса, зато появились Арес-человек и Арес-бог. Конечно же, другим он об этом никогда не расскажет (хотя Аид, наверное, давно догадался). Сначала это не приносило много проблем. Арес-человек крепко спал в глубинах сознания, пока Арес-бог вершил свои кровавые дела. Тем не менее, он всегда знал, чувствовал, что его человеческая сторона души все еще жива. Он боялся ее пробуждения. История имеет свойство повторяться. Через много лет давно забытое прошлое снова дало о себе знать. И вот у него снова отец, который смотрит на него свысока с холодным безразличием, бесконечные упреки и требования, и, казалось бы, он снова обречен на удушающие одиночество и безумие. Но что-то идет не так. Арес-человек вдруг просыпается и меняет все. Бог, конечно, в ярости: как смеет второй, слабый и немощный, брать контроль над телом?! Как он вообще смеет существовать?! Но он наблюдает: у Ареса-человека внушительный список побед, неожиданно хорошие (почти дружеские) отношения с другими богами и счастливые воспоминания о юности — все то, чего не было у бога. И бог отступает, решая, что пока все идет таким образом, он не станет вмешиваться. В голове всплывают давно похороненные мечты из первой жизни, которые вдруг обретают реальность. Потом в идеальную картину вписывается Куроко. Он сделал это также, как делал все в своей жизни — вошел в нее тихо и незаметно. Черт знает, что заставило Ареса тогда вмешаться в судьбу постороннего человека и ввести его в их круг. Тецуя был другим. Просто не таким как все. Неограненный алмаз, не осознающий свою силу. Казалось, за непримечательной внешностью скрывалась огромная тайна. Аресу захотелось ее разгадать. Хотя, сколько бы он ни бился — не приблизился к ней ни на шаг. Наверное, именно поэтому Куроко даже сейчас привлекал все его внимание. Но всему приходит конец. У Ареса-человека был всего один недостаток, ставший роковым — он все еще не мог противостоять другим богам. Опасность заставила Ареса-бога проснуться и взять ситуацию под свой контроль. Теперь уже навсегда. Плохая, наверное, была идея: поддаваться подобной слабости. Он все еще не может позволить кому-то превзойти его. Особенно после исчезновения его ненавистной сестры. Все возвращается на круги своя. Война вновь захватывает его жизнь, требуя все больше жертв. Нынешние противники слишком слабы, чтобы утолить его голод. Единственный выход — самому развязать кровавую войну, притом не между смертными, а между богами. Впрочем, сделать это не так сложно. Боги всегда были склонны к войне, и это давало Аресу власть над ними. Безумие заразительно. Ракузан словно специально была создана для него. В стенах школы власть Ареса абсолютна. Все люди и даже боги, обитающие там, были полностью покорны его воле. Там Арес создал свою новую непобедимую армию. Хотя… ей определенно чего-то не хватало. Или кого-то. Арес почему-то почувствовал необходимость в Куроко. Ощущать его за своей спиной стало привычкой, от которой ему уже не избавиться. Чувство неправильности и неполноценности снова начало мучить его. Внутренний раскол вновь давал о себе знать, сводя с ума, хотя во времена Тейко Арес уже почти забыл о том, что давно не целостен. Лучшим выходом стало найти замену. Как ни пытался он себя убедить, что Маюзуми достоин занять место Тецуи, пропасть между этими двумя была слишком велика. Но Чихиро мог слегка притупить мучительное чувство, и поэтому Арес продолжал возиться с ним. Долгожданный день пробил. Присутствие Куроко успокоило. Конечно же, он знал, что Тецуя не собирался бросать баскетбол и вступил в борьбу наравне со всеми, но Арес верил только себе и своим глазам. Думать о том, что было бы, если бы Куроко отказался от их прошлого и от них всех, не хотелось, во всяком случае, ничем бы хорошим это не кончилось. Тут же появился Кагами Тайга: не иначе, как сама судьба их сегодня столкнула. О нем Арес тоже уже был наслышан. Он смотрел на Тайгу долго, но так и не нашел для себя угрозы. И его опасаются остальные из Поколения Чудес? Жалкое зрелище! В Сейрин достойной угрозой был только Куроко. Но принцип не позволял ему просто отпустить Кагами, если тот и вправду являлся Гераклом. Хватка была поистине железной, глаза напротив — слишком знакомые. Кажется, он ошибся, и в Сейрин есть и другие персоны, достойные внимания. Когда он вернется в Ракузан, то обязательно исправит свой просчет. Афина смотрела на него своим фирменным грозным взглядом, что разнилось с ее нынешним телом: тонким и угловатым. Он даже ей сочувствует. Слегка. Судя по растерянному взгляду, сестра ничего не помнит. Теперь, когда она была совершенно одна, без былой силы и поддержки в виде отца, сломать ее будет проще простого. Судьба наконец предоставила ему шанс расквитаться со своими врагами: с жалким смертным, который не должен был рождаться, с высокомерной сестрой, которую всегда ставили в пример, с Куроко, который отказал ему и бросил вызов. И сосредоточение его гнева — Сейрин. Сразиться с Аидом было… интересно. Словно отдать ему должное. Из всех богов, кроме Диты, именно Аид лучше всех понимал его, ибо война и смерть всегда шли рука об руку. Тем более, у них с дядей схожая судьба — Аида тоже никто не принимал, а собственный брат и вовсе запер в Подземном царстве, словно избавился от извечной головной боли. Аид изменился. Это слегка разочаровало Ареса. Владыка Подземного царства вдруг проникся симпатией к людям и стал их защищать: смех и только. Не верилось, что Аид мог настолько смягчиться, но увиденное не развидеть, и все факты были налицо. Аид считал, что это поможет ему стать сильнее, позволит противостоять ему, Аресу, и, стоит признать, бог войны почти напрягся. Но его план был идеальным, а победа неизбежной. Шутоку — лишь пропускной пункт перед конечной целью. Их противостояние казалось судьбоносным, а битва — решающей, словно ее исход должен был решить абсолютно все. В первую очередь конфликт людей и богов, тянущийся еще из древности. Видеть Куроко сломанным прекрасно. Удовольствие растекается по телу, разум ликует — он наконец-то отомщен. Глаза кричат: Вот что бывает, когда мне отказывают. Вот что бывает, когда мне противостоят. Он уверен, после этого матча Тецуя наконец-то откажется от своих принципов и займет свое законное почетное место — за спиной Ареса, став, как и в прежние времена, его поддержкой и принеся долгожданное успокоение. Разбитый Кагами чудесно дополняет картину, как финальный штрих — смотри, насколько жалок тот, кого ты выбрал. Сейрин еще пытаются трепыхаться. Ему смешно. Глядя на то, кого выставляет против него Афина, ему снова становится почти жалко ее: наверное, сестра от отчаяния сошла с ума. Впрочем, этим так называемым «героям» ни за что не сравниться с теми, кем они когда-то были, не то что с богами. Но Аресу чудится в таинственных глазах Куроко надежда. Это почти выбивает из равновесия. Он недооценил Тецую. Или переоценил себя. Во всяком случае, итог один: Маюзуми разбит в пух и прах, остальных давят, а образ его сокрушительной победы медленно крошится от данков Кагами, который словно сорвался с цепи при виде призрачного шестого игрока. Наконец он ощутил эту божественную силу. Но он не был бы собой, если бы не допустил такого исхода. И даже на этот случай имеется идеальный план. По правде говоря, он никогда и никому, кроме себя, не доверял и ни на кого не надеялся. Арес мог справиться со своими проблемами сам, и только одно останавливало его от этого: он не хотел тратить свою божественную мощь на что-то недостойное этого. Зачем, если можно поручить это кому-то другому? Силу бога войны достойны видеть лишь избранные. Он не считал Сейрин теми самыми «избранными». Но сейчас Арес пребывал в таком бешенстве, что был готов поступиться своими принципами и уничтожить всех находящихся на поле. Противников — за то, что осмелились противостоять ему, союзников — за слабость. В мире Ареса достойны жить лишь те, кто достаточно сильны и достаточны верны ему. И все же в глубине было восхищение Куроко. Откуда выдержка? Как ему удается зажигать огонь жизни в этих слабых порочных сердцах? Почему надежда никогда не покидает его? Арес столько раз ломал его, но Тецуя, словно феникс, каждый раз восставал из пепла. Ему почти жаль, что в этот раз Куроко вряд ли воскреснет вновь. Почти жаль, что он более не увидит этого огня. Сила бежит по жилам раскаленным железом, заполняя тело, затуманивая разум, закрывая глаза алой дымкой. Жажда крови почти невыносима. Безумие правит балом. Такова была его суть и такова была плата за силу. Куроко… Куроко… Почему всегда именно он оказывается на пути?! Дымка исчезает, осознание реальности оглушает и обезоруживает. Он… проиграл? Даже с подобной силой — проиграл? Но это невозможно! Это противоречит всем законам мира! Вся сила вдруг становится пеплом — пустым и бесполезным. Слабость накатывает со страшной силой — кажется, он рухнет прямо тут, сломленный и поверженный. В ушах стоит звон, глаза ничего не видят. Полное отсутствие понимания происходящего. Он не слышит, как тренер говорит о замене, не видит испуга в глазах сокомандников. Проиграл… Проиграл… Боль отрезвляет. На секунду кажется — перед ним Куроко, но на деле оказывается всего лишь разозленный Маюзуми, гневно орущий ему в лицо поток оскорблений. Половину он не разбирает, но понимает одно — он не имеет права отступать сейчас. Все эти люди… Так или иначе, он взял за них ответственность. Выбросить их из своей жизни словно мусор в такой момент — не станет ли он таким образом похож на своего отца? Но у Акаши-бога более нет сил на сражение. Зато они есть у Ареса-человека. — Одолжите еще раз свою силу. В этот раз он не проиграет. Ведь теперь он не один. Но судьба в лице Куроко мягко, почти по-матерински улыбается и грустно качает головой. — Твое время прошло. Теперь время сиять новой звезде. Осознание приходит слишком поздно.