Шпана

Наученная горьким бездомным опытом, Тереза давно выучила расписание локального монастыря. Обычно это знание пригождалось ей в поисках тёплого обеда или места, где можно было переждать особенно суровый холод. Ну вот сегодня оно пригодится ей для похищения антикварного сундука, всякое в жизни бывает. В церковном здании шла очередная месса, до Терезы гулким эхом доносились старые песнопения. Добряк Гарри все эти ритуалы никогда не пропускал, значит, келья его сейчас пустовала. Сердце попыталось было отозваться стыдом и неуверенностью в ответ на мысль об ограблении безобидного старичка, но той странной тётке с чудным именем сундук был нужен явно сильнее, чем католическому служилому, да и заплатить она, судя по её внешнему виду, могла побольше. А это означало еду, ночлег и хотя бы пару спокойных дней вкупе с призрачной возможностью не простыть под этими нескончаемыми, чтоб их, дождями. В конце концов, Гарри тоже этот сундук не в подарок получил, так что плохого в том, чтобы передать его в руки изначальных владельцев? Успокоив собственную совесть этим низким приёмом и не давая себе шибко задумываться над заданием, Тереза мышкой скользнула в пристройку монастыря, где находились личные помещения. В этом было преимущество монастырей перед магазинами: не было ни закрытых дверей, ни камер, ни охранников. Всё на честном слове и добрых принципах, как эти люди вообще выживали? Дверь в келью Гарри была и вовсе приоткрыта. Тереза даже остановилась, нахмурившись: не хватало ещё, чтобы он сам был на месте, тогда за три минуты управиться не получится. А заставлять ту женщину ждать почему-то не хотелось. Странное было чувство. Будто какой-то внутренний голос, дрожа от нечеловеческого страха, советовал ей, что этого делать не стоит. Тереза аккуратно, чтобы её не было видно, заглянула в щель между каменной стеной и старой тяжёлой дверью. Нет, крохотная каморка была абсолютно пустой, и только открытое узенькое окошко под самым потолком давало хоть какой-то свет. А ещё прям через него на старый дубовый стол попадали крупные дождевые капли — пара бумажек уже успела промокнуть. Гарри, при всей его доброте и, в целом-то, благости, был ужасно забывчивым. Поэтому и дверь приоткрыта, и окно нараспашку. Сундук лежал на столе, запертый. Замок даже на вид был мудрёный, Тереза сомневалась, что её старой заколкой получится его вскрыть. Впрочем, это уже не её ума дело. Она скользнула внутрь, прислушиваясь к любому шороху за своей спиной, взяла сундук и сунула его в передний карман кофты. Если что, всегда можно прикинуться дурочкой и сказать, что это она хлеб с собой таскает. Вытянутой квадратной формы хлеб, подумаешь. Итак, сундук у неё, можно возвращаться. Тереза шагнула к двери и уже взялась за тяжёлую металлическую ручку. Затормозила, крепко сжав пальцы. Вспомнила, с каким искренним теплом встречал её Гарри, если им случалось пересекаться, как он живо рассказывал истории из жизни ей и прочей беспризорной шпане, которая часто ошивалась поблизости. Обернулась. Дождь продолжал тяжело барабанить по столу, и влага уже потихоньку подкрадывалась к томику какого-то очередного святого писания. С тяжёлым вздохом Тереза вскарабкалась на стол, промочив колени, — иначе ей было не дотянуться — и захлопнула крошечное окошко. После чего неуклюже спустилась, отодвинула всё бумажное от пролившейся воды, стряхнула часть на каменный пол, чтоб не портить дерево. Теперь у неё мёрзли мокрые руки, блестяще. Тщательно хлопнув за собой дверью, Тереза выскочила наружу и преувеличенно спокойным шагом двинулась к воротам монастыря. Дождь нещадно хлестал её по плечам, спине и непокрытой голове. Песнопения, ничуть не изменившиеся по форме и звучанию, летели ей вслед и по всем правилам должны были вызывать чувство страшной вины и немедленное желание вернуть несчастный сундук обратно. Тереза вину не чувствовала и возвращать это старьё не собиралась. По её скромному мнению, единственное место, куда эту вещицу стоило бы вернуть, так это в ломбард, там такого дряхлого непонятно чего сколько угодно. Вельзевул — ну разве не странное имя? — и в самом деле ждала её, покуривая сигарету. От сигареты почему-то поднимался красный дым, а не обычный бесцветный, но Тереза слабо разбиралась в табаке, поэтому предположила, что это какой-то особенный состав, и перестала обращать на это внимание. — Держите, этот? — она вытащила сундук и протянула его женщине. Та с видимым облегчением выдохнула и, отбросив окурок — так, что он сгорел ещё в полёте и коснулся земли уже пеплом, видимо, какое-то экологическое изобретение — забрала у неё почему-то важную ношу. — Да, он, — она вдруг прищурилась, и Терезе стало самую малость неуютно под взглядом нечеловечески тёмных глаз, в которых невозможно было отличить радужку от зрачка. — Не боишься у церковников-то красть? Страшный грех, между прочим. — Даже если бы боялась, раньше надо было думать, — пожала плечами Тереза и с удовольствием сунула руки в освободившийся карман. — А в грехи я не верю. Да и вообще, он же не церковный. Я просто вернула его владельцам. — Вот как? — Угу, — капля дождя с размаху шлепнула её по лбу. Пришлось всё же натянуть мокрый и оттого противный капюшон. — Ладно, я пойду. То же самое чувство, велевшее ей поторапливаться с возвращением, сейчас мягко и ненавязчиво намекало, что можно отчаливать куда подальше, желательно тоже побыстрее. Тереза не привыкла игнорировать собственный инстинкт самосохранения. — Да, пожалуй, — Вельзевул вдруг щёлкнула пальцами. — Вот. Держи. В её руке будто сами собой образовались две банкноты. Тереза предпочла подумать, что это была невероятная ловкость рук, и спокойно взяла деньги. — Спасибо. Вы обращайтесь, если вам ещё что-то понадобится найти. Я быстро бегаю. — Непременно. Тереза сделала какой-то абстрактно дружелюбный жест руками и уже собиралась было отвернуться и бодро направиться в сторону ближайшего сетевого фастфуда, чтобы впервые за неделю поесть что-то горячее, когда звонкий голос Вельзевул остановил её посреди движения: — Тереза, минуту, — чёрт. — Ты разве не должна быть в какой-нибудь… Школе? Или как там называются нынче места, куда вас сдают на хранение родители? Даже не просто чёрт — дьявол! Тереза развернулась с самым невинным выражением лица, на которое была способна. Ладно, раз она решила поинтересоваться, то ещё никуда не позвонила и сюда не мчатся люди из служб опеки, может, она вообще просто спросила, чтобы успокоить собственную совесть и пойти по делам дальше, все взрослые так делают. Это ничего не значит, ничего не значит, надо придумать что-то, чем она обычно отбрехивалась от волнующихся прохожих по вечерам… — Так лето же! — над их головами словно в подтверждение её слов прогремел гром. — Каникулы, всё такое. Вот я и гуляю. Ведь все нормальные дети гуляют по подворотням и воруют сундуки из монастырей. Хотя Вельзевул не походила на человека, который знает многих детей. Она вообще не выглядела шибко общительной. И — словно метафорическая гроза прошла над буйной головой Терезы — Вельзевул кивнула, не сводя с неё пристального и слишком светлого взгляда. Дальше сценарий был уже примерно известен: сейчас они попрощаются ещё раз, разойдутся, и минут через пять Тереза будет спокойно поедать свой дешёвый бургер, запивая его не менее дешёвым чаем, а Вельзевул заниматься своими важными делами, связанными с ломбардом и старыми сундуками. Всегда всё так и заканчивалось. — Ладно, — слабые ноты сомнения ещё звучали в голосе Вельзевул, но угроза звонка в надлежащие отделения, всегда висящая над Терезой, уже миновала. — Не задерживаю. Намёк Тереза поняла. Снова махнула рукой, повернулась на каблуках и пошла в противоположную сторону от своей таинственной пятиминутной знакомой. Руки она спрятала в центральный карман и крепко сжала в пальцах деньги. Ради этого она бы стащила ещё пару старых сундуков откуда угодно. Подворотня вывела её на довольно широкую улицу. Тереза влилась в людской поток и беззаботно поплыла по течению. Спустя несколько минут размеренного движения она вдруг остановилась — перед ничем не примечательным старым зданием стояли полицейские автомобили, всё вокруг было перетянуто лентами. И разумеется, процентов двадцать из движущейся людской массы останавливалось для более подробного изучения места происшествия — то есть поглазеть. — Что случилось, вы не в курсе? — взволнованно переговаривались вокруг крайне активные граждане. Над толпой стоял ровный гул. — Да говорят, ограбление, — вырвался вдруг из общей массы чей-то деловитый мужской голос. — Сейф какой-то вскрыли. — Изнутри! — добавил крикливый женский. Понятно, дальше можно не слушать. Тереза стала мужественно пробиваться к выходу из толпы, умело орудуя плечами и собственным небольшим ростом. Дискуссия на увлекательную и несомненно близкую собравшимся по профессиональной ориентации тему «как изнутри открыть сейф» разворачивалась за её спиной со скоростью, близкой к сверхзвуковой. Тереза даже до края скопления не успела добраться, когда в воздухе, словно пистолетные выстрелы, прозвучали первые оскорбления: в скудоумии и крайней ненаблюдательности. В более красочных выражениях, конечно. Вот вроде взрослые, а безнадёжно глупые люди, думала Тереза с подобием жалости: ей-то ладно, а им ведь жить ещё с такими мозгами. Ну в самом деле, какой дурак подумает, что охраняемый банковский сейф можно вскрыть изнутри? Особенно учитывая натыканную повсюду электронику и несколько слоёв безопасности. Вывод? Это просто невозможно, а полицейские и всевозможные гражданские активисты просто не в ту сторону копают. И так, полностью уверенная в своей правоте, Тереза свернула в сторону ближайшей кафешки.