Шпана

Шумерские тексты забрали из бесконечной жизни Вельзевул и Дагон — больше специалистов не нашлось, а доверять невесть кому не хотелось — несколько долгих дней, проведённых над старыми свитками. Демоны не знают людских болезней, но спина у Вельзевул болела до сих пор, а Дагон вот уже второй час лежала на соседнем диване, положив на глаза ватки, пропитанные чаем. Неизвестно, из какого века и из какой глуши она вытащила это чудо народной медицины, но судя по блаженному её выражению лица и здоровому поблескиванию чешуи на щеках, метод помогал. — Так как, говоришь, ты вытащила их из церкви? — поинтересовалась Дагон. — У меня от этой святости плавники меж пальцев сохнут. — Я не вытаскивала, я похожа, по-твоему, на Кроули? — байка про полезшего в церковь за своим ангелочком Эдемского змея была известна во всех низших кругах ада, Люцифер, помнится, хохотал так, что на головы пары сотен грешников сверху успешно рухнули сталактиты. Да на самом деле там максимум четырёх зашибло, Вельзевул опять приукрашивает. — Смертному повелела, и всё. — Через сколько он будет наш? Вельзевул перестала задумчиво перебирать меж пальцев сигарету и зажгла её наконец, выпустила в воздух красный ядовитый дым. — Не завтра и не послезавтра. Между ней и Дагон это означало «практически никогда». Последняя приподнялась на локте, отлепила одну из ваток от своего лица, подняла третье веко и внимательно уставилась на Вельзевул крайне заинтригованным правым глазом. — Как так? Громадные мухи вокруг и гнойные язвы на лице не обеспечили тебе мгновенную бесконечную преданнность? — Я без этого, Дагон, ну прояви ты уважение. — Ого, — ответила ей Дагон, князь преисподней, верховный демон, многотысячелетняя опасная тварь. И замолчала. Не просто замолчала. С каким-то намёком замолчала, просто молчать умели только подвластные ей чёртовы рыбы. Вельзевул, разозлившись, выдохнула алое пламя вместо дыма. Потолок в очередной раз слегка подкоптился. Ненадолго повисла тишина. — Ну что ты хочешь от меня услышать, з-з-зараза! — не выдержала Вельзевул. — Да ничего, — пожала плечами Дагон. Тоже с каким-то намёком. — Ну может, как ты жужжишь смешно. Когда в следующий раз наверх? Вельзевул уже приготовилась взвиться чёрным роем и устроить драку не на жизнь, а на смерть — как тогда, в четырнадцатом веке; помнится, они в итоге развоплотились и как два идиота собирали себе новые воплощения — сами, долго и унизительно, потому что Люцифер сделал вид, что не знает обоих, и самоустранился от ликвидации последствий. Эти тела продержались до сих пор. Но нежелание повторять этот мучительный процесс сотворения себе сосуда из плоти и крови — и только оно, ничего больше! — взяло верх. Вельзевул опустилась обратно в своё кресло и зажгла очередную сигарету. Дагон в течение всей демонстрации княжеской власти успела поменять старые ватные диски на свежие, пропитанные чайным кипятком, и возложить их на оба глаза. — Ближе к четвергу, вечером. Ты одна выдержишь? — Нет, устрою забастовку и сброшу Владыку с трона. — Не знаю, зачем я вообще с тобой общаюсь. — А с кем ещё? — философски заметила Дагон. Крыть было нечем. — Нет, ну хотя, конечно, у тебя теперь и на земле знакомств хватает... — Дагон. — Да? — З-з-заткнись. Дагон подняла руки и действительно замолкла, целиком уйдя в медитацию под своими чёртовыми чайными ватками. Вельзевул погасила сигарету об чьё-то прошение об отпуске и вернулась к работе. Офисный стол соправителя Ада напоминал вавилонскую башню в нескольких шагах от завершения — центральная стопка бумаг, основанием которой служили толстые пергаменты родом века так из двенадцатого, почти касалась новомодными лакированными страничками потолка. Справа и далее от основной конструкции возвышался местный аналог горы Эльбрус — статистика рабочих областей, следом шла выполненная с глубоким уважением к размерам оригинала копия всей горной цепи Гималаи — приказы и распоряжения крайней важности, и, наконец, с левого края скромно примостилась Эйфелева башня из разноцветных стикеров — записки лично Люцифера. Что тут говорить, адская документация была адской в самом прямом смысле этого слова, несмотря на то, что бюрократию как явление изобрели ангелы, чем по сей день невероятно гордились и что считали одним из самых благих своих творений. Вельзевул оценила их жестокость по отношению к давним врагам — сидеть круглыми сутками над статистикой и отчётностью было выше чьих угодно сил. Новомодная колонка в её кабинете покорно подстроилась под настроение хозяйки и включила что-то из классического. Вполне может быть, что композитор именно этой мелодии сейчас извивается ужом на раскалённой сковороде. Ах, ирония. Вельзевул наугад вытащила какую-то бумажку и углубилась в чтение. Она дочитала до пятой строчки, а потом увидела сочетание «католический монастырь». Всё. Дальше смысла читать не было, предыдущее содержание документа усвистало примерно туда, где уже томились какие-то административные проблемы, расписание на следующий квартал и задолженный Хастуру табак локального посева. Что-то в словах девочки — Терезы, неожиданно присвистало из забвения людское имя — не давало ей покоя. Социальная система смертных Вельзевул была знакома так же хорошо, как Люциферу была знакома детская психология. То есть, исходя из неначавшегося Армагеддона, незнакома. Но какие-то детали надземного быта она помнила. И в каждой из них родители позиционировались как основные защитники нетрудоспособной и не умеющей себя обеспечивать особи, порой чрезмерно хорошо выполняющие свою работу — ах, сколько потрясающе размашистых конфликтов, ссор и истерик родилось из этого определения! Сколько психологических проблем, которые волочились за несчастным недорослем годами до столкновения с приличным психотерапевтом и любовно передавались из поколения в поколение, как редкая генетическая зараза! Так вот, эти самые родители никогда бы не отпустили ребёнка гулять без прикрытия в виде странного круга неправильной формы, через который не проходила вода — зонт, кажется, или зонтик, попробуй разберись, в чём разница. Или без чего угодно, чтобы прикрыть голову — важный для людского здоровья орган. При этом словах Терезы не было откровенной лжи — если бы она была, на земле уже не было бы самой Терезы, потому что Вельзевул очень не любила, когда ей пытались открыто солгать. Однако и правдой её слова назвать никак не получалось. Поразительное явление. — Дагон. — Ты всё-таки решила попробовать мою чайную терапию? — немедленно отозвался её заместитель, последний компетентный на весь ад. Как показывала прямо сейчас практика, проблема кадров была болезненно актуальна не только в людских офисах. — Когда рехнусь окончательно, тогда и попробую, — отрезала Вельзевул. — Присмотри тут за всем, я сейчас. И переместилась наверх до того, как Дагон успела дать свой крайне уместный комментарий. Наверху по-прежнему лило, но теперь ещё хуже: мелкие капельки неслись с небес и, подхваченные ветром, летали по улицам противными влажными стайками, оседали на одежде и щекотали лицо. Вельзевул стёрла пальцем особо заметную гематому со щеки, усилием воли спрятала под кожей всех своих мух и огляделась. В стремлении поскорее выбраться из офиса, она прыгнула в первое вспомнившееся ей место, и это был один из центральных парков, где задерживали предателя Кроули. Внутренне содрогнувшись — образ сидящего в ванне со святой водой демона теперь надолго останется у неё в памяти — она понадеялась, что не встретит здесь мятежного сородича, и пошла по следам собственной энергии. Минуты через три ей надоело. Ближайшая дорога изогнулась чёрной ядовитой змеёй и жадно вгрызлась в цемент высокого офисного здания. Люди продолжали бегать по ней и по первому этажу, совершенно не замечая неожиданного ремонта. Вельзевул шагала вперёд, и перед ней искривлялись мостовые, проламывались древние кладки, затопило пару старых подвалов, в друг друга влетели два грузовика, один тут же взорвался... Дорога продолжала петлять. Она как раз проходила по какой-то нелепо освещённой улице поперёк людского потока, когда одна из выбравшихся наружу мух почувствовала знакомое присутствие. Вельзевул устремила взгляд сквозь людей — не очень приятное зрелище — и наткнулась на Терезу, невозмутимо шагающую ей навстречу — без зонта и даже без зонтика — и грызущую яблоко. Мух пришлось отзывать силой. — Тереза, — окликнула Вельзевул, когда они поравнялись. Чёрная дорога уступила место обычной кладке — часть прохожих споткнулась на ровном месте и продолжила движение в нескольких километрах от изначального маршрута. Некоторые этого даже не заметили. Вельзевул лишний раз уверилась, что Армагеддон со всеми его уничтожениями цивилизаций уже малость запаздывал. Сосредоточенно-суровый взгляд человеческого ребёнка — звучало как оксюморон — сосредоточился на ней, чуть посветлел: — Вельзевул! Здрасьте, — она изящно развернулась и пошла слева от демона. — Снова проблемы со старыми сундуками? — Нет, с ними всё прекрасно, — Тереза радостно улыбнулась — её правда обрадовала судьба старых шумерских предсказаний о власти тьмы над миром и парочки заклинаний для вызова напастей вроде средневековой чумы? Невозможный ребёнок. Они прошлись вместе несколько сотен метров. Тереза сосредоточенно грызла яблоко. Мухи Вельзевул жадно вились вокруг стремительно уменьшающегося сочного огрызка и вокруг константной по размеру детской сладкой плоти. Вельзевул выжидала. Терпение никогда не было её коньком. — Тебя ничего не смущает? — спросила она наконец, остановившись и щёлкнув за спиной пальцами. Людской поток теперь обтекал их, будто не замечая. Тереза тоже остановилась, прищурилась, внимательно оглядела её с ног до головы, отогнала от себя особенно обнаглевшую муху и задумчиво отгрызла от яблока очередной кусок. После чего пожала плечами. — Не-а. А должно? — Даже не знаю, — окрасила сарказмом голос Вельзевул. Хастур бы уже валялся в ногах и умолял простить ему его недогадливость. — Мухи? — А, это-то, — Тереза ловко зашвырнула огрызок в близстоящую урну. Мухи вокруг неё взвыли бы, если бы могли это делать, наблюдая за полётом остатков сладкой мякоти. — Да чего их бояться, они обычно безобидные. — Обычно? — Ага. Единственный раз, когда они напрягали, был когда они сидели на трупе и то ли размножались на нём, то ли ели его же. — Скорее всего и то, и то, — елейным голосом сообщила Вельзевул. Тереза сморщила нос: — Ну спасибо. Вельзевул хмыкнула, потом осознала, что хмыкнула, и тут же нахмурилась, пока никто не заметил это бездарное проявление слабости. А потом она ещё раз прогнала в голове произнесённую Терезой фразу. — И когда же десяти-с чем-то-летний ребёнок умудрился полюбоваться на трупы? — Тринадцатилетний. Интерес смешался с недоумением. Потом с озарением, если это понятие вообще было применимо к демону. Специфика рода человеческого — одна из многих и ещё далеко не самая идиотская — заключалась в очень странных манипуляциях с собственным количеством полных оборотов вокруг солнца. Пока молодые особи почему-то настаивали на конкретике, особи, разменявшие пятый десяток, кокетливо размывали свой возраст декады на две с лишним. Чёртовы люди, заключила Вельзевул, нельзя, что ли, всем одинаково думать? — Совсем другое дело. Так всё же? — Да всё как обычно, — Тереза вдруг свернула левее. — Вам куда, кстати? Вельзевул решила не раскрывать все карты. Не признаваться же людскому ребёнку, что она и на землю-то поднялась только затем, чтобы расспросить его о наличии родителей. В чём, учитывая новые подробности чужой короткой биографии, она уже сильно сомневалась. — Я просто гуляю, так что никуда. — Пойдёмте тогда в парк ближайший, там народу будет поменьше, — и, не дожидаясь ответа, Тереза свернула влево, уводя их всё дальше от толпы. Мудрое решение, учитывая, что какой-то глупец пару минут назад умудрился задеть её локтем и мухи Вельзевул уже почти выяснили, кто это был. Глядишь, и до дома сегодня доберётся без происшествий... Вельзевул вернулась вниманием к своему попутчику. Кофта у Терезы — та же самая — была насквозь мокрая, как и короткие, неровно стриженные чёрные лохмы. Наверняка это было холодно. И ещё это совершенно точно было противно. Вельзевул щёлкнула пальцами, отводя от них потихоньку усиливающийся дождь. Исключительно потому, что её мухам влага тоже не нравилась.