Шпана

Как показывает неутешительная мировая практика, если у тебя возникает одна, даже самая мизерная проблема, то вслед за ней обязательно материализуются ещё штук десять, гораздо более серьёзных. Увы, мы, демоны, тоже подвержены действию этого потрясающе несправедливого закона бытия. Вельзевул была в ярости. Теоретически любой мало-мальски приличный теолог заявил бы, что в этом нет ничего удивительного. Ведь демонам по профессии положено постоянно пребывать в ярости, равно как ангелам положено постоянно пребывать в безмятежности и покое. На практике же оба этих аксиоматических утверждения в корне неверны. Демоны, как и все живые существа, злятся, только когда им что-то не нравится. Ситуация с ангелами будет несколько потяжелее для объяснения, но там тоже всё далеко не так однозначно. Однако речь сейчас шла не об ангелах, а об одном конкретном — и, как уже было обозначено, дьявольски злом — демоне. Дробный стук сапог разносился по слабо освещённому коридору. Заложив руки за спину и расправив плечи, выпустив наружу суровый тропический рой плотоядных тварей, лорд Вельзевул вальяжно прогуливалась вдоль идеально ровной шеренги демонов. Муха на её голове сверкала на каждого жуткими алыми глазами. За происходящим, скрестив руки на груди и прислонившись к стене, внимательно наблюдала Дагон. Её напряжение выдавала чешуя, стремительно покрывавшая каждую чёрточку её лица и рук, не скрытых одеждой. — До меня дошли слухи, — заговорила Вельзевул, и несмотря на то, что она не кричала и не полыхала адским пламенем, все присутствующие вздрогнули и затряслись в коллективном душевном — или, напротив, бездуховном — порыве, — об усилении активности нашего офиса в Лондоне. Это надз-з-земье, для совсем идиотов. Я не давала на то приказ-з-за. Более того, — голос её приобрёл практически медовый оттенок, — я, каж-ж-жется, ясно сказала, что оставляю эту з-з-зону целиком з-за собой. Быть может, я выраз-з-зилась недостаточно конкретно?.. Кто-то всхлипнул. Дагон ощутила, как у неё непроизвольно заостряются зубы. Видите ли, первое и самое главное правило выживания в аду заключалось в следующем: если большие шишки стоят перед тобой и разговаривают спокойным и даже участливым тоном — можешь сразу составлять завещание, других рекомендаций не будет в силу их бессмысленности. Грохочущий голос из радиоприёмника, адское пламя в камине, спецэффекты родом из провального фильма девяностых годов, аватара размером с небоскрёб — всё это были отмашки, которые свидетельствовали о том, что начальству на самом деле абсолютно наплевать, что ты там натворил. А вот личное появление, этакий дружеский визит, было гораздо страшнее, потому что оно означало, что тобой по-настоящему заинтересовались после недавнего провала и теперь искренне хотели помочь тебе стать лучшим работником. Любой ценой. Вельзевул дошла до конца шеренги и эффектно развёрнулась на каблуках, хлестнув какого-то несчастного полой сюртука. Тот позорно сбросил хвост от страха. — Так вот, поз-з-звольте, я повторю ещё раз-з, — Вельзевул остановилась, и её рой остановился тоже, распределившись вокруг её головы плотным облаком. — Я з-з-запрещаю кому-либо из вас, моих дорогих и любимых подчинённых, — запрещённый приём, кого-то перестали держать ноги, — появляться в Лондоне. И если кто-то мою просьбу сочтёт уместным проигнорировать… Повисла зловещая пауза. По законам адской драматургии зловещая пауза призвана окончательно вывести из игры слабонервных и хорошенько насторожить упрямых, но при этом не должна стать передышкой для стоящих на краю нервного срыва демонов. Потому, по тем же законам, длиться она должна не более десяти секунд. Мне можно все тринадцать. Любимое число, понимаете ли. Спустя положенные десять секунд шеренга как по команде напряглась. Спустя двадцать — занервничала. Спустя полминуты некоторые особо умные и потому не особо долгоживущие начали переглядываться. Спустя сорок Вельзевул прекратила задумчиво изучать безбожно протекающий потолок и обвела всех выцветшими почти до белого фасеточными глазами. — То единственный дождь, который на них прольётся, будет дождём из чистейшей святой воды. Свободны, Дагон, разберись. И пошла прочь. На четвёртом шаге исчез под кожей угрожающий рой, на пятом сменилась на более присущую смертному миру одежда, на шестом Вельзевул звонко щёлкнула пальцами и пропала, будто её никогда в коридоре и не было. Дагон тяжело вздохнула и обратила застывший взгляд, какой обычно возникал у мурен, заметивших истекающую кровью дичь, на откровенно недоумевающую шеренгу. — Что, друзья мои сердечные, никак все уже месячный план выполнили и теперь премий ждёте? Шеренга моментально переоформилась в бесформенную толпу и поспешно растеклась по своим офисам, чтобы посплетничать подальше от дружелюбно оскалившейся Дагон. Последняя устало потёрла переносицу, сняв со лба золотую чешуйку. Скрытности Вельзевул было не занимать. Между тем, Вельзевул, быстрым шагом — потому что совершенно забыла про время с этими дурацкими организационными вопросами — подходившая к хорошо знакомому парку, и думать не думала о прерванной планёрке. Ей не нравилось пристальное внимание лондонских служащих не потому, что оно нарушало природный баланс добра и зла и прочую ерунду, нет, это обычно поднебесных волновало. Она переживала, что рано или поздно один из этих тружеников наткнётся — может, и не случайно — на Терезу. Или, ещё хуже, Тереза наткнётся на него. А Вельзевул, при всём её могуществе, может просто не успеть появиться вовремя. — Вельзевул, привет! — конечно, подкрадывающуюся из-за деревьев Терезу, шуршащую каким-то пакетом, Вельзевул заметила ещё минут пять назад, но решила не подавать виду. Обернувшись, она подняла руку, разрешая как обычно зябнущей Терезе уткнуться в тёплое пальто в знак приветствия. — Привет, мелочь. Как ты? — Как обычно! — уклонилась от ответа Тереза и запрыгнула на бордюр, оттолкнувшись от руки Вельзевул. — А ты? Она буквально лучилась каким-то непонятным предвкушением, которое расходилось от невысокой фигурки волнами. А ещё она буквально дрожала от холода, и Вельзевул невольно сжала в кармане ключи от раздобытой Асмодеем квартиры в одном из самых хороших и тихих районов Лондона. — Приемлемо, — хотя за новых работников с радостью кого-нибудь бы убила. — Что это у тебя? Тереза красиво спрыгнула и встала перед Вельзевул, не давая ей идти дальше по тропинке. Последняя скрестила на груди руки и выразительно уставилась на гарцующего ребёнка. — Ну что такое? — Помнишь, я тебе сказала про подарок? — и, не успела Вельзевул хоть как-то среагировать, Тереза продолжила: — Так вот, это тебе. От меня и Тарана. Слава Люциферу, Вельзевул успела рефлекторно сомкнуть пальцы на пакете, прежде чем слова мелкой полноценно отложились в её голове. — Тарана? — От него, — и Тереза гордо показала на сидевшую у неё на плече муху. Вельзевул попыталась разозлиться, что ей было положено. В итоге она бросила это проигрышное дело и позволила себе просто улыбнуться — не так, как обычно запугивала секретарей и Михаил, а искренне, как во время кофейных посиделок с Люцифером и другими князьями. Невозможный, невозможный ребёнок. — Ты назвала мою муху Тараном? — Ну да. А что, нельзя было? — Да нет, почему, — Вельзевул посмотрела на новоявленного Тарана. Таран посмотрел на неё в ответ и потёр передние лапки. — Оригинально. — Ага. Ты смотри быстрее! Тереза чуть ли не вибрировала от смеси волнения и радости, Вельзевул даже заволновалась, уловив чутким слухом её частящий сердечный ритм. Она опустила голову к пакету. Если бы подобную посылку передал кто угодно из коллег снизу, под каким угодно предлогом, Вельзевул бы её сразу сожгла. Но Тереза… Тереза — совершенно другое дело. Для удобства они уселись на чудом успевшую просохнуть после ночного дождя скамью — хотя, скорее, Тереза просто дотащила Вельзевул, потому что последней было всё равно, стоя рассматривать или сидя. Стоило ей извлечь из сундука муху-брошку с блеснувшими красными глазами, как в груди стукнуло сердце. Обычно оно этого не делало, потому что Вельзевул было лень контролировать процесс, и от неожиданности великий адский князь чуть не свалилась со скамьи, прижав к груди руку. Сердце продолжило упрямо колотиться. — Ты чего? — тут же заволновалась Тереза. — Всё в порядке, — выдавила Вельзевул, пытаясь привыкнуть к стуку где-то за рёбрами и очерчивая пальцем края аккуратно сплавленного металла. — Она очень красивая. Потоки счастья, исходившие от Терезы, мигом превратились в полноценный Ниагарский водопад. Сама Вельзевул там никогда не была, но на описание Асмодея было похоже. — А это, — Тереза положила на пакет футляр, — как тот стрёмный сундук, который я тебе таскала. Памятная вещица, всё такое. И в нём перья, потому что ты пишешь перьями. Вот. А ещё Тереза нервничала: протянутые к подаркам пальцы чуть подрагивали, и явно не только от холода. Вельзевул ещё раз осмотрела предложенное ей богатство, с любопытством осмотрела идеально заточенные, как она любила, перья, махнула рукой, пристёгивая брошь к загнутому лацкану пальто одним движением — Тереза улыбнулась с немалой долей облегчения, заметив этот жест. Людские традиции были странные, непонятные, подчас просто дурацкие. Все эти тысячи лет демоны успешно игнорировали достижения людской цивилизации в области праздников и прочей ерунды, считая это недостойным отвлечением от работы по низвержению Рая. И Вельзевул была в первых рядах тех, кто хмурился на каждое коммерческое объявление и искал способы эти праздники испортить. Она сама услужливо заставляла людей забыть поздравить дальних родственников, подталкивала под разные руки одно и то же платье при подготовке к вечеринке, что почти всегда оканчивалось грандиозной истерикой на самом событии… Но сейчас Вельзевул смотрела на собранный Терезой подарок: искренне собранный, не для галочки, не по акции — и не могла заставить себя придумать способ его испортить. Да и не хотела. И, Люцифер подери все эти смертные чувства, это было приятно. Так же приятно, как когда Тереза вместо криков ужаса и обвинений в обмане просто спросила, почему люди вокруг них только и делали, что предавались обжорству. Вот ведь… А всё Тереза со своим ужасным современным жаргоном, чревоугодию они предавались, а не обжорству! — Спасибо, Тереза, — серьёзно сказала Вельзевул. Обычно подобной искренности удостаивалась только Дагон, забиравшая у неё из расписания смену. — Это… Замечательно. Дьявол, какая отвратительная сентиментальность. Ну я бы так не сказал, конечно. — Да не за что, — улыбнулась Тереза и смущённо потёрла нос. — А то как же ты — без подарков… — И действительно. Вельзевул убрала пакет с сундуком в карман и на всякий случай прижала его ладонью, будто желая убедиться, что всё происходящее реально и подарок никуда не делся. — В кафе? — спросила она, нащупав резную крышку. — Ты буквально балансируешь на краю простуды. — Ой, да ладно тебе, — усмехнулась Тереза. — Я всегда так. И закашлялась: низко, с пугающей хрипотой в горле. Вельзевул невольно сжала ключи, почему-то оказавшиеся рядом с пакетом, ещё сильнее, едва не расплавив хлипкий металл. Хватит уже юлить, что она, боится, что ли? В результате она терпеливо дождалась, пока Тереза допьёт своё второе какао, и только после этого начала: — Тереза, нам нужно поговорить. Девочка напряглась моментально, сверкнув из полумрака кафе острым взглядом. — На улице всё холодает и холодает, и ты так рано или поздно точно разболеешься… — Не разболеюсь. — Тереза, зима будет ещё морознее. — Да ладно, я из Ситтингборна тоже зимой свалила, и ничего страшного, справилась! — Тереза предупреждающе ощетинилась, но Вельзевул всё равно продолжила. — Я не сомневаюсь, что справилась, но это всё равно опасно. Ты буквально при мне всё хуже кашляешь. — Я знаю, что такое банальная простуда, не надо считать меня обычным беспомощным ребёнком и… — Тебе нельзя больше оставаться на улице. Это произвело эффект. Тереза замолчала, будто захлебнувшись собственными возражениями, сжала кулаки. Вельзевул дала и ей, и себе время собраться, осознавая, что следующая фраза изменит навсегда и её собственную жизнь тоже, и уже набрала в бесполезные лёгкие бесполезного воздуха… Как вдруг Тереза заговорила сама, лихорадочно, злобно: — Я не пойду ни в какой детский дом!.. — как всегда, она не повышала голос, зато шипела хлеще раздражённого Кроули. Вельзевул нахмурилась. Нет, с чего вообще?.. Она же не об этом. — Тереза… — Не надо меня уговаривать, Вельзевул! Я в состоянии сама о себе позаботиться, безо всяких там служб, спокойно перезимую на складе, — она судорожно шмыгнула носом, и в упрямых тёмных глазах к собственному истошному ужасу Вельзевул увидела слёзы. Это выходило из-под контроля, и Вельзевул понятия не имела, что с этим делать. — Тереза, послушай... — Нет! — и впервые на памяти Вельзевул Тереза сделала что-то совсем необдуманное: с размаху хлопнула ладонью по столу и тут же поморщилась от боли. Вельзевул поморщилась вместе с ней. — Я разберусь со всем сама! Не нужно мне как-то помогать, не нужно, понимаешь?! — Ты меня даже не… Ураган продолжал бушевать, голос Терезы становился всё холоднее и холоднее. — Я думала, ты чем-то от них всех отличаешься. Классно, обожаю ошибаться! И, уже утирая свободно текущие слезы, Тереза вскочила. Вельзевул поднялась тоже, ожидая буквально чего угодно. Чего угодно. Но только не того, что Тереза ловко проскочит мимо неё и просто выбежит на улицу. — Тереза!.. Дьявол, стой! И всё же, когда Вельзевул, рваным взмахом руки стерев память персоналу и публике и вызвав у кого-то случайную шизофрению, выскочила следом, пытаясь унять чёртово никак не затихающее сердце, Терезы уже и след простыл. Словно в насмешку, на секунду от ветвистой молнии стало светло, как днём, небеса тут же разразились громом, и на землю посыпался первый осенний град.