Метро 2036: Изумрудный Город

Дрезина, ведомая работягами с помятыми «после вчерашнего» физиономиями, тихо катила в сторону Фрунзенской. Батищев-младший, которого, как выяснилось, звали Славой, взялся сопровождать Артёма – причём по собственной инициативе. - Отец не предлагал, сам вызвался. Проще будет заставы проскакивать – меня тут все знают. Я даже до Комсомольской несколько раз доезжал! - А зачем вам внутренние блокпосты? От «гостей» обороняться? - Скорее дань традиции. Фауна здесь относительно безобидная, летучие тараканы, кротокрысы, ну и обычные крысы, разумеется, да ещё шершавики – они сами людей боятся. А против Призрака Опера оружие всё равно бесполезно. К счастью, он только пугать способен, а больше вреда от него никакого. Ещё чуть ли не со сталинских времён бродит по Кировско-Фрунзенской. На других линиях замечен не был. Чаще всего встречается вблизи Дзержинской. Оно и понятно – резиденция бывшего КГБ там, на Лубянской площади. Нашим сталкерам в своё время пришлось немало потрудиться, чтобы очистить здание от тварей. И знаешь, что обнаружилось? Очень многие документы пропали оттуда бесследно! - Ну, мало ли что с ними могло случиться. Сгорели, истлели от времени. Или монстры от нечего делать растащили и порвали. - Из запертых бронированных сейфов? Сильно сомневаюсь. Вскрыли их – внутри пусто. При этом всякая лабуда осталась на месте. - ГБшники ваши по это поводу чего говорят? - Сами в недоумёнке. А с другой стороны, если посмотреть, кто оттуда нашёл спасение в Метро? Солдаты-охранники, секретарши, клерки, младший офицерский состав. Ни одного генерала, да и с полковниками негусто. Куда делись – неизвестно. Папа говорит – ещё за десятилетие до Большого Взрыва началась постройка новых убежищ. Таких, что даже прямое попадание атомной бомбы выдержат. Полностью автономных, с системами регенерации воздуха и воды, запасами продовольствия на десятилетия вперёд. И соединённых меж собой системой путей, которые мы называем Метро-3. - Ты хотел сказать, Метро-2? - Нет! Именно 3! О существовании Метро-2 знали слишком многие. До войны в компьютерной сети, именовавшейся Интернетом, ты нашёл бы не только упоминание о нём, но и подробную схему с расположением станций. Бомби – не хочу. Поэтому на самом верху и было принято тайное решение о прокладке подземной железнодорожной линии, не имеющей прямого соединения с обычным метро, лишь с Метро-2. Похоже, диггеры, попавшие под обстрел при попытке вскрыть гермоворота, напоролись именно на вход в Метро-3. - Но как вы проведали о том, если информация строго засекречена? - Кой-какие косвенные улики остались… Конечно, не будь я сыном Первого, знал бы обо всём этом не больше них, - кивнул Славик в сторону пыхтящих от натуги работяг. – Про Сочинскую Олимпиаду слышал? Если б не Катаклизм, она состоялась бы в начале четырнадцатого. Так вот: денег на подготовку к ней отпускали столько – чуть не всю Россию можно было превратить в цветущий сад. Конечно, если тратить с умом. На самом деле большая их часть расходовалась как раз на обустройство станций Метро-3. - Вот где, наверно, не жизнь, а малина! Хотел бы там оказаться? – с подковыркой спросил Артём. - Лучше всего жить на поверхности. Но, увы, пока невозможно, - вздохнул в ответ парнишка. – Я даже в сталкеры пошёл бы с удовольствием. Мы с друзьями тайный выход на верхний уровень нашли, а поскольку станция неглубоко залегает, иногда выбираемся наружу. Ты только смотри, отцу не скажи! Иначе под домашний арест посадит. - Не волнуйся. Главное – монстров за собой не приведите. У нас нечто подобное однажды случилось… - Правда? Расскажи! За разговорами не заметили, как проскочили Фрунзенскую. Станция запомнилась лишь необычного коричневато-бордового цвета основаниями арок. И ещё полумраком, царящим на ней. Если Парк Культуры-радиальный по уровню освещенности мало уступал кольцевому, то здесь лампы горели едва в четверть силы. Из-за этого Артёму толком не удалось рассмотреть клетушки аборигенов, перегородившие межарочные проходы. - Круто тебя носило по Подземке! – восхитился Батищев-младший, когда Артём закончил свой рассказ. – А у нас в Полис за просто так не попадёшь. Транзитом мимо Библиотеки – пожалуйста, но попробуй спрыгни на перрон – чекист сразу пристрелит. Потому как предательством считается. Но я лично не понимаю – чего такого, если человек захочет другие станции посмотреть? - Поэтому, не в обиду будь сказано, люди оттуда не очень-то стремятся становиться подданными Красной Империи. - Знаю. Но скоро у нас всё будет по-другому, - голос Славика опустился до еле слышного шёпота, - батя сказал, перестройка грядёт, новое руководство должно к власти прийти. Но о том пока молчок! Не выдашь меня? - Ни в коем разе. - А вообще самая заветная мечта моя, если сталкером стану, Эльдорадо разыскать, - разоткровенничался собеседник Артёма. – Вот это по-настоящему мастер-класс! Миф о существовании Эльдорадо – самая древняя легенда Метро, появившаяся на свет чуть ли не сразу после Катаклизма. Вера в неё долгие годы согревала невольных затворников Подземки, и до сих пор огонь надежды теплился в душах, спасая их от губительного холода безысходности. Где-то ещё остался островок территории, куда если и падали бомбы, то не взрывались, над которым никогда не проливались радиоактивные ливни и вихри не разносили пепел ядерных взрывов, а растения, животные и птицы остались прежними, не превратились в уродливых мутантов. Многие смельчаки пытались разыскать ту Землю Обетованную, но либо разочарованно возвращались обратно, либо не возвращались вовсе. Однако на их место приходили другие, отчаянно пытавшиеся найти выход из подземного плена. - Хм-м. Не имея бронескафандра, мощной пушки и запаса продовольствия, ты и до МКАДа не дотопаешь. А всё ближнее Подмосковье заражено не хуже столицы. Проверено уже. - Но зачем обязательно в одиночку и на своих двоих? Сохранилось несколько ангаров с бронетехникой, и горючка к ней есть. Водить бы ещё научиться. Почти никого уж не осталось, кто бы это умел… - Если человечество выживет, много чего придётся осваивать заново. Мы отброшены по сути в пещерный век. Когда уйдут спецы, изучавшие ремесло ещё до Катаклизма, останутся лишь книги. Мудрость которых, увы, станет для нас китайской грамотой. Иметь дело с иероглифическим письмом Артёму не приходилось, но поговорку про него частенько приходилось слышать от стариков. - Наша школьная учительница Алла Петровна рассказывала: в толщах отложений, которым сотни миллионов лет, в каменном угле, например, находили металлические предметы. А ведь люди научились выплавлять металл всего пять тысячелетий назад! Значит, существовали до нас и другие цивилизации! - Ага, и будут после. Раскопают рано или поздно Метро, поглядят на наши косточки и дивиться станут – чего вдруг пращуры под землёй жили, если на поверхности так замечательно! - Фу-у, какой ты пессимист. Помяни моё слово: и пяти лет не пройдёт, как люди выберутся отсюда! - Мне бы твой оптимизм. Как говорится, свежо предание, да верится с трудом. - А давай спорить! - И на что предлагаешь? - Кто проиграет, тот при всём честном народе трижды прокукарекает! - О столь дурацком пари ни разу не слышал, - рассмеялся Артём. – Ну, будь по-твоему. Ради такого случая через пять лет заскочу на Парк. Готовь насест! - Для тебя? - Навряд ли. Я лучше со стороны полюбуюсь на столь занятное зрелище. Однако ну и запашище тут! Фу! Будто обоср… неподалёку. - Значит, до Коммунистической недалеко, - пояснил Славик, тоже стараясь придерживать дыхание. – Оттуда всегда дерьмом несёт. Вот где Жора с его сантехническими талантами очень пригодился бы. Хотя, как утверждал устами своего героя кто-то из классиков русской литературы – разруха не в сортирах, а в головах. Неужели за столько лет нельзя было починить канализацию? - Ну ничего, принюхаешься! Я как-то раз вынужден был целых полдня тут проторчать. Вначале мутило, а потом ничего, даже не замечал. Хотя когда вновь оказываюсь здесь, внутри снова не по себе. - Есть вещи, привыкнуть к которым нельзя. По крайней мере, пока остаёшься человеком. - Вот почему никто из наших туда по собственной воле не переселяется. Едут по направлению от партии или комсомола, а при первой же возможности сваливают в сторону Центра. Либо в принудительном порядке – за мелкие провинности, пьянку, антиобщественное поведение и тому подобное. Да уж, весёленькое местечко. Одна надежда – долго околачиваться здесь не придётся. - Приехали! – радостно объявил Славик. – Когда в обратный путь соберёшься, мимо не проезжай, забегай на огонёк! И дрезина сразу же умчалась обратно. Станция встретила его не только отвратными запахами, но и стойким ощущением тоски и безнадёги, которые буквально разливались в воздухе. Освещение ещё хуже, чем на Фрунзенской, светильники на пилонах частью разбиты, другой частью демонтированы или без лампочек, горят лишь некоторые – тускло, перемигиваясь, словно задыхающийся от недостатка кислорода человек. Чтобы прочесть надпись на стене, пришлось даже включить фонарик. Буквы, составлявшие слово «СПОРТИВНАЯ», свинчены, от них остались лишь тёмные пятна, поверх которых красной краской выведено «КОММУНИСТИЧЕСКАЯ». Потёки краски – словно плач кровоточащих ран, но ещё большей жутью повеяло от предмета, громоздившегося чуть дальше на путях. Из-за царящего вокруг мрака, едва разгоняемого чудом работающими светильниками, Артём понял, что это, лишь подойдя почти вплотную. Виселица. Самая настоящая, добротно сколоченный «глагол», не какой-то там крюк с верёвочкой, как на Тверской. Но не в конструкции суть – рейховцы всегда славились быстротой на расправу, а тут вроде цивильные люди, проповедующие миролюбие, интернационализм и веру в светлое будущее. Ладно бы расстреливали потихоньку где-нибудь за трёхсотым метром, как поступали с бандитами и убийцами на ВДНХ, так нет же – на виду у всех. Прямо как в Средние Века. Впрочем, именно туда они постепенно и скатываются. Люди передвигались по станции подобно теням – почти беззвучно, если и разговаривали, то шёпотом, и старались долго не задерживаться на одном месте. Чуть оглядевшись, Артём решился обратиться к пробегавшему мимо мужичку в фуфайке и треухе: - Где тут ваше начальство заседает, не подскажете? - Во-он там, у южных эскалаторов, - испуганно махнул тот рукой, указуя направление, и сразу же помчался дальше. Служебное помещение, над которым висела криво приколоченная доска с надписью «Станцком партии», охраняли мрачного вида небритые субъекты в тельняшках. Минут десять безуспешно пытаясь втолковать им, зачем ему потребовался Первый Секретарь, Артём попросту сунул каждому по пяток «пулек». Это подействовало. Суровые стражи сразу подобрели и буквально втолкнули его в кабинет. Здесь всё повторилось с самого начала. Товарищ Погорелов, имевший честь занимать пост главнокомандующего Коммунистической, в прострации смотрел куда-то мимо Артёма, пока тот заливался соловьём, красочно расписывая, откуда, куда и зачем. Глаза его слегка оживились лишь при виде появившейся на столе пачки чая. Рожок с патронами, выложенный следом, окончательно привёл в чувство. - Коммерция – дело хорошее, - покивал головой Первый, пряча подношения в стол. – Ладно, организуем. Пошлю своих мальчиков, пусть договорятся о переправе. Ты пока располагайся, как всё готово будет – свистнем. А за дополнительные полрожка оказался столь любезен, что собственноручно черкнул записку завхозу с просьбой определить Артёма на постой и выдать талоны на питание. Неизвестно ведь, как быстро удастся договориться с принимающей стороной. Слабые намёки на ускорение процесса товарищ Погорелов проигнорировал, заявив – что в его силах, он и так сделает, а «изумрудники» ему пока не подчиняются. Как дадут добро – так и будет. Хибарки местных жителей, составленные из картонных коробок, производили совсем уж жалкое впечатление. Чтобы поселиться в вагоне, более-менее прилично выглядящем, пришлось «одолжить» завхозу ещё дюжину «пулек». Едва разместился, послышалось глухое завывание сирены. Народ нехотя выбирался из своих закутков и скапливался посреди станции. - Авария или угроза нападения? – тревожно поинтересовался Артём у старухи, не спеша ковылявшей в том же направлении. - Да неть, милок, нас так на собрание зовуть. Вешать, наверное, будуть. На днях пымали какого-то шпиёна, перед праздником не стали, сегодня, значить… Зрелище не из приятных, но любопытство пересилило, и Артём, стараясь не смешиваться с возбуждённо переговаривавшимися обитателями Коммунистической, примостился с краю. На него с любопытством оглядывались, но заговорить не решился никто. Более того – когда он задерживал взгляд на ком-либо, человек тот словно невзначай старался затеряться в толпе. Ждать развязки пришлось недолго. Под крики «Р-разойдись!», действовавшие на собравшихся не хуже водомётов, трое парней в старомодного покроя форме сотрудников НКВД потащили к эшафоту измождённого, в лохмотьях, арестанта, на груди которого болталась дощечка с надписью «ВРАГ НАРОДА». У виселицы процессия остановилась. Один из чекистов, скорей всего офицер – в знаках различия столь допотопного обмундирования Артём не разбирался, - зачитал приговор. За шпионаж в пользу Ганзы, Севастопольской Империи, Бауманского Альянса и Содружества ВДНХ (!), подготовку саботажа на свиных фермах и энергетического теракта на Кропоткинской, распространение пораженческих настроений в массах и клеветы в адрес руководителей компартии, организацию контрабандных поставок спирта с целью спаивания трудового народа, а также пропаганду сексуальной распущенности виновный приговаривался к высшей мере социальной профилактики – казни через повешение. Казалось просто невероятным, как этому тщедушному, в синяках и кровоподтёках, обречённо, покоряясь судьбе, глядящему себе под ноги субъекту удалось столько всего натворить. Такого скорее пожалеешь, чем осудишь. Комиссар, похоже, тоже понял это. А потому, не дожидаясь реакции собравшихся, сразу по окончании чтения скомандовал: «Давай!». Подручные тут же взгромоздили несчастного на табурет и, надев петлю на шею, выбили подпорку из-под его ног. Эх, перестрелять бы человекообразных, во френчах и галифе щеголяющих. Но, призывая остановиться и не делать опрометчивый шаг, в памяти вновь звучал голос Хана – ты ничем не сможешь ему помочь, лишь навлечёшь на себя их гнев, и миссия твоя в любом случае останется невыполненной. Толпа угрюмо расходилась. Побрёл прочь и Артём. Погрузившись в состоянии мрачной задумчивости о степени моральной деградации окружающих его Homo Sapiens, он не заметил старика, палочкой ощупывавшего перед собой дорогу, и налетел на него. -Извините, пожалуйста, - на ходу пробормотал Артём, собираясь продолжить движение. Но старик вдруг цепко ухватил его за рукав. - Слепота душевная куда страшнее телесной, ибо прямиком в погибель вечную ведёт. Но имеющий глаза пусть увидит, имеющий уши – услышит! Зверь идёт с запада, всё под себя подмять хочет. И всем, его посулами прельстившимся, начертание положит на чело или правую руку. И предадут страданиям не желающих принять его. Лишь тот, кто свет внутри имеет, устоит и спасётся… - Кажется, вы обратились не по адресу, - попытался высвободиться Артём, стараясь не глядеть в страшные бельма. Однако это оказалось не так-то просто. - …и сойдутся меж собой в невиданной прежде битве, и низринутся во тьму легионы слепцов, ведомых поводырями, незрячими от рождения. Знай же, чтобы не разделить их участь – начертание то число есть человеческое… - Сам с собой болтаешь? – окликнул сзади ехидный голос. Оказалось – офицер, зачитывавший приговор. Вот с кем общаться совсем не хотелось. Жаль, нельзя послать куда подальше – его путешествие здесь же и окончится. - Почему с собой? Вот собеседник, пожалуйста, - повернулся Артём в сторону безумного проповедника. Но того нигде не было видно. - Про то и талдычу! – ухмыльнулся чекист, вблизи выглядевший совсем юным, даже двадцати пяти не дашь. – Как у нас говорят: начинаешь со стенкой разговаривать – значит, скоро к ней станешь! - Однако, как успел заметить, здесь предпочитают вешать, а не расстреливать. - Надо же народ чем-то развлекать время от времени. Заодно и воспитательный эффект: займёшься контрреволюционной деятельностью, точно так же повисишь на всеобщем обозрении. - Надеюсь, сжиганием на кострах пока не балуетесь? - Гм… Вообще-то не наши методы. Но идея интересная, мы её обязательно обсудим на ближайшем заседании партячейки! Вот так. Хотел ненавязчиво похохмить, а приняли за чистую монету. Как бы и вправду не ввели в обиход. Но слово не воробей, вылетит – обратно не вернёшь. - А тот товарищ, которого казнили сегодня, неужели действительно был виновен в таком количестве преступлений? - Во-первых, никакой он нам не товарищ, а волк позорный, продажный наймит ганзейского империализма. А во-вторых, сам во всём признался. Что ж после этого, медаль на грудь ему вешать? Да уж, если человека долго и упорно месить, он тебе в чём хошь признается. Этот урок Артём хорошо усвоил ещё три года назад, «познакомившись» с фашистами. Надо было им тогда не переться на Пушкинскую, а возвращаться обратно на Китай-Город. К тому времени наверняка там уже всё стихло. Но чего теперь об этом рассуждать, Михаила Порфирьевича с Ванечкой не вернуть… - Забыл представиться, - осклабился чекист, закончив разглагольствования о неблагодарных соплеменниках, спящих и видящих, как бы подороже запродаться буржуям Коричневой Линии, - Костюхин Виктор Максимович, капитан КГБ. А ты, стало быть, с ВДНХ? Знаю, уже наслышан. Ну пойдём, покажешь, где тебя наш завхоз, змей подколодный, поселить изволил. Тут возразить что-либо сложно – кроме отсутствия желания, других аргументов против не нашлось. - Неплохое для нашего убогого посёлка местечко, - одобрительно кивнул головой капитан. – Много за него дать пришлось? Ладно, не хочешь - можешь не говорить. Смотрю, партийную литературу потихоньку изучаешь? Правильно. А это, стало быть, ваш знаменитый чай? Не успел Артём оглянуться, как одна из пачек перекочевала в комиссарский патронташ. - Ты, конечно, не возражаешь оказать посильную помощь сиротам и нуждающимся Коммунистической? – спохватившись, строго уточнил Виктор Максимович. - Нет, разумеется, - на автомате отреагировал Артём, и вторая пачка чая последовала за первой. - Вот теперь порядок, - повеселел чекист. – Насчёт поездки в Изумрудный Город лично договорюсь. К дураку Погорелову можешь больше не ходить, всё равно он тут ничего не решает. А пока отдыхай! Легко сказать. Ещё в себя прийти надо от подобной наглости. Ладно, бандосы бы обобрали – те хоть без затей, не паря мозгов необходимостью помощи голодающим. По хорошему на благое дело не жалко, но едва ли хоть чаинка из «пожертвования» дойдёт до тех, кого нужда заставляет питаться отбросами. Плюс слепой старикан, которого, похоже, никто кроме него не видел. Посланец Станции Судьбы? Из всего, им сказанного, запомнилось лишь упоминание о начертании в виде числа. Да ещё зверь, почему-то с запада идущий… Филёвская Линия? Именно она, судя по карте, простирается на запад от центра Москвы. И, как слышал Артём, среди населявших её мутантов, особенно обладающих паранормальными способностями, есть своё тайное братство. Где царят шовинистические настроения – мы, мол, новая, высшая раса, которая рано или поздно придёт на смену «обычному» человечеству. Большинство обитателей Метро недолюбливают Филёвку, но едва ли такой пустяк станет преградой для особо честолюбивого мутана – гласность, всеобщие выборы и прочие атрибуты демократии не особо популярны в Подземке, поэтому достаточно «уговорить» несколько ключевых фигур – и дело в шляпе. Средств, правда, понадобится немало, но, судя по всему, проблемой это не является. Может, слепой намекал на вторую столицу России – Петербург, на западе отсюда располагающуюся? Помнится, восхищался как-то Пётр Андреевич творением тёзки, а Никифор Семёнович мягко возражал – красив, спору нет, но забывать нельзя, что на костях своих строителей стоит. Как и все великие стройки, уверял Обходчик. Казалось бы, после Катаклизма до города того как до другой планеты, но нет же – рассказывали, будто нашёлся на «Соколе» пилот, который туда слетать умудрился. И даже обратно вернулся, правда, уже железной дорогой. История сама по себе невероятная, потому не более чем сказкой воспринимаемая, равно как и её продолжение – якобы следом за отважным первопроходцем увязался монстр, в здешних краях невиданный – Чёрный Пёс Петербург, одной тенью своей страх наводящий. Вдобавок привёл за собой свору собак, какому-то Павлу принадлежавших, и кучу голодных блокадников. Мало своего паноптикума, так ещё иноземная кунсткамера в гости пожаловала. Или имелись в виду Европа и Америка, откуда прилетели несущие смерть ракеты? По воспоминаниям старцев, отношения Запада и России никогда не были простыми. Если и дружили, то чаще всего за счёт уступок с нашей стороны. Да, пусть мы не такие, «как надо», это ещё не повод для бомбёжек… За рассуждениями, расслабившись и угревшись, не заметил, как задремал. Разбудил шум за окнами вагона – милицейские свистки, топот ног, и, само собой, мат-перемат во все стороны. Дождавшись, когда суета чуть утихла, Артём осторожно выглянул наружу. Единственным изменением в окружающих его декорациях оказалось отсутствие на виселице тела. - Чего приключилось-то? – как можно более равнодушным тоном, позёвывая для убедительности, поинтересовался он у уборщицы, меланхолично выметавшей мусор из-под ног у прохожих. - Вроде бумажонку с пасквилем на труп прицепили. Потому и сняли сразу, хотя обычно дня два-три висят, пока не протухнут. А ты, парень, почему интересуешься? Если что видел или знаешь, иди в ЧК, - подозрительно прищурилась тётка. - Вообще-то я только что из вагона вылез. Потому и спрашиваю. - Держись-ка ты лучше от всего этого подальше, голова целей будет. И метла демонстративно продолжила свою работу. От нечего делать Артём побрёл в противоположную от её движения сторону, попутно рассматривая попадавшиеся кое-где на стенах пилонов картины. Похоже, вождям Коммунистической не чужда тяга к прекрасному. Шедевры, правда, исключительно революционной направленности: «К.Маркс и Ф.Энгельс», «Девятое января 1905-й год», «Штурм Зимнего», «Красная конница», «Ленин в Смольном». Встретился и «Павлик Морозов» кисти Чебакова. Паренёк с красным галстуком с вызовом глядит в сторону сидящих перед ним взрослых, безуспешно пытающихся его вразумить. Наверно, из-за дерзкого характера товарищ Батищев и не хотел, чтобы сын брал пример с этого пионера-героя. И ещё одно полотно задержало подле себя – «Купание красного коня». Насколько он помнил иллюстрации к книге «Животный мир планеты Земля», ни одно изображённое там существо не имело столь яркой окраски. Впрочем, в постядерном зоопарке тоже. - Интересуетесь живописью, молодой человек? Спрашивающий показался Артёму смутно знакомым. Но где и когда он имел с ним дело? - Да, кстати, спасибо, что направили полицаев в другую сторону. На входе в туннель я подвернул ногу, и они догнали бы меня. - Вспомнил! Вы – диссидент! - Пожалуйста, тише, таких слов здесь не любят. Диссидентство приравнивается к государственной измене. И карается соответственно. Я всего лишь скромный крысолов, зарабатывающий тем себе на жизнь. Только тут Артём обратил внимание на обмундирование незнакомца, выдающее принадлежность к касте охотников за серыми бестиями – заплечный мешок, пахнущий крысиным помётом, проволочный сачок, перчатки из прорезиненной ткани, нож для свежевания тушек. - Однако давайте отойдём в сторону, не будем мешаться на проходе, - предложил тот. Они остановились на перроне почти у самого входа в туннель. Рядом – ни души, сзади – глухая стена, подобраться незаметным вряд ли кому удастся. - Курите? – поинтересовался крысолов, доставая из кармана портсигар. – Нет? Ну ладно, если не против, я всё же употреблю. Работа нервная, много сил отнимает, а годы и здоровье уже не те. Думаете, вышел на пути, и собирай тварюг как шампиньоны на навозной куче? Нынешние крысы куда более умные и хитрые, чем раньше – чуть шаги услышат, сразу прячутся. Усвоили прекрасно, что человек есть существо, их истребляющее. В одну и ту же ловушку дважды редко попадаются. Приходится забираться в места, где зверьё непуганое. Или импровизировать, изобретая всё новые ловушки. Очень притягательна для них, например, классическая музыка. Я дудочку себе смастерил, наигрываю потихоньку – сами вылезают послушать. Даже жалко становится отправлять их на убой, но увы – приходить всё время пустым из походов означает попасть под подозрение. - Почему тогда выбрал эту неблагодарную профессию, спросите? – сделав паузу, продолжал собеседник. – Особенно учитывая, что отношение к нам ненамногим лучше, чем к ассенизаторам. Услугами пользуются, и одновременно нос воротят. Зато очень удобно оставаться незаметным, тихо проскальзывая через заставы и блокпосты – кому придёт в голову обыскивать крысолова? Тем более если с патрульными в хороших отношениях – остановишься поболтать, табачком угостишь, а много ли служивому человеку надо? - Неужели вот так запросто туда-сюда меж двумя Парками курсируете? - Зачем же. Государственная граница – вещь сурьёзная! Но есть парочка крысиных ходов в её обход. Про них мало кто в курсе, а мы стараемся не раскрывать своих тайн. - Не знаю, как здесь, но на Ганзе крысятина не в чести! Полицаи сразу прицепились бы – хотя бы из-за внешнего вида. - Совершенно согласен. Там у меня совсем иное прикрытие. Там я – почтенный учитель философии и изящных искусств. Многие ганцы стараются дать своим детям приличное образование, и за это я не могу их осуждать, наоборот, двумя руками за! - Листовку вашу у меня тогда отобрали, но общий смысл я уловил. Одно лишь не совсем понятно – почему принципиально не берётесь за автоматы? Так намного эффективнее. - Вот тут разрешите с вами поспорить. Если вспомнить историю, вооружённые методы борьбы обычно ничем хорошим не заканчивались. Даже когда власть оказывалась слаба и позволяла свергнуть себя, новые хозяева жизни на поверку оказывались ничуть не лучше прежних. Как в одной из сказок народов Азии – прикоснувшийся к золоту дракона сам становится драконом. К тому же стоит хоть раз нам использовать в своих акциях оружие – сразу объявят террористами. Устроят провокацию, вину за которую возложат на нас. И попробуй потом отмойся. А честь, как считалось когда-то у русских офицеров, дороже жизни. Потому и пускали себе пулю в висок, предпочитаю смерть позору. - Но ради чего занимаетесь этим, рискуя собой и не преследуя никакой выгоды? - Душа не позволяет сидеть и тихо смотреть на творящиеся вокруг мерзости. Да, пусть мы не партизаны, скорее осторожные, держащиеся в тени крысы с бумажными зубами, подгрызающие основание постамента, с которого, уютно развалясь и сыто похрюкивая, нас пытаются учить, как жить и что делать. Слово подчас имеет силу даже большую, нежели автомат, люди перестают бояться тех, над кем смеются. - Значит, листовка на груди повешенного – тоже ваших рук дело? Но неужели нельзя было просто его спасти? - Нас, увы, слишком мало, чтобы проводить столь ответственные операции, - вздохнул крысолов. – Покойного, конечно, жаль, пусть земля ему будет пухом… Из-за пустяка в общем-то пострадал – взялся починить электропроводку в начальственном кабинете, и нечаянно портрет Иосифа Виссарионовича на пол уронил, да ещё продырявил ненароком. А чекисты и рады стараться, навешали всех собак сразу – надо ж продемонстрировать перед руководством степень своей значимости! Ну ничего, воздастся им по делам их… Особенно Витьку-Костолому. Думаешь, из-за фамилии такое прозвище получил? Зубов повыбивал да косточек поизломал немало, служебное рвение проявляя, оттого и стал капитаном в столь юном возрасте. За просто так звания в КГБ не присваиваются. Поэтому старайтесь лишний раз на глаза ему не попадаться… Аккуратно затушив, он убрал окурок в портсигар. - Стало быть, в Изумрудный Город направляетесь? Не удивляйтесь моей осведомлённости, слухи тут разносятся очень быстро. До Катаклизма, кстати, помимо метромоста был и другой путь на ту сторону, к Университету. Через Метро-2. Слышали о таком? Даже бывать приходилось? Тогда, наверное, в курсе: к югу от Спортивной есть ответвление, которое ведёт прямиком в систему Д6. К сожалению, воспользоваться этим проходом нельзя – туннель за гермодверью Д29 затоплен. Похоже, Река где-то просочилась через трещины, после взрывов образовавшиеся. Что очень сильно огорчило руководство компартии, планировавшее диверсионную операцию против «изумрудников». На одну лишь канатную дорогу ныне уповать приходится. Если и её не станет, Университет окажется полностью отрезанным от внешнего мира. И не останется надежды у тех, кто хоть раз в жизни мечтал побывать там… Да, на всякий случай: если спросят, о чём мы с вами разговаривали, говорите – о тонкостях ремесла охоты на крыс. Для чего? Ну, например, заметку в местную газету дать хотите. Вполне правдоподобно. В здешних краях когда двое, остановившись, ведут меж собой долгий разговор – уже подозрительно. - Это я заметил. Шарахаются друг от друга как от прокажённых. - Кому ж охота с высунутым языком висеть… Ну ладно, вы уж извините, мне до ночи нужно успеть на Парк вернуться. Рад был познакомиться. Как, кстати, вас величать? - Артёмом. Человеку, доверившемуся ему, можно открыть своё настоящее имя. - Очень приятно. А я Иннокентий Вениаминович. Или попросту дядя Кеша, как молодёжь зовёт. Это к чему – если вдруг надумаете присоединиться к нам, или понадобится помощь, разыщите на Белорусской обувных дел мастера Левона. Пароль – «Город Гамельн»; означает, что пришли от меня. Вас примут и накормят, помогут схорониться на некоторое время или уйти, минуя заставы. Мир тесен, может, ещё увидимся… Он уже взялся за поручни лестницы, ведущей на пути, когда Артём очнулся. - Погодите! Разве бывают красные кони? - Вы о творении Петрова-Водкина? В реальности – нет, конечно, это аллегория. Причём никакого отношения к коммунистическому движению не имеющая. Картина экспонировалась на выставке ещё в 1912-м, за пять лет до революции. Но уж очень любят на Сокольнической красный цвет. Настолько, что даже не стали возвращать Красным Воротам прежнее название – Лермонтовская. Будь Ворота те Зелёными или Синими, сразу переименовали бы. А так – разве можно покуситься на святое? Хотя, опять же вспоминая историю, на Руси «красное» являлось синонимом слова «красивое». Детали одеяния соответствующей окраски означали достаток, знатность. Под красными знамёнами русские князья шли в бой. Коммунисты дали им иное толкование – якобы это цвет крови, пролитой за счастье трудового народа. Крови и впрямь пролилось немало, а вместо рая в небесах мужики получили комбинацию из трёх пальцев. Что самое интересное – в Подземке повторилось то же самое. Когда Красная Линия становилась на ноги, в рядах её бойцов и агитаторов было немало искренне верящих в идеалы революции. И где они теперь? Одни погибли, другие спились, третьи ушли… А их места заняли боровы и пасюки, тихой сапой пролезшие на все руководящие посты. Там, где сейчас красуется «правильного» цвета конь, вначале висела другая картина – Делакруа, «Свобода, ведущая народ на баррикады». Но её быстро сняли, якобы из-за непристойности – как же, женщина с голой грудью! На самом деле такая свобода им давно не нужна. А то ведь народ, призадумавшись, может и за топоры взяться. Перефразируя классика, скажу – не дай Бог увидеть русский бунт, не всегда бессмысленный, но всегда беспощадный. Лучше не испытывать долготерпение спящего медведя… Проводив взглядом крысолова, почти сразу растворившегося во тьме северного туннеля, Артём ещё некоторое время провёл на перроне, переваривая услышанное. В какой-то момент, отвлёкшись от рассуждений, поймал себя на мысли – прав, однако, оказался Батищев-младший, никакого запаха он не ощущает, принюхался. Даже кушать немного захотелось. И, хотя поначалу зарок давал – ни крошки в рот здесь не брать, как бы голод ни мучил, вскоре пришлось ему уступить. Не пропадать же талонам. «Общепит» Коммунистической оказался местечком неряшливым и неухоженным, в сравнении с которым столовка Парка Культуры – элитный ресторан. Грязные поцарапанные столы без скатертей, грубо сколоченные колченогие табуретки, на которые боязно присесть, на полу – крошки, окурки, следы подошв. Будь Артём лет на двадцать постарше, сравнил бы сиё заведение с привокзальной забегаловкой какого-нибудь захолустного городишка. Качество и количество пищи под стать декору. Мало того, что безвкусно, так ещё и взрослая порция – ребёнок не наестся. Чтобы не остаться голодным, пришлось отдать два талона сразу. А потом – вновь на боковую. Сон и нервишки лечит, и время скоротать помогает. Как говорится, солдат спит, а служба идёт. Если кому понадобится – разбудят. Удивительно, но никто не потревожил вплоть до момента естественной пробудки. Обусловленной, правда, вполне конкретными физиологическими причинами. С местным нужником Артём уже имел честь познакомиться, а потому, тихо матерясь, обул сапоги и нехотя поплёлся за облегчением. На обратном пути его остановил крепкого сложения пожилой мужчина в камуфляже и с автоматом за спиной. - Иван Тимофеевич, - представился он. – С ВДНХ к нам прибыли, не ошибаюсь? - Оттуда. - Значит, по адресу обратился. Спешу обрадовать: договорённость с Городом достигнута. Завтра на рассвете будут ждать тебя на своей стороне метромоста. - Завтра? - Сегодня поздно уже. На ночь глядя туда никто не ходит. Да и смысл? Утро вечера мудренее. Так-то оно так, но провести здесь ещё целую ночь вдохновляла мало. - Да, чуть не забыл. С начальником местного ЧК уже знакомы? Когда с переговоров шли обратно, сказал: через часок-другой забежит с гостем побеседовать. - О чём? - Не в курсе. Хотя, - чуть промедлил Иван Тимофеевич, - парень ты вроде нормальный, не идейный… - Как вы так определили, интересно? - По глазам. Слышал поговорку: глаза – зеркало души? Ещё спасибо шестому чувству. Подводило редко – иногда лишь мельком увидишь человека, сразу ясно, кто перед тобой. Ну да ладно, лирику в сторону: вряд ли ваш разговор пройдёт в приятных воспоминаниях о прожитом, обсуждении новостей политики или сравнительных достоинств особей женского пола. Скорей всего, завербовать тебя захочет. - А если откажусь? Вместо ответа собеседник махнул рукой в сторону виселицы. - Не обязательно, но вполне возможно. - Ну и мерзкое тут местечко! – не выдержал Артём. - Спорить не стану, - неожиданно легко согласился Иван Тимофеевич. – Тем более что сам здесь временно, по долгу службы. А потому смотри по обстановке. По пустякам не нарывайся, только если душе невтерпёж станет. Помни: там, где бесполезна сила, выручает разум. Сумеешь переиграть противника, считай, заслужил право жить дальше. Артём искоса бросил беглый взгляд – разыгрывает? прикалывается? Но нет – тот выглядел совершенно серьёзным. Более того, откуда-то взялась уверенность, что этому человеку можно доверять. То самое шестое чувство? - Ну, удачи, парень. До завтра. Если оно наступит не в пыточной камере… Единственно, успокаивала мысль – собирайся его арестовать, о том не болтали бы, пришли бы ночью и тихо отвели, точнее, оттащили на местную Лубянку. Но и здесь не исключена ловушка. Вдруг решили усыпить бдительность, человек расслабится, тут его тёпленьким и брать? В любом случае о спокойствии теперь можно забыть. Всё оставшееся до визита время Артём мучительно обдумывал варианты ответов на предполагаемые вопросы. Хорошо ещё, в нынешнем мире не осталось детекторов лжи, - или, как там по научному, полигудов? полирофов? не важно, главное смысл, - те неподготовленного враз раскусят. Но как противодействовать, не зная, о чём пойдёт речь? Вопреки ожиданиям, явился за ним вовсе не Витёк – один из его подручных. - Товарищ Поплавский? – подобострастно осведомился он. – Товарищ Костюхин желает вас видеть. Подойдёте? Можно подумать, ожидал услышать иной ответ, зло подумал Артём, следуя за предупредительным чекистом. Обитатели Коммунистической, едва завидев того, почтительно уступали дорогу и старались побыстрей убраться из поля зрения, почти физически излучая страх. Тут даже оружия не потребуется, достаточно форму одеть и скомандовать любому первому встречному «пройдёмте!» - пойдут как миленькие. Отделение ЧК, вопреки ожиданиям Артёма, оказалось обставлено прямо-таки по спартански. Простенький канцелярский стол посередине, сзади на стене – портрет Феликса Эдмундовича, да ещё ветхий книжный шкаф, набитый стопками бумаг. Всего лишь предбанник, сообразил он, наверняка есть и другие помещения – КПЗ, пыточная, «комната отдыха», где ГБшники набираются сил перед очередными допросами. Хозяин кабинета, не вставая из-за стола, кивнул присаживаться на стул сбоку. - Завтра отведём тебя в Изумрудный Город, - без предисловий начал он. – Всё на мази. Осталось лишь маленькое дельце урегулировать. Для того и попросил привести сюда. Уж не обессудь. В вагоне посторонних полно, враз прислушиваться начнут. Народец у нас такой, хлебом не корми, дай чужие разговоры послушать. А здесь нам никто не помешает. В дверь постучали и в ответ на приглашение войти внутрь зарулила длинноногая грудастая девица, державшая в руках поднос с двумя стаканами чая. Расставляя их перед сидящими, она приветливо улыбнулась Артёму, зачарованно уставившемуся в вырез её платья. - Хороша? – плотоядно осведомился комиссар, когда девица скрылась за дверью. – Наша комсомолка-активистка Ксюша. Хочешь, пришлю её к тебе, чтоб ночью не скучалось? Потом, как договоримся. - Но о чём? - О-о, брат, всё очень серьёзно. Настолько, что инструкции предписывают взять у тебя подписку о неразглашении. Однако мы – люди прогрессивных взглядов, лишняя бюрократия ни к чему. Достаточно и честного слова. Да и не в твоих интересах трепаться. - Почему? - Сейчас поймёшь. Но вначале – даёшь слово держать рот на замке? - Постараюсь, насколько получится. - Понимаю, - заговорщически подмигнул Костолом. – Боишься расколоться на допросе? Запомни: достаточно одного моего слова, и на Красной Линии тебя никто пальцем не тронет. А другие откуда узнают? Если, конечно, сам болтать не станешь. Имей в виду: владеющих таким секретом в покое не оставят нигде. Оно тебе нужно? Артём аккуратно отхлебнул чай. Точно – родной, с ВДНХ. - Задание в принципе несложное, особенно для человека умного и с хорошо подвешенным языком, - продолжал меж тем Виктор Максимович. – Не от меня лично, не думай! Считай, от лица всей нашей партии! Тут у нас по оперативной линии информация прошла. Якобы «изумрудники» новое оружие разрабатывают, Абсолютным называется. Надо выяснить, что оно из себя представляет, и каковы планы его использования. Витёк, наверно, свалился бы со стула, узнав, зачем на самом деле Артёму понадобился Изумрудный Город. Не выдать бы себя излишней осведомлённостью… - Но кто ж в здравом уме поделится со мной такой информацией? - Это верно. Секреты они хранить умеют. Нашим сотрудникам там вообще ловить нечего, дальше перегородки не пускают. Но ты не отсюда, поэтому будет проще. Вот, кстати, возьми – пригодится. На сложенном вчетверо листке, озаглавленном «Памятка разведчику», оказалась инструкция по вхождению в доверие. Рассматривались следующие основные методы: а)задушевные беседы. Здесь же приводился список тем, пригодных на все случаи жизни, а также с учётом профессии и социального статуса собеседника; б)совместные попойки. Самому разведчику пить рекомендовалось поменьше, зато больше слушать и ненавязчиво подталкивать разговор в нужное русло; в)сексуальные контакты. Не возбранялось и с лицами своего пола. - Разрешаю изучить на досуге, - ухмыльнулся товарищ капитан. – Чем больше сможешь выведать, тем лучше. А если удастся спереть чертежи конструкции или описание принципа действия – проси награду, какую пожелаешь. Почётное гражданство Красной Линии, пожизненный пенсион, отдельная квартирка на любой станции по выбору. И, разумеется, внеочередное рассмотрение заявления о приёме в партию!