Под маской Огородного Пугала

      Я сидел в стороне, с крохами чакры, прислонившись спиной к прохладной стене, а остальные ирьенины госпиталя и Шизуне с Цунаде расположились перед Джирайей. Он лежал на полу в центре огромной печати. Его лицо покрылось каплями пота и сильно сморщилось.       Волнение и тревога повисли в воздухе, все притихли, когда пошел четвертый час операции. Наконец, Цунаде поднялась и встала перед остальными. Лица медиков напряжены, несут отпечаток многолетней усталости, но сейчас исполнены удовлетворения.       После возвращения в Коноху я скрупулезно записывал все медтехники Цунаде. Мне выпали два туза, и конечно, я не мог упустить шанс обучения у нее, но из уважения к секретам Сенджу и из-за угрожающих взглядов ее ученицы я старался запоминать печати или незаметно записывать их в блокнот, а если требовалась более подробная заметка, ненавязчиво расспрашивать Цунаде. Но сегодня на меня обрушился такой ворох деталей, что с огромным интересом, я исписал семь толстенных тетрадей. Цунаде обратила на это внимание, но ничего не сказала. Сама она тоже делала заметки. Джирайя перестал стонать и его лицо, полностью расслабилось. Уловив общее настроение в палате, я написал в конце записей крупными иероглифами: “Лечение прошло успешно”.       Цунаде тут же подтвердила мою догадку.       — Я только что закончила технику. Хотя о полном излечении, говорить пока рано, но прогнозы самые положительные. — Кто-то облегченно вздохнул с утомленным видом, но это был единственный посторонний звук во всем медбоксе. — Сейчас четыре часа девятнадцать, и мы закончили. Все отлично справились.       Раздались жидкие аплодисменты.       Парень в халате из отдела полевых ирьенинов, ярко выраженный Инузука, деликатно поднял палец:       — Райга?       — Каковы сроки возвращения в строй нашего Хокаге?       — Я ни разу не сталкивалась с подобными повреждениями мозга, после влияния шарингана. Хотя, казалось бы, Сенджу-Учиха противостояли друг другу десятилетиями. Собираю информацию. Вот что мне известно. Итачи способен взять любого в капкан проклятых глаз и за секунду, нанести на разум эффект многодневных пыток.       — Что правда, то правда. — Джирайя улыбнулся Цунаде. — Привет, Цу-чан. Твою роскошную красоту не скрыть халатиком.       — Все свободны. Я сама пригляжу за Пятым. — Женщина сжала кулаки до хруста. — Похоже, пациент нуждается в интенсивной мануальной терапии.       — Тихое и уединенное место, излюбленная напарница рядом. — Химе погрозила ему рукой. Писатель романов вжал голову в плечи. — Какаши, останься тоже. И Райга.       Цунаде подождала, пока коллеги покинут палату, затем сказала:       — Ну, Джи, поведай мне, как тебя угораздило стать каге? Не думала, что из нашей тройки, что именно ты возьмешь ярмо на шею.       — Мои личные телохранители сплошь молодые куноичи. Облегающие штаны на юных прелестницах. Не работа, а мечта!       — Старый пошляк. Когда ты, уже остепенишься?       — Спешу заметить, что мы одногодки.       Летит небольшой кулак.       Как можно скорее подхожу к Джирайе и кладу ладонь ему на лоб.       — Он бредит. — выношу вердикт.       Женщина очнулась от гневного ступора, дернулась, уронила на пол халат и не стала поднимать. Хотела было ударить пациента, но это был бы перебор, так что она успокоилась под моим взглядом.       — Какаши, что известно об Итачи? — куноичи убрала руки за спину.       — Когда Итачи вырезал семью, у меня появлялись опасные мысли. Сначала, пока не узнал об Акацки, я думал, что парень не мог быть единственным убийцей целого клана. В АНБУ, Итачи полностью перешел на пилюли. Это не принято. Некоторые вообще не употребляют их, слишком дорогие для кармана, для здоровья. Но Учиха потреблял. Повышающие реакцию, ускоряющие источник чакры, пищевые, мышечные и, конечно, обезболивающие. Лаборатория, в ней до недавнего времени, работал шпион Орочимару… — Увидев, что Цунаде понимающе кивает, я расслабился. Мордобой отменяется.       — Здравая мысль, с нее и начни, — распорядился Джирайя.       Райга Инузука внимательно следил за разговором и вспомнил один случай из своей практики:       — Жил-был Инузука, а потом умер. Причина смерти — передозировка токсинами пилюль. Чунин Кен, хоть и талантливый, начал показывать неожиданно высокие результаты. Все шло к получению токуджо. Вы знаете, что в нашем клане две основные специализации: выслеживание и патрулирование. Говорил, что ему нужно прибавить в тайдзюцу и через пару лет стать первым, в своем поколении, джонином Инузука. Судя по вскрытию, это похожий случай, когда принимается первый препарат, чтобы ускориться, следом второй, чтобы убрать негативные эффекты первого, а потом еще что-то от тошноты, тремора рук. И так, пока не отказали внутренние органы.       — Слушай, я ничего такого в досье не видела, хоть изучала этот случай. Ты знаешь еще что-нибудь?       — А как же. Кстати, мы все в клане обсуждали Кена, но шуму было мало. К этому инциденту отнеслись очень внимательно, особенно если учесть, что шла незримая война, скрыли все детали. Мой брат, Араши подозревал, что его супруга проявляла женский интерес к чунину. А потом Араши пропал. Он был расположен к депрессии, боялся за здоровье спутницы жизни, тяжело переживал из-за этого случая, но не проявлял наклонностей к дезертированию. Опросили друзей, соклановцев и жену.       — Цуме Инузука?       — Верно, — отозвался Райга. — Все говорили одно и то же. Он очень замкнулся в себе, его нинкена отравили. Похоронив пса, он пошел напиваться и пропал.       — Где-то я видел это имя — сказал Джирайя. — Или так звали одного из персонажей моих книг? Цу, ты читала…       Оставлю старых друзей наедине. У меня есть, чем заняться.       — Я сейчас же пойду в штаб-квартиру. Посмотрю на фармацевта. Он вроде бы, из клана оленеводов, Чикару Нара. Навещу Цуме.       Это было не самое удачное время для АНБУ. Все оперативники были потрясены известием об убийстве их товарищей нукенином, но, как принято в Конохе, крепились, чтобы не портить настроение своему бывшему капитану. Хотя тем труднее было бы не обратить внимания на россыпь букетов белых хризантем, практически скрывшим часть тренировочного зала.       Капитан и ночной караульный, встретили меня в отделанном бамбуком из Леса Смерти кабинете. Оба допрашивали научника, вплоть до его смерти. Они подтвердили сказанное Райгой, и сведения совпали с тем, что я и большая часть агентов, знали о трагедии Учих. Итачи тренировался один, отдельно от команды, почти все время проводил на заданиях, возвращаясь в Коноху только для сдачи отчетов, чтобы вскоре снова уйти. Проводил время в одиночестве, иногда с другом, и ясно было, что это более чем устраивает Итачи. Держался вежливо, но замкнуто. Не создавал проблем, только требовал, чтобы агенты под его командованием, каждый раз исполняли приказы в точности.       В ночь убийства своих родителей миссий не брал и никого к себе не принимал. Когда на следующий день Какаши стал свидетелем разгрома клана. Югао нашла едва живого Саске. Она решила, что мальчик спит, но позже было установлено, что Итачи ему показывал в иллюзии убийство родителей. Раз за разом.       — В каких отношениях заключенный был с Орочимару? — Увидев поникшие головы анбушников, добавил: — Знаю, вам тяжело, но давайте соберитесь.       — Ладно, — кивнул Зо. — Надо признать, Орочимару был очень популярен среди старейшин. Ученый по призванию, он от природы был амбициозным и предприимчивым, к тому же умудрялся исцелять почти мертвых или убивать самых переполненных жизнью.       Орочимару кого-то мне напоминает. Аморального ученого? Метки-филактерии, змеи и, ради удовлетворения своей жажды знаний не брезгование темной магией и экспериментами на людях. Не умер в бою с Хирузеном, ушел от совершенного голема. Любопытный экземпляр.       — А как к нему относился Данзо Шимура?       Мне ответил караульный, худощавый паренек с бледной кожей и одним ухом, прикрытым сдвинутой маской.       — Честно говоря, не думаю, чтобы Данзо-сама, находясь все время на базе, часто прибегал к услугам Орочимару. Разумеется, Змей выполнял некоторые поручения, но не более того.       — А Чикару Нара его навещал?       — Данзо-саму? — Агенты переглянулись и каждый покачал головой.       — Во всяком случае последние лет пять, насколько мы знаем, нет, — добавил страж.       — А вообще Чикару Нара бывал в АНБУ?       — Так точно, семпай. — кивнул Зо. — Он часто находился в этой самой комнате на обследованиях агентов, а кроме того, иногда оставался ночевать.       — Хотя отсюда два прыжка до его квартиры. — заметил я.       — Его работа занимала много времени. После вашего ухода многое изменилось. Нам урезали финансирование и добавили бумажной работы. Любой чих — пиши отчет. Не говоря о применении базового оружия. Не думал, что на своей должности стану романистом.       — Помнишь, в каких отношениях он был с Итачи?       — В таких же, как все. — Капитан повернулся к анбушнику. — Кога?       — Точно. Без необычного. Ничего экстраординарного.       Как-то слишком уверенно. Малость переигрывает. Итачи много времени проводил с другом, Шисуи Призрак, вроде бы.       — Они были половыми партнерами?       — Никак нет! — возмутился Кога. — Это противоречит Воли Огня! Почему вы спросили?       — Потому что вы не договариваете, — я уставился на ночного караульного. Выдержав театральную паузу, я любовался красными пятнами, появившимися у него на лице. — Так что это было? Наркотики? Потрошение генинов прямо у него в квартире? Ребята, вы можете объяснить это сейчас?       Капитан Зо взглянул на подчиненного, у которого под коротким ежиком волос проступил пот.       — Кога?       Не торопясь, он заговорил:       — У нас случился… Небольшой инцидент участием ученого Нара. Вы должны понять, что дело касается…       — Сейчас новый каге, Ко. Я не откажу в помощи. Выкладывай.       Кога поежился под взглядом начальника.       — Лет пять-шесть назад, в июле. Почти все были на миссии в Камне… Гм… Кажется за день до экзаменов на чунина. Точно, десятого числа. — начал он. — тогда Чикару Нара проживал у нас три дня. Он переборщил с саке и в четыре ночи, в мое дежурство, его пришлось… хм… нейтрализовать. Итачи только вернулся от Хокаге, и я попросил его помочь… отвести научника отсюда в его квартиру. При этом сенбоны, которые он держал в подсумке, нечаянно рассыпались, и одна игла задела Учихе ногу. Тот никак не отреагировал, пока я не указал на рану.       — Кога! — очень гневно выкрикнул Зо. — Это серьезный проступок.       — Признаю, что мы отступили от правил и не доложили о происшествии, но Итачи упрашивал не поднимать волну шума. Почему-то я забыл об этом случае и вспомнил только недавно.       — Насколько тяжелым было ранение? Ирьенины часто наносят яд на сенбоны.       — Игла только слегка задела бедро, но пришлось давать две дозы антидота. Чикару сам все уладил.       Научник, шпион Орочимару, ранил Итачи, а затем вылечил. Я задал еще несколько вопросов, о связи между Нара и Учиха, уточняя подробности о пилюлях фармацевта, и закончил беседу.       Я не верю в случайности, что совпадение по времени, напряженности между правящей верхушкой и Учихами, приводит к уничтожению клана. На моей памяти, такое было не раз. Наверняка Орочимару был замешан. Ведь кто-то же собрал с трупов шаринганы. Я бы тоже так сделал. И если Чикару не был замешан в резне, то наверняка ассистировал Змею в опытах. Жалко, что Чикару умер от кровоизлияния в мозге, аневризмы аорты. Спросить у его духа — дело затратное, ресурсов у меня мало.       Независимо от того, один Итачи или в группе неизвестных уничтожил Учих, высока вероятность, что кохай был информатором старейшин. Они узнали от него нечто волнующее и ударили на опережение. И почему Обито не защитил свой клан? Или он как и с Лисом, посодействовал? Вроде бы, Обито считался бездарем среди других Учих. Помог Итачи? Сыну главы клана, капитану в АНБУ — его роль пока неясна. В чем смысл?       У каждого есть секреты, которые никто не спешит раскрывать.       После базы АНБУ направился к дому Цуме, расположенному в несколько менее урбанистической части Конохи. По пути мне пришлось миновать главную улицу с ее табачными лавками, саке-барами, оружейными, и распродажу книг из бывшего магазина Харуно. Накрапывал дождь, но солнечные лучи пробивались из-за туч. В кронах деревьях чирикали, с самого рассвета, птички. Пробираясь сквозь толпы горожан, я высмотрел на тележке весьма аппетитные рисовые шарики, через мгновение оказался рядом и купил парочку на всю мелочь.       Свернув на кладбище, пошел прямо к могиле Рин. Плита чистая, рядом в вазе свежие цветы. Да, многочасовой караул откладывается. Постоял час, но никто на меня не напал. Один, погруженный в серые мысли у могилы — отличный шанс застать врасплох.       Эх, Обито, любознательный бездельник. В академии, он был больше сосредоточен на Рин, чем на обучении. Легко отвлекался. Бескорыстный и беззаботный, пробуди шаринган месяцем раньше, и проблем было бы в разы меньше.       Как известно, бездарный Учиха с пробужденным шаринганом равен талантливому чунину.       Цуме в одной руке держала плетеную корзину, напоминающую о старом Китае: в очень похожую тару, крестьяне складывали рис с бескрайних полей южных провинций. На севере, где я рос, в основном были пшеница и просо. Я сидел на скамейке и ел рисовый колобок.       — Обычно нинкены вырывают еду из рук, — заметила Цуме. — Это твой запах всех разогнал.       Я покосился на группу собак, в двух метрах от меня. Они прижались друг к другу и попятились в дальний угол.       — Я привык, что уже и не чую.       — Может, ты слишком много времени провел с Принцессой Слизней. Трахаешь ее? — простодушно спросила Инузука и получила в ответ покачивание головой.       — Нет, только ее помощницу. Кен Инузука, что тебя с ним связывало?       — Он приносил товары ко мне в дом. Доставлял свежие фрукты-овощи, грибы и немного намеков о моей красоте в придачу. Райга рассказал, да? Вот подлец! Я сама искала Араши, нюх привел меня на поляну за кладбищем, та что перед речкой, но дальше след обрывается.       — Может он отправился в свободный призыв? Голубая мечта клана получить контракт.       Цуме беззлобно рассмеялась:       — В моем муженьке было храбрости вот столько. — женщина соединила большой и указательный пальцы, не оставив между ними никакого расстояния. — Еще скажи, что Араши овладел техникой Четвертого — Летящим Райджином. Вероятность крайне мала. Скорее всего, он как-то замаскировал свой запах и был таков.       Цуме закончила кормить нинкенов и заперла клетки. Затем куноичи повернулась ко мне:       — Ты, заглавный джонин, займись вплотную Орочимару. Принеси мне его голову. Эта подлая мразь потрошила моих друзей. Сколько нинкенов пропало, пока он был в деревне.       — Займусь, токуджо.       — И с Учихой, и с Кисаме, — добавила Цуме. — И с Араши. Вот его фотография.       С карточки, переданной главой Инузука, на меня смотрел угрюмый мужчина с крупными бородавками на лице: две на подбородке и одна на носу. Татуировки, подчеркивающие принадлежность к роду Инузука отсутствовали. И это фоне его жены, у которой помимо красных клыков на щеках еще и перманентный макияж — подчеркивающий контуры глаз, губ.       Рисунок расположившийся на лице, неизменно привлекает взгляды. Но это же дает возможность выделиться, сразу сообщить миру информацию и служат опознавательным знаком.       Многие кланы и семьи в древности имели свои собственные обозначения, рисунки, которые потом наносились на каждом новом представителе. Они имели весьма серьезное практическое применение: в пылу сражения, когда Инузука в состоянии зверя, видел родной рисунок, замеченный на лице человека рядом, нередко сохранял жизнь соплеменнику.       Однажды мне проиграл жизнь монах из храма в провинции Фукуин, который иногда называют храмом Змеи. В этом храме практиковались не только кунг-фу Змеи, но и стили Богомола и Дракона. Храм Фукуин стал убежищем для монахов из храма Хенан, когда он был уничтожен моим учеником. С собой послушники принесли знания своих боевых искусств.       Я отдыхал на плаще, наслаждался экзотичным фруктом, когда солнце заслонила чья-то тень.       — Зан Цзун Предатель! — обратился ко мне монах. Шанхайский диалект резал слух. Еще один мастер по мою голову. Оголенный по пояс, в черных штанах, ростом под два метра. — Я пришел тебя покарать. Умри!       Желание монаха не совпало с его возможностями. Он даже не отреагировал, когда поднялся в воздух и треснули шейные позвонки. Отведав звездочку, хрустящую, сочную, с легкой кислинкой, поднялся и внимательно внимательно взглянул на аскета.       На животе и голове аскета изображены бамбуковые гадюки. Этих зеленовато-желтых змей давным-давно истребили в Китае. Толченый порошок из их зубов, якобы обладает омолаживающими свойствами. К моему огромному сожалению, иногда кости — всего лишь кости. Семьдесят второй выученный стиль кунг-фу — змеиный.       Учиха Итачи — личность заметная, между тем как Араши принадлежал к тем, получает прозвища типа Рогоносца или вообще исчезает, оставаясь безымянным. А ведь муж главы клана. Мог ли кто-нибудь запечатать тело в свиток и затем его сжечь?       — У Араши были недоброжелатели?       — Да, и он каждый день безжалостно расправлялся с ними.       Цуме поднесла ко рту руку, большой и указательный палец держат воображаемую чашку саке и резко “выпивает”.       — Все, у меня целый клан на плечах. Нужно договориться о поставках лечебной травы, а то Ёшина мне такого напела…       Женщина развернулась и оставила меня одного на скамейке. Нинкен, вылезший из вольера, посмотрел желтыми глазами на шарик риса.       — Ничто не помешает кошке уйти, если ей этого захочется. — покормил щенка с руки. — Для нее все двери всегда открыты. Охотятся на мышей, карабкаются на крышу за Луной, раз в век находят теплые руки.       Огни вывесок окрасили траву всеми цветами радуги. Тучный продавец загонял тележку с закусками в просвет между магазином одежды и трехэтажным зданием, где проживал оружейник Такахаши вместе с семьей. Ковал изысканные мечи, но меня они не интересовали.       — Какаши-сан, Хана-сан искала вас, — предупредил лоточник. — Я отдал ей большой пакет костей.       — Спасибо. Сан и Ёдаймару с удовольствием грызут куриные косточки. Впрочем, как и Цуме.       Когда тележка стукнулась о стену, Такеру рассмеялся:       — Вот поэтому я не могу позволить себе новый фургончик.       Теплый летний день заканчивался, уступая место ночной прохладе. Позади кто-то звенел бутылками, я обернулся. Перед домом где располагался данго-шоп, Анко Митараши вываливала черные мусорные мешки из урны, пополняя ряд тянувшийся по краю дороги. Куноичи мгновенно заметила меня, но не прервала своего занятия, посматривая краем глаза.       — Добрый вечер. — поздоровался я. — Ищешь желуди?       Анко, не отвечая, нагнулась за следующим пакетом и швырнула его в ложе, образованное двумя предыдущими, девушка выждала, проверяя не обрушится ли гора и повернулась ко мне:       — Сам такой. — Оттянутое вниз указательным пальцем нижнее веко и высунутый язык — детская дразнилка. — Ака-бее-ко! Я потеряла кольцо.       Мой взгляд метнулся к пакетам. На одном из них он остановился и не хотел переходить на другие. Развязываю его и действительно, в куче деревянных шпажек лежало золотое обручальное кольцо. На внутренней поверхности украшения выгравировано: “Голубой Дельфин и Сладкая Бобовая Паста с Сиропом вместе до Последнего Дня”.       — Как?! — удивилась Анко.       — У меня было предчувствие. Знаешь, как Инузука слушая сумбурный лай питомцев, невнятный и распутный, но с легкостью его расшифровывают.       — Слабое оправдание, легендарный Шаринган Какаши, — заметила Митараши. — Но спасибо, а то я не знала, как домой возвращаться. Думала, всю ночь проторчу здесь.       Куноичи тряхнула головой и достала из-под плаща два талона.       — Держи. Хлопни рамен за мое здоровье.       — Спасибо.       — У тебя всегда одно выражение лица… — куноичи нахально улыбнулась.       — Так-так, кто тут у нас?       Анко смотрела мне за спину и вся ее самоуверенность испарилась.       — О-ками-сама…       Талоны выпали у нее из рук.       — Всего лишь Умино Ирука. — сказал нетрезвый шиноби. — Тот самый Ирука, который спьяну переспал со шлюхой и влюбился в нее. И не тот ли Ирука, которому ты обещала завязать с “случайными встречами”? Я спрашиваю потому, что после твоего поспешного ухода за данго прошло четыре часа, прихожу и вижу тебя с ним!       Ирука Умино упирается в мой жилет. Показывать на меня пальцем нехорошо. Направленный на кого-то указательный палец - символический намек на убийство копьем или стрелой.       — Я ничего… я не… — бормотала побледневшая Митараши.       Немного ци в моем взгляде и наставник в Академии отводит глаза.       — Ирука, ты пьян иди домой. Подумай хорошо прежде чем тыкать в меня пальцем и извинись перед Анко.       — Анко прости, я тупоголовый болван.       — Я знаю.       Я поднял талоны на еду. Анко Митараши, убегая, растолкала нас обоих.       — Ты не пойдешь за ней? — спросил я.       — Зачем? Я уже извинился. Припомнит мне старое и обвинит в чрезмерной ревности. Мне это не нужно. Настроение ее меняется так быстро, что она успеет к ночи и поплакать и посмеяться.       — Ну и ладно. Но если она раздавлена и сильно нервничает, то ты будешь виноватым. Мне придеться сломать тебе все кости, если ты еще раз обидишь Анко. Мы поняли друг друга?       — Да.       Выйдя на главную улицу и свернув к дому, мы услышали крик:       — Вот ты где! Мой вечный соперник!       — Только его мне не хватало, — прошептал я.       — Вас прикрыть? — предложил Ирука.       — Какаши!       Гай приближался к нам, широко раскинув руки. Он обнял меня, приподнял и закружил, весело хохоча. Не зная как избавиться от медвежьей хватки, сунул руку в карман и нащупал кольцо. Пропустил через него чакру молнии. Мы расцепились и Гай восторженно уставился на меня.       — Ты ловко справился, — воскликнул шиноби, — вернул Цунаде! Она излечила Хокаге! Предлагай состязание!       Я отдал горячее кольцо Ируке. Тот его взял и на приличной скорости скрылся за крышами.       — Вот два талона в Рамен Ичираку. Кто первый съест свою порцию, тот победитель.       — С удовольствием, — перебил Гай. — Сегодня мой счастливый день, я не проиграю!       Ресторан был открыт, но Теучи уже начал закрываться. Мы заняли два стула из пяти. Несмотря на скромную площадь и непримечательный внешний вид, Рамен Ичираку всегда пользовался большим спросом среди жителей Конохи из-за неповторимого вкуса, придающего ламену особую ценность. Подобно остальным заведениям того же рода, в меню Рамен Ичираку предусмотрены различные начинки, такие как свиные котлеты или вареные яйца.       В моем родном мире, Япония в ранних Средних Веках расширила связи с Китаем, восприняла его технические достижения: кулинарию, компас, порох, изготовление бумаги и печать. Письменность на основе иероглифов, учение буддизма, синтоизм.       Может, эта планета пережила глобальную катастрофу и лапша выступает в роли наследия исчезнувших цивилизаций и некогда великих стран. Кто знает.       — День выдался на редкость удачным, — болтал Теучи. — Час назад приходила Цунаде Сенджу с помощницей за новинкой, диетическим раменом. — Повар отвернулся, чтобы наложить лапши в две чашки, — И тут вы, вдвоем. Сколько лет прошло?       Гай принял из рук Аяме дымящуюся миску лапши и ответил:       — Нет-нет, годы считать не нужно. Весна Юности все еще не закончена!       Теучи поставил передо мной порцию супа. Роллы нарутомаки пахли копченым лососем.       — Начинаем! — воскликнул Гай.       Я спустил маску и сосредоточенно отправлял ламен себе в рот. Горячо, остро и очень вкусно. Владелец заведения и его дочь покраснели, словно увидали лик Будды. А я не первый раз здесь ужинаю.       — Все. — Оказываюсь на миг быстрее соперника и наши миски стукнули о стойку одна за другой. — На самом деле мне пора идти.       — Серьезная миссия? — с придыханием спросила Аяме.       — У джонинов простые задания редкость.       Гай одновременно кивнул и помотал головой. Энергия бьет ключом, я не понимаю как ему удается сохранить энтузиазм.       — С одной стороны согласен, но в тоже время нет. Это как с врожденным талантом, который может не принести счастья. Счастливы те, кто верят в себя до самого конца и упорно трудятся. Если есть упорство, тебе любая миссия по плечу.       — Интересная жизненная позиция. — улыбнулась Аяме. — Какаши-сан, вы с ней согласны?       — Конечно. Как не согласиться. При нашей работе то и дело сталкиваешься с нукенинами, разбойниками, изуверами. Одни хотят протолкнуть свой кунай прямо мне в сердце, другие разграбить всех караванщиков, а третьи, как почти покойный Орочимару, интересуются, сколько люди выдержат под пытками, опытами, что можно сделать помимо того, что уже сотворили.       — Значит, Орочимару еще жив? — Теучи постарался не выдавать тревоги в голосе.       — О моем сенсее говорите? — рука в бежевом пальто откинула ширму.       — Анко-сан, вас с Орочимару многое связывало? — Легкий прищур во взгляде, и я один почувствовал аморальный намек Аяме.       — Еще как! — подхватила не уловившая двоякость вопроса Анко. Куноичи уселась справа. — Он был самым прекрасным человеком в Конохе? Нет. Проводил бесчеловечные эксперименты на наших шиноби? Да. Но скажу вам, когда я сиротка здесь только начинала, моя команда провалила Чунин Шикен, и Орочимару разозлился, но взял меня под свое крыло. Так я оказалась под личной опекой красивого и уверенного в себе знаменитого саннина. Я восхищалась им, и стремилась быть похожей на него во всем. Орочимару проявил сильный интерес ко мне, обучив ключевым техникам. Приучил к дисциплине, объяснил, как важно соблюдать сроки, — тут куноичи бросила острый взгляд в мою сторону, — как вести себя с врагами, которые хотят продвинуть свою гакурезато на первое место, как подготавливать яды, чтобы они не подвели во время важного поединка… Он был всем для меня.       — Простите, Анко-сан, — улыбнулась Аяме. — Вы говорили, он приучил вас дисциплине, и после я уже не слушала.       — И еще соблюдать сроки, Какаши, — очередь поддевать перешла к Гаю. — Представляешь?       Пока смеялся со старым другом, представлял себе Какаши и его послевоенные годы: и зимой и летом у могилы Рин, многочасовые попытки смыть несуществующую кровь с рук, приговаривая: “Они недостаточно чисты”.       Когда хохот затих, Анко придвинулась ко мне, коснувшись колена. Аяме это заметила, но я не отстранился.       — Я слышала, он поработал над вами. — дочь Теучи указала на шею.       — Из десяти подопытных я оказалась единственной выжившей. Как сейчас помню, лежу в окружении корчившихся в смертельной агонии друга и восьми неизвестных, а Орочимару несет бред типа: “Если поместить чакроактивный образец в бессознательном состоянии в Лес Смерти или его аналог и продержать там достаточно времени, можно расширить свои познания в бессмертии”.       — О, тогда он вам говорил, к чему стремится? Почему его не арестовали?       — Только в общих чертах. — Теучи подложил мне лапши и Анко продолжила: — Мне говорил один знакомый, что у Орочимару есть разоблачительная информация. И после ее выхода кое-кто из очень могущественных людей попал бы в заточение на очень долгий срок.       Прошло несколько лет. Для меня время давным-давно течет незаметно.       Я подходил к дому в пять утра, под аккомпанемент дикого воя, доносившегося прямо из моего кабинета. Остановившись в дверях, оценил последствия урагана, летающего по уютному помещению: разбросанные тетради, перевернутые столы, повсюду перья из подушки, книги раскиданы, дверцы шкафа сорваны с петель.       Грамоту от дайме на “разрешение” взять мне в клан до восьми жен, пес безжалостно разорвал когтями. Несмотря на статус джонина и прочие заслуги перед родиной, обошлась бумажка в годовое жалование капитана.       Смерч замедлился, превратившись в нинкена Санмару с двумя наездницами: трехлетние девочки, пепельноволосая с красными глазами и клыкастая шатенка. Обе визжали от удовольствия, как щенята. Мои дары этому миру.       — Ты чего остановился, Сан-сан? — спросила Мирай.       Нинкен словно ничего не слышал и продолжал грызть ножку стула.       — Уж больно ножка вкусная. — усмехнулся я.       — Ой-ой! — удивилась Суми. Она оглядела устроенную разруху и пришла в замешательство.       — Что за мононоке вселился в тебя? — я заглянул в глаза пса. — Хочешь поскорее посетить своих предков?       Зрачок правого глаза нинкена расширен, псина на речь откликается. Воспаления нет, новообразований тоже. Похоже, данное состояние не болезненно и не вредит глазному яблоку или зрению, остается наблюдение.       — Ваше утро посвящено наведению порядка. — обращаюсь к девочкам. — Приступайте.       Я сел на стул и обрадовался, не найдя слепоты у пса. Особенно мне понравилось, что нинкен подтолкнул меня к мысли о божественности Шао Кана. На мне лежало проклятье ускоренного старения, но император вернул мне молодость. Заклинание работает до сих пор. Я свеж, юн, силен и зрение острое. Прошла огромная усталость от жизни. Почти выбрасываю из головы воспоминания о том, как стариком ползал по древним руинам в поисках костей эденийской королевы. Я проникся силой духа Синдел при близком изучении посвященных ей бесконечных записей в летописях, многочисленных песен, картин, статуй и памятников и других произведений искусства. Она в основном изображалась в духе королевы-матери для народа, сверхчеловека, сверхколдуньи и одновременно как простой человек из народа. Синдел якобы постоянно думала о благополучии и величии эденийского народа, часто заседая в тронном зале до утра. Много упоминаний было о легенде, как после безуспешной попытки ее убийства, высшие силы дали ей бессмертную ауру банши и призвание богоизбранного лидера. Иногда золото оказывается мишурой. И защитный барьер над Землей ставил один “свободный” маг.       Ее история началась задолго до проигрыша Эдении десяти турниров Шао Кану. Годов так тысяч десять или больше, тому назад, Эденией правил король Джовал. У него было два наследника, сыновья Келбайр и Арнодор. В ту пору Эдения страдала от набегов безжалостных таркатан. Воины Внешнего Мира, появившись из разлома, крушили все что попадет под выдвигающиеся лезвия в их руках. Сжигали мелкие девевни и города, съедали жителей, отходили к местам порталов и уходили прочь.       И вот в который раз открылись порталы, доставившие множество зубастых несчастий. Жена короля Эдении, Тана ценой своей жизни навсегда отрезала таркатанам пути к отступлению. Против злобных кочевников эденийцы собрали могучую армию, но так как Джовал был убит горем, а сыновья его находились в странном недуге, войско и знаменитую Имперскую Гвардию повел, по приказу короля, его двоюродный племянник Джеррод.       Джеррод был сыном первого главы Имперских Гвардейцев, раненого незадолго до начала битвы. Джеррода все считали одаренным волшебником и храбрым воином. Во главе армии эденийцев, вместе с верным Рибаном, магом-гвардейцем, он возвышался над всеми и дал отпор таркатанам. Эденийцы выиграли великую битву, взяв прислужников Шао Кана в клещи и уничтожив каждого врага.       Разбив таркатан, Джеррод вернулся в вернулся на юг Эдении в Нефритовую долину.       Поговаривали, что в Нефритовой долине жила вещунья — красавица, умевшая колдовать и предсказывать судьбу. Госпожа Пламя, жена пропавшего бога-защитника Аргуса. Даже такие бесстрашные маги, как Джеррод, относились к ней с почтением и страхом.       Когда Джеррод появился во главе войска у дома вещуньи, Делия вышла к нему и воскликнула:       — Приветствую тебя, Джеррод, о славный глава Гвардейцев! Мое почтение Джерроду, которому суждено стать королем Эдении!       Не успел Джеррод прийти в себя от смешанных чувств, как пришло послание о смерти отца. А значит, Джеррод и в самом деле стал Первым Гвардейцем.       Джеррод не особо верил в предсказания, и он задумался что предпринять, чтобы оно сбылось. Он представил себя в королевской короне.       У Джеррода была сладкоголосая жена, женщина коварная и амбициозная — пожароопасная смесь. Она воспользовалась своей женской властью над ним и уговорами, упреками и угрозами заставила его перейти к радикальным методам. Джеррод очень долго сопротивлялся ее чарам. Ему совсем не хотелось убивать Джовала, своего доброго дядю. Но чего не добьется красивая, честолюбивая женщина! Еще и предсказание Делии… и Джеррод сдался. И придумал план, как убить короля.       Он пригласил короля Джовала к себе в гости, в свой замок близ Трех Водопадов. Вместе с блистательной женой он радушно принял короля и его сопровождающих, устроив им настоящий пир.       Глубокой ночью королю захотелось покинуть пирующих и уйти отдыхать. Джеррод лично проводил его в роскошные покои, приготовленные специально для короля.       Дверь в опочивальню, где спал король, охраняли два бравых телохранителя. Синдел знала, кто стоит в карауле, и заранее убедила тех выпить по бокалу легкого летнего вина, с подмешанным сонным зельем. И когда король удалился в свои покои и лег поспать, стражи тут же свалились в мертвом сне у его массивных дверей.       Всю ночь шумел водопад, но ничего не нарушило покой старого и уставшего от богатого пира короля.       Только один Джеррод не ложился, сон никак не шел к нему. Его терзали сомнения, стоит ли вступать в опасную игру. Ведь, в ней либо побеждают, либо умирают. Третьего не дано. Синдел была рядом.       — Решайтесь, — говорила она, — настоящий король не может быть мягким. Будьте мужчиной! Если вы растеряли мужество, я сама свершу предсказание.       — Прошу, жена моя, нет сил терпеть твои речи. Поступай как хочешь.       Синдел не стала больше позорить мужа и полетела по длинной лестнице замка в опочивальню короля.       Он выхватила телекинезом из ножен мечи, висевшие на поясе спящих стражей, и ворвавшись в покои, изрубила Джовала. После этого Синдел вложила обагренные священной кровью клинки в руки воинов и вымазала их в луже, натекшей из многочисленных ран.       Будущая королева вернулась к мужу и всю ночь предавалась похоти и разврату.       — Дело сделано. Снимайте исподнее и ложитесь в постель, — произнесла она сладким голосом. Синдел говорила громко, но ее голос звучал спокойно и уверенно. Джеррод, уловил интонации и, склонив голову, закрыл руками лик.       — Что мы наделали? Мне кажется, что мы должны сознаться… — начал он, указывая на окровавленную нижнюю часть сапог Синдел.       У Синдел даже волосы встали дыбом от изумления. Она свершила все грязное дело своей рукой, чтобы он оставался чистым. Кроме всего прочего, она сильно желала корону и ни за что не отступится.       После минуты молчания, Джеррод повернулся к ней и обнаружил, что она спокойно смотрит на него изучающим взглядом. Или, наверное, не совсем спокойно, ведь в ее глазах вспыхнул фанатизм, одержимость, а лицо скривила беспринципная усмешка. Джеррод заметил, как легкое, полупрозрачное волнение пробежало по ее телу. И хотя все знаки были уловимы, женщина не спешила с расправой. Жена казалась такой взволнованной и оживленной, что комнату заполнило ее энергией и стал слышен легкий гул, от которого забегали мелкие жучки по спине.       Но еще более странным было то, что его нефритовая башня ответила на вызов женской энергии. Смешанный запах женщины, цветов и крови, представлял собой земное и божественное сочетание разом. Стыд, страх или благоговение, восхищение или возбуждение, Джеррод сам не знал, чего испытывал больше. Синдел потянула штаны мужа вниз. Зачарованная, она смотрела на напряженное достоинство Джеррода.       Мужчина едва не сломал ей руку, стараясь избежать прикосновения.       — Что вы делаете? — в недоумении спросила Синдел.       — Иду сдаваться.       Молодая эденийка выпрямилась.       — Ваше капитуляция предполагает совсем иное. — Синдел втянула голову в плечи и шутливо поклонилась. — Муж мой, искренне прошу, лягте на наше ложе.       Джеррод судорожно вздохнул и взобрался на широкую постель. Усевшись на мужчину сверху, Синдел тяжело вздохнула, ведь в таком положении, тугой корсет приподнял ее крупные груди выше, чем обычно. Поведя плечами, она одним движением освободилась от него и тряхнула головой. Водопад волос упал ей на лицо. Синдел с раздражением махом собрала их в косу и созерцала Джеррода, удивленно выгнув бровь.       — Завтра вы станете королем. И я не позволю вам, помешать этому. — укоряла она и, опустив глаза, уселась на его дракона, быстро заполняющего лоно. — Вы представитель высокого рода, первого среди эденийцев. Но в самом деле, Джеррод, вы покорили меня не из-за этого. Я не встречала ни одного мужчины выше вас… Вам стало лучше?       Девушка говорила мягким, чуть заискивающим голосом, но вкрадчиво и громко. Именно так она часто разговаривала с юным Джерродом.       В ответ мужчина положил ей руки на талию и энергично задвигал бедрами.       — Моя прекрасная ведьма. — он требовательно сжал бедра Синдел. — Научилась впитывать в себя животворящую эссенцию, пока я слабый и истощенный, буду полностью находиться в твоей власти.       Синдел привыкла к темпу и стала отвечать. Ее груди слегка качались вверх и вниз.       — У меня создалось впечатление, что вы всегда сами горели желанием поделиться со своей верной женой… — Синдел запнулась, с трудом поборов желание застонать, — вашей энергией.       — Ты получишь то, чего заслуживаешь. — сказал он и уверенно перевернул себя вместе с женой.       Джеррод быстро зажал ей рот рукой, чтобы она не могла дышать. Вторую руку он положил ей на шею, продолжая неистовый акт. Теперь девушка лежала на спине, а Джеррод - на ней. Он был крупным мужчиной, с сильными тренированными руками. Он знал все слабости женского тела, как заставить жену струиться бурным потоком. Еще сильнее сдавив шею, чтобы она могла едва дышать, Джеррод, касаясь губами ее уха, начал нашептывать все известные ему угрозы.       Муж придавил ее своим весом, пока девушка ощущала, как его башня, ставшая невероятно сильной, упирается в глубины ее чрева. Пламя, горевшее в ее розовой пещере, обжигало его адским огнем и сводило с ума.       — Вот что делают с цареубийцами, — едко произнес он, заметив, как тяжело дышит Синдел после его атаки. — А мне отсекут голову. Именно такую жизнь ты, выбрала. Выбор, который ты совершила, возможно, приведет к року.       — Но, — задыхаясь, произнесла она, — муж мой… Девушка не пыталась выбраться. Ее лик горел алым румянцем, глаза широко распахнуты, ноги стали слабыми. Джеррод еще раз сильно навалился на нее. Продолжая свое наказание, он все сильнее и сильнее нажимал на внутренние врата.       Королева Синдел надолго запомнит то, что они сделали, и то, что она ощутила. Она уже достигла пика услады, и Джеррод чувствовал это по ее пульсирующему естеству. Синдел — очень гордая женщина, но и она вынуждена будет сдаться. Ведь этого требует ее женское начало, особенно если муж очень умело проявляет свое превосходство. Неизбежное, как смерть, и Джеррод, настоящий воин, наслаждался мигом победы.       Потом она сжала руками простыни и, содрогнувшись, выгнулась всем телом. Мощный приток энергии забил так обильно, что Синдел, помимо собственной воли, издала громкий вопль, лишь в последний момент извлекла изо рта дух банши. Сфера висела над ложем, освещая супругов пульсирующим светом.       На утро в главном зале замка собралась вся знать, входившая в свиту короля. И его сыновья — Келбайр и Арнодор. Ожидая выхода Джовала, они беседовали о шуме водопада, что обрушивается на скалы. Посмеивались над громко кричавшей Синдел.       Король все не выходил, и обеспокоенные вельможи послали расторопного слугу. Он со всем почтением приблизился к дверям опочивальни, раскрыл и — кошмар! — перед ним лежал Джовал, мертв и недвижим. А рядом два гвардейца в крови.       Горестные стоны огласили покои замка, когда знать увидела тело. Казалось, более всех была разгневана хозяйка замка, Синдел. Никто не успел опомниться, как она крикнула на спящих телохранителей с такой силой, что тех разорвало на куски.       — Я никогда не ошибаюсь. Они убийцы! Высшие силы указали мне. — воскликнула она. — Правосудие свершилось.       Но сыновьям Джовала, Келбайру и Арнодору, показалось странным это убийство. И они поспешили покинуть мрачный замок. Келбайр отправился в Нефритовую долину, а Арнодор к племени своей родной матери, чтобы попросить у криомантов поддержки и восстановить закон престолонаследия, по которому он, Арнодор, должен стать королем Эдении.       Джеррод стал преемником своего дяди, Джовала, как и предсказывала Делия. Казалось, все сбылось, но он не знал ни восторга, ни удовольствия. Покоя не давали ему навязчивые думы о его с женой злодеянии. Через разговоры с королевой Синдел, страх проник в душу: а что, если такой же властолюбец, как он, и с ним поступит точно так же?       Но кто?       Растревоженная совесть вопила, и подозрение пало на Рибана. “Рибан, мой верный друг, вот кто теперь опасен!” — решил Джеррод и подослал к нему душегубов.       Но и это не принесло ему ни радости, ни утешения. Он заметил, что кое-кто стал подозревать его. И он боялся, что кто-то отомстит ему. А нет, тогда Арнодор обязательно найдет поддержку у знати и родственных ему криомантов и пойдет на него войной.       И вот Джеррод решил снова тайно отправиться в Нефритовую долину к вещунье. Разве не она заронили в нем мечту стать королем Эдении! Ему не терпелось открыть свою судьбу и дальше. Благородный король желал знать, что будет.       — Ты непобедим и не отдашь корону, пока зеленая долина, зовут ее Нефритовой, не превратиться в пустыню. — поведала вещунья Делия.       На обратном пути, Джеррод встретил группу эденийцев. Один из них и обратился к нему:       — Радуйтесь, славный сын Эдении. Скажите вы случайно не от жены Аргуса, великой предсказательницы?       — Именно оттуда. — ответил Джеррод, натянув поглубже капюшон. — В этом году Делия обещала обильный урожай. Верно я говорю, друзья? — обратился он к своим шести телохранителям, и те в один голос с ним согласились. — Советую и вам к ней сходить.       — Мы уже были там. Искали узурпатора по имени Джеррод. Вы его не видели? — спросил Келбайр.       — Он был там, — ответил король улыбнувшись.       — Был? Значит, сейчас его там уже нет? — сердито и разочарованно проговорил сын Джовала.       Стражи короля рассмеялись.       — Сейчас там его нет, — сказал король, все так же улыбаясь под капюшоном. — Сейчас он здесь, перед вами. — Я — король Эдении Джеррод Атакующий. Чем могу служить?       — Я сын Джовала, мастер Баркана! — заявил Келбайр. — Мне сказали, что ты виновен в смерти моего отца. И я пришел сюда, чтобы вызвать тебя на честный бой!       — Я сильнейший воин Эдении, к чему нам биться? — сказал Джеррод. — Даю шанс отступить.       — Я вызываю тебя на бой! — сказал Келбайр, раскручивая над головой тяжелую алебарду.       — Не люблю убивать эденийцев, — ответил Джеррод, однако обнажил меч. — Я принимаю вызов, твой час близок.       Стража очистила место для поединка, и два эденийца сошлись насмерть. У Келбайра очень длинные и сильные руки, которыми он легко кружил квандао, обычно ему было просто держать противника на расстоянии от себя. Никому еще не удавалось ранить младшего сына Джовала. Но не прошло и минуты, как Келбайр понял, что ему далеко до мастерства владения мечом Джеррода.       “Лучше бы я отправился вместе с братом к ледяным воинам”, — еще понял он.       Джеррод взялся обеими руками за меч и со всей скоростью ударил им Келбайра по правой руке, отрубив ее по локоть.       — Я сдаюсь! — с трудом произнес сын Таны. — Пощады…       И в то же мгновение голова Келбайра покатилась по траве. Только тогда Джеррод опомнился. Ему стал отвратителен поступок, совершенный им в пылу боя. Он совсем не хотел убивать родственника: он собирался только ранить его в честном поединке и затем изгнать.       В гневе он пнул голову противника.       — О низкий Келбайр! — воскликнул он. — Смотри, что ты заставил меня сотворить! Это твоя вина, что я убил тебя юного! Ты мог прожить еще тысячелетия. Теперь я душегуб, детоубийца, изверг! Будь ты проклят.       Джеррод обратился к своим воинам, чтобы те похоронили тело. И королю не оставалось ничего больше, как вернуться к своей Синдел.       — Время рушит каменные замки и стирает в пыль города, — успокаивал себя Джеррод. — Пройдет не одна тысяча лет, пока одно станет другим.       И все-таки после встречи с колдуньей Джеррод велел засадить долину деревьями от края до края. А посему ввел смертную казнь за вырубку в Нефритовой и заставил знать свою присылать ему семена, которые должны были взойти в благоприятной почве долины.       Среди дворян, которым приказал Джеррод доставить в лощину семена, саженцы и все такое прочее, был Ран Молния — генерал армии. Ран давно подозревали, что если когда-нибудь в Эдении, Арнодор попытается отобрать корону, Ран его поддержит. Синдел боялась и ненавидела Рана за его радикальную позицию.       Спустя годы, в ясный день, король Джеррод и Синдел выехали со свитой поглядеть, как похорошела долина при их правлении. Он увидел двух садовников, которые тащили дерево поваленное молнией. Слишком была тяжела ноша, слишком знойный день и слишком суровые зрители.       Синдел заметила, та пара так выбилась из сил, что опустилась на землю отдохнуть. Обычно милая и добродушная на людях, королева впала в ярость и едва не убила их на месте.       — Кто прислал этих ленивых мулов? — спросила она. — От них никакого прока.       — Владелец наш Ран Молния, генерал армии. — таков был ответ.       — Пусть этот генерал сам, — проскрежетала королева в великом гневе, — вместо своих ленивых идиотов убирает поваленные деревья с дороги.       В свите королевской четы был боевой товарищ Молнии. Незаметно он отстал от процессии и отправил послание Рану. Тот находился в компании таких же честных эденийцев, как и он сам. Прочитав вести, Ран осознал, что времени медлить больше нет.       Покликав верных друзей, Ран благополучно добрался до Морозных берегов и явился к город криомантов, чтобы присоединиться к свите принца Арнодора, сына Джовала. Он убедил принца, что эденийцы уже устали от жестокости, коррупции и несправедливости Джеррода и будут только рады поддержать Арнодора, если он вернется в родные места. Не мешкая, глава криомантов дал армию отважных ледяных воинов, которых повел великий Кувард Хладная Смерть, чтобы помочь Арнодору, наследнику убитого короля, вернуть трон.       Предсказание Рана сработало на половину. Вассалы Эдении разделились и часть дворян оставили Джеррода и перешли к Арнодору и Рану. У Синдел и ее мужа остались гвардейцы — сильнейшие бойцы целого мира. Они не предали свои клятвы на верность. Захватив жену и сына Рана, Джеррод заперся в родовом замке. Он не пал духом и не боялся ничего, веря в силу пророчества Делии.       Наконец армия криомантов и эденийцев вступила в Нефритовую долину. Всю ночь, по велению Рана воины жгли костры и строили осадные башни.       Синдел сообщили, что мятежники расположились лагерем в долине. Королева послала известие Рану о заложниках. Грозный Ран сначала не хотел этому верить и пригрозил обезглавить испуганного вестника.       Молния сам открыл короб и был в ужасе, увидев голову любимой жены.       Храбрость и отвага покинули его. С горсткой верных побратимов он зашел в шатер недавнего союзника и кинулся навстречу вечности. Ран Молния погиб в смертельной сечи, скрестив оружие с самим Арнодором.       На троне Эдении остались Джеррод и Синдел. Они правили долго и успешно. Предавшие корону дворянские рода были казнены. Сын Молнии был изгнан, Синдел повелела, что отныне он, криоманты и все их потомки лишаются навсегда родины.       И было все хорошо, пока однажды в главной монаршей анфиладе не появилось золотое сияние. В следующую секунду яркая вспышка ослепляет глаза, тепло обволакивает тело. В этой комнатке стоял простой каменный постамент и на нем возлагался большой свиток пергамента.       “Внешний Мир объявляет о намерении завоевания Эдении. Исключительное право вторжения можно получить только одержав десять побед подряд в турнире “Смертельная Битва”, — прочитал Джеррод.       Несмотря на всю священную храбрость лучших поколений воинов Эдении, Кан одержал победу и Эдения проиграла. Проиграла, но не сдалась.       Однажды случилось несчастье: на Нефритовую долину напали войска Шао Кана и разгромили все, что попалось им на пути. Король Джеррод направил гвардейцев атаковать Шао Кана, но император был слишком коварен, превратив две армии в живую недвижную тень на песке в мире бушующего адского пламени.       Шао Кан рассчитывал: будет смятение, паника, капитуляция. Нет! Не дрогнул гарнизон. Закипел бой на замковом укреплении. Император прорвался в твердыню.       — Не дать добраться к королю! — подает команду начальник стражи.       День выдался такой прохладный, даже морозный, но Джеррода бросило в жар. Он поскорее приказал обороняться и спрятался в теплых покоях.       Перед ним лежал огромный свиток, по которому в разные стороны разбегались золотые тропинки слов. Король загляделся на письмо, рассеянно перечитывая его раз за разом, как вдруг заметил, что помимо его собственных глаз, манускрипт читали очи жены.       Но что это? Он в великом изумлении увидел кинжал выходящий из собственной груди. Джеррод отметил про себя красоту прекрасной Синдел. Соблазнительней свет не ведовал.       На ней было платье фиалковог оттенка, как ее любимые цветы и лазурно-голубой плащ. Серебряные волосы ниспадали на плечи. Каждая прядь заканчивалась крошечным колокольчиком, звон этих бубенцов мужчина принял за журчание горного ручья в райских кущах.       В последний раз король услышал ее грудной смех. Он сорвал с головы корону и упал перед прекрасной предательницой на одно колено. Но Синдел, вытянув из раны клинок, велела Джерроду встать.       — Я королева Эденийская, — молвила она, — и моему мужу не следует погибать в рабской позе. Ведь он, в далеком прошлом, был славным воином.       Она ласково улыбнулась и протянула ему руку, чтобы он поднялся. Джеррод принял колючий удар и полег перед прекрасной дамой, зачарованный ее нежным голосом.       — Спой мне, Синдел. Спой, как в первый раз, — попросил Джеррод. — Хорошая песня и прохлада камня верные союзники, разве не так?       Синдел послушно вонзила свой инструмент в живот короля и начала петь. Никогда прежде ее голос не звучал так нежно и грустно:

Я брошу все к ногам твоим и слово за тобой, Ответь да мне иль замолчи вовек.

      Она кончила и Джеррод не сумел скрыть своего восторга.       — Мне не хотелось, чтобы так все закончилось, муж мой, — произнесла она. — Просите о последней милости, я одарю вас.       Король Эдении взял обе ее ладони в свои и произнес слабея:       — Позволь мне поцеловать тебя, прекрасная Синдел.       Королева не отняла рук, а лишь улыбнулась и сказала:       — Запомните, Джеррод, если вы поцелуете меня, я отниму вашу долгую жизнь. Согласны?       — Что значит моя жизнь! — воскликнул король. — Не велика плата.       Синдел наклонилась и он прикоснулся к губам матери Китаны.       Королева быстро отстранилась, и тут Джеррод вдруг почувствовал, что кинжал проник в его сердце. Однако любовь была так сильна, что он ни о чем не сожалел. Ну и пусть, королева подарила ему много лет своей жизни.       Убедившись, что Джеррод покинул бренный мир, Синдел села в кресло и стала ждать. Где-то через тысячу стуков сердца, дверь отворилась и в покои вошел Шао Кан, для Синдел сотни лет он был любовником.       Он смеясь, перешагнул тело короля, обнял Синдел.       — План сработал, — сказал он.       — Мерзкая Тана едва не похоронила его. Но кишка оказаль тонка сорвать мои замыслы. Ни у нее… ни у Аргуса ничего не вышло.       — Шао Кан рад, что твои обещания правдивы.       — Конечно. У меня за лета половина волос седой стала. Джеррод был давно мертв для меня. Наш союз станет бичом вселенной. Время стать единым целым.       — Да, мы можем это сделать, — кивнул Шао кан и потянул пояс Синдел. — И вот что еще… ваши напитки…       Она разлила вино в бокалы и сказала:       — Что ж, мы выиграли. Эдения наша. Король умер, радуйся король…       Шао Кан осклабился так, что стали видны его острейшие клыки. Злобно сверкнув покрасневшими глазами, он прорычал прижавшейся женщине.       — Я — Кан! Смертные утомляют меня невежеством. Я нашел способ получить душу Джеррода. А если и ты со мной в игры вздумаешь играть, я и твою душу заберу.       Синдел отпрянула от внешнемирца.       — Это очень сильное… и справедливое решение, о божественный, — пробормотала он. — Хотя я смею надеяться, могучий повелитель Внешнего Мира, на благополучный исход нашей свадьбы, которую жду с нетерпением.       Синдел содрогнулась от вспыхнущего тела Джеррода. Вырвавшиеся ленты из руки Кана, осветили все закоулки роскошных покоев во дворце Эдении.       Очень жаль, что так мало мало времени, я изучал Эрмака. Сплетенный из душ эденийцев-внешнемирцев, он представлял увлекательный объект, достойный самого пристального внимания. Сделаю с ним то же, что и с Зецу, Орочимару. Позвать, поглотить. У этих существ много общего, мудрость народов, к примеру.       У Зецу было огромное количество свитков: летописи, родословные, заклинания. Я не глуп, чтобы поверить, будто наставления изложенные на шелке или бумаге, могут заменить учителя, но у меня имеется огромный опыт по многим направлениям.       Схемы, рисунки и надписи на всех свитках изображены катаканой — именно ему характерны короткие прямые линии и острые углы. Манускрипту тысяча лет, но в нем встречаются слова “адзито”, “гарасу”, “шируэтто”. Стекло, силуэт, логово. Идея о глобальной катастрофе, теперь не кажется слишком притянутой.       Девочки убрались. И да, им известно о развлечениях отца. Болтливые конохские торговцы некоторое время сплетничали на каждом углу. Кроме того, мои героические похождения обсуждались даже среди тех подруг Суми и Мирай, которые находились под строгим присмотром кланов.       — То, чем я занимаюсь, зовется удовлетворением плотских желаний. — объяснял я. — Как нинкены в вольерах, только ради удовольствия.       Я протянул руку к Мирай, и ощутил мягкость покрасневшей шеки своими шершавыми пальцами.       — Бабушка уверена, что ты раз-врат-ник. Она говорит, что ты из-за этого… слаб умом. — с детской искренностью говорила Суми. — Я помолилась за тебя в храме. Мне дали это.       Девочка показала маленькую фигурку женщины в платке и сложенными в молитве руками. Игрушка похожа на марионетку — куклу изображающую Деву Марию.       Хана вместе с чашкой и надкушенным кунжутным колобком, пришла в кабинет и оценивала обстановку.       — Что за бардак! ДЕТИ, В СВОЮ КОМНАТУ, МИГОМ! САНМАРУ! — заметив что-то в его глазах, Хана насторожилась. — Что ты ел?       Пес покачал головой, моргнул и отвернулся. Девушка села на колени и обняла пса.       — Я подумала, что все равно буду днем в клане, так что можно навестить матушку и вместе с ней обследовать тебя, Сан. Мой мальчик.       Хана повернулась ко мне и спросила:       — Ты с нами?       — У меня другие планы.       — Ты не хочешь? Какаши, ты же всегда рвешься меня сопровождать к матушке. Прямо нинкен — делаешь стойку каждый раз, когда звучит имя матушки.       — Нет, хочу. Просто хотел просмотреть старые заметки. Здесь по-прежнему хаос.       Хана взглянула на случайный свиток, где изображена примерная чакросистема — три фигуры шиноби, где артерии обозначены красным цветом, вены — синим, а каналы чакры — зеленым.       Девушка подняла кипу листов и подровняла их, постучав по столу.       — Заметки по чакре в одну стопку, по ядам в другую.       Я трудился плечом к плечу с Ханой, сортируя записи на лету.       — Знаешь, мне нравится заниматься с тобой домашней уборкой.       — Мне тоже. — ответила она. — Хотя… хм. Есть одна девочка из АНБУ, так она хоть языком здесь все вычистит.       Хана не договаривалась с Цуме о встрече, однако глава клана Инузук не заставила нас ждать. Когда мы вошли через ворота, учуювший Киба уже встречал нас. Мы поздоровались, девушка порастягивала щеки сначала брату, а затем его собаке.       Вместе подошли к тренировочной площадке, где трое шиноби дрессировали нинкенов. Никакого насилия, для них собаки — лучшие друзья и боевые партнеры. За кортом располагались три деревянных дома, размерами заметно превосходившие те, что попадаются на главной улице. У крайнего слева дверь была открыта, и за ней нас ждала куноичи.       Цуме Инузука улыбнулась, сняв очки в коричневой оправе, положила их в карман и подошла, чтобы обнять гостей. Женщина на вид моложе и азартнее, чем можно ожидать от главы клана, хотя и с усталым видом. Эта усталость становится понятна при виде стопок документов, заполонивших все ящики и даже пол. У хокаге таких сооружений из бумаг не меньше.       — Благодарю матушка, что скоро приняла нас. — начала Хана.       — Ты чего! Какая мать не отложит все дела ради встречи с дочкой! — Обернувшись ко мне, Цуме добавила: — Хоть ты и не принял мое предложение, но я рада видеть тебя. А ведь мог уже быть главой двух кланов еще с прошедших лет, но ты так увлекся сношениями с разными суками, что совсем забыл меня.       — Мама! — Хана перешла к делу. — Мы здесь из-за Санмару, и прежде всего хочу узнать твое мнение о его зрении.       Цуме кивнула и села на колени перед псом.       — Смирно. Посмотри налево и вверх. Сколько пальцев я показываю?       — Гав. Гав.       — Побудешь в клане сутки. Жди у вольеров.       Санмару подошел к двери, встал на задние лапы, надавил пятерней на ручку, и гавкнул, прощаясь с нами.       Цуме никогда не была милой, и нередко говорила первое, что придет в голову. Я решил спросить напрямик.       — Ты говорила с Суми и Мирай, и мне хотелось бы узнать о чем.       Попадаю прямо в цель. Женщина хотела встать, но я придержал, положив ладонь на плечо. Цуме вскинула брови, прочертила острым ногтем дорожку на полу и уселась поудобнее.       — Ну что же, как я понимаю, с церемониями покончено? — В ее улыбке читался переизбыток хищной злобы.       — Цуме-ока-сан…       — Называй меня Цуме. Хана, нам всем будет приятнее, если ты забудешь, сколько душевной боли, я принесла тебе в детстве. Все для твоего блага: мир полон зла, все твои тети, не дожили и до тридцати. Я прошла ад, когда пришли их тела, обугленные и раздавленные. Мы — Инузука, сражаемся с глубокой древности. И я воспитывала тебя, как завещали храбрые предки. Всегда от нас требовались дисциплина, стойкость в бою и в патруле, мастерское владение внутренним зверем, отвага, скорость, выносливость. Ты прошла дальше всех из клана по пути ирьенина и я очень горжусь своей маленькой Ханой. Ты родилась такой крохой, впервые взяв на руки милое создание с большими глазками, идеальной кожей и… загадочным, томным, едва уловимым ароматом, который способен свести с ума, я была самой счастливой матерью на свете.       Хана ответила сердечной улыбкой, но я не позволил сбить себя с курса.       — О чем вы говорили?       Ее диалог с детьми, хотя и разгневал меня, одновременно подарил редкую, в последние месяцы, минуты физического контакта с диким, непреручаемым зверем, от одиночества идущего на крайние меры.       Я испытывал странное чувство, прижимая голову Цуме к полу. Женщина выглядела, как загнанный зверь. Она прятала эти эмоции. А сейчас ее привязанность выставлена напоказ. Наблюдая за куноичи вместе с Ханой, я слишком хорошо понял, что видел в ее глазах.       Когда моя зеленая ладонь легла ей на живот, Цуме вздрогнула, но тут же попыталась сбежать, не способная разорвать захват, повисла в моих объятиях. Сообщил Хане, что мое семя попало в цель, и сработал механизм оплодотворения. Нервная Цуме тщетно рвалась прочь.       Хана сама осмотрела медтехникой мать и скривилась.       — Дерьмо собачье! — буркнула она.       Я, знающий достаточно сквернословия на разных языках, не приветствовал его в речи.       — Полагаю, Хана, ты выразила мысль, которую разделяют не все. — Потом я приобнял обеих. — Цуме, мы твоя семья.       Женщина истерически расхохоталась, а на глазах ее дочери проступили слезы.       — Я помню, как ты, Какаши, стал чунином. Матерый волкодав среди щенят. С того момента я смотрела на тебя как на мужчину, а не как на мальчишку, которого знала с пеленок.       Может, это случилось из-за тоски по мужу, от одиночества я начала заглядываться на тебя. И ловила себя на мысли, что завидую тебе, дочка, и что хочу, чтобы Какаши был только моим. Я гнала от себя эти мысли, но они разъедали меня изнутри, — краснея, поделилась с нами куноичи.       — Месяца два назад, когда ты готовилась к повышению ранга ирьенина и была все время занята, Какаши пришел ко мне на чай. Слово за слово я не заметила, как мы начали случаться.       Мне за сорок, думала, что бесплодна, вновь забеременела. Как только поняла, что внутри меня зародилась жизнь, то испытала страх, стыд и радость. О третьем ребенке я перестала мечтать после родов Кибы.       Хана вытерла мокрые дорожки на щеках и дала пощечину своей матери.       — Ох мама, я тебя люблю, и одновременно готова убить. Это из-за твоей постоянной злобы сбежал папа. Я помню, как он все время ходил в синяках, как ты связала его голого и оставила в Лесу Смерти.       — Нет! Я избивала Араши, еще до того, как мы сыграли свадьбу. Сдав экзамены на токуджо, я в пятнадцать лет поступила на службу в патруль и уже на первом году без ума влюбилась в Араши, который уже семь лет охранял границы Страны Огня.       Нас в группе было двенадцать человек и всего две девушки. Парни нас на руках носили, обходились как с химе. Араши был самым ярким парнем в нашем составе, весельчак и балагур. В нем не было инстинкта убийцы. Ему тогда все говорили, что не ту профессию выбрал, надо было в актеры идти.       Уже через год мы сыграли свадьбу. Праздновали всем подразделением.       У нас не было ни роскошного стола, ни музыкантов, ни даже платья. Наряд мне сшила девушка из деревни — длинное желтое кимоно, с широкими рукавами. Оно сгорело ночью, когда умер Желтая Молния. Желтое к желтому, красное к красному.       Сразу после окончания войны, мы молодые специалисты умервщления вернулись в Коноху, строить маленькое, но свою собственное счастье.       В мои восемнадцать, после трех лет совместной жизни у нас появилась долгожданная дочка. И по традиции клана, я назвала тебя частью тела нинкена: выбрала “нос”. Ты так мило морщила носик. Была пора цветения сакуры, имя “Хана” пришло в голову мне и мужу почти сразу.       Мы были на небесах от счастья, и конечно уделяли все свободное время тебе, хоть ты и капризничала, но не могли не баловать маленькую дочку.       Хана в шоке от слов матери.       — Ты меня баловала? Это когда, позволь узнать? Когда запирала в темном подвале или за малейшее непослушание стегала кнутом? Я принимала все это как должное, пока ты чуть не убила меня. А я всего лишь спросила: “Обязательно ли мне ставить отметины на щеках?”       — Не перебивай мать! Инузука без татуировок, все равно что Хокаге без Воли Огня. Пока я глава, такого не будет. Если бы ты пошла в академию без наших отличительных знаков, твои одногруппники могли подумать нехорошее. Ты приходила с учебы, часто уставшая, и мы отправляли тебя спать, а сами потом на пару с мужем, подделывая твои каракули, выполняли письменные задания. Нам, конечно, учителя потом высказывали, но сон ребенка на тот момент был на первом месте. — тепло улыбнулась Цуме.       Проходили годы, мы мечтали о втором ребенке, очень уж Араши, как мужчина хотел, чтобы у него был сын. Но ирьенины мне настоятельно запрещали рожать. Слишком высокий риск умереть при родах. В госпитале нам посоветовали усыновить мальчика из приюта. У них всегда все места переполнены.       Мы думали насчет малыша из детского дома, но так и не смогли выбрать. Все-таки не каждый сможет полюбить его как родного. В итоге я решила рожать несмотря ни на что.       Беременность проходила плохо: температура под сорок и слабость не покидали меня все время. Семь долгих месяцев я провела в больнице под пристальным надзоров медиков. Им каким-то чудом удалось спасти меня и сохранить ребенка.       Араши очень переживал за меня и, наверное, сам не заметил, как стал регулярно напиваться. В день рождения Кибы, от огненного дыхания моего мужа, меня стошнило прямо на него.       Однажды Араши не стало. Он буквально пропал. Я на протяжении двух лет ежедневно ходила на поиски, ведь потеряла не только опору в жизни, но и настоящую и единственную любовь, а по возвращении ложилась пластом на кровать. Со временем, я стала ходить на кладбище к стеле. Никто не мог понять мою боль.       Хана, ты назвала меня эгоисткой и сказала, что ненавидишь меня. Даже спросила, зачем я рожала, если дочь мне совсем не нужна. Я поняла, что пора оставить поиски и смогла взять себя в руки.       На кладбище я видела тебя, Какаши. Мы с Араши всегда считали тебя на редкость порядочным и ответственным мальчиком, которому можно доверить свою дочь.       Когда голос Цуме затих, Хана предложила:       — Как насчет провести вечер втроем?       — И чем мы займемся? — иронично вопросила Цуме, издав несколько лающих смешков.       — Я расскажу, что случилось с твоим мужем.       Женщина поменялась в лице и схватила меня за руку.       — Говори! Сейчас же, живо!       — Ка-кун, что ты узнал о папе? — подхватила Хана.       — Знаете, что это? — спросил я, достав небольшой листок. — Список контрактов у Жаб. После Минато Намикадзе идет не кто иной, как твой муж.       Мать и дочь дружно застонали и нестройным хором принялись обвинять Араши, Джирайю, меня и всех остальных.       — Чакра на горе Мьебоку полностью захватила тело Араши, он превратился в каменное изваяние жабы.       — Я подозревала о чем-то подобном — Цуме сжала листик с именем мужа. — Ладно, мне пора повидаться с Хокаге. Главное после встречи принять обеззараживающий душ. — Собираясь с мыслями, Цуме добавила: — Только имейте в виду — если кто-то из вас будет еще раз лечить Джирайю, он для меня мертв.