Под маской Огородного Пугала

      Остров всегда был странным местом, постоянно окруженный туманом, который не пропускал прямых солнечных лучей. Сюда не летали морские птицы, и даже океанские ураганы и бури никогда не достигали его берегов. Мрачная громада острова, выступавшая в туманной дымке над зеркальной поверхностью воды, тускло освещалась рассеянным солнечным светом. Со стороны могло показаться, что здесь все время царила промозглая сырость. Но нет, моя магия душ поддерживала идеальный климат круглый год и меня совершенно не волновало мнение других участников состязания, поскольку обсуждать с ними что бы то ни было вообще было не принято. С этими людьми надо было драться. Любое сближение с ними могло обернуться душевной симпатией и лишь затруднило бы борьбу, их человеческие качества никак не должны были осложнять отношение к ним как к противникам. Оказаться в пыточной Шао Кана — вещь нехорошая.       Прошло время после скитаний по пустыне Эдении. Каждый раз, когда я смотрелся в зеркало, отражение хозяина острова выглядело сильно состарившимся — похудевшим, с большим числом морщин на лице, в глазах двойника оставалось все меньше блеска, волосы быстро седели и редели. Столько силы, привязанной к земле старостью!       Есть совсем не хотелось, и мне приходилось себя заставлять, пока в одно утро не появилось желание выковать меч. Почему нет?       В штанах и легком балахоне я наклонился над маленькой жаровней, на которой горел огонь, держа в руке молоток. Справа, на наковальне лежала маленькая деталь к рукоятке будущего клинка. За этим занятием меня застал Куан Чи.       — Приветствую, Шан. Что ты делаешь с наковальней?       — Кую себе оружие. — я улыбнулся демону, как старому другу. — Такое, чтобы могло ранить призрака.       Пока мой помощник раздувал мехи, я бил по детали молотком, не переставая разговаривать с Куаном.       — Странная работа для колдуна! — усмехнулся они, откусывая кусок от яблока. — Неужели поблизости нет кузнеца?       — Мои руки хорошо служат мне, не важно что приходиться ими делать.       — Каков в бою, таков и в работе. Слушай, Шан, Император Внешнего Мира посылает тебе свой приказ.       — Ясно. Подготовка к турниру идет по плану.       — А ты, что будешь делать?       — Путешествовать. Какой же ответ мне нести Императору?       — Я немедленно приступаю.       Говоря это, я дал меч в руки Куану. Он пристально в него вгляделся, и закрыв глаза, что-то прошептал.       — Хороший клинок. Никто из людей не сделал бы лучше. Я вложил немного Адского Пламени. Возьми его!       — Благодарю тебя, друг. Дар друга — добрый дар.       Куан Чи кивнул и исчез в воронке портала. А мне пора навестить одного шокана.       ***       В Кобальтовых Копях меня остановил высокий парень с маленькими рожками на лбу и ухватился за ножны моего меча.       — Одолжи мне свой меч, старик, — сказал он. — Все равно здесь долго не проживешь.       Я взглянул в глаза парню так, что он отступил назад.       — Я видел тебя, — бормотал парень, уходя, — Ты из Земного Царства, я знаю!       — Где Горо?       — Повелитель Горо? Он в Нижнем городе.       — Пойдем, друг, проводишь. — обратился я к здоровяку.       Странное зрелище представлял из себя этот город. Несколько роскошных домов, окруженных неостывающей лавой.       В домах помельче, на дверях были нанесены знаки. В их стены входило множество рабов, неся драгоценности, золото, серебро, утварь и отдавая это все серокожим шоканам с ястребиными глазами и острыми клыками.       — Что происходит здесь?       Парень потер наросты на голове.       — Рудокопы обнаружили проход в зал сокровищницы и шоканы приказали все принести им. Тяжелые дни. Рудокопы постоянно исчезают! А потом появляются их растерзанные тела!       Едва он успел произнести эти слова, как мимо нас прошла высокая шоканка. Она происходила из царской династии, так как носила на руках железные браслеты. За ней, по направлению к самому большому дому, следовали рабы, на шее которых блестели золотые обручи.       Один из рабов запнулся и задел рукой женщину-работорговца.       Без слов, молча, женщина сняла с шеи раба обруч и раздавила тому голову.       — Где ваше почтение, рабы? — говорила она насмешливо. — Вы забыли, кто защищает вас от кентавров? Так вы платите за нашу доброту? Хорошо, я вас продам!       Пока женщина смеялась, рабы горько плакали, умоляя не оставлять их.       Они ушли, а труп подхватили другие невольники и куда-то унесли.       Много странного я видел, пока не дошел до обители Горо. Увидев меня, гигант выдвинулся вперед и поклонился.       — Скажи мне, господин Шан — обратился шокан ко мне, — зачем я тебе понадобился?       — На третий год от сегодняшней даты состоится священный турнир, благославленный Старшими Богами. Я хочу, чтобы ты представлял Куатан и весь Внешний Мир на Смертельной Битве. Ты получишь славу, частицу божественной силы и возможность сразиться с лучшими бойцами Земли.       — Лучший боец Земного Царства сейчас стоит передо мной, — ответил Горо, смеясь, — и не бог, а человек. Но я согласен на участие в турнире.       — Ты можешь найти смерть и конец даже загробной жизни. Выбор сделан. Следуй за мной, нам предстоит многое сделать.       ***       Жаркий и душный мрак подземелий сменился на земное солнце и свежий морской ветер. Горо, выйдя следом за мной из портала, морщился от яркого света. Вскоре он успокоился и начал расспрашивать об острове, где я жил и его личных покоях.       — Пойдем, я покажу тебе! — отвечал я и повел его по широкой дорожке к дворцу. По бокам стояли статуи Великих Чемпионов прошлого. Шокан остановился рядом со статуей сильно похожей на меня, только много моложе, но я только улыбался себе в бороду.       Пришел вызов из императорской твердыни, я приказал слугам разместить принца со всеми удобствами.       Отправившись туда и встретив Китану и ее телохранительницу в первой комнате, прошел с эденийками к столу. Пиршественный зал был чист, за исключением нескольких свежих луж крови.       — Ты трус, Шан Цунг, — заговорила раздражаясь все больше принцесса Внешнего Мира, — труслив, как раб! Ты не должен сидеть за одним столом с нами!       — Мне уйти?       — Сиди! Почему отец еще не выгнал тебя?       — Почему бы тебе не спросить у него лично?       — Смотри, Джейд! Он опять дерзит.       Китана пила вино и становилась все агрессивнее. Наконец, она вскочила на ноги и прокричала:       — Слабак, кроме высасывания душ, бесполезен во всем!       — Я стал легендой задолго до начала службы Императору.       — Выскочка. — Китана отбросила кубок. — Следуй за мной.       Женщина привела меня в свою опочивальню. Это была роскошная, благоуханная комната, освещенная светом лампад. Тут стояло богатое ложе, а на стенах висели оружия и сцены побед Шао Кана над иномирскими царями и богами.       Принцесса опустилась на вышитые подушки ложа и приказала сесть поближе, так что ее веер касался моей мантии.       — Видишь ту картину, — она указала на изображение Кана, уничтожающего трех летающих ящеров. — Расскажи мне о Затерре, о войне с ними. Скажи, как отец всех победил? Он самый могущественный воин и чародей во всех мирах!       — Затерра проиграла турнир. Три дня я и жрецы с тарката воевали против ящеров. А потом пришел Шао Кан и за один час довершил разгром.       Китана слушала молча, мрачно усмехаясь.       — Да, все так и было. И как ты умудрился проиграть монаху Лао? Теперь приказываю тебе, колдун, сказать мне всю правду, — продолжала она. — Иначе…       — Ты хочешь историю. Есть у меня одна. Кунг Лао рос сиротой в северном храме близ города Жу Шинь в уезде Таньян.       Однажды, когда будущему Великому Чемпиону было восемь лет, он сбежал из обители монахов в город. Я встретил мальчугана перед большим колесом, на котором седой мужчина молол зерно. Так это занятие завлекло мальчика, что он не мог оторвать взгляд от тяжелого круга раз за разом перемалывающего с лязгом и хрустом ядра пшеницы.       — Сегодня праздник. — заговорил старик. — Вся семья собралась. Если хотите вы вдвоем можете придти вечером. Но сначала помогите с готовкой.       — Мы обменялись взглядами с Лао и кивнули друг другу. Весь день мы трудились не покладая рук и приготовили много разных изделий из теста.       К вечеру, Лао уже обращался ко мне и старику, как к родственникам. Не думаю, что он тогда хорошо запомнил меня, но чувство семейного торжества, маленький монах получил в полной мере.       Я плотно сомкнул веки. Даже тогда, семьдесят лет спустя, я все еще помнил тот радостный лик человека, и решил проложить ему путь к победе в поединке…       Одна лишь мысль о ненавистном боге грома, готовящего очередного героя, приводила в ярость мою истерзанную и опустошенную душу.       — Время летело пущенной стрелой и наш поединок с Лао стал самым свирепым. Кунг поколотил меня и стал Чемпионом. Лишние полвека для хорошего бойца.       — Я до мелочей ясно запомнил сильно побитого, но чересчур гордого своей победой Кунг Лао. Победитель сомкнул вместе ладони и поклонился.       Но в этот раз мне придется его убить…       Ответом мне послужило тихое сопение: Китана уснула. Я щелчком позвал ее слуг и удалился.       Хотя я и Лао обладали сильными душами, душа Кунг Лао была поистине непорочной. Что же касается моей, то чистой ее назвать нельзя было никак.       Скорее наоборот.       ***       Остров турнира. 1492 год н.э.       На протяжении многих лет победа в турнире была для меня вопросом гордости, но теперь дела обстояли иначе. В этот год, когда состояние истерзанной пытками и проклятием души было отвратительным, а о теле и говорить не приходилось, я решил, что принц Куатана станет отличной ширмой. Огромный четырехрукий монстр внушает больше страха, чем полуслепой старик с больными суставами. Ведь, рано или поздно Земля проиграет и я стану не нужен Кану. До этого времени, я должен стать тем, кто сможет бросить вызов господину. Десять турниров и мир обречен.       Вечером того дня, на который были назначены финальные поединки выдался теплым, с нежным ветерком, шелестящим ленты на копьях охранников.       Кунг Лао прошелся по соперникам, как снежная лавина по роще молодых сосен. Даже один из предков Джонатана доставил мне меньше неудобств. Зазвучал ритмичный барабанный бой и монах появился из коридора в штанах и красной головной повязке. Лицо его сохраняло чемпионское спокойствие.       Монах перебросил черную, как смоль, косу, поклонился, расставил ноги в боевой стойке и стал ждать.       — Остался последний бой, — проговорил я, положив руки на подлокотники уютного трона. — Тебе известны правила. Твоя последняя попытка отказаться от награды: годы жизни, на которые боец не состарится до следующей Смертельной Битвы.       Поза монаха оставалась неизменной. Кунг Лао лишь покачал головой.       — Я сражаюсь не ради приза. Победа для меня — вопрос чести, а не награды.       — Честь мертвецу ни к чему. — Сумерки сгустились и оранжево-желтые знамена с черными силуэтами драконов затрепетали.       От взмаха моей руки на верхнем ряду амфитеатра статуи драконов стали изрыгать пламя. На пол, вымощенный каменными плитами, украшенными гигантским изображением символа турнира, упала гигантская тень. Все двести гостей моего острова затаили дыхание. Кто-то из Земных бойцов закричал от страха.       Шокан развеселился и стал бить себя в грудь верхними руками.       — Кунг Лао, хочу познакомить тебя с моим чемпионом — принцем Куатана. Его имя Горо.       Не выказывая и тени страха, монах поклонился верзиле. Даю отмашку и слуга бьет в гонг.       Два бойца стремительно бросаются друг на друга. Кунг Лао увернулся от первой попытки его схватить и тут же нанес серию ударов в бок Горо. Пронзительно, с такой роковой силой, что даже на звероподобном лице шокана на миг отразилось замешательство.       Горо второй раз тщетно зачерпнул руками воздух. Кунг Лао сильным ударом правой ноги попытался сломать ребра гиганту. Но шокан наклонился, предвосхитив этот выпад, и блокировал удар нижней левой рукой. Тем временем другие три его лапы потянулись к казавшейся легкой добычей.       Монах вихрем вырвался из захвата и изо всех сил ударил ладонью по лысому черепу Горо. Зрители восторженно завопили, когда исполин смахнул струйку крови из носа и отпрянул.       Однако мощнейший удар, казалось, лишь разъярил монстра, не причинив ему ощутимого вреда. Кунг Лао снова подпрыгнул, намереваясь еще раз стукнуть Горо по голове, но тот, блокировал удар лапами. Тогда монах ударил шокана кулаком прямо в травмированный бок.       Согнувшись от боли, Горо успел схватить Кунг Лао за руку. Он увлек чемпиона за собой, и у того не оставалось другой возможности, кроме как продолжать бить в бок. Удар левой. Удар. Удар. Удар за ударом. Принц из Внешнего Мира отпустил сломанную с погнутым наручем руку Кунг Лао и не без труда поймал в захват голову монаха. Шокан сдавил голову так, словно это был трухлявый пень.       Горо поднялся на ноги и приложил тело монаха о выложенный в мраморе знак дракона. Изо рта шокана текла зеленоватая кровь, смешиваясь с алой на полу.       — Горо победил. — сказал я, подлетая к гиганту, которого окутало золотистое сияние.       Горо раскрыл пасть, полную блестящих, белых, плотоядных зубов и зарычал, подняв вверх все четыре руки.       Награда нашла своего победителя, я же довольствовался малым — душой Великого Чемпиона Смертельной Битвы.       Чужие воспоминания так похожи на мои собственные: аскетизм монаха, ученичество у Чо, турнир…       ***       За много чжанов от острова, на вершине горы, неподалеку от города Жу Шинь, брат бога-защитника Земного Царства наблюдал за тем, как его бывший подопечный хоронил монаха Ордена Белого Лотоса.       Весь в крови, старик молчал, когда мастерил надгробие, и изо рта его брызгала слюна.       Старик уложил тело Кунг Лао на мягкую ткань и запеленал, потом отнес в яму. Бог улыбнулся солнцу, затем бросил суровый взгляд в сторону старика.       Фуджин запустил руку куда-то в глубь одежд и достал складной веер из тонкой рисовой бумаги. Защитник начал неспешно им обмахиваться; хоть движения его казались неторопливыми и даже ленивыми, верхушки далеких деревьев, на другой стороне пропасти, затрепетали.       — Выпороть тебя мало за то, что ты ему позволил умереть, — сказала он. — Ты, что, плачешь?       Шан Лао улыбнулся.       — Просто отвык от тяжелого воздуха. — старик ухмыльнулся. От застывшей на его лице, похожем на обтянутый кожей череп, неестественной ухмылки, в которой не было и намека на радость, Фуджину стало не по себе. — Это меня-то выпороть? Лао сам настоял на том, чтобы участвовать в финале. Я его просил отказаться.       — Просил, — фыркнул седой бог ветра. — Что творится теперь с молодыми мужчинами? — Он ткнул пальцем в сторону Шан Лао. — Ты должен был сказать ему, чтобы он отказался, а ему надо было делать, что сказано. Никакого почтения к старшим.       — В нашей семье всегда были другие порядки, — мягко сказал Шан Лао. Он водрузил камень на могилу и провел рукой по коричнево-зеленому граниту, оставляя особый знак. — Мои отец с матерью относились друг к другу с равным уважением. — Глаза его встретились с глазами бога. — Разве ты не говорил мне о том, что твой старший брат всегда вел себя с тобой как с равным, несмотря на разницу в статусе?       — И в делах, и в отдыхе, — отозвался Фуджин, — нет бога справедливее Рейдена.       Когда старик сделал все, что нужно, вечный подошел к нему и улыбнулся.       Шан Лао молчал.       — У сына Кунг Лао родился сын, Шан. — Фуджин показывал картины в воздухе.       Шан взглянул на новорожденного, который и ему был обязан своим появлением на свет. К восхищению, испытываемому им при виде ребенка на руках женщины, вдруг добавилось странное, необъяснимое чувство, от которого у него мороз пошел по коже.       Лицо старого колдуна было непроницаемым, и где-то вдалеке прогрохотал мощный раскат грома.       ***       У шиноби элементальных наций есть одна любопытная особенность: чем сильнее маг, тем менее заурядным окажется его внешний вид. Об этом в очередной пришли ко мне мысли, разглядывая Каге на собрании в Стране Железа: Райкаге, словно пришедший с соревнований по рестлингу; невысокий, немолодой с немаленьким носом Цучикаге; блондинка с четырьмя хвостиками и крутыми бедрами Казекаге, Джирайя; и та, в существование которой и поверить сложно.       Теруми Мей — безусловно, очень красивая женщина в свои тридцать два. Зеленые, яркие глаза, один из которых скрывает “ветвь” каштановой ели. Огромные зеленые глаза излучали ум и немного — лукавство, молодое лицо, которому почти не нужен макияж.       Костюм-сетка и кобальтовое платье с длинными рукавами и низкой линией пройм, едва скрывающей великолепную грудь. Маленький пояс подчеркивает узкую талию, с него же начинается боковой разрез, открывающий роскошные ноги, обутые в сандалии с небольшими каблуками. Ногти на руках и ногах выкрашены в цвет платья, темно-синим лаком, и на губах нанесена ярко-красная помада.       Когда я в первый раз увидел Теруми Мей, мне с большим трудом удалось побороть желание одарить ласками ее женственный стан. Ласкал бы его до тех пор, пока этот стан не сдался на мою милость. Но тогда все мои силы и старания были направлены на то, чтобы получить Треххвостого. Вспомнил, как помогал его зачарованному носителю избавиться от ненужной ноши. Пришлось практически в одиночку нести бремя извлечения в чайник на себе. Открытый интерес к лидеру повстанцев уж никак не помог бы достичь своей цели. Но искушение до сих пор осталось. Особенно сильно оно проявлялось сейчас, когда Мей рядом, обреченная на одиночество и подверженная выбросам неконтролируемой ци.       К сожалению, не могу просто взять ее и забрать в Коноху. Если сделать так, то вся встреча союзников просто закончится. Сейчас ей уже за тридцать, и окончательное увядание Мей не за горами. Но такова участь всех смертных, и у меня нет времени, чтобы рассказать, что такое энергетические потоки человека и как с их помощью омолаживаться.       Я сделал медленный вдох — воздух из смотрового окна был таким же холодным, как и сотни лет назад, в канун Нового года, когда моя семья была зверски убита и съедена. Мать успела сбежать, унеся меня на руках. Закрывая глаза, я вижу красный снег…       — Что-то не так, Какаши-сан? — вежливо поинтересовалась Мей. — Собрание закончилось.       — Нет, все в порядке, Мизукаге-сама. Спасибо, что стараетесь сдерживать жажду крови.       — Увы, все наоборот, — ответила та с улыбкой, всегда напоминавшей об актерах, манекенщицах или политиках. — Вы ведь помните Забузу Момочи и Хошигаки Кисаме? — продолжала она, кивая на юного телохранителя Чоджуро, стоявшего за ее спиной. — Бывших членов Семи мечников Киригакуре.       — Конечно. Первого зарезали наемники Гато, а второго съели собственные акулы.       Чоджуро задохнулся от приступа хохота и закашлялся, а Мей прикрыла глаза:       — Некоторые люди ужасно плохо воспитаны — позволить убить себя в такой манере.       — Послушайте, Мизукаге-сама, я, конечно, не против поболтать с вами, однако меня ждут.       — Вы привезли свой гарем? — осведомилась Мей с неподдельным интересом. — Ну, красноглазую и Инузука, как их там?       — “Как их там”? Мы прибыли втроем: Каге и джонины. И также втроем вернемся.       Очевидно, красавица уловила в моем голосе намек.       — Это хорошо или плохо?       — Хорошо, — слишком резко ответил я. Затем, пытаясь смягчить неприятное впечатление, ослепительно улыбнулся под маской. — Очень хорошо. — Кажется, я даже самого себя не убедил.       ***       За дверью я не увидел святилища самураев с пластинчатыми доспехами и острыми катанами, также не услышал бряканья стальных лат и стука сапог об пол. По пути на нижние этажи от сильного аромата благовоний, смешанного с запахом гвоздичного масла, перехватило дыхание.       В коридоре стояли Цунаде и Джирайя. Каге, следовавший за Сенджу, негромко застонал, и я заворачивая на последний пролет, услышал, как ссорятся друзья. Сеннин пробормотал, обращаясь к напарнице:       — Если я уже здесь, то просто не могу пропустить горячие источники.       — Знаю я, где находятся твои горячие источники. У шлюх, чуть ниже живота.       — Пойдем вместе!       — Ты дурак? Новая война вот-вот грянет!       Жабий мудрец пристально посмотрел на нее из-под белых нахмуренных бровей:       — Вот во что превратилась моя жизнь! Сначала ты критикуешь мой образ жизни, а теперь и вовсе ставишь под запрет невинные шалости. Теперь присылают вот это. — Он вытащил из-под жилетки пачку документов от АНБУ о Дожде и с неприкрытым презрением засунул их обратно. — Планирование. Мой каждый шаг контролируется.       Цунаде обернулась в мою сторону:       — А вот и второй мальчишка. Тебе было не стыдно всю встречу пялить глаза на Мей? Ты вообще заметил, что нам объявили войну?       — Кучка детей-анархистов — Хокаге махнул рукой. — Никаких шансов у них нет.       Цунаде строго взглянула на него. Он с пристыженным видом скрестил руки на груди и отвернулся ко мне, в ответ получив лишь пожимание плечами.       ***       Цунаде вошла в комнату к Джирайе, перебирая в голове немногочисленные факты. Взглянула на мокрую после душа шевелюру мужчины, вспомнила, как их троица стояла под ливнем перед сиротами войны из Аме. Затем подумала о бумажной технике синеволосой девчушки. И теперь последние новости — о том, что “синяя голова” входит в состав Акацки… Узумаки со странными глазами… Да, все это вызывало множество вопросов, и Цунаде не нравилось то, в какую сторону склонялась чаша весов, когда она взвешивала факты. И она никак не могла о них упоминать, иначе отношения с Хокаге, и без того напряженные, будут испорчены окончательно. Поэтому она спросила только:       — Ты предал Коноху?       Он хлопнул ладонью по креслу так, что Цунаде даже подскочила на месте.       — Ложь! Никогда! Карты на стол, Цунаде! Или ты приберегаешь свои соображения для новых старейшин?       — Джи… нет, я… — Она смолкла. Теперь настала ее очередь защищаться.       — Разговор окончен.       Эти слова упали, словно свинцовые, в них было что-то окончательное и бесповоротное. Джирайя поднялся. Она осталась сидеть, глядя на него снизу вверх. Как получилось, что она потеряла ведущую роль в разговоре? Входя в эту комнату, Цунаде твердо знала, чего хочет, а теперь ее цель растворилась в ядовитом тумане.       — Не нужно напоминать мне о старейшинах. — Сенджу поднялась, чтобы взглянуть Саннину прямо в глаза; ей показалось, что она возвращается назад во времени. — Где-то в Дожде прячется группа убийц, и мы должны остановить их — ради нашего будущего.       — Ками-сама, Цуна, ты ведешь себя так, словно каждый убитый в этой деревне — твой жених.       Как будто старый друг дал ей пощечину. Он знал ее слабое место, и это укололо Сенджу еще больнее. Но она не отступила. Цунаде выслушала эти слова и продолжила говорить о том, что было смыслом ее жизни:       — Нет, но каждая жертва — мать какого-то другого человека. Или отец, или дочь. Сын, жена.       — Я повторяю: на этот раз умерь свой пыл.       Она ответила:       — Ты меня плохо знаешь, если думаешь, что я отступлюсь.       Он стиснул зубы. Наклонил к ней голову, обдумывая ее угрозу.       — Хочешь сказать, что пойдешь сама?       — Именно так. — Сенджу выдержала его взгляд не моргая. — Что вы на это скажете, Хокаге-сама?       Джирайя несколько секунд размышлял. Затем сдался:       — Я сам разберусь. Это мое личное дело. Яхико, Нагато, Конан. Сколько ей сейчас лет? — Когда она повернулась, чтобы уйти, он ее окликнул: — Цунаде, будь осторожна. Мы влезли в очень опасное дело и скоро можем об этом пожалеть.       ***       При виде этого коноховца, так старательно рассматривающего ее на предмет скрытого оружия в декольте или в волосах, Мей почувствовала, как у нее защемило сердце. Она спешно собиралась в обратный путь и застыла, вспоминая, как совсем недавно они пытались скрыть роман — разумеется, безуспешно. Это было после свержения Ягуры, во время невыносимой сырости, когда Хатаке посетил Туман, чтобы вернуть два меча и, как потом оказалось, к самой Теруми. Через несколько недель конохский джонин сделал ей предложение. Увидев с обручальным кольцом шиноби, известного повсеместно, Мей, любившая внимания к своей персоне, испытала смешанные чувства. Раздражение и неприятные эмоции вызвала новость о пяти женах Какаши. Но сейчас она остыла и была не такой категоричной. Нет, подумала она — а в последнее время ей приходилось много думать и мало спать, — моя жизнь и только моя. Какая разница, что подумают другие?       После того как их жаркий роман набрал силу, произошли другие события, не способствовавшие сближению. Старейшины деревни были категорически против такого неравного союза. Мей начинало казаться, что Кровавый Туман никуда не ушел, и что она стала принадлежать не только себе, но всей гакурезато. Чем выше Теруми забралась, тем меньше у куноичи стало свободы.       Какаши вернулся в Лист. Вскоре он отправился собирать информацию о международной группе нукенинов. Все это время от него не было вестей; он мотался по заброшенным базам Орочимару, портовым городам Воды, топким болотам и еще Ками-сама знает где. Все время Мей предавалась размышлениям о том, кто же она на самом деле — лидер или слабая женщина.       Вестей от Какаши не было, и это еще больше ухудшало дело. Он, конечно, сказал Мей, что будет вынужден уйти в глубокое подполье, но за полгода, проведенные в полном одиночестве, даже без писем, она впала в тоску. Теруми уже начинала сомневаться в том, что он жив, представляя себе его в темнице у кровожадных отступников. Неужели в течение этого времени он действительно не мог связаться с ней, а может, просто не пытался? Сначала Мей старалась отгонять подобные мысли, но после дней и ночей борьбы с самой собой она решила, что шарм Какаши Хатаке, бабника и извращенца, теперь для нее значительно потускнел. Разумеется, она уважала его достижения, больше тысячи техник, отданных в дар Конохе и разумом понимала, что таковы их пути. Однако легкость, с которой он испарился из ее жизни, заставила Мей задуматься не просто о том, каковы их перспективы, но и о том, вместе они или уже нет.       ***       Мей взглянула на часы и подумала: интересно, Какаши еще здесь? Затем посмотрела на Ао и Чоджуро. Они должны были вот-вот закончить сборы. И Мей в очередной раз задалась вопросом: а что будет если я пройдусь немного?       Оценив ситуацию, куноичи решила, что лучше самой все высказать Хатаке. Таким образом, Мей могла освободить своих спутников, чтобы те, прихватив вещи, отправились патрулировать окрестности. Поскольку подопечные начали возмущать, ей пришлось придавить их Ки.       — Ао, Чоджуро осмотрите все укромные уголки. Эти Акацки слишком легко проникли на закрытую встречу. Я пойду к Хатаке, обсудить некоторые дела.       — Но…       — Выполнять.       Когда шиноби направились к лестнице, Мей крикнула им вслед:       — И не вздумайте следить за мной, — от выброса Ки, настенное зеркало пошло трещинами — в общем, вы меня знаете. Когда я закончу, то сама найду вас.       Женщина подошла к зеркалу и улыбнулась своему изумительному виду. Синее платье, несильно закрывающие черные леггинсы с сеточкой. Поправила серый ремень и резинку на волосах. Ее гордость и боль — каштановая копна с красноватым отливом, спадающая до колен и длинная челка, скрывающая почти половину лица девушки.       Какаши сказал, что с вернется в Коноху без нее, если, конечно, она не возражает. Мей засомневалась, решив, что Какаши ищет возможность бросить ее. Она сделает предложение, отказаться от которого невозможно. Если он попытается навязать ей что-то другое, куноичи как-нибудь разберется с этим.       Путь до комнаты Какаши занял целых пять минут, но ее постоянно отвлекали самураи, так некстати повыскакивавшие отовсюду. Где вы были, когда появился нукенин с оранжевой маской? Но как только она постучала в дверь, их словно испарило.       — Рад наконец-то хоть ненадолго остаться с тобой наедине, — произнес Какаши, обхватывая талию куноичи.       — Отлично, — пробормотала Мей и поспешила вырваться из сладких объятий. — Теперь у меня появился шанс спросить тебя кое о чем так, чтобы об этом не узнали все на свете.       Она подняла взгляд на шиноби и решила, что пора с этим покончить.       — Ну, спрашивай.       — Ты предлагал старейшинам Кири за меня деньги?       — Двести миллионов, — произнес он, и она отвесила звонкую пощечину.       — Я вам не дешевая игрушка, – заявила Мей, – и не могу быть предметом торга.       Недавно она узнала об этом гнусном инциденте и решила проверить, скажет ли Какаши правду. Она делала это не столько из-за сильного желания получить истину, сколько из-за того, что он не посоветовался с ней. Экономический кризис ударил по Туману не меньше, чем по другим гакурезато Воды, бюджет был значительно урезан; год назад в целях экономии были отложены очередные островные экзамены и тем самым приостановлены повышения в звании. Вот-вот должен был пройти первый экзамен, но видимо, и он откладывается из-за новой войны. Вот так вся юность прошла на поле боя.       Джонин откашлялся.       — Когда ты получила свою шляпу, в вашем болоте наконец-то произошел сдвиг в лучшую сторону. Ты понимаешь, о чем я.       — Не уверена.       — Не смеши меня. За сколько месяцев, ты смогла из своры бешеных собак превратить ниндзя Тумана в мощный кулак?       Мей прекрасно понимала, что он имеет в виду. Ее народ находился в постоянном разобщении, то и дело словесные перепалки переходили в кровавые расправы над сторонниками режима Ягуры. По неизвестным причинам — возможно, виной тому был экономический кризис, рост безработицы или возврат к темным временам клановых войн, конец которым некогда и положил клан Мей, но на всех одиннадцати островах страны число преступлений стремительно росло. Более того, оно зашкаливало на южных границах. Необходимо было найти виновных, и, естественно, прилюдно покарать. Но Мей видела, что эти способы ничем не отличались от политики Ягуры. Потребовалось много сил, выдержки и терпения, пока на ее землю не пришел кратковременный мир.       — Послушай, Какаши, сейчас нам всем достанется. Я знаю, что эти Акацки контролировали прежнего Мизукаге и пользовались расположением Ооноки. Объект Е180 или взрывная глина, добывается лишь в одном месте на материке и находится под учетом самого Цучикаге. Откуда у нукенина из Акацки столько ее запасов? Накопил? Смех, да и только. Говорят, его самоподрыв видели аж в Стране Чая. “Рассвет” — настоящий ужас не только для моей страны, но и для всех.       — Это точно, — кивнул Какаши. — Надо бы им сделать прочный эшафот.       Мужчина положил руки ей на талию и прикоснулся губами к ключице. В груди Мей сразу потеплело. Как же она хотела его прямо сейчас.       Мей повысила голос, чтобы скрыть возбуждение:       — Прошу прощения, ты не против, если мы все-таки ненадолго вернемся к разговору?       — О, какая строгость, — вспыхнув, Какаши ударил Мей по лицу. Теруми усмехнулась, но улыбка ее застыла, когда джонин добавил: — Уже пробуешь себя в роли жены?       Хатаке видел, как напряглась Мей. Ее лицо горело от пощечины, которую он залепил, а глаза метали громы и молнии.       — Я могу уничтожить тебя, — процедила она сквозь зубы. – Я уничтожу тебя. Ты, очевидно забыл, что я, в отличие от тебя, не замужем и не имею ни перед кем никаких обязательств, кроме своего народа. Я влюбилась в морального урода.       — Да, девочка, — печально проговорил Какаши, расстегивая молнию на ее платье. — Иногда так бывает. Это жизнь.       — У каждого шиноби есть печальная история. Я была служанкой для своего клана. Меня попрекали каждым кусочком риса и рыбы, которое я съедала. Слезы были вместо воды, а синяки — вместо циновки.       — В досье написано, что ты росла в благородной семье.       Теруми подняла голову.       — Как будто это что-то меняет. Когда-то давно, я, будучи совсем юной полюбила молодого человека. Любовь была ответной, проводя много времени твоя будущая Мизукаге совсем забыла о тренировках, полностью поглощенная вниманием своего любимого. Быть “счастливой” пришлось недолго. Семья договорилась выставить его против меня на экзамене.       Она тяжело вздохнула. Теруми сказала то, чего она больше всего боялась. Но уже в следующее мгновение Мей пришла в себя и, гордо вскинув голову, снова ринулась в бой — за него, за их счастливую совместную жизнь.       — Мы будем жить в своем доме в Кири, — заявила она. — Ты, я и “как их там”. И больше не будет никаких родственников. Только мы.       Какаши задумался.       — В любом случае просмотрим все варианты, что есть, и решим после ликвидации Рассвета.       Мей открыла рот, но не произнесла ни звука и быстро сжала губы. В полном молчании она кусала прядь. Наконец она вздохнула, ее тело как-то обмякло в ловких руках Хатаке.       — Я буду скучать без тебя, — сказал она, удивившись собственным словам.       — Тебе не придется скучать, если… — твердо произнес шиноби, сжимая ее бедра. – Если ты…       — Я уже приняла решение, – перебила его Теруми Мей. — И давай закончим все эти споры. У нас осталось не так много времени, — она говорила спокойно, но при этом у нее бешено колотилось сердце и стучало в висках. Похоже, что ее женское естество совершенно вышло из-под контроля. — Ты поможешь мне сегодня? — спросил она после паузы.       — Сегодня, я заберу твою девственность…       Мей рассмеялась, держась за живот. На этот раз она смеялась довольно долго и весело, не обращая внимания на приветственный бугор в штанах Какаши.       — А я, честно говоря, думала, что у тебя нет чувства юмора, — сказала девушка.       — Разумеется, оно у меня есть, – притворно проворчал он. — Но давай уже приступим к делу. Поцелуй меня, Мей-тян.       От такого предложения она не могла отказаться. Прижавшись губами к его губам, она моментально почувствовал жгучую силу энергичной чакры молнии. Так происходило всегда, когда они оставались наедине друг с другом. И все-таки сегодня был особенный день. Теруми Мей ощущала необыкновенное спокойствие и какую-то чистоту. Возможно, это объяснялось тем, что сегодня они в первый раз вместе были вдалеке от Кири. А может, это Какаши дарил ей такое ощущение? Трудно сказать. Скорее всего, потому, что оба они согласились начать новую жизнь, оставив свое прошлое в прошлом.       Очень скоро Мей впала в сладкое забытье, и шиноби отстранился от нее, чтобы насторожиться. Затем он спокойно огляделся по стенам и сказал:       — Мы стоим, как на открытом месте, Ао…       — Ну, я ему устрою! — от куноичи пошла такая жажда убийства, что наблюдение сразу же прекратилось.       — Не беспокойся, Какаши. Мы выросли на войне. Всегда настороже. Давай, по-быстрому.       ***       После Мей погрузилась в сон, впервые за тридцать шесть часов позволив себе роскошь забыться; она утонула в горячей реке наслаждения. Примерно час спустя она проснулась и несколько минут лежала не шевелясь и глядя на Какаши.       — Хочу еще. — улыбнулась куноичи.       После того как они снова занялись любовью — на этот раз, как ни странно, на кровати, — Теруми и Хатаке лежали в темноте в объятиях друг друга.       По животу Хатаке текла струйка пота, куноичи поддалась сиюминутному желанию и принялась пить маленькими глотками пот. Его вкус напоминал ей об первой ночи вдвоем — жаркой, влажной ночи в Кири.       Улицы были забиты самураями. Любая погода не являлась достаточной причиной в отмене занятий кендзюцу; так было и сейчас, холодным зимним утром, когда пронизывающий ветер обжигал лицо.       К тому моменту, когда Мей добежала до стоянки ее охранников, недалеко от ветхого дома, ее лицо онемело от холода, а глаза горели от гнева. Ао, сидевший за уютным костерком, одарил Мей извинительной улыбкой и поклонился.       — Ао-сан, — произнесла она.       — Простите за неповиновение, но я выполняю свой долг — защита лидера любой ценой.       — Никаких проблем. Ты не просто нарушил мой приказ, джонин, у тебя выдающийся результат. Нам нужно, чтобы такие хорошие ойнины, как ты, поднимались по служебной лестнице в нашей Академии начиная с полотера.       Ветер начинал стихать, зимний воздух уже не так сильно обжигал лицо, хотя температура понизилась. Подняв с земли крупный камень, Мей медленно сжимала его, и в один момент, булыжник, не выдержав колоссального давления, оказался раздавленным. Осколки каменной крошки разлетелись в разные стороны. Мей бросила взгляд на бледного джонина, чтобы узнать, понял ли он намек, но разглядеть ничего не удалось. Ао взревел, и шиноби скрылся в потоке воды шуншина, но Мей еще долго не могла успокоиться.       Мей и Ао изредка занимались сексом — до назначения ее на пост Каге. Когда-то, в один прекрасный день, много лет назад отношения Мей с ее верным ойнином АНБУ приняли новый оборот.       Тогда, в самом начале, все складывалось замечательно. Ни у кого не было других обязательств, они друг другу нравились: и обоих вполне устраивало то, что их отношения не выходили за пределы тренировочной площадки и спальной палатки. Занятия любовью были редкими, энергичными и начисто лишенными каких-либо сентиментальных чувств. Обычная рутина. Но когда в жизни Мей появился Хатаке, для нее все изменилось. И дело было не только в верности развратному партнеру, Мей мешало нечто такое, что она не могла — или не желала — облечь в слова. С тех пор как она стала Тенью Воды, Ао и Мей прикасались друг к другу только на спаррингах.       — Мы будем защищать вашу улыбку до последней капли крови. — пробормотал чихнувший красноносый Чоджуро, и Мей притянула его к себе. Она любила Кири и ее жителей, так легко обнимая смущенного парня.       Куноичи показалось, что тени длиннее, чем должны быть.       Мей повертела головой, оглядывая ледяную степь, но не заметила ничего необычного. До ее корабля оставалось бежать всего десять часов. Мей отстранилась от красного парня, вынула кунай из набедренной сумки и двинулась вперед, настороженно озираясь по сторонам и напрягая слух.       — Останься здесь. — припечатала Теруми.       На пустыре было тихо, ни одна лисица не пробегала мимо. Мей остановилась рядом с полуразваленной хибарой, прислушалась к звукам морозного утра, стараясь уловить шум засады, — ничего. Она быстро поднялась по ступенькам крыльца и заглянула сквозь треснутое стекло окна, держа наготове кунай.       В прихожей было чисто.       Мей отворила дверь и вошла. Инстинкт ей подсказывал, что следует избегать замкнутых пространств, и она, не воспользовавшись помощью Чоджуро, направилась на верхний этаж этаж по ветхой лестнице, время от времени останавливаясь и прислушиваясь.       Поднявшись, Мей осмотрела коридор: он был пуст. Она вошла в единственную комнату, закрыла дверь на засов и глубоко вздохнула. Мей поражалась сама себе. Неужели это паранойя? Результат стресса в конце напряженной недели, после особенно приятного вечера? А может, за ней действительно следили? И если да, то зачем? И кто?       Когда она обыскивала в шкафу чей-то тайник со спиртным и сашими, до нее донесся какой-то звук — он исходил из-за угла, из коридора. Звук был едва слышен. Возможно, скрипнула половица под чей-то сандалией?       Мей сложила печать концентрации. Держа кунай в левой руке и не отпуская печать из левой, она направилась к двери на кухню. Никки остановилась, сделала глубокий вдох, сосчитала про себя до трех и швырнула кунай за угол. Затем прыгнула вперед, складывая печати обеими руками, и крикнула:       — Стена Лавы!       Человек, получивший ее кунай в грудь, упал и не шевелился. Лишь тихонько постанывал.       — Ао!       — Сюрприз, — с жалким видом, пробормотал ойнин. Дрожащими руками он выдернул кунай из груди и протянул нож куноичи. — Мизукаге-сама, вы потеряли?       Мей испугалась, но когда поняла, что рана несерьезная ударила Ао по голове.       — Все. Десять часов бега. Без привалов. Ты еще здесь?       Куноичи замахнулась во второй раз и ойнина и след простыл.       ***       Подготовка к войне шла полным ходом. Цунаде Сенджу зашла на склад медикаментов и сверилась с отчетностью на ЭВМ.       — Цунаде-сама, все в порядке? — Шизуне заглядывала в бумаги через плечо внучки Первого.       — Проклятые алкоголики! Половина спирта пропала! Нужно взять их за яйца! — воскликнула Цунаде. — Наверняка это те же самые ирьенины, что и год назад. Видно, мало лопатой у Инузука работали.       Шизуне перехватила руками поросенка и сказала:       — Во-первых, нет никаких улик, Цунаде-сама. Им уже давно запрещен доступ к дезинфицирующим средствам. Во-вторых…       Цунаде уселась в кресло:       — Разбудишь, когда доберешься до сотой причины.       Она рассмеялась и крутанулась в кресле. Краем глаза Цунаде заметила Харуно, которая прибежала и замерла посреди ящиков бледная, как покойник.       — В чем дело, Сакура?       Харуно ответила ей тихо, на грани слышимости.       — Хокаге Джирайя… Убит.