Под маской Огородного Пугала

      Выход на Страну Горячих Источников был запланирован на следующий день в 14:30, и Цунаде вполне это устраивало. Ками-сама, ей просто необходимо было выспаться. Потрясение после ужасной кончины Джирайи, бессонная ночь, точнее ночи, если считать еще и встречи с Хатаке, — волнения из-за психозов, ступора и ссор со всеми ирьенинами измочалили ее до предела. Ко всему добавилась ночь, проведенная вчера в беседах с Какаши. Цунаде отключилась, едва успев накинуть на себя одеяло и утонула в объятиях мужчины, проснулась только на следующий день, когда за окном уже кипела деревенская жизнь.       Какаши сходил в Администрацию; он успел оформить гостиницу и договорился о встречи с шиноби Тумана.       — Хочешь узнать, где мы остановимся?       — Без разницы, — ответила она, обнимая его сзади за талию. — Доверяю это тебе.       Цунаде, несмотря на собственное разочарование в жизни, постаралась получить заряд радости. Ей было приятно водить руками по его мягкой шевелюре и прочному торсу.       — Хорошо. Обещаю, равнодушной ты не останешься. Для меня, как для каге — каждый человек на счету.       Она хлопнула его по ягодице, налила себе чаю и позвонила Като, чтобы узнать, как дела в больнице:       — Что с готовностью к миссии в Аме?       — Ближайшие часы все будет закончено, — ответила Шизуне.       — Меня у вас не сильно ругают за погром? — спросила Цунаде.       — Нет. У меня хорошие новости, — продолжила ее подруга-ученица. — Все с надеждой ждут вашего возвращения, Цунаде-сама!       — Ну уж нет, — отрезала Цунаде. — На этот раз я окончательно все решила.       — Не вините себя, — сказала Шизуне. — Если, конечно, это не вы знали об одиночной миссии Пятого и никому ничего не сказали. Нет, правда?       Цунаде сжала трубку так, что треснул экран, потом лишь угрюмо ответила:       — Нет.       — Тогда пожалуйста перестаньте пить, ваше признание слышала вся больница, Цунаде-сама.       — Это невозможно, Шизуне, в том-то и все дело. Это часть меня.       Какаши, войдя в комнату, заметил, как изменилось выражение ее лица.       — Цуна, готова к путешествию?       Сенджу нравилось это обращение, и она замерла, прикусив губу.       — Готова.       — Отлично. Потому что на самом деле я волнуюсь из-за брони гостиницы — ее нельзя отменить.       Они прибыли на вокзал Чистый Ручей в восемь утра. После пятичасового марша, Цунаде крепко уснула в поезде. Отлично вздремнула!       Посреди плотного строя гигантских вечнозеленых сосен, верхушки которых были покрыты снежной корочкой, находился рай. В тесное пространство кабины лифта ворвался поток морозного воздуха; пахло свежестью, хвоей и чуточку серой.       — Здесь мило, — заметила Сенджу, когда они спускались на подъемнике. — Как видишь, страна может жить и без собственной скрытой деревни.       — Я понимаю, что страна живет туризмом, но по сравнению с другими элитными станциями отдыха это настоящая жемчужина. Здешний Дайме счел, что собственная кагурезато — непозволительная роскошь. Осталось лишь одно название.       И Какаши поведал ей, что изысканное место сдается в аренду, раньше было летним домом Дайме Юи, Третий Мизукаге его выкупил; это напомнило Цунаде о том, как раньше она мечтала о путешествиях и далеких землях. Эта мысль одновременно расстроила и успокоила ее. Она подумала, как многое пропустила в жизни, и постаралась смириться с тем, что провела молодость на дне бутылки.       Сенджу вновь ощутила то мучительное отвращение, которое заставило отказаться от фамилии Сенджу и джонинского звания. Не смогла проглотить боль и унижение, что остались после войны.       Какаши распахнул ворота и показал ей расположенную через дорогу старейшую в Юи баню-бочку, в которой каждое утро можно расслабляться после занятий.       — Пляж вон там, всего в двух шагах, — продолжил он, указывая налево. — Наш дом справа, и позади него находится онсен.       — Это все замечательно, если бы мы приехали как туристы, — скрестила руки Цунаде. — Или наша поездка попадает под твое аморфное определение “Романтического Путешествия во время подготовки к боевым действиям”?       — В Юи? Как ты можешь думать о романтике, находясь в Юи? Пляж, белый песок, пальмы? Нет. У нас дел полно. У меня есть номер Мизукаге, так что едва пробьет девять, мы ей позвоним.       — Осталось где-то тридцать минут.       — Тогда предлагаю одному из нас преклонить колено перед Хокаге и заняться этим по-быстрому.       — Ты настоящий романтик.       — Что-то я не припомню случая, когда ты отказывалась, — парировал Какаши, и они набросились друг на друга.       После страстного порыва Цунаде стыдливо отстранилась, медленно развязала пояс своими маленькими изящными пальцами, откинула хаори, расстегнула брюки, спустила их до колен, потом до лодышек. Затем сильным движением ноги отбросила их еще дальше, на в зеленые заросли. И мягкая теплота гладкого камня коснулась ее ног.       Она послушно встала на колени. Она сделала даже больше: словно полностью предлагая себя, широко раздвинула рот пальцами, ее шея подалась вперед, завораживающе вздрагивая мускулами под идеальной кожей.       Голос Какаши заставил блондинку очнуться:       — Ты себе так рот порвешь. Здравствуй, Мей.       — Приветствую вас под моим кровом, — раздался за ее спиной женский голос.       Цунаде сжала кулаки: да, это сама Мизукаге. Она не решилась повернуться к ней, лишь встала с колен, и тогда Мей сама обошла ее, и остановившись перед ней, внимательно осмотрела лоб. Цунаде почувствовала, что сейчас Какаши лишится своей милых яичек.       Призвав на помощь все свои скудные актерские способности, Сенджу произнесла:       Мы ждали тебя позже.       Цунаде едва сдерживалась, но тут хозяйка поместья протянула ей брюки.       — Какаши, подлец. — повторила Цунаде. — Он говорил мне…       — Я собирала ракушки, набрала полное ведро и пришла пораньше. — прервала ее Мей. — Благодарю вас, что вы приняли мое предложение. Надеюсь, все, что здесь происходит, вам нравится? Прошу прощения, если помешала Хатаке-сану мочиться в ваш рот.       Мей — женщина молодая, по представлению Цунаде, то есть ближе к тридцати, чем к двадцати. Она была тоненькая, великолепно сложена от чарующей шеи и плеч до бедер; живот был мускулист и даже казался впалым, ноги длинные, изящные.       Волосы, красно-медные, как у многих Узумаки, были тщательно собраны в сложную прическу, а челка так закрывала половину лица, что можно было подумать о скрываемом ею дефекте.       Обескураженная Цунаде любовалась ею, а потом перевела взгляд на лицо женщины. Большой зеленый глаз с озорным огоньком в глубине — взгляд вечного женского поиска. Точеный нос, рот чуть кривился в усмешке.       Какая мерзкая, ехидная улыбка у этой Мей. К тому же она продолжала сверлить ее лоб внимательным взглядом. Цунаде подыскивала ответ погрубее, но тут хозяйка поместья показывает жестом на себя.       — А можно присоединиться к вам?       “Ни в коем случае!”       — Вам будет гораздо удобнее, если разделите Какаши со мной, — следует новое предложение.       — Ах, с тобой. — блондинка скрестила руки. — Может тебе еще и задницу полизать?       Цунаде нацелила кулак в лицо Мей, но та легко отмахнулась.       — Очень грубое поведение. Знаете, что я вам скажу? Ревность — это совершенно непривлекательно.       — Мей, Цунаде совершенно не ревнива. — Какаши слегка поклонился, затем осторожно взял руку Теруми.       — Ах, я и забыла. Ну-ка, кто там по списку неревнивых: Юхи Куренай, Хьюга Хината, Инузука Хана и ее мать, Югао и Газеру Узуки.       Куренай нравилась Цунаде. Брюнетка с Какаши образовывали запрещенную пару: Хатаке, что похож на Тоби, и Юхи, со своими густыми темными волосами, красными глазами и бледной кожей напоминала блондинке одного из клана Учиха, Кагами, вроде.       Цунаде оделась, нахмурилась, затягивая пояс, ловко перебирала пальцами и наконец заговорила:       — Ты назвала шестерых. Это все?       — Это только вершина горы. Сколько сюрпризов ты в состоянии выдержать? Например, Като Шизуне или Митараши Анко.       Обе женщины не заметили, как Хатаке схватил их за талии и ответил:       — Знаете, что я думаю? По-моему, нам сейчас надо расслабиться и получить удовольствие, находясь в столь чудесном месте.       Вцепившись в них пальцами, крепкими, как сталь, мужчина любовался женщинами.       — Чувствуете, — прошептал он, — мои руки на ваших телах. Я пойду дальше. Я буду брать вас обеих, сначала одну, потом другую. Я согну ваши затылки к пяткам, сломаю вас. Я выпью ваши души. Вы позволите?       Цунаде молчала, Мей тоже. И он продолжал:       — Но перед этим, я войду к вам в горло, буду двигать член всей мускульной силой. Все, хватит разговоров.       Какаши протянул руку ко рту Цунаде, и она не замедлила воспользоваться возможностью слегка укусить Хатаке за кончики пальцев. Она подумала: “В конце концов это весело!”       Какаши не остался в долгу, и резким движением бедер он насадил ее рот на член. Цунаде вырывалась, но мужчина держал ее голову крепко.       Широко, до боли в скулах, приходится открывать рот, чтобы принять столь жирного исполина. Но мужчина тут же вытаскивает его и насаживает лицо куноичи Тумана.       Цунаде переводила дыхание, ее пальцы опустились на слегка влажные от пота бедра Какаши.       Хатаке выглядел строго, и Цунаде остолбенела. Снова она вспомнила про Тоби. Какой ужас! Даже в самых смелых мечтах она не представляла себя с дедушкой. И вот, это происходит снова!       Да, они были похожи: одинаково белые волосы, тот же уверенный взгляд, схожее строение губ, подбородка. Даже смех звучал почти также, как у дедушки.       “Этот мужчина, который явно выделяется среди всех, он, который так хорошо умеет любить, вдруг оказывает почти копией дедушки…”       Цунаде прижалась к коже Какаши, рядом с ним она чувствовала себя снова двадцатилетней. Или пятилетней.       “Ну и что, мне хорошо с ним. Хочу поцеловать его седые — нет белые! — волосы.” От этих грез ее отвлек голос ее нынешнего Хокаге:       — Дай мне свои груди.       Она привстает на коленях, сжимает локти так, что ее груди смыкаются вместе, потом окутывает ими большой, полный горячей крови член, который так приятно ощущать своей кожей.       Над правым плечом Цунаде появляется лицо Теруми. Она спрашивает блондинку:       — Цунаде-сама, вы ничего не имеете против, если я помассирую вашу грудь? Чисто из исследовательского интереса.       — Хорошо.       — Впрочем, — добавила Мей доверительным тоном, — кажется, вы любите, когда вас делят на части.       “Это правда, сущая правда, но не с другой женщиной!”       Вот так, отданная двум страстным телам, Цунаде отпустила себя на волю. И вот наступает ключевой момент: член показывается наружу и тут же Цунаде жадно захватывает его ртом, в надежде получить порцию сладко-соленого желе… Но она ошиблась: вместо этого Хокаге схватил свой член и принялся наносить им энергичные удары прямо по лицу Цунаде — нет, по лицам! Теруми тоже досталось.       Он снова взял Мей за голову, основательно работая бедрами: погрузился в рот, вышел, снова погрузился.       Для Сенджу зрелище было столь возбуждающим: так близко от ее губ и столь крупным планом. Туда-сюда, и снова туда-обратно, и эти беспрестанные хлюпающие звуки.       Но она не могла оставаться лишь зрителем, бесполезным свидетелем; она стала бить Какаши по бедру, но он все не обращал внимания, жестокий человек, и все таки мужчина крепко, до синяков, схватил ее правую руку, положил себе на живот. Потом он достал телефон и запечатлел всю эту сцену.       — Маленький подарок для Куренай, — он усмехнулся и с силой вставил Цунаде член за щеку, — Поздаровайся, Цуна.       — Здравствуй, Куренай. — жадно открытый рот Сенджу издает булькающие звуки. — Не могу говорить…       — …дел по горло. — саркастически заметила Мей.       Сенджу хотела возразить, но она сама не разобрала звуки, вырвавшиеся из ее горла. Какаши так глубоко затолкал ее густые слюни, что Цунаде с трудом проглотила этот комок.       На этот раз ее отбросила Мей, намереваясь занять место блондинки. Сейчас Теруми была почти голой.       — Рыжие, как АНБУ, никогда, кажется, не загорают, — подумала Цунаде вслух, — Чего ради ты обнажилась?       — Солнце здесь не такое жестокое, — Мей усмехнулась. — А мне жарко. Смотри, как надо.       Мей ласкала и языком, и пальцами, горлом, а потом сжала свои груди, и Какаши вошел в эту узкую западню. Она сдавила его там изо всех сил и была вознаграждена за это большой крепкой порцией, ударившей в ее сложенные лодочкой ладони.       Мей поднесла их к губам, понюхала, потом предложила Цунаде:       — Я могу поделиться.       Блондинка потянулась, но Теруми спешно употребила этот коктейль.       — Спасибо за еду!       Какаши стоял над ними, потом взял Мей за шевелюру и глубоко вдохнул аромат ее волос.       — Какаши, я так соскучилась! — Мизукаге звучала как-то жалобно, словно котенок зовет маму.       Длинные рыжие локоны покрыли его, так что они представляли мифическую фигуру огненного цвета с двумя туловищами и одной головой.       Цунаде прекрасно понимала, в чем дело; слова были излишни. Сцена живо напомнила блондинке далекий апрель в Амегакуре, когда опасно раненный Джирайя прикрывал ее техникой из собственных волос.       Теруми Мей, рыжая красавица, стоявшая на коленях, приподняла голову и смотрела на мужчину затуманенным взглядом из-под полуприкрытых век. Туман-туманище. Наконец ей удалось изобразить на сочных, страстных губах подобие естественной улыбки.       — Ками-сама, — пробормотала Цунаде. — Я смотрю на вас… на тебя… И мне кажется, что я ушла, отправилась в Чистый Мир и встретила дорогого Тоби. — Наверное, все говорят тебе, Какаши, что ты копия Тобирамы?       — Я скорее, копия отца. Но спасибо за комплимент.       Он притянул Цунаде за пояс, спокойно играясь с ее грудью.       — Ваши тела прекрасны. — Каждое его прикосновение обжигало кожу. — Тебя я возьму первой, Цуна.       Он расцеловал ее в обе щеки, коснулся шеи, еще что-то сказал. Цунаде прижалась к нему, понимая одобрительный взгляд Какаши.       — Сладкая девочка!       Не откликаясь на манящий призыв, Сенджу принялась грубо лапать все тело своего партнера.       — Я хочу сделать это сама, — попросила она у очаровательной улыбки.       Обеими руками она описывала плавные круги по всему телу Какаши, массируя его мускулы, стягивая кожу и дуя на рельефные вены. Она трогала его ноги, спину, грудь, а он стоял, не мешая ни малейшим движением, пока она наконец не добралась до двух ягодиц, а затем и до его члена. Она усердно работала ладонями и кончиком языка, переходя от мягких подлизываний к быстрым резким рывкам в так охраняемую мужчинами святыню. Ее владелец постанывал, всецело отдавшись во власть этих ласк.       Цунаде то прикасалась к его яичкам, гладя их и царапая ногтями, то продвигалась со своими ласками дальше, борясь с кольцом ануса. Под конец она крепко схватила ствол и стала оттягивать его плоть так далеко, насколько это было возможно, пока он не хлынул струей прямо в жадный рот Мей.       Цунаде усмехнулась, осознав, что сама хотела бы оказаться на ее месте, и еще, как было бы великолепно, иметь два подобных члена. Ей пятьдесят пять, надо бы устроить так, чтобы полусотня и пятерка — по числу ее лет — мужчин смогли бы дать ей выпить их досуха. При условии, что каждый из них выдержит с ней кумите, хотя бы минуту.       От развратных мыслей Цунаде отвлекли руки Какаши. Он раздвинул ей ноги и одним слитным движением вошел в нее. Сенджу легко двигалась в крепких руках, и так же легко и ритмично двигалась в ней мужская плоть. И Цунаде начинала чувствовать, что ей не хватает больше сил, что вот-вот ее охватит любовный паралич.       Чтобы тесней соединиться с партнером, она обхватила его шею руками, а ноги закинула на плечи. Блондинка была готова на все для своего Хокаге: даже делить его с другими женщинами.       Сенджу быстро оглянулась на Мей. Та яростно онанировала, не сводя глаз с Какаши. Умоляющий взгляд обратился к блондинке — Цунаде отвернулась. Ксо. Черт с тобой.       И тут она увидела то, что вернуло ей силы: молодое лицо Какаши, полное глубокого удовлетворения. Но он выскочил из нее, так и не закончив дело.       Обеими руками Хатаке схватил свою блондинку за хвостики и засмеялся от удовольствия, прижавшись губами к ее щеке.       — Ты была такой милой, что я не мог удержаться.       — Мог бы и потерпеть минуту, — разочарованно вздохнула Цунаде.       Быстрыми движениями Какаши затянул хвосты Сенджу в узел вокруг шеи, словно собираясь удавить ее.       — Если хочешь убить, убей. Я не буду сопротивляться.       Дикий огонек блеснул в серых глазах Хатаке. Потом коварный соблазнитель произнес с деланным равнодушием:       — Тогда мне придеться расправиться со свидетельницей. Ты желаешь кончины Мей?       И видимо, чтобы показать, кто хозяин положения, Какаши затянул узел. Одновременно с этим, он запустил палец между бедер Цунаде, прямо к ее розовой плоти.       — Прекрати щекотать, изверг!       Какаши освободил шею, улыбнулся блондинке, и подарил ей самый нежный поцелуй.       Цунаде обернулась и поймала на лице Теруми Мей выражение, столько быстро исчезнувшее, что Сенджу подумала, не показалось ли ей: молодая Мизукаге разочарована, она ожидала другого развития событий. Цунаде только ухмыльнулась.       — Милая, будь так добра, — обратилась Цунаде к рыжей, — принеси нам чаю и закусить что-нибудь.       Мей бросила взгляд на мужчину, кивнула и откланялась. Недовольная.       Зато Цунаде блаженствовала, она сжала ногами его ловкую руку и почти незаметными движениями бедер доставляла себе легкое удовольствие.       ***       — Похоже, для нас Страна Горячих Источников превратилась в Землю Порока, — заметил Какаши, когда они вставали из-за щедро накрытого стола.       — И это говорит Хентай-сан. — Цунаде сотворила маленький водоворот у себя в бокале, — В годы Второй Войны эти земли мы называли Волчьим Логовом, в здешних лесах нередко находили убежище нукенины и акунины.       — Мрачная, жестокая эпоха! — Мей пристально смотрела на Хокаге. — Но сегодня это одно из самых спокойных мест на континенте.       — Вкус твоих губ крепче любого вина. — он обнял Цунаде сзади. — Хочу продолжить.       — Я отойду на минуту? — с некоторым беспокойством спросила Мей и тут же спешно ретировалась.       — Цуна, даже здешний воздух пьянит.       — М-м. Не знаю. Куда подевалась эта рыжая?       Они вновь поцеловались, и в это время он прижал ладонь к ее паху. Цунаде застонала.       — Послушай, втроем нам будет намного интереснее. Идем.       Они молча вышли во двор, обнимая друг друга за талию. Почувствовав, как напряжены мышцы ее плеч и спины, Какаши сказал:       — Мей замечательная женщина.       — Извини. Опять вспомнила про Амегакуре. Джи и Акацки. Это не дает мне покоя.       Какаши резко встряхнул ее.       — Нам всем потребуется время на то, чтобы принять это. Тебе больше всех.       — Да, я знаю.       Она почувствовала, что у нее перехватило дыхание, сглотнула ком в горле, но это было напрасным. Неужели Какаши успел так хорошо изучить ее, что угадывает настроения и видит насквозь? Он всегда говорит то, что буквально выбивает почву у нее из-под ног.       — Джирайя не стал бы работать на враждебную страну.       Они свернули за угол, Мей сидела перед круглым столиком и потирала мозолистые ладони:       — Это не обязательно могла быть страна. Цунаде-сама, вы знаете, существует много всяких организаций. В последнее время в мире шиноби наступила новая эра…       При упоминании о “новой эре” Мизукаге, без сомнения отдавшая в свое время немало приказов обрекающих на смертельный исход и уничтожение неугодных, приняла задумчивый вид. Цунаде могла представить, какой старой себя чувствовала эта молодка среди двенадцатилетних джонинов, занимающихся разведкой и получавших сведения у таких же юных контактов.       Но Мей выжила, стиснув зубы, более того стала Мизукаге. Судя по мозолистым ладоням, она прогоняла неутешительные мысли с помощью тренировок. Цунаде тоже была такой. Лет… тридцать пять назад. Ками-сама!       Цунаде тоже выжила, хотя и были моменты, когда она держалась из последних сил. Мрачные моменты из прошлого отлично выжигались с помощью жженого вина. Прогонялись дни, месяцы, десятилетия…       — Каких, например, организаций?       — Я бы посоветовала спросить об этом Джирайю или Сарутоби Хирузена. Но, насколько я понимаю, это затруднительно.       — Что тебе известно о Джи?       — То, что Пятый, как и ваш Третий, имел дело с людьми, не ограниченными рамками госслужбы.       Какаши вмешался в разговор:       — Исключительно ради интереса спрошу: а что, если наш Пятый действительно был тайной главой Акацки? — Заметив, как вздулись мускулы на шее Цунаде, он добавил: — Или если бы так выглядело со стороны — могли ли ваши ойнины принять меры?       — Не думаю, — ответила Мизукаге. — Они действуют исключительно на территории Воды.       — А кто мог бы? — спросила Цунаде, прекрасно понимая, что, убийца, или пособница, возможно, сидит перед ней.       — Убить его? — Мей пожала плечами. — Как я уже вам сказала, времена меняются. В конце концов, это могла быть вовсе не правительственная организация, Акацки, верно?       — Может быть, та же, что устроила переворот в Киригакуре? — подсказал Какаши.       — Хах, нет. В любом случае такова специфика нашей работы. Она ни за что не отпустит. Много дает и столько же забирает. Потому и приходится встречаться с разными людьми в подобной обстановке. — Она жестом указала на высокий лес вокруг курорта.       — Даже со старыми друзьями? — уточнил Шестой.       — Шутишь, бойфренд? Именно старые друзья обычно бывают опаснее всего.       Цунаде шумно выдохнула:       — Тебе должно быть известно, о связях Акацки с Конохой, Камнем и Облаком. И Кири.       За свою жизнь Цунаде приходилось проводить достаточно обследований шиноби, и сейчас по виду Мизукаге, которая в притворной задумчивости подняла голову к небу, Сенджу поняла, что она все знает и сейчас размышляет о том, что именно стоит рассказать этой ученице Сарутоби Хирузена и подруге Пятого.       А в следующее мгновение туманница забыла о Цунаде и ее вопросах. Наклонила голову и прислушалась. Какаши последовал ее примеру и, напрягая зрение, уставился куда-то за горизонт, словно пес, почуявший добычу. Или опасность. Цунаде прислушалась и вскоре не только услышала, но и увидела. Большой фиолетовый шар сносил деревья вместе с корнями. Биджудама.       Она снова взглянула на Мей, но ту уже обступили шиноби Тумана.       — О чем ты хотела поговорить?       Высокий туманник, с зубами как у акулы, что-то шептал на ухо Мизукаге.       Теруми Мей стиснула руку Хокаге и на прощание хлопнула его чуть ниже спины.       — Еще увидимся, дорогой, а сейчас мне пора, хорошо? — Затем она слегка поклонилась Цунаде. — До свидания, Цунаде… Сенджу-сама.       Мей, окруженная пятеркой шиноби Кири, умчалась прочь. Какаши и Цунаде остались одни на пустой площадке. Блондинка схватила рукой графин с водой, взглянула на копну рыжих волос, промелькнувших на фоне зеленых крон. Бросок… Недолет.       — Нам тоже пора, Цуна. Сражаться с биджу в наши планы не входило.       ***       Коноха. Квартира Цунаде в общежитии при Академии. Следующее утро.       Благодаря моей небольшой помощи Акацки захватили почти всех биджу, немного не по порядку увеличения количества хвостов. С джинчурики Семихвостого проблем не было, но сам демон изрядно пострелял бомбами, прежде чем израненный Какузу запечатал его в заранее подготовленный сосуд. Отлично постарались.       Я почувствовал смешанное с облегчением разочарование от того, что провел так мало времени с Цуной и Мей. Разумеется, я предпочел бы, провести три полноценных дня, но в конце концов, был доволен и тем, что Какузу провел захват хвостатого. Пусть и громковатый.       Задняя крышка моего телефона раскалилась от звонков и сообщений. Звонко пискнув он и вовсе отключился. Когда же я забрал лишнее тепло и включил радиоустройство, оказалось, что Хана оставила мне сообщение со станции в Стране Волн.       — Ты до сих на задании, Хана? Я удивлен.       — Кто-то же должен нести ответственность за миссии, пока вы с Цунаде веселитесь? Смекаешь?       — Все, веселье кончилось. Мы вернулись в деревню, и я готов начать разгребать бардак, в который постоянно норовит свалиться Коноха.       Параллельно к беседе подключилась Куренай:       — Ты не принес мне сувенир?       — Какой? — хмыкнула Хана. — Клок рыжих лобковых волос? Сотню пустых бутылок?       — Да ладно вам, — остановил я, — у Мей там все гладко.       Куренай, помолчав, спросила:       — Хана, ты посмотрела то видео, что я тебе скинула? Очень сочное хлюпанье…       — Омерзительные звуки, — вставила Хана.       — …Цунаде доставило моим ушам отдельное наслаждение.       Хана подхватила:       — Ты же знаешь Цунаде. Она полжизни провела за карточным столом в компании пьяных мужчин. Привыкла мастерски расплачиваться за поражения.       — Значит, вам обеим понравилось?       — Нет! Да!, — хором ответили обе куноичи.       — Хорошо, что Цунаде вас не слышит. Мне пришлось бы призвать ее к порядку.       Из ванной вышла чудо-женщина. Цунаде сбросила халат, дав возможность полюбоваться красотой своего тела. Только ноги вытирать об мое лицо не стоит. Я попытался захватить ее за стопу, но блондинка тут же отступила.       Когда я закончил разговор, Цунаде спросила:       — Кто все эти люди, которые оскорбляют меня за глаза, и когда я смогу пожать их шеи?       Но прежде чем я успел ответить, я заметил, что она опустилась на колени, и обратилась к моему паху:       — Ты второй член в моей жизни. По крайней мере, на трезвую голову.       — Ты уверена?       — Я знаю одно, — раздался снизу голос Сенджу, — это последний член, который я буду ласкать в этой жизни.       — Как-то грустно прозвучало, улыбнись.       Ее маленькая ладошка скользила по бугру в моих штанах. Блондинка неторопливо, но уверенно сунула руку под ткань. При ярком дневном свете ее светлые волосы еще резче контрастировали с алым лаком на ногтях. Приблизившись лицом, Цунаде достала член и приложила его к своей физиономии.       — Большая редька, твердая. — Она сунула член в рот, приняв позу альфа-самки и принялась покачиваться на пятках.       Я не смог удержаться перед искушением.       — Превосходно, Цуна. Я хочу немного ускориться.       Цунаде посмотрела на меня и пожала плечами, словно говоря: “Давай, посмотрим, что из этого выйдет”. На губах блондинки мелькнула озорная улыбка. Она остановилась, ожидая действий от меня.       Я положил ей руки на затылок. Последовала длинная серия фрикций, сейчас инстинкт подсказывал мне именно такую линию поведения.       — Замечательно, круто. — кивала Цунаде.       Пролетел короткий перерыв, во время которого я придушил женщину. И, откровенно говоря, она не выглядела озлобленной или возмущенной. Я решил, что нужно заставить Цунаде проявить агрессию; надеясь таким образом выпустить пар, который есть в каждой куноичи.       Цунаде сменила тон с дружелюбно-игривого на резкий:       — Отпусти меня.       Я выпустил ци, чтобы посмотреть, как она поведет себя, если ей дадут понять, насколько она ничтожна перед могуществом колдуна-пожирателя душ. Страх — основной инструмент для победы в бою без самого боя.       — Да как ты смеешь, — начала Цунаде, но тут же пожалела о трате воздуха. Она боролась, но у нее едва хватило сил. В конце-концов женщина перестала содрогаться, и она все-таки потеряла сознание.       К моменту пробуждения Цунаде оказалась расслабленной и, отстранившись от меня, встала на ноги.       — Еще раз так сделаешь и я…       — Убьешь меня?       — Нет, оторву кое-что. И твое Намерение Убийства не настолько мощное, как ты хотел показать.       Цунаде переключила внимание на мой член:       — Ха! Он стал еще тверже. — Сенджу усилила хватку, взяв член двумя руками. — Мой маленький любимый садист.       — Будь моей женой!       — Шестая жена для Шестого Хокаге? Пожалуй, откажусь.       — Ты разбиваешь мне сердце.       — У тебя найдется, к кому обратиться с душевными муками. Я согласна продолжать сотрудничать с тобой в половом и деловом плане. — она не отпускала мою плоть. — Но мужчины, которые проводят настоящие официальные ухаживания, водят в соджу-бары и казино, а не насилуют женщин и не запугивают их. Это все официально? Что-то я не припомню в Конохе многоженцев. Если это официальное предложение, Хокаге-сама, обратись в штаб-квартиру АНБУ, и я перейду в твое полное распоряжение.       — У меня есть официальное разрешение от Дайме. АНБУ ни к чему.       — Запугал его, да?       — Нет, заплатил много ре.       — Как-то я упустила этот момент. Что-то такое припоминаю. “Лицезия на разврат.” Делают деньги на всем, что в голову взбредет.       Она направила член к своей вагине, затем добавила:       — Кстати, Какаши. Защита Дайме не так надежна, как он хочет всем показать.       Я ласкал ее живот, бедра. Сжимал груди, Цунаде вздрагивала каждый раз, будто я бил ее райтоном. Наконец я ввел свой член в ее вагину, до упора. Сенджу кивнула, и я принялся двигаться медленно и плавно, сохраняя большую амплитуду. Девушка выглядела счастливой.       — Ох, Цуна, ты всегда такая мокренькая!       — Какаши, я тебя люблю.       ***       Вечером, ближе к десяти, в доме собралась роскошная компания. Цунаде сидела как на иголках в ожидании моей стряпни. Рис со скумбрией и овощами. Казалось, что она сможет съесть гору всего. Пока Цунаде сидела над третьей порцией, я занимался готовкой.       — Еще. — Блонда показывает чистую тарелку. — М-м, здорово у тебя получается. Скоро будет готово?       — Дай рису настояться. Пару минут, подождешь?       Она не прислушалась к моей просьбе и уже приподняла крышку.       — Нормально. Есть можно. — И залезла руками в кадушку.       — Пару минут, Цуна. — Я забрал у нее кухонную утварь и закрыл крышкой. — Сейчас добавлю соус, а ты пока отдохни и выпей чаю. Договорились?       Пока я возился на кухне, мешая ингридиенты, блондинка взяла нож и принялась метать его в разделочную доску — в метрах пяти, которая висела на стене.       — А я думала, это Ю-тян пришла — Наклонившись, Хината поздоровалась с Цунаде. — Цунаде-сама, приветствую. Вообще-то, у нас дома предусмотрено наказание за метание ножей везде кроме тренировочного зала.       — И кто наказывать будет? — блондинка повернулась ко мне. — Ты, что ли?       — Незнание правил не освобождает от ответственности, — произнес я, легонько шлепая Сенджу по ягодицам.       Очевидно, что это демонстративное наказание Цунаде приняла со всей покорностью. Вот она — маленькая ручная куноичи. Я потянул ее голову назад. Она одарила меня счастливой улыбкой и сладким рыбным поцелуем.       — Хината, помоги мне.       Хьюга, не торопясь, размяла кисти рук, и отвесила Цунаде хлесткую пощечину:       — Вам нравится Какаши-сан? Нравится, да?       Цунаде подавила раздраженное восклицание и спокойно ответила:       — Именно поэтому я нахожусь здесь. Прошу прощения, если заставила тебя ревновать.       — Ну хорошо, — заговорила Хината и двинула блондинке кулаком в челюсть. — Прощаю.       Хороший удар, акцентированный. Цунаде это не понравилось. Мне тоже.       — Дура, ты мне зуб выбила.       Я поднял зуб с пола и медчакрой приклеил его на место. Как новенький.       — Спасибо за рыбу.       Затем Цунаде отвернулась и, не прощаясь, вышла в окно.       — Послушайте, — произнесла Хината. — Цуме-сама сказала, что я должна бороться за свои чувства. И лучше быть чересчур самоуверенной, чем такой мямлей как я. — Она склонилась в поклоне. — Завтра я извинюсь перед Цунаде-сама.       Я шагнул вперед, чтобы взять ее лицо в свои руки.       — Разумный эгоизм, Хина. В мире шиноби имеют значение только сила и рычаги влияния.       — Я себя ненавижу.       — Борись с этим, — погладил по голове девушку. — Преодолей себя и, наконец, полюби.       Зазвонил мой телефон. Это была Газеру.       ***       Через две минуты я был в отделе Дознания и Пыток при штаб-квартире АНБУ. Новая старая знакомая соизволила проявить инициативу и попросила искупить ответственность за террористический акт кровью. Газеру положила на стол досье, которое я тут же прочел.       Таюя, “Страж Северных Врат”, “Третья из Четверки Звука”. Из воспоминаний Орочимару я знал, что он нашел ее в одной из деревень, жителей которой он определил как объект исследования проклятой печати. Не нужно быть слепым, чтобы понять, какие гены помогли Таюе выжить. Фенотип очевидной Узумаки. Фальшивому Дракону Конохи девочка напомнила Цунаде и ее бабку, жену Первого.       При атаке на Коноху Таюю смогли взять живьем. Сломали ее флейту вместе с руками. За участие в нападении она получила пожизненный срок и несколько ограничивающих печатей; кроме этого, она подвергалась нападениям со стороны других заключенных.       — Доброй ночи, Хокаге-сама. — заговорила девушка.       Большие карие глаза и длинные ресницы. Точь-в-точь как у Цунаде. Может, чуть темнее, без внутренней теплоты. Несмотря на синяк вокруг правого глаза, тем не менее она выглядела опрятно.       — Я так понимаю, ты собираешься попросить освобождение?       — Да, Хокаге-сама, — по-прежнему почтительным тоном ответила Таюя. — Я готова на любое задание.       Вежливой она была лишь с Орочимару. К остальным она обращалась менее уважительно.       — Таюя, ты должна понимать, что отпустить на свободу ту, что принимала участие на покушение Хокаге невозможно. Ладно, у тебя есть одна попытка убедить меня. Вперед.       — У меня в камере висит ваш плакат.       На губах арестованной появилась улыбка — слишком широкая, по мнению Газеру. Последовал подзатыльник. Таюя ничего не сказала.       В досье было сказано, что ей недавно исполнилось двадцать, однако я бы скинул ей года три — из-за худобы и мальчишеского лица. И коротко подстриженных, с небольшой челкой, рыжих волос. Не ярко-огненных, скорее темно-розовых с красным отливом.       Звякнули браслеты, и она подняла руки, как бы желая почесать затылок. Я не удивился, увидев аккуратные ногти, чистые тонкие пальцы с едва заметными веснушками. Веснушки проступали и на щеках.       — В документах сказано, что ты с тремя шиноби Звука создала непроницаемый барьер над жилищем каге. По приказу нукенина Орочимару.       — Все так. Орочимару сразил каге, но получил ранение. Мы с Саконом остались прикрывать его отход.       — А нападения на тебя в тюрьме?       Она приложила руку к шраму на шее.       — Мне на горьком опыте пришлось узнать, что если ты ничтожный террорист, которая сидит с уголовниками, то лучше даже не пытаться подшутить над ними.       — На тебя три ограничивающие печати.       — Это я и имела в виду, говоря о горьком опыте. Без чакры тяжело дать нужный отпор. — Таюя опять улыбнулась, и Газеру указала мне на синюю папку.       — С четырех лет ты находилась в убежище Орочимару?       — Верно. С небольшими перерывами.       — Какими конкретно поручениями ты занималась?       — Да так, всяко-разное. Немного телохранителем, при вылазках на встречу с нукенинами. Захватывали материал. Ну, знаете, ловили крестьян, воровали детей у городских, я была нужной.       — Я ценю твою искренность, Таюя.       — Рада стараться. — Услышав, что я назвал ее по имени, девушка просияла. — Постараюсь ответить на любые ваши вопросы.       Следующий час я задавал вопросы, нарочно искажая факты, но она соображала быстро и отвечала честно. Вот, что я решил:       — Таюя умрет в своей камере. Хана Узумаки же пройдет стажировку в АНБУ, получит маску и полный комплект печатей.       Таюя повернулась к Газеру и молча уставилась на нее.       — Что-то не так? — спросил я.       — А других вариантов нет?       — Извини, Таюя, здесь не Горячие Источники. А почему тебя это не устраивает?       — Устраивало бы, если бы мне жить надоело. — Она расправила плечи и отодвинулась от стола как можно дальше. — Я же вам говорила. У АНБУ тоже сильная аллергия на шутки. Один бросок куная — и я окажусь в морге.       — Каждый агент АНБУ — профессионал, действующий в жестких рамках. Настоящие шиноби и куноичи. Держу дома двоих, лично для себя. — Я взял Газеру за волосы и положил лицом на стол. — Феноменальное подчинение. Обещаю, что никто из анбушников не заколет тебя.       — Хорошо. Можете повесить на меня все печати, какие угодно, но только не “Печать Защиты от Зла”. От нее весь желудок скручивает. Забудьте об этом.       Я вышел, а капитан Зо и Газеру все продолжали цеплять строчки фуин на чакросистему рыжей девушки, сидевшей на тяжелом стальном стуле.       Когда я вернулся с двумя банками горячего кофе, Газеру и Югао оказались на своих рабочих местах. Я позвал их в коридорчик, откуда открывался вид на тренировочную площадку, и закрыл дверь.       — Прошу прощения за унижительное поведение, но мне нужно, чтобы Хана-Таюя поверила в нашу систему.       — Я рада служить, прислуживать тоже. — поклонилась Газеру.       — Проследи за ней, — попросил я. — Стань наставником. У девчонки крупный потенциал.       — Будет сделано, — пообещала Газеру, хлопая по себя по нагруднику.       — Если она только выкинет какой-нибудь фокус, я ей в задницу вставлю флейту и сыграю, — сказала ее сестра.       — Это она может, — согласилась Газеру.       Мы вернулись в отдел, и я обнаружил Таюю за самовольно занятым рабочим столом у дальней стены. Она помахала дудкой в руках и сыграла пару нот:       — Приятно снова просто поиграть на новом инструменте, Хокаге-сама.       — Мне приятно слышать, — сказал я. — Это что, колыбельная?       — Да, я сама сочинила ее для младшего брата. В пропахшей дерьмом и мочой камере.       — Как изящно. Ты композитор и прекрасный исполнитель.       Я созвал агентов к столу на небольшой концерт. Все стояли затаив дыхание. Никогда еще прежде этим стенам не приходилось слушать игру флейтиста. Настоящая магия музыки, дивные ноты.       По щекам Таюи потекли слезы, пальцы то и дело соскальзывали, когда девушка подергивала плечами. Когда музыка кончилась, я поблагодарил ее.       — Простите, давно не играла. — прошептала Таюя. — Ками-сама, очень давно. — Она отвесила серию поклонов. — Знаете, потеряла сноровку. Для меня это была первая сочиненная мелодия, она для меня особенная.       Таюя сделала глоток кофе из банки, стараясь избегать взглядов агентов.       Газеру же была на вершине блаженства. Она смотрела на Таюю не отрываясь. Кроме того, подняла большой палец вверх и спросила у рыжей:       — Как ты думаешь, каковы шансы, что твои боевые навыки сохранились на том же уровне, что и игра на флейте?       — Хаяте-сан предупредил, что тренировки начнутся в 6:30. У меня до сих пор голова идет кругом после нанесения печатей. Я хочу выступить на Аме. — Она выдавила улыбку и выпрямилась. — Это напоминает мне слова Орочимару-сама: “Хороший материал после смерти попадет в Чистый Мир, а плохой в выгребную яму”.       Я нашел интересным тот факт, что Таюю по-прежнему держат в курсе относительно происходящего в Конохе и за ее пределами.       — Могу я спросить, кто сообщает тебе новости?       — Иногда нам показывают новости по телевизору. Не трудно сложить два плюс два.       — Ты знаешь, что случилось с остальными из Четверки Звука? — продолжил я.       — Одно время — да. Сакон погиб, остальных я не видела уже — лет пять, может чуть меньше. Они не из тех людей, которых легко забыть.       — Ты знаешь, где сейчас может находиться Орочимару?       — Не подумайте, что я отказываюсь сотрудничать, Хокаге-сама, мне хочется быть вам полезной, — произнесла Таюя, — но вы ставите меня в затруднительное положение.       — Ты получала печати на запрет разглашения секретов? — спросила Газеру.       — Нам это было не нужно; Орочимару скрытен от природы. Мы получали только необходимый минимум знаний. Пойти туда — добыть то-то. Например, одно из повторяющихся заданий: ловить змей особой, белой окраски. Надеюсь, это вам поможет, верно?       — Интересная информация, — сказала Газеру. — Но мы уже проверили все зацепки.       Я заметил, что Югао по привычке рассеянно играла с сюрикеном, и строго посмотрел на нее. Узуки перестала и произнесла:       — Я все ждала, когда ты перейдешь на свой фирменный тон. Скажи мне какую-нибудь характерную фразу. Не стесняйся!       — Если Хокаге-сама не против. — Таюя изогнула бровь и высокомерно произнесла: — “Тц! Заткнись, кусок дерьма!”       — Великолепно, да! — Югао радостно рассмеялась, но, поймав от сестры короткий тычок по ребрам, пробормотала: — Извините. Пожалуйста.       — Могу лишь предположить, — рыжая перешла на вежливое обращение, — что у Орочимару имеются укрытия в каждой стране, и он находил способ как-то скрыть их от посторонних глаз, чтобы хорошие АНБУ не смогли найти их.       Перед моими глазами возникли длинные подземные коридоры и залы с лабораториями. Гендзюцу на местность в труднодоступных областях даже для шиноби, фуин-печати собственных разработок Орочимару, банальная камуфляжная маскировка — все это помогало спрятать убежища.       Таюя отодвинула стул, поднялась и поклонилась:       — Прошу прощения, но мне нужно выспаться перед тренировкой.       Я отпустил девушку и созвал всех свободных агентов к столу и сказал, что хочу дать им задание. Но, ощутив вибрацию в кармане, решил сначала просмотреть сообщения.       Звонила Като Шизуне из больницы; женщина едва могла говорить, слова съедали всхлипы. Я не сразу сообразил, о чем идет речь, но внезапно догадался. Шизуне говорила, что случилось ужасное: Цунаде предприняла попытку самоумервщления. Как, как она посмела, без моего согласия?