Под маской Огородного Пугала

      Постановочное шоу закончилось, но травмы, вполне реальные, остались. Чакроистощение, колено, множественные гематомы и ссадины. Меня разместили в отдельной палатке. Тут меня ждала Хана. Такая же как Цуме, но без ярко выраженных звериных черт. Впрочем, это ей не мешает искусывать все мое тело.       Я обнял женщину сзади, вдохнул аромат ее тела, раздумывая, не спустить ли с нее штаны, пока она рядом. Но Хана, сообразив, к чему все идет, решила начать диалог.       — Руки прочь от ветеринара, животное! — заорала она. — Какаши, в койку, живо!       — Займемся терапией? — снимаю водолазку. — Это было бы занимательно, особенно сейчас.       Мокрый полог откинулся и розоволосая девушка быстро вошла в палатку, в одной руке Харуно тускло блеснула сталь куная.       — Что случилось?       — Сакура, сразу вышла отсюда!       Харуно затаила дыхание. Хана резво подскочила к ней, поправляя на ходу одежду.       — Я услышала крики и поду… — Сакура вдруг обратила внимание на то, что ее Хокаге не совсем одет.       Не сказал бы, что мое телосложение сильно отличается от тел других шиноби, но мне удалось привлечь внимание. Хана это тоже заметила.       — Вы получаете ирьенинскую помощь, Хокаге-сама? — растерянно спросила она. — Я закончила с Гай-сенсеем и теперь могу помочь здесь.       — Иди к ирьенинским шатрам, Сакура. — пыталась ее спровадить Хана. — Я позову тебя, если потребуется дополнительная пара рук.       — Вам нужно… — Сакура вдруг замолчала, осмысленность покинула взгляд, а глаза закатились. — нужно… нужно восполнить запас чакры…       Ноги куноичи подкосились, и она рухнула на руки Хане.       — Ксо, — Хана опустила ее на землю и, активировав шосен, обследовала СЦЧ Харуно. — Великолепно, просто великолепно. Дерьмо собачье! Чакроистощение, температура, … беременность. Какаши! Кто следующий? Киба?       Хана резво повернула голову и прожгла меня колючим взглядом.       Сакура на миг очнулась, собралась с силами и прошептала непослушными губами:       — Ребенок от… Саске-куна…       — Хорошо, не молчи, — Хана напрягла свои руки, стиснув зубы, перетащила девушку на койку, — она повернулась ко мне и кинула водолазку. — Оденься. Я не хочу эпидемии простуды. Оставь Харуно мне…       Прежде чем закрыть палатку, я обратил внимание, что дождь перестал. У самой линии горизонта небо начало светлеть, окрашиваясь в темно-голубые тона. Кое-где виднелись розоватые проблески новорожденного солнца. До рассвета примерно семьдесят шесть минут.       В радиопередатчике трещал голос Газеру:       — Операция по зачистке объектов D, C, и F закончена.       — Хорошие новости. Хоши, мне нужно пару пакетов чакры.       — Хай.       Хана с удивлением смотрела на зашедшую к нам девушку. В руках анбушница сжимала десяток пакетиков жидкой чакры. За последние двадцать минут другая Хана потратила еще пятнадцать.       — Интересно, — задумчиво протянула моя жена, — это так печать действует?       — Может быть, перенести ее в Коноху? — предложила Таюя.       Меня тоже поставил в тупик обморок Сакуры. Печать, полученная от Цунаде отравляет чакросистему девушки и теперь впитывает энергию из внешних источников, чтобы фуин не начала разлагать тело носителя?       — Я конечно, проходила фуин на дополнительных курсах, но такого… — Хана замолчала и потерла мочку уха.       Хана подошла к койке, в которой, окруженной использованными чакропакетами, лежала Сакура. Глаза ее внимательно следили за проводимыми манипуляциями.       Инузука убрала пакетики в фуин-свиток и спросила:       — Сакура, как самочувствие? — Харуно утвердительно кивнула. — Я влила в твой СЦЧ столько чакры, сколько она позволила.       Хана вытерла пот со лба и посмотрела на торчащие из-под маски короткие рыжие волосы анбушницы.       — Ты кто? Я тебя не помню. Назови свой позывной.       Таюя поклонилась, прижала ладонь к груди и застыла в таком положении. Там где шея была открыта, белел затянувшийся крупный рубец.       — Агент Хана. Номер 000937.       Я почувствовал, как Инузука начинает медленно закипать. И что ей не понравилось?       — Так, подруга, успокойся. Агент, спасибо за службу, свободна.       Рыжая девушка выскочила из палатки, с Ханой же творилось что-то похожее на сцену оборота из фильма ужасов. Стали расти волосы, ногти, изменилось строение зрачка. Сознание заполнила холодная волна убийственной ци.       То что видели мои глаза, в корне опровергало многие теории в области шиноби. Теоретически я знаю, что существуют какие-то техники на основе природной чакры, способные изменить морфологию человека чуть ли не за секунду. Но одно дело недосягаемые Саннины, и совсем другое стоящая передо мной куноичи. От таких фокусов Харуно резко взбодрилась.       Сакура сглотнула, попыталась встать и растерянно пролепетала:       — Я… пойду, э-э… позову… подмогу позову… кого-нибудь.       — НЕ ВСТАВАЙ. ЛЕЖАТЬ.       Я осторожно спустил маску с мангеке. Он сразу показал изменения в куноичи, предназначенные для нанесения физического урона. Холодные участки заполнили источник чакры, значит совсем скоро она закончится.       Так, так, так. Значит еще немного и куноичи отключится. Ну что же. Тем лучше. Я попытался отправить ее в сон, но в тот самый миг, когда мангеке заканчивал дело, Хана сбросила иллюзию, и прорезав ткань палатки, выскользнула наружу.       Беспристрастный шаринган фиксировал каждое ее движение мускулов, передавая слегка мутное изображение в мозг. Я прищурил глаз. Ощущения, будто за нижнее веко засыпали щепотку песка. Еще и чакра уходила словно через широкую воронку.       — Засекла ее, — тут же отреагировал передатчик. — Что делать?       — Аккуратную коробочку.       — Окей, — отозвался голос. — Продолжаю наблюдение.       Хана решительными рывками уходила все дальше в темноту. Тени сопровождали ее. Одна скользнула в переулок следом. Вторая притаилась у стены больницы. Третья нырнула наперерез.       Короткое столкновение и Хана валится на землю. Ее крепко держат три пары рук. С простой задачей справились без неприятных неожиданностей.       Когда Хану подняли на ноги, девушка бушевала точно ураган.       — Я не хочу ничего слушать, — быстро заявила она, не обращая внимание на захват от Газеру. — Меня не интересуют твои дерьмовые слова.       Из открытого рта сорвалась слюна и полетела в мою сторону. Газеру сжала горло собачнице.       — Эй, эй, погоди! — возмутилась Югао. — Что ты делаешь?       — Завидуешь, — отреагировала Хана.       — Не ссорьтесь, девочки. — пытаюсь снизить градус гнева.       — Заткнись, я сказала! — рявкнула ирьенин. Она секунду всматривалась мне в глаза, а затем отвела взгляд. — Урод! Это же та заключенная, которой едва не устроили декапитацию. Она виновна в смерти Третьего! А сейчас на свободе! В маске АНБУ!!!       — Моя воля. Я разрешил. Тебя устраивает такой ответ? Отпустите ее.       — Да пошел ты, урод, скотина, тварь, — буркнула девушка. — Все твои слова пустые и бессмысленные.       Хана пересекла площадку и вошла в больницу, громко хлопнув дверью. Бум.       Я повернулся к стоящей в темноте розоволосой девушке.       — Как ты себя чувствуешь?       — Я готова к службе, — Сакура замолчала на какую-то долю секунды, а затем осведомилась. — Война уже кончилась?       — Да, — кивнула Югао. — Дайме признал поражение и подписал соответствующие бумаги. Больше гакурезато в Аме не будет.       Дверь больницы распахнулась, и к нам направилась Мизукаге.       — Доброй ночи. Я — Тень Воды Теруми Мей. Киригакуре.       — Доброй ночи. — с большой радостью отвечаю на ее неуверенную улыбку. — Так-то я в курсе. Чем могу быть полезен?       Мей стянула с шеи повязку и провела ладонью по темному, с проблесками красного цвета, синяку копирующему отпечаток кисти Мадары.       — Поступили сведения, что двое выбрались сухими из воды. Нукенин Водопада, главный казначей Акацуки — Какузу, и местная девушка, которую знают под именами Конан или Ангел…       — Найдем. Живыми или не очень.       — Знаешь, — Мей обхватила плечи руками и прошлась туда-сюда, — происходит нечто странное. Снова шаринган, снова безумный Учиха…       Мей остановилась и принялась давить пяткой переливающиеся в свете фонарей осколки окон. Едкая пыль осела, уже не заставляла мучительно кашлять.       — Какаши, а ведь у тебя тоже шаринган. Знаешь, какие ходят разговоры?       — Нехорошие?       — Не то слово. Опасные. Новый Мизукаге под контролем нового шарингана.       — Вы считаете, что находитесь под гендзюцу? Я имею в виду не иллюзию вообще, а гипноз, — Газеру пристально смотрела на Мей.       Та покачала головой.       — Не важно, что я думаю. Репутация, агент, — Теруми вздохнула. — Я сама себе не принадлежу. Чем выше по званию, тем интенсивнее уходят личные свободы.       Мизукаге взяла один из крупных осколков, всмотрелась в него и бросила обратно на землю.       — Через две-три недели, агент, мне предложат сложить свои обязанности. Проводят с почестями, как героиню гражданской и все. Ну, а бессонные ночи за обсуждением небольшого бюджета и новых потерь… Я думаю, как-нибудь переживу без них.       — Это шутка такая, Мизукаге-сама? — холодно спросила Газеру. — Вы что, издеваетесь надо мной?       — Нет, — Мей слабо улыбнулась. — Просто констатирую факты. Боюсь, не смогу угостить вас молочным коктейлем и котлетами из рыбных молок в моем особняке, придется из него выселяться.       — Так, Мей, если у тебя нет родного угла, тихой гавани, то так уж и быть, приючу в Конохе. Дам комнату в общежитии. Будешь готовить котлеты для меня.       — Не надо ерничать, Хокаге, — зло парировала рыжая. — Мои неприятности коснутся и тебя в полной мере.       — Кто знает, — равнодушно пожимаю плечами. — Я всегда к ним готов. А ты, Мизукаге?       — Кто возместит ущерб?! — в проеме возник старый врач. Сложилось впечатление, что мужчину сейчас свалит инфаркт сердечной мышцы. — Я хочу знать, кто возместит нам убытки за все разрушения? А? А? А? Я вас спрашиваю!!! — палец старика ткнулся в левую грудь Мизукаге. — Ответьте мне!       — Так, — картинная улыбочка говорила, что Мей стоило больших усилий сдержаться и не сломать сухой узловатый палец. — Сейчас вы пойдете в штаб и продиктуете там ваши данные. Гражданство и должность. Вашу проблему решат в ближайшее время.       Югао и Газеру не сговариваясь подхватили мужчину и увели, Сакура последовала за ними, видимо заинтересовавшись личностью ирьенина.       Мы остались вдвоем с каге около разбитых окон больницы. Появилось ощущение, что никогда больше старик не увидит Амегакуре. Никто ее не увидит. Глубокий тоскливый вздох вырвался из красивой груди, и Мей прошептала:       — Он так сюда тыкал, что я немного того… возбудилась. Проводи меня.       — Угу, поговорим о разном.       Уже стоя в дверях комнаты, Мей слегка краснея, спросила:       — А могут ли каге поцеловаться?       Я притянул ее к себе и вдруг почувствовал на губах вкус ее губ. Невинные поцелуи, как у юной пары, минут десять — и Мей вся покраснела: лоб, щеки, уши и грудь. Горячее предвкушение разлилось по телу.       — Вам понравилось, Хокаге-сама? Принесите вина.— усмехнулась Мей. Потом оттолкнула меня вон и заперла дверь.       Это что-то новенькое. В нашей милой девочке проснулись аристократические замашки. На счастье у меня есть набор отмычек.       За пару движений открыл скрипучую дверь и по-шинобски проник в пыльное, захламленное помещение. Судя по всему здесь жила женщина ирьенин. Кругом книги медицинской направленности и элементы женского гардероба. Все покрыто белой пылью.       Из ванной комнаты послышался скрип дверной задвижки. Это шанс посмотреть на ее голое тело!       Реальность разочаровывает. Но ее можно подчинить! Из коридора появилась Мей: в желтых перчатках и банданой на голове. В руках ведро и тряпка.       Женщина тут же сузила глаза до щелочек и едва сдерживаясь:       — Нарушитель! — прошипела она. — Знаешь, что с такими делают в Кири?       — Без разницы. Насилует роскошная женщина?       — Ну хорошо, милый, будет тебе награда, — в груди Мей всколыхнулось раздражение. — А я-то думала, мы здесь еще и винишка попьем.       Я медленно подошел и молча взял тряпку. И ведро. Отставил их. Не замечая гнева девчонки, крепко обнимаю ее. Она попыталась сопротивляться. Неубедительно. Я был настойчив, и через несколько мгновений ее одежда полетела под кровать — единственное место, где нет побелки. Там же расстелили футон.       Мей смотрела только на меня, скрипя зубами от злости.       — Знаешь, Мей, плотная аура ненависти ужасно старит.       Она занесла руку для удара, вцепляюсь в запястье и тяну к разложенному спальнику.       — Страшная сила заключена в ненависти! — Мей содрогнулась. — А теперь, будь так любезен, оставь меня! — попросила она каким-то придушенным голосом. Лицо у женщины сделалось мертвенно-бледным, губы затряслись, сдерживая закипавшую ярость.       — Я остаюсь здесь. Пока что.       — Ты просто ребенок! Несчастный малыш… — запричитала Мей и стала театрально заламывать руки. — А мне нужен мужчина. Хотя бы на минутку счастья — пусть даже это не принесет успокоения…       Сажусь на футон и жестом показываю на место рядом с собой. Мей просто взгромоздилась мне на колени. Я тут же погладил крепкое бедро и круглую ягодицу.       У женщины получалось клокотать от бешенства сидя на моих коленях и поедать глазами мое лицо. Чувствую, как по ее коже поползли мурашки.       Закусив губу, Мей потянуло на откровенность:       — Я с малых лет была окружена ненавистью. Я ничего не могла поделать, ненависть окутывала меня, обволакивала, слой за слоем, словно песчинку перламутром. Ненависть нельзя уничтожить, разбить на кусочки — получилась непроницаемая жемчужина… И можно ли вообще разбить панцирь гнетущего чувства, добраться до мягкой сердцевины души?       — Ты говоришь как на драматической сцене. Ты рассердишься, если я позову кого-то еще в зрители?       Последние капли хладнокровия мигом слетели с Мей, ее буквально затрясло.       Продолжаю:       — Ты будешь меня ненавидеть?       Мей заглянула мне в лицо. Сейчас оно не выражало привычного превосходства, лишь безмолвную мольбу.       — В Кири говорят: «Люби так, словно меня ненавидишь».       — Карты, выпивка и женщины — отличные лекарства, но хороши в лишь малых дозах. Так говорят в Конохе о Трех Запретах.       — Мне нужна помощь! — заявила она, словно речь шла о скорой медпомощи.       Активирую шосен. Посмотрим. Ладонью надавил на грудь и почувствовал упругость и силу мускулов.       — А ты в хорошей форме, тренируешься?       Она ничего не ответила, и стрельнув глазами, шумно фыркнула. Стянула с меня одежду, опоясала ногами мое голое тело. Мизукаге восхитительна! Ее длинные медные волосы стекали по нагим плечам; ее совершенные груди, дразнили не хуже недосягаемых фруктов.       Женщина наклонила свой чудный ротик и с жадностью поцеловала меня, глубоко засосав мой язык в свои уста. Она взяла мои руки, подняла их над головой и скрутила их своим узким ремнем.       Она соскользнула вниз по моему телу, я вошел в нее, проникая сразу очень глубоко, подчиняясь напору ее бедер. Неприличный звук из ее лона, заставил широко распахнуть, до этого закрытые, от наслаждения, зеленые глаза.       Не замечаю конфуза, пронзаю ее, врываясь навстречу, ощущая на себе вес ее влажного тела.       Прикрыв глаза, Мей приподымается надо мной, а затем всей тяжестью собственного веса падает вниз, сев на меня, как на кол. Неприятные ассоциации, впрочем мы оба полностью захвачены моментом, поглощены жесткой силой звериного секса.       Чувствую, как Мей забилась в оргазме, откинула голову, выставив напоказ свое красное, с черным синяком, горло. В восторге от интенсивных сокращений, неистово рву ремешок, связывающий мои руки. Пружинка из замка выстрелила куда-то в сторону. Мей посмотрела на меня с молчаливым укором.       Ее лицо, напоминавшее мне те, что так гордо взирают на мир с портретов работы прошлых веков, — лицо высокопоставленной женщины, аристократки-политика, сейчас казалось по-детски живым, краснощеким и радостным. За наружностью красивой и жесткой Мизукаге скрывалась утонченная натура, призрак чувственной женщины. А призраки — всего лишь души, лишенные телесной оболочки. Легкая мишень.       — Мизукаге-сама, я приношу извинения…       — Я носила этот ремень с тех пор как стала каге, — спокойно прервала Мей. — Небольшая жертва за полученное удовольствие.       — О, ты привыкла всем жертвовать. Сколько людей проложили дорогу своими телами на твоем пути становления Мизукаге?       Она на мгновение прикрыла глаза, будто представляя бойцов, окровавленных, искалеченных, жестоко убитых, и затем тонко улыбнулась — странной, безжалостной, самодовольной улыбкой. Эта улыбка, или это лицо сигналили: прошлое оставило неизгладимый след.       Мне стало любопытно: едкие струи кислотного пара, голубые нити райтона, танцующие чертики огня и водяной дракон, взрывы, куски земли сбивали шиноби с ног, но они упрямо поднимались и шагали в смертельный поток почвы. Нечто вроде Воли Воды, патриотизм или пропаганда, заставляющая нукенинов подчиняться, была сильнее инстинкта самосохранения. Мей стояла рядом, видела, как летящий, вращающийся в воздухе фума-сюрикен рассек одного из ее соратников пополам, и чисто, словно бритвой, срезал лоб куноичи, стоявшей позади. Теруми шел тогда двенадцатый год.       Почерневшие горящие фигуры спокойно вышагивали под огненным смерчем, похожие на жуткие безликие призраки-факелы.       Тем не менее, Мей проигнорировала вопрос:       — Мы будем трахаться или нет? Хочу облизать твой пот, свои соки с члена. А потом, ты помочишься в мое горло.       Сейчас она напоминала маленькую девочку, произносящую запретные слова, чтобы шокировать старика.       Остаюсь непоколебим:       — Ну, так и чего ты ждешь? Начинай.       Наконец, она прильнула к члену и всосала оба яичка, на ее пухлых губках блуждала все та же улыбка:       — Заберу их с собой. Положу на стол и буду любоваться.       — Не разговаривай с полным ртом. Где твои манеры?       Мей выпрямилась, оттягивая мошонку до упора, и просто сказала:       — Помочись.       — Не хочу.       — Мочись, быстро!       — Мочиться?       Мей вздохнула — совсем как сумашедшая — и добавила:       — У нас мало времени. Я все понимаю, решайся… О, О-Ками-сама!       — Не могу и не хочу.       — Мочись, быстро, — повторила Мей, щекоча мои яички. — Ты даже не пытался.       — Мей…       Девушка затаила дыхание и, сдерживая изо всех сил судорожные спазмы желудка, погрузила мой член в сильное горло.       Лицо ее перекосило отвращение. Она нахмурилась. Указала пальцами на свой рот, Мей резко отстранилась, извлекая испачканный слюнями член.       Глядя на свою заляпанную густыми нитями слюны руку, девушка вяло спросила:       — Ты вообще как, в порядке?       — Да.       — А вот мне, кажется, тебе нужно расслабиться…       Она долго смотрела на меня; на ее лице блуждала та самая ехидная улыбочка. Мей часто скрывает под ней эмоции.       — Как думаешь, я многим предлагаю такое? — поинтересовалась она.       — Ну, кто знает? Если по-другому Мизукаге-сама не желает играть…       — Да, играть будем по моим правилам: тяни волосы, произноси крепкие словечки, свяжи, заткни рот особым кляпом. — Она схватилась за член и потрясла им из стороны в сторону. На какую-то долю секунды на ее лице возникли штрихи удовольствия, показывая возбуждение. — Впрочем, можешь обойтись и без грубых слов.       — А это все обязательно?       Теруми Мей мгновение колебалась, будто провоцируя меня на действие. Потом, оказалось, передумала.       — Нет. Я не думаю, что это так уж необходимо. Слабак.       Девушка зевнула и, свернувшись калачиком как рыжая кошечка, устроилась у меня под боком. Уголки ее глаз слегка потупились как бы от сильного перенапряжения.       Вытаскиваю заколку вместе с лентой из ее волос:       — Тяжелый денек, не так ли?       Она ткнулась под руку и покачала головой:       — Сказать по правде, не очень. Не ожидала столь легкой миссии.       — Могу сказать, иногда такое случается. Иногда наоборот. Куренай получила миссию C-ранга и едва не осталась калекой.       Из окна хлынули прохладные капли.       — Люблю дождь, — призналась она. — А ты?       — Не особенно. Только по роду деятельности.       — Ты знаешь мой маленький «мокрый секрет».       — Я не осуждаю.       — Неужели? Кстати о лестнице из костей. Скажи мне, Какаши, какие чувства испытывает человек, убивший подругу-сокомандницу, — спросила она тем же, чуть с издевкой, тоном. — Единственного свидетеля передачи шарингана.       — Какие чувства? А почему ты не оценишь их сама?       — Они мне неизвестны. Да, меня поставили в пару с добрым другом на экзамене, но пришел Демон Тумана и устроил резню. Помешал нам убивать друг друга, подлец. Так что ты чувствовал? Могущество? Скорбь? Усталость? Лихорадочное возбуждение? Или микс всех этих эмоций? Или что-то другое? Что-то, чего ты никогда не можешь испытать, прежде чем не убьешь близкого тебе человека?       Изображаю гримасу отвращения — и к вопросам, и к самому себе.       — Это произошло случайно. Мы попали в кольцо… Убийство было… Действительно случайное убийство. Вот и все.       — Какой удивительно подробный рассказ! Почему все это приключилось? Может, у тебя был просто зуд в источнике, тебе, быть может, самому хотелось опробовать технику на девушке?       — Все произошло случайно. Рин похитили, уже во второй раз. Я тайно следил за группой ойнинов. Когда предоставился шанс, отбил Нохару. Тут все и произошло.       — В одиночку? У группы ойнинов?       — Угу. Шаринган — жутко полезная вещь. Никаких убийств подобного рода во время погони в предварительном плане не было, но пришлось тратить чакру на проклятых туманников.       — Не любишь Кровавый Туман? Молодец.       Она, не отрывая глаз от моего лица, поцеловала в грудь. Ее кожа была настолько белой, настолько светящийся, противопоставленной рыжей шевелюре, как кровь и молоко. Она грубо укусила за сосок:       — Мне ты можешь признаться, Какаши. Ты был уставшим? Принимал особые пилюли? Ты не отдавал себе отчета? У тебя дрожали руки? Но все произошедшее оказалось случайностью. Тебе не в чем себя винить. Это — просто наша работа. Нелепая работа.       Она положила свою тонкую руку мне на щеку и ласково, как кошку, погладила ее. Затем отвесила звонкую пощечину.       Я грубо схватил ее запястье:       — Спецсредства были позже.       — Ага. — Она была так близка, я мог ощущать ее щекочащее дыхание на своем теле, наслаждаться им. — Тебя ведь не проверяли. Так? Ни в АНБУ, ни Учиха. Но глаз оставили из-за показаний девочки.       С силой дергаю ее за руку и заламываю за спину. Затем притягиваю Мей к себе. Куноичи была невозмутима.       — Тебе нравится это, — прошептала Мей. — Нравится причинять боль женщинам. Вот почему ты убил Рин.       Как бы Мей не старалась ей не вывести меня из себя. В дверь постучались. Через две секунды она распахнулась — в проходе стояла Газеру. Восхитительные волосы были связаны в тугой хвост. Она с головы до ног была одета в одежду АНБУ: керамическая маска, светлая броня, черные брюки, обвязанные плотными бинтами в районе щиколоток.       Жестом показываю снять маску. Взгляд не самый добрый.       Теруми Мей освободилась от жесткий объятий.       — Приветствую, Югао-сан, — весело бросила она точно тем же тоном, которым жены встречают свои вторые половинки. Она подошла к Газеру и поцеловала ту в губы. Она обвила своими руками стройные плечи Узуки. — Вы ведь пришли по зову Какаши, не так ли?       — Газеру, милая, подержи ее руки за спиной.       Подхожу к Мей и хватаю мертвой хваткой синюшную шею куноичи. Она хрипит:       — Прошу прощения, постоянно вас путаю… Какаши, ты решился на эксперимент…       Дальше Мей не смогла продолжить, даже если бы захотела. Глаза уже вылезали из орбит, лицо побагровело.       — Какаши-сан, — предупредила Газеру. — Вы сейчас закончите то, что не смог сделать Учиха Мадара!       Лишь усиливаю хватку. Два лица: обеспокоенное Газеру и перекошенное, багровое лицо Мей. Прислушался к своим чувствам. Нет ни нарастающего удовольствия, наслаждения возможным убийством. Ненависти нет. Лишь рутинный конвейер из живого в неживое. Иногда обратно.       Моя Милина. Вспомнил то ощущение, когда осознал, что она творение моих рук, и она делает то, что задумано, и делает это хорошо! Не просто хорошо. Отлично! Я близко! Уж сколько таркатан занырнули в бассейн. Вот оно. Я люблю смотреть за плавающими тарката. Правда, они этого не любят. Приходится опускать их в небольших клетках с прочными прутьями.       Пора в реальность. Ослабляю хватку но ровно настолько, чтобы позволить Мей сделать один судорожный вздох. Даже сейчас она сохранила свою совершенную красоту. Решено, следующее тело Милины сделаю, оглядываясь на конституцию Мей и всех других куноичи.       Полностью освобождаю Теруми, и та повисла на руках Газеру, кашляя и давясь воздухом. Растираю ладонью ее онемевшую шею.       Как бы то ни было, Мей оставалась спокойной. Она немного оклемалась, хотя ее лицо все еще сохраняло печать боли, сдержанной ярости и гордыни.       — Однозначно, ты душишь интереснее, чем глава Акацуки. — она схватила меня в захват, откинула на пол и настойчиво и жадно поцеловала. Проделала она это жестоко и грубо, отчего по всему телу пробежала волна возбуждения.       — Какаши… пожалуйста, Какаши…       Ее горячая рука скользнула по моему бедру, оставив пылающий след от ногтей. Она раскрыла бедра и устремила мой член в себя, обхватывая его рукой.       В голосе Мей послышались драматические нотки:       — Пожалуйста, немного…       Она припала губами к шее и, бормоча, не поцеловала, а скорее укусила кожу, в то же время сливаясь со мной гениталиями.       Она приподнималась надо мной, чтобы резко опустить бедра, яростно насаживаясь на меня. Наверное, это похоже на изнасилование. Ощущаю трепет желания Мей, возрастающий любовный экстаз.       Она насаживалась, насаживалась, впихивала, будто все ее естество запланировано на одну цель, получить наслаждение. Укус шеи и царапины на бедре, совсем не превосходят наше удовольствие. Мне оставалось только ждать, поддерживать ее бедра и изредка шлепать по ягодицам.       Она быстро кончила, хлынула влага, растекшаяся по члену, однако, по виду Мей осталась голодной с нереализованным желанием.       Мей соскользнула с моего тела и припала губами к паху, втягивая в себя капли эякулята. Она с шумом всасывала, стараясь не отводить взгляд.       Я потрогал синяк на ее шее, протянул руку, чтобы наши губы встретились, но она отклонила все мои притязания. Она отвела мою руку в сторону и стала доить член.       — Какаши-сан, — подала голос Газеру. — У вас десять минут до собрания. Можно я уже пойду?       В первую очередь Узуки была агентом АНБУ и знала свое место. Конечно, спустя почти пять лет она стала ничем большим, нежели простой наблюдательницей, одной из первых женщин, которые подвернулись под мою руку.       — Газеру, как тебе Мей? Хороша ли она в постели?       — Я прекрасно знаю, что вам нравится Мей-сама, иначе ничего всего этого бы не произошло.       — Газеру…       — Газеру-сама, вы ведь не покинете нас? — спросила Мей. Ее нежный тон являл собой саму невинность.       — С вашего позволения, я подожду за дверью. — Она надела маску. — Слишком много женщин, каждая думает, что вы мало уделяте им время. Но это очень интересно. Каждый поцелуй, каждый миг, проведенный вместе — событие.       Она поклонилась сначала мне, потом Мей, и вышла.       Мей пронзительно посмотрела на меня:       — У меня тоже есть ойнин-игрушка. Правда, в последнее время с ним совсем не хочется играть. А в позапрошлый месяц и полностью прекратила. В землях Горячих Источников ты таким не был. — Она внимательно смотрела на меня, будто пытаясь уловить мои мысли. — Почему процесс застыл?       — Потому что ты — Мизукаге.       Она оттянула крайнюю плоть на члене и дала щелбан по головке.       — Ой. Да, я — Мизукаге, но тебя никто не заставлял становиться Хокаге.       — Кто, если не я? Подскажите, Мизукаге-сама?       — Кто угодно. Сенджу, Хьюга, Нара.       — Это наша внутренняя кухня, Мей. — Наклоняюсь, чтобы поцеловать ее, но та ушла от поцелуя, как опытный боец уходит от удара.       — Кстати! Я кое-что недавно прочла, — радостно сказала она, слезла с меня и вынула из мелкого фуин-свитка книжку в мягкой оранжевой обложке. Она протянула ее мне. Чтиво от Джирайи-сама.       Какое-то время изучаю девушку:       — Интересно пишет?       — У Пятого был своеобразный литературный стиль. Но теперь понятно, от кого ты набрался всяким извращенным штучкам.       — Тебе не понравилась книга?       Она покачала головой, взметнув в воздух свои прекрасные медные волосы.       — Шутишь? — ехидно осведомилась девушка. — Я чуть мозоли себе не натерла, пока прочла половину. — Она взяла член в руки, которого слегка коснулась губами, затем уже наполовину вставила его в горло.       Направляю обе руки на ее затылок, пробираясь членом сквозь плотный ряд сокращающихся мышц шеи. Мей послушно опустилась вслед.       Концентрированный гедонизм, так и витавший от ненасытный дамы, полностью поглотил все мысли. Пульсирующая плоть — все что волнует.       Мей оторвалась от члена, горячо и глубоко целуя меня, гладила по голове.       Кладу руку на ее шею, притягиваю к себе и целую в ответ, глубоко проникая языком в ее рот. Наши тела крепко приникли друг к другу, будто спаренные вместе. Руки гуляют по ее ягодицам, прижимая женщину к себе. Наши бедра терлись друг о друга. Теперь ее горячие ладони манят, поглаживая обнаженную кожу.       Она прикусила мочку уха и прошептала:       — Пойдем в уборную. Там чисто.       И мы пошли.       Расположились в крошечном помещении: вся комната отделана плиткой и является своеобразным душем; унитаз, как трон, установлен на возвышении. Главное здесь нет посыпавшейся потолочной отделки и битого стекла. Только треснувшее зеркальце на полу, Мей отражалась в нем, во всей красе, дюжиной копий.       Девушка усаживается на керамический пьедестал, тяжело наваливаюсь на нее. С каждым толчком бедер член глубоко погружается в Мей. Поцелуи, поцелуи, поцелуи. Мой язык, как змея Орочимару, переползал от ее губ к шее и дальше вниз к зоне между грудей. Обхватываю губами сосок и засасываю его.       Она, покорившись чисто животной похотью, которой мы предавались, извивалась подо мной. Мей изогнулась, пока ее грудь прочно обосновалась в моем рту. Она подняла высокий, похожий на лисий, крик, когда я взял сосок губами и прикусил его.       Ноги Мей широко раскинуты, ее пальцы ног едва не доставали до противоположных стен. Ее руки совсем не похожи кисти Цуме, но тем не менее синие ноготки вонзились в спину, царапали ее, оставляли кровавые подтеки. Чем дальше вхожу в нее, тем более глубокие раны оставляет Мей, но боль и удовольствие перемешались и составили сладостное наслаждение. Останавливаюсь только когда кровь натекла на белоснежный кафель красной лужицей.       Она выскользнула из-под меня и, прижавшись грудью к полу, стала лакать кровь. Кого-то она напоминает. Такого не было даже с Цуме. Наклоняюсь и, приподняв Мей за бедра, встаю позади нее на колени. Целую ее в спину, пробегаю языком по упругим рельефностям ягодиц. Затем снова вхожу в нее, в тот самый момент, когда резкими толчками врубаюсь в нее, она выпивает все до последней капли.       Потом сверху была уже она, ее лицо, словно перемазанное вареньем, прильнуло ко мне, ее язык принялся исследовать мой рот. Она больно обхватила мою шевелюру, и, когда она привстала, ее груди уперлись в мое лицо. Из-под одного из ящичков она вытащила большой бокал под вино, похожий на перевернутый судовой колокол и, поддразнивая меня, провела стеклом по моему лицу, приглашая присоединиться к игре, концом которой будет либо один опорожненный мочевой пузырь, либо нечто кровавое.       Ее глаза не вопрошали, требовали. Я кивнул и принялся мочиться, но сделать с это эрегированным членом оказалась неожиданно сложно. Не могу расслабиться и в тоже время собраться. Напрягаю и расслабляю поочередно все мышцы.       Мей, свободно, но все же крепко обхватила член и направила его к стенке бокала. Она облизала губы, как бы смакуя мою беспомощность.       На какое-то время, разумом овладела мысль, что больше я никогда не смогу мочиться и заниматься сексом.       Ее язык скользнул по основанию головки, казалось, заставляя меня отпустить ситуацию. Неожиданно не только для Мей, но для меня самого, бокал стал наполняться красноватой жидкостью.       Мей, тяжело дыша, не отрывала взгляда от струи, ее волосы разметались по всей душевой, словно нас накрыл своеобразный красный плащ. Я мог чувствовать, как ее тело разбилось от удовольствия, дрожало не от холода, а от пульсирующего исступления.       Неожиданно выключилась электрическая люминесценция и в темноте и оглушающей тишине, мы будто проснулись. Не было слышно ни единого звука, и только слабый свет, проникавший с дверной щели, отражался и снова отражался в том самом зеркальце. Перекатываюсь к двери и сижу с опущенной головой как загнанный и истощенный зверь. Дотрагиваюсь рукой до своей спины и ощущаю там рваные раны и запекшуюся кровь.       Зеленое свечение и рана на бедре затягивается. Стою спокойно, провожу рукой вдоль тела, чуть ускоряя регенерацию, наблюдаю, как глубокий разрез, пузырясь розовыми брызгами, стягивается, постепенно принимая вид тонкого белого шрама. Столько таких отметин по всему телу? Достаточно.       Мей осушила бокал, шумно глотая. Включаю душ, пробираясь через рыжие волосы. Такое ощущение, что они везде.       — Какаши, аккуратнее. Ты наступил на мои волосы!       Лампочка, дважды гаснув, дала яркий свет. Ну и вид у меня. В зеркале бледный и изнуренный человек, кожа вокруг шарингана припухла и выглядела весьма нездорово.       — О, кто это? — произношу собственному отражению в зеркале.       Вода, хлынувшая из душа, была ледяной, но освежающей. Погружаю свою потную шевелюру под холодные струи и тотчас же чувствую некоторое просветление.       Позади послышался тихий голос, так и излучавший ненависть:       — Если ты не уберешь ногу, я убью тебя. — Что-то в этом голосе было такое, что заставляло верить в то, что Мей имеет в виду именно то, что говорит, и свою угрозу при необходимости исполнит.       Бросаю взгляд вниз: под правой пяткой застряли рыжие волосы, чуть смещаюсь.       — Мей, скажи мне кое-что интимное, с глазу на глаз. — Оборачиваюсь и стою к ней лицом. Она даже не побеспокоилась соблюдать зрительный контакт и опустила глаза вниз на мои гениталии. — Признайся… — продолжаю. — Думаю, что мы трахались лучше всех в нынешнем столетии. А как ты думаешь?       — Меня сейчас стошнит, — произнесла она, отворачивась.       Коротко смеюсь. Беру ее за волосы и натягиваю ртом на член. Мей смотрит на меня взглядом французского беспризорника, который с голода откусил внушительный кусок булки.       — И чем вызвана тошнота? — Качаю головой, словно не верю ее словам. — Тебе ведь понравилось, а? Мей, сколько ты выпила мочи и крови?       Мей смотрела на меня с явным отвращением:       — Я думала, что тебе такое самому нравится.       — Ты просто хотела сделать мне приятное. Раскромсав мою спину?       — Да пошел ты, — ответила она, выхватывая лейку душа. — Мы опаздываем!       ***       Когда я умылся, оделся, Мей уже не было. Комната была прибрана, и сквозь высокие окна пробивались солнечные лучи.       На столе лежала записка: «Собрание. Не забудь.» Кладу ее в подсумок.       Мей стояла на улице, словно дожидаясь, когда появлюсь. Ее взор, как всегда, украшала улыбка.       Она поклонилась, будто я был просто случайным знакомым, кем-то, кого она знала недостаточно хорошо. Бросаю взгляд на крышу, замечаю, как помахала Газеру, указывая на присутствие других шиноби.       — Надеюсь, что ты не приняла это близко к сердцу.       — Что не приняла?       — Ванная комната. То, что произошло между нами.       — Мы немного разрядились, чувствую себя одновременно и отдохнувшей, и сильной. — В течение какого-то времени Мей молчала, но затем добавила: — И ничего особенного между нами не было.       — Точно? Мне, например, кажется обратное.       Она покачала головой:       — Я не собираюсь выдавать всех своих секретов только потому, что испытала оргазм.       — Или два.       Она улыбнулась:       — Четыре. Но ты ничего не выяснишь, ничего от меня не добьешься, если я сама этого тебе не позволю.       Мей направилась прочь, держа свой путь к палаткам, по дороге вниз, к озеру. Спешу за ней.       — Признайся, Какаши, — произнесла она через плечо, — ты испытываешь ко мне чувства?       — Ведь это и была цель, которую ты преследовала? Вот почему все так произошло… Раскрыл твою игру, я прав?       — Тебе не следовало бы играть в эти игры. Наш роман не всем по душе в Тумане, — серьезным тоном сказала Мей. Она вновь двинулась по дороге, направляясь к штабу.       Снова следую за ней:       — А почему бы и нет? Мне нравится эта игра.       — Ты стараешься прыгнуть выше головы, в Кири раньше любили таких укорачивать. Из названия ушел термин «Кровавый», но люди-то остались почти прежние. Не хочу видеть такой развязки.       — Я вынужден прыгать выше головы. Только так, можно влюбить в себя женщин вроде тебя.       — Нет, Какаши. Все закончится тем, что ты потеряешь голову. Только этим. Будь сдержаннее при моих людях.       — Ну, так я уже сама скромность. — Она фыркнула, но я не подал и вида. — И ликвидирую врагов в любом случае. Не важно, сколько это займет времени.