Под маской Огородного Пугала

      А вот и шатер. Большой и просторный. Пахнет потом, табаком и пропавшим пивом. Здесь, мы обнаружили двух других каге, обхвативших руками кружки со светлым пенным напитком. Как и другие каге до нее, Темари была одета в белые одежды, красную рубашку со стоячим воротником и шляпу «Тень Ветра». Ооноки сидел, угрюмо уставившись на свое пиво. Кажется, он успел задремать и совершенно не обращал внимание на красотку, сидящую рядом. Свет с улицы хлестанул по ждущей нас парочке.       Мей уселась на соседний стул и, сняв шляпу с головы своей коллеги из Страны Ветра, положила ее перед Темари, а свою перед собой.       Ооноки встрепенулся, прищурился, отгоняя остатки сна и посмотрел вперед, через кружку, на внезапно пришедших, красивых и молодых, каге.       — Представь себе, Темари-тян, мы все-таки дождались их здесь, — язвил старик.       — Вы опоздали. — Темари вместе со стулом повернулась ко мне. — Между прочим, а где вы были? Я приходила к вашей палатке… И никого не нашла.       — Опоздавшим — нет оправдания! — Ооноки говорил слишком громко, и произносил свои слова не вполне внятно. Из-за невыдающегося телосложения, ему оставалась одна — максимум две кружки, — чтобы полностью сползти со стула на пол и уснуть там калачиком.       — Полегче, коллега. Меня не было в палатке, опоздали всего десять минут, и закончим на эту тему.       — Приступим к обсуждению. — Мей хруснула пальцами и оценила на них маникюр. Как всегда идеально. — У меня тоже есть свои мысли.       Ооноки на некоторое время присосался к своей кружке, затем тяжело уставился на меня. Было похоже, что он пытается распутать целый клубок мыслей, но его одурманенный алкоголем мозг отказывается с ним сотрудничать. Наконец ему, видимо, удалось ухватить нить за кончик. Лицо его покраснело:       — Вы трахались! Проклятая молодежь! Юнцы! Вас не было на месте, потому что вы трахались, проклятые дети! Не могу в это поверить! Вы что, совсем спятили?!       Со своим большим красным носом, она напоминал мне обезьяну с острова Борнео, этакий карликовый носач. Когда эти звери спорят за самку, побеждает тот, чей вопль громче. Сейчас старик ревел, словно разъяренный примат, готовый сражаться за свою жизнь.       — Остыньте, Ооноки. Не стоит из-за этого вылезать из кожи вон. Поберегите пожилое сердце.       — Чепуха, Какаши! — прохрипел он, сползая на край стула и едва не падая. — Ками-сама, ты, действительно, тупой юнец…       Очень громко и медленно Мей произнесла:       — Цучикаге-сан, давайте займемся тем, для чего мы здесь собрались!       Никогда нельзя быть уверенным, что может разозлить пьяного шиноби. Упоминание о собрании привело Ооноки в бешенство, окружающие поняли, что сейчас он набросится не только на Мей, но и может подраться со всеми.       — Собрание, собрание! Да я участвовал на встречах каге, когда ваши деды пешком под стол ходили! — кричал Цучикаге, держа в руке недопитую кружку. Несколько капель пива пролились на белоснежное хаори Казекаге.       Темари с раздражением отобрала кружку и громко шлепнула той по столу:       — Мой дедушка рассказывал мне о маленьком, нетерпеливом шиноби из Камня, что на каждую реплику реагировал чуть ли не криком. Это про вас, Цучикаге-сан.       — Я уже догадался, — буркнул он, потирая красный, с синими прожилками, нос. Может сложиться впечатление, что нос накладной — бутафорский, но нет, это самое настоящее и реальное недоразумение.       — Начинаем собрание. Уже в голове звенит от крика, — Мей сморщила носик.       — Начинаем собрание! — громко заявил Ооноки.       — Ну, надо действительно кое о чем поговорить, — заметила Мей. — Нам следует обсудить сложившиеся положения на мировой арене.       — Прошу говорить громче. Ты действительно думаешь, что в моем возрасте можно расслышать птичий лепет?       — Уверена в этом. Цучикаге-сама, вы хорошо сохранились.       — Может сначала немного позавтракаем? — предлагаю сделать перерыв. — Вольем в себя немного чая, поедим — в общем, в мгновения ока предоставим друг другу честь разделить трапезу.       — Да, к тому же я немного изголодался, — задумчиво произнес Ооноки.       Кухня была хороша, но чай — еще лучше. Мне принесли огромную тарелку с яичницей, жареной скумбрией и соевым творогом под острым соусом.       — Приятного аппетита! Ешьте! — приказал старик.       — Спасибо за еду!       — Спасибо за еду.       — Спасибо за еду!       И я ел, резво глотая содержимое и запивая его чаем с кардамоном. В течение нескольких минут единственным звуком, который раздавался от нашего стола, было чавканье Ооноки.       — Эх, Какаши, — сердито проворчал старик. Скажи, ну как ты мог трахаться с ней?       Теперь на него смотрели Мей с Темари, отложив еду, бросали злые взгляды. Ооноки не подал вида, что заметил это. Похоже, он действительно не обращал внимания на реакцию окружающих.       — Ты что, хочешь умереть, сынок? Что происходит? Своих девок мало? Ты специально нарываешься?       — Цучикаге, я…       Ооноки повысил тон своего голоса:       — Слишком много этих женщин вокруг тебя вьется. Слишком много… Подозрительно. Уж не использовал ли ты шаринган?!       — Ооноки-сан, прекратите. — вмешалась Мей, но коротышка ее проигнорировал.       — Ты знаешь, я зол на тебя, по-настоящему зол. И хочешь узнать почему? Хорошо, сейчас объясню. Потому что эта женщина не вызывает у тебя ни толики страха. Ты ведь и правда не боишься, что она откусит твой детородный орган?       — Нет, — тихо отвечаю старику. — Я не боюсь.       — Ну, почему же, каменная башка? — вскипел Ооноки.       — Не вижу причин для страха.       — Это все из-за ее красных волос, сынок. Во всем виноваты ее красные волосы. У жены Желтой Молнии тоже была рыжая голова. Ты просто проецируешь свои тайные желания на нашу знакомую куноичи.       Мей сложила руки под грудью и бросила на Ооноки полный отвращения взгляд. Он подмигнул ей в ответ и усмехнулся.       — Я просто люблю всех женщин. — возражаю его нападкам. — Некоторых из них, люблю еще больше и они всегда отвечают мне взаимностью.       — И все-таки я прав. Ты, липким взглядом, следишь за каждым ее игривым движением. А это происходит, потому что ты абсолютно не хочешь держать свой пыл в узде.       — Я знаю, что делаю.       — Не-а, не знаешь. — Ооноки отхлебнул еще чаю и водрузил свою шляпу себе на голову. — Слушай-ка, сынок. Внутренняя служба разведки и убийств Скрытого Камня «Гранит» покопалась в твоем прошлом и настоящем, они приняли во внимание все, что хоть сколько-нибудь представляло интерес.       — Откопали что-нибудь интересное?       — Не подгоняй меня, я не шелудивая псина. Все, как я уже сказал, что могло нас заинтересовать. Старому Ооноки, всеобщему другу и ничейному врагу, стало понятно многое.       — Что понятно?       — О том что, ты много лет скорбел о сокомандниках. Ты все казнил себя за то, что произошло много лет назад. Ты чувствовал себя так плохо, что сам же вызывался на самоубийственные одиночные миссии. Понятно, к чему я веду?       — И еще раз. Что понятно? Привык работать один, простые задания ранг не позволяет брать. S или A — вот и весь выбор.       — Так, еще раз, Гранит обнаружила неоспоримые факты — ты агент нукенина Орочимару, а значит и Акацки! Ведь именно ты дал Орочимару скрыться, когда его обвинили в преступлениях против шиноби Конохи!       — Все, хватит! — Темари потеряла терпение. — Вздор и чепуха. Орочимару — проблема всего мира шиноби, а ты, старикашка пытаешься посеять между нами раздор, в такой сложный момент для наших деревень. Да, времена изменились, двойные агенты теперь работают на отдельные личности, а не на целые гакурезато. Но тем не менее твои обвинения голословнее некуда!       — В конце концов, — добавила Мей, — кто ответит за вас?! У нукенина Скрытого Камня во владении находилось столько взрывной глины, что он разрушил целый город. Откуда глина?       Улыбка старика вышла фальшивой, больше напоминающей гримасу человека, которого хватил удар. Не переставая скалиться, Ооноки сложил пальцы домиком.       — Дейдара всегда был активным мальчиком. У него лучше всех получалось работать со взрывами. Руки чесались, если день или два он не мог что-нибудь подорвать. Однажды он просто стащил свиток с техникой и был таков. В кратце, киндзюцу позволяет смешивать чакру с материей. У Дейдары кеккей-генкай бакутон, от того и взрывы получались колоссальными. Наша деревня тоже пострадала от них.       — Он был вашим личным учеником.       Ооноки кисло усмехнулся:       — Конечно, он был моим учеником, моей гордостью. Все задания, что я давал ему, он делал быстрее всех. Очень шустрый мальчик. Ох, я просто старый язвительный старик, который не научился разбираться в людях. Видел маниакальный блеск в его глазах, но махнул рукой. Последствия катастрофичны.       — Один взмах рукой может привести к подрыву целого года. — Темари сжала зубы.       Мей вырвала кружку из рук Ооноки и сунула кулак ему под нос:       — Вот эта чушь и есть ваши оправдания? И как вы спите по ночам?       — Хорошо сплю. — Цучикаге отклонил кулак, выдохнул и схватился за спину. — Почему я должен плохо спать? Это самое настоящее стечение различных обстоятельств. Я не бог, чтобы все предвидеть.       Мей похлопала по столу тыльной стороной ладони, будто пытаясь наказать его вместо старикашки.       — Давайте будем откровенны, Ооноки-сан. Все элементальные страны так или иначе пользовались услугами Акацуки? И вы будете рассказывать мне, что побег с секретной техникой был случайностью?       — Послушай, Мизукаге, я, действительно, не думал, что он в самом деле решит сбежать. Как бы ты поступила на моем месте?       Мей только отмахнулась от старика.       — Не пытайтесь сорваться с крючка, Ооноки-сан, — спокойно и вежливо сказала она. — Понимаете, мне не нужно даже какого-нибудь особого мотива, чтобы свернуть шею предателю.       В разговор влезла Темари:       — Полное фиаско — эти Акацуки. Группа нукенинов едва не поставила всех нас на колени. Последние известия среди гражданских — репутация гакурезато ниже некуда. Новых миссий нет, получаем осуждения от Дайме. — Она со злостью переломила палочки для еды. — Мир оказался тесен, не так ли?       Ооноки посмотрел на Темари взглядом, в котором читалось желание убить ту прямо здесь и сейчас:       — Ты на что намекаешь?       Темари пожала плечами:       — Мы все звенья одной цепи, без исключения. Но все, что мы тогда сделали, так это выразили озабоченность. И к чему это привело? Акацуки в период максимальной силы имели под собой несколько гакурезато, шпионов в других и еще получали от вас деньги. Мы сами вырастили себе карманного монстра.       Ооноки был на грани нервного срыва:       — Значит, я один пользовался услугами нукенинов, которые брали дивиденды — а потом — о, О-Ками-сама! — они со всей своей мощью решили развалить привычный нам уклад. Зачем резать молочную корову? О чем ты говоришь? Ты думаешь, что я когда-нибудь поверю в это?!       Темари взглядом могла втоптать Цучикаге в грязь:       — Это всем известные факты.       — Факты, в задницу их в таком случае! Теперь мне наплевать на них. — К нашему столику направились представители Кумо — высокий блондин и темнокожий молчун. Пальцы Ооноки впились в край стола. — О, Райкаге сдох и мне не с кого спросить об атаке пушкой. Элитные бойцы погибли не за что. О чем мне теперь с тобой говорить? Ты думаешь, что я когда-нибудь проглочу подобное? — Он слез со стула и пошел прочь, но вдруг остановился. — Запомни хорошенько, блондинчик, вы сами добились этого. И мне некого в происшедшем винить, кроме подлого Райкаге.       — Я обязательно передам ваши слова старейшинам, Цучикаге-сан.       — Я говорил Райкаге держать подальше пушку от наших позиций. У нас был план!       — Да, но вы сами стали вести незапланированные действия.       — Кругом одни мудаки, — пробормотала Темари.       — Пока закончим, пожалуй, — захрипел Ооноки. Похоже голос сорвал, кретин. — Но позже я жду вас всех в 9:00 в моем шатре.       ***       Агрессивный, враждебный, спорщик-критикан; антагонист, не признающих других авторитетов — именно таким человеком можно было охарактеризовать этого мелкого старикашку.       Не говоря ни слова, наклоняюсь над ним, беру старика за талию и одним сильным рывком поправляю его искореженную спину.       — Почему бы вам не прилечь? — предложил блондин Ши. Один только его взгляд, брошенный на Ооноки, вызывал в Цучикаге бурю негодования, крушение любой самодисциплины.       — Блестяшая идея, браво, — мерзким тоном ответил Ооноки. — Я просто рад, что ты подумал о моей спине. Мне самому эта мысль никогда не пришла бы в голову. Гений!       Ооноки прилег, и некоторое время все молча смотрели на него. Он не выдержал:       — Что встали, как у смертного одра, дайте воздуха!       — Ооноки-сан, — мягко начал блондин, — мы узнали, с ваших слов, что у вас есть претензии по обстрелу гакурезато. Это действительно так?       — Только в отношении одного-единственного человека, и то мертвого, — ответил Ооноки.       — Вы считаете, что Райкаге Эй-сама заслуживал смерти?       — Заслуживал смерти? — переспросил Ооноки и пожал плечами. — Мы все, в той или иной степени, ее заслужили.       — Но вы испытываете некоторое сожаление, о том что расщепили его на мельчайшие частицы?       — Сожаление? Знаешь, малыш, я испытывал бы угрызения совести по поводу его кончины только в одном случае — если бы дал ему хоть секунду мучаться в кислотном паре нашей красавицы Мизукаге. Что же ты к ней не пристаешь с дурацкими вопросами? — Ооноки вновь пожал плечами. — Я не так хорошо знал вашего каге. Можно сказать, просто я не замечу его отсутствия. Эй, Эй, Эй…       — Но все же вы не применули использовать вашу технику, дабы полностью исключить нелетальный исход. Это справедливое замечание?       — Это глупое замечание, облачник. Никто — я имею в виду, ни один адекватный шиноби — не может спокойно наблюдать за муками другого человека и не вмешаться. И вполне естественно, я не исключение. — Ооноки сложил руки на груди, как бы давая нам понять, что к этому вопросу возвращаться не собирается. Врет, врет и не краснеет. Его сизый нос не в счет.       Ши бросил взгляд на своего коллегу Даруи и решил атаковать с другой стороны. Его голос был елейным и добродушным, по лицу бродила теплая улыбка, обнажающая ряд белоснежных зубов. Молодость прекрасна.       — Скажите, Ооноки-сан, когда вы вспоминаете картину боя с Курозецу, не видите ли вы иного исхода? Например, есть ли определенные действия, которые гнетут вас?       Ооноки смотрел на шиноби Скрытого Облака добрую минуту, то на одного, то на другого, и все шестьдесят секунд его взгляд являл собой чистую, незамутненную злобу. Однако ему удалось сдержаться и не перейти на крик:       — Хорошо, — спокойно и непосредственно произнес он. — Момент первый: моя группа попала под перекрестный обстрел вашей пушкой. Семнадцать джонинов пропали из-за вашей поспешной атаки. Один перекачанный дурак против моих семнадцати лучших людей, цена справедливая.       Теруми Мей закрыла глаза и покачала головой. Цучикаге уже не контролировал себя. Он никогда не шел первым с белым флагом и не соглашался на сотрудничество. Впрочем, один раз его убедила схватка Минато-сенсея против «тысячи элитных шиноби Камня».       Полторы сотни людей мгновенно теряли конечности, устраивали фейерверк из своих внутренностей, пока между ними носился Четвертый. Только трое сумели унести ноги в целости, остальные остались лежать на багровой от крови земле, когда Минато-сенсей повернулся к Какаши, тронул того за плечо и осторожно сказал:       — Теперь точно война закончится.       Какаши уставился в его добрые голубые глаза, обратил внимание на кровавые разводы на лице, и затем ему стало страшно: кожа Намикадзе приняла красный оттенок, и Хатаке невольно отступил на шаг.       Перемирие между деревнями заключили через неделю.       Резкий голос Ооноки вернул меня из чужих воспоминаний:       — Момент второй: я никогда не злился на тупых людей, даже когда подрос и узнал, что от них можно эффективно избавляться.       — Ооноки-сан, пожалуйста, хватит. — прошептал Ши.       — Я не закончил. Момент третий: я никогда не смотрю в унитаз, прежде чем спустить воду. Момент четвертый: я никогда не мочусь под себя в собственной постели, даже когда лень вставать по десять раз за ночь.       — Цучикаге-сан!       — И наконец момент пятый: можешь изнасиловать своего черного друга, а теперь вон!       Оба представителя Скрытого Облака гордо удалились из палатки.       Проходивший мимо меня блондин бросил фразу Даруи: «Дед потерял свои таблетки!»       На следующие этапы пустопорожних бесед с каге, я отдал право говорить Нара, лишь иногда вставляя реплики. Шрамолицый отлично справился с тем, что я от него ждал: направлять обсуждения в плодотворное русло, без всяких пространных речей-оскорблений от Цучикаге.       Объединенные силы шиноби расформированы, но договоренности о взаимопомощи сохранились в полной мере.       После заключительной речи от каждого каге, Шикаку направился за мной, пытаясь подавить зевок, зашел в мою палатку.       — Хокаге-сама, вот и все. Очередная мировая война шиноби приостановлена.       — Да, Шика, тонко подмечено. Война, война никогда не затихает, даже если не видно огня, одной искры достаточно, чтобы она полыхнула в полную силу.       — Я надеюсь, что подписанные пакты дадут положительный эффект, Какаши. — Шикаку поскреб свой шрам и отправился собираться в обратный путь.       Напоследок решаю посетить апартаменты, в которых остановилась Пятая Мизукаге. Всю дорогу меня сопровождал тяжелый дождь. Обычный ливень, барабанящий по крышам, они идут здесь очень часто. Прямо как в Кири, поднялся туман. Он всегда обманывает, скрывает своих и чужих. Лучшее время для шиноби или вора.       Мей не ответила на стук. Старым способом открываем дверь:       — Годайме Мизукаге-сама?       Ответа не последовало.       Квартира была мрачной и темной, все углы в ней поглощались белыми сгустками тумана. Мей сидела на полу прямо перед окном, тихо бормоча текст молитвы. Она открыла свои покрасневшие глаза. Ее волосы были растрепаны, лицо сосредоточено.       Она поднялась и заговорила тихим голосом. Самоуверенную улыбку смыло, ее заменили сомнение и печаль.       — После нашего безумства, в первый день после подавления Акацуки… ну, когда ты был в ванной комнате, мне пришло письмо. — Теруми Мей вперила ногти в неухоженную прическу. Она медленно покачала головой. — Сегодня мой последний день в качестве каге. Без шуток… Мне не следовало позволять тебе… Мне не нужно было встречаться с тобой. Но нам было… было хорошо. Достопочтимый Дайме Воды намекнул, что ему всегда хотелось видеть меня в своем дворце. В любом… качестве. — Мей впилась пальцами в кожу головы, раздирая ее до крови, но куноичи не замечала этого.       Подхожу к ней и принимаюсь за создание прически — работа героическая. Толстые, жесткие волосы, что так поразили меня, находились в ужасном состоянии.       — О, Мей, заполучить такую красотку в свой личный серпентарий — мечта всех мужчин. Кстати, ты не намекнула достопочтимому Дайме, что первая брачная ночь будет для него последней?       Но она не ответила на мой вопрос.       — Ты думаешь, я могу сказать такое? Все мужчины, которые мне по-настоящему были близки… ушли.       Встаю позади нее на колени и распутываю волосы, распределяя их по плечам, спине, закидывая ей на лицо. Делаю Мей массаж головы. Чувствую, как девушка дрожит под движениями моих пальцев. Руки соскальзывают вниз, под удобный вырез ее платья, мягко и нежно ласкаю ее груди.       — Я еще жив и планирую жить долго.       Она, как мелкий щенок в поисках ласки, потерлась о мою руку.       — Пожалуйста, люби меня так, словно ненавидишь, — попросила она.       Легонько целую ее в лоб:       — Хорошо. Ну, и как ты думаешь, побрить тебя наголо, будет достаточно жестко?       — Дурак-остряк.       Ее тугие груди, однако такие нежные, что не хочется их отпускать. Всегда, когда я сжимаю их на толику усилия крепче, Мей дрожит и шепчет мое имя.       Даю ей пощечину, настоящую, без скидок на эротизм или цирковое трюкачество. Еще и еще. У нее малиново-красные губы, которые она тут же облизывает.       — Ласкай себя, — приказным тоном беру и засовываю ее руку в трусики.       Какое-то время наблюдаю за ней молча. Она чуть изогнулась и вывернула шею, стараясь засунуть в себя пятерню. К моему удивлению, ей это удалось. Прикусываю ее мочку уха, Мей стонет. Немного спустя она придвинулась ко мне и шепотом сказала: — Простите, достопочтимый господин, но, боюсь, что вы… ах… сделали меня мокрой.       Мей залилась краской, но ее глаза казались зеленее любого изумруда. Она без остановки, то сжимает, то разводит бедра.       — Дай сюда руку, — Мей послушно вытаскивает руку из трусиков. На ее красивых длинных пальцах блестит женская влага. — А теперь открой рот. Будем проверять твои оральные навыки.       Беру Мей за кисть, засовываю ее в глотку девушке, животом толкаю ее глубже.       — Посмотри на себя, слабая, глупая женщина, ты едва не проглотила свою руку по локоть. Любой шпагоглотатель бы восхитился этим талантом.       Можно надавить на локоть еще сильнее.       Слезы заструились из ее глаз, ее тело выгибалось во все стороны. А если изо всех сил?       — Быстро, накинулась на руку! — командую девушке. Газеру должна это видеть. Посылаю анбушнице сигнал.       Мей попыталась. Изгибаясь, глядя на меня покрасневшими глазами. Из ее глотки послышалось что-то похожее на высокое змеиное шипение. Потихоньку отступаю, давая вытащить руку из глотки.       Даю ей подержаться за член. Девушка ухватилась за него, будто это стропы запасного парашюта. Указываю ей на ошибку крепкой пощечиной, голова Мей мотнулась так, что захрустели шейные позвонки.       — Да, твоя хватка, как у крокодила. Держи чуть расслабленно, словно рукоять катаны.       Морщась от звона в ушах, Мей кивнула:       — Простите великодушно, уважаемый господин. Я слаба в кендзюцу.       Обнимаю девушку и долго целую, подхватываю ее на руки и несу в ванную комнату.       Мей улыбнулась и легонько отстранилась, садясь на кафель.       — Никогда бы не подумала, что смогу проглотить руку! А я на вас…       — Замолчи! Здесь только глупая женщина-писсуар, ей нужно всего лишь держать рот открытым. Все остальное не твои заботы.       Девушка изменилась в лице и закивала.       На этот раз процесс пошел живее: наполняю ее рот мочой, совсем небольшим количеством, приказываю. Она повернулась чуть на бок и, пощекотав головку языком, взяла член за щеку.       — Глотай.       Она повиновалась и показала язык — пусто. Мей не стала юлить, приготовилась к новой порции.       — Держи еще.       И еще раз, ее рот стал полон моей мочи. Несколько капель попали ей на лицо. Прижимаю член пальцами.       — Глотай.       — Эй, эй, осторожнее, — пискнула она, когда струя пошла мимо. — Осторожнее.       Мей пересела поудобнее и указала пальцами на свой пустой рот.       — А теперь бери глубоко.       Мой член входит в ее сладкое горло, продолжаю опорожнять мочевой пузырь. Мей прижалась, обняла меня за ноги, не без некоторого любопытства поглядывая в мои глаза.       Удовольствия от этого мало, сказать по правде, — никакого. Но я нашел отдушину в ее прекрасных глазах. Счастливые, умиротворенные, милые очи.       Девушка сильно напрягла плечевой пояс.       Мы прекрасно слышали, как Газеру проникла в квартиру, однако Мей прикинулась глухой, как бы из-за соблюдения остатка приличий. И все же, будто удивленная неожиданным открытием двери, она вскричала:       — Ах! Кто здесь? Под пеленой тумана лезешь ты к нам в ванну? Убийца? Или друг?       — Это я, Газеру. Убийца, друг, куноичи, — шепнула Узуки, наклонившись к ее уху. — Я пришла сюда по зову.       Я взял Мей за руку, намереваясь повторить тот же физиологический трюк, однако Теруми крепко держала рукой мою ногу, не позволяя осуществить мой замысел.       — Неблагодарный! — бросила она сердито. — Это был бы наш секрет!       — Хорошо. — обращаюсь к Газеру. — Слушай задачу, агент Хоши.       — Хай!       — Снимай штаны и мочись на Мей!       — … …Хай!       — Мизукаге-сама, заранее приношу свои извинения! — Газеру грохнулась на колени и стала бить поклоны. Она за пару секунд сделала пятнадцать, а может, шестнадцать поклонов, каждый из которых сопровождался громким стуком наручей об пол. Издевается в ответ на театральную реплику. Шел на оргию, заблудился и попал в кабуки. По крайней мере, это забавно.       — Да ладно, чего уж там. — рассмеялась Мей. — Мочись прямо в мой рот.       Мей опустилась на свои круглые ягодицы и стала ожидать. Но только ждать не пришлось. Газеру стала исправно выполнять задачу.       Быстро поворачиваю Мей к себе, беру её голову и с силой насаживаю на член, пока она не проглотила подарок Газеру. Эта серьезная встряска убавила прыть Теруми почти полностью.       — Молодец! А теперь поворачивайся к Газеру за новой порцией.       Мей не успела прокашляться, как анбушница, скопировав мои движения, схватила ее за рыжие волосы и прислонила к своему лону:       — Я считала вас скромницей-красавицей, а вы обычная…       — Мей очень даже необычная. Иначе она бы не стала падать перед тобой на колени в ответ, Газеру. А как она хороша собой!       — Не знаю, не знаю. Мой радар необычных девушек на Мей не отзывался.       Как на эстафете, забираю голову Мей и наслаждаюсь ее горлом. Крепкие мозолистые ладони немного напряженно гладят рубцы на моих бедрах.       — А на кого, твой радар показывал положительный результат?       — Из почти стопроцентного — Цунаде-сама. Уж очень мне нравятся ее блистательные, роскошные пышные прелести. А как она смотрит на Ку-тян! Хотя Мей тоже очень горячая: стройные ножки, белая кожа. У Мизукаге самые длинные женские пальцы, что я видела в своей жизни.       — Глаз у тебя наметанный. Держи! — передаю голову Мей, сам же приподнимаю рыжую на ноги и вхожу сзади. Ее попка притягивала взор, словно магнитом.       Внезапно Мей замерла, поежилась и вдруг ее резко стошнило.       Газеру в тот же миг отстранилась, струя желтовато-прозрачной рвоты ее не коснулась.       — Видать плохой омлет был. Или вам пришлось не по нутру, когда мы с Какаши-саном обсуждали вас, словно вещь?       — Да все в порядке. Ооноки испортил завтрак своим присутствием.       Газеру улыбнулась, и протянув руку, помогла убраться.       После короткой передышки мы с Газеру перешли в атаку, раззадоривая куноичи резвыми движениями. Мей с покорностью приняла правила игры, полностью отвечая своим телом на наши притязания. Ее покорность сделала мой член тверже бриара. Несколько сотен фрикций я сделал быстро и без малейших затруднений, пока Мей хлюпала, присосавшись как рыба-прилипала к нижним губам Газеру. Однако последние десять фрикций, показались тяжелыми, будто на моем пути возникли преграды.       — Мей, милая, расслабь мышцы, — глажу ее по ножке. — Уж очень тяжело стало.       — Кажется, я высохла. Намочи меня и все трудности немедленно исчезнут!       Услышав ее ответ, снова бросаюсь в бой. После нескольких рывков застываю, мочусь, как она и сказала: трудность исчезла, появилась легкость и свобода движений, а болезненные неудобства сменились тянущим удовольствием.       — Ах, милый Какаши! — воскликнула Мей. — Не обманул, по-настоящему помочился в меня!       Сказала она это с таким восторгом, что я подналег и умножил усилия.       — Мей, душа моя! Быть в тебе одно наслаждение. Если для этого надо утолить твою девиацию, то я наполню тебя до краев.       — Развратная парочка! — промолвила Газеру. Она приблизила свое лицо к лицу подруги и поигралась языком с ее губками. Мей ответила на поцелуй. Близость проходила беззвучно и продолжалась минуты три. Мизукаге так напрягла ноги, что казалась они задеревенели — стали прочной породой дерева.       — Душа моя! Расслабь ноги. — тяну ее за волосы, трижды шлепая по красной ягодице, которая уже пару раз билась в оргазме. — Ты прекрасно контролируешь тело. Я умный, меня не обманешь.       — Обнимете меня! Я хочу пить, у меня сильная жажда!       Мы с Газеру заключили ее в объятия, сразу же чувствую аромат из рта куноичи. Вспоминаю, что этот же запах донесся до моего носа в день нашей первой встречи. Вот она какая — Мизукаге.       — Еще, хочу еще. Мне нужно еще вашей плоти, досточтимый господин и милая госпожа!       — Хорошо, Мей. — крепко обнимаю ее за талию. — На колени, живо!       Обе девушки разом опустились и склонились. Вот такой спектакль с поклонами.       — Газеру?       — Я решила разделить с Мей-сама ее безумство.       Хватаю их за волосы.       — Несколько капель попали мне на ступни, вы знаете, что нужно делать.       Газеру и Мей, без лишних слов, приступили к вылизыванию моих ног. Чтобы им было удобнее, опираюсь на унитаз.       Такая тщательная работа: каждый палец был обсосан отдельно, каждый участок кожи, начисто вычищен острыми язычками.       Мей стонала так, что можно было подумать, о сильных, непрекращающихся болях. Газеру лишь вежливо улыбалась. Трудно сказать, кто из них сейчас счастливее другой: та, которая кричит от восторга и стонет от блаженства, или другая — та, что готова отдать всю себя. Щупаю их гениталии. Обе женщины влажнее некуда.       Быстро пристроившись к Газеру, вхожу в нее и ритмично двигаюсь. Подобно сестре, Узуки имеет высокий рост, но не самые широкие бедра. Как бы она не была возбуждена, проникновение и первые фрикции — всегда болезненные. В какой-то миг резко меняю лоно Узуки на горло Мей. Та только пожала плечами. Крепко держу рыжую голову, ее зеленые озера-очи померкли, алые губы пытаются что-то сказать. Хочет говорить, но не может, с ее уст слетает только непонятное, ни одного звука не разобрать. Ее мышцы так сузились, член вот-вот готов взорваться. Мей стала бить меня по бедру.       — Мей, милая, еще немного! — предупреждаю девушку.       Теруми смирилась и опустила руки. Последний рывок, продолжать я уже не в силах. Кончаю. Пульсация отдается в ноги и позвоночник, заставляя сокращаться мышцы живота. На кончике члена осталась жемчужина семени, Теруми взяла его и, подоив себе на ладонь, коротко приказала:       — Слижи!       Газеру слизала семя, вглядываясь на рыжую красавицу.       Мей переводила дух и пыталась отдышаться. Газеру обняла ее, положила свои руки ей на грудь, и они поцеловались…       *** А теперь к рутине. Горячие эмоции после схватки с Мадарой, а затем не менее знойные часы с Мей сменила холодная пустота. Темная ледяная полынья, в который застывают любые эмоции. Вокруг все суетятся, исполняют мои приказы. Последние приготовления перед уходом из деревни Скрытой в Дожде.       Самое неприятное в работе шиноби — погибель боевых товарищей.       Я подписал приказ записать на стеле ПВБ десяток новых имен. Казалось бы, брал только опытных шиноби, но и они умудрились сдохнуть в постановочном представлении. Вот она высшая доблесть. Имя на куске гранита. Камней всегда больше, чем людей.       — Эй, ты, сволочь! — окрикнула меня Хана. Она настигла меня, когда я склонился над свитками с трупами. — Предатель! Это еще что такое?       Отдав приказ Шикаку, поворачиваюсь к ней. Ее глаза раздраженно наблюдали за стоящей у медстола Сакурой. Один свиток был открыт, и Харуно изучала что-то, лежащее на нем. Черное и… влажное?       — Что ты здесь делаешь? — заорала Хана и подошла Сакуре. Я сразу понял, что разглядывала Сакура. Останки Киры Би. Наполненный водой торс мужчины. Капли влаги блестели на многочисленных отметин от укусов Зецу. Алоэ оказалось плотоядным.       — Это труп! Ты что, никогда не видела трупы, Сакура?       Сакура побелела. Лицо пошло розовыми пятнами.       — Мне стало интересно. — Сакура придвинулась к останкам почти вплотную, так, что ее лицо оказалось на расстоянии ширины ладони от черной биомассы. — Никакого трупного запаха, странные укусы, челюсть должна открываться под экстремальным углом для такого. Что скажете, Хана-сама?       Хана внимательно изучала Сакуру взглядом. У меня появилось ощущение, что Хана дико желает схватить ее за горло и душить, душить, пока розововолосая не испустит последний вздох. Но это лишь мое предположение. Хана шумно втянула воздух рядом с трупом, громко выдохнула и, будто взяв себя в руки, приказала:       — Заканчивай! Быстро!       Сакура нарочито медленно запечатала свиток и пошла ко мне. Спокойная и уверенная. Может, мне и удалось научить ее чему-нибудь большему, чем разбивать голыми руками скалы. Хана положила руку ей на плечо.       Губы Ханы тронула злобная усмешка, и от ее лицо стало еще больше походить на звериный оскал Цуме.       Подзываю и ее. Намерение убийства Ханы было столь сильное, что желание бежать завладело моим мозгом, но ноги отказывались двигаться: повернуться спиной к дикому существу — смертельная ошибка.       — Уже наложил в штаны? Думаешь, я не чую твой страх? — Хана рассмеялась. — Что не смеешься, а? Не смешно? Это правда!       Напряжение, идущее от Ханы, сейчас, как смог, висело в воздухе. Ей было наплевать на мое положение, мою силу и планы. Как только мы вернемся в Коноху, она уйдет. Разведется. Я понял это по обрывкам мыслей, таким громким, что не нужно быть мастером телепатии. И поэтому ветеринарный ирьенин сказала фразу, которую не позволила бы себе произнести еще сутки назад.       — Лучше бы ты сдох, а не Райкаге.       Сакура ахнула, это разозлило меня не меньше, чем презрительная брезгливость Ханы. Харуно развернулась и без затей врезала собачнице по переносице. Три раза. Женщина упала на колени.       Хана злобно ухмыльнулась. Кровь лилась из ее ноздрей, как из крана вода.       — Харуно! Ты что, не слышала приказа, ксо? Быстро в поход! Марш!!!       Но Сакура не сдвинулась с места. Хана, стоя на коленях, с каким-то холодным любопытством разглядывала живот девушки. Глаза ее поблескивали.       Хана, продолжая улыбаться, как-то очень неторопливо приподнялась, лениво вытерла кровь и, лизнув ее с пальцев, загнала руку в девушку.       Сине-белый шар возник в животе Харуно. Он разбух до размеров спелого арбуза и лопнул, залив волосы и лицо Ханы, стоящей рядом на полусогнутых ногах, выплеснув красную массу наружу, через дыру в торсе. Рука, растерзав плоть, вышла алым цветком.       Секунду Сакура стояла, удивленно глядя на кровавую руку Ханы, дотронулась до живота. Красные капли скатывались по ее чунинскому жилету и, падая на землю, оставляли на ней вишневые капли. А затем ноги ее подкосились, и она рухнула на спину, подняв брызги грязи.       — Я подаю на развод, кусок собачьего кала, — отчетливо сказала в наступившей тишине собачница.       Она прыгнула на меня и, вытащив из подсумка кунай, застыла на месте.       *** Я смотрел на распластанное, покрытое фуин-символами тело Харуно. Глаза куноичи были раскрыты и бессмысленно уставились на осветительный прибор. Веки поднимались и опускались с периодичностью раз в пять-семь секунд. На животе багровела крупная рваная рана, видно пульсирующую плоть. Красно-синие внутренности выпирали из разреза.       Обычный человек — был бы обречен. Наверное. Я давно не следил за медициной гражданских. Расенган разрушил источник чакры, лишив ее способности к регенерации. А без печати Цунаде никто не сможет помочь ей.       Для того чтобы помочь ей, нужна чакра, но не любая, а Узумаки. Круг замыкается. Если бы рядом находились ненужные люди, был бы шанс спасти… не куноичи — человека. Но в таких условиях — нет.       Наверное, будет милосерднее отключить ее, через несколько часов, когда закончится действие фуин-печати, Сакура начнет постепенно чувствовать боль. Конечно, куноичи переносят ее гораздо легче, где-то на уровне таркатан, но все же…       — Сколько объемов чакры? — спросил один ирьенин другого.       — 0,2. Почти критический.       — Фуин исправен?       — Конечно, инструтор-сан. Но… — младший шиноби моргнул и покосился на лежащую куноичи. — Я думаю, мы ничем не сможем ей помочь.       — «Мы» — точно, но Хокаге-сама, может быть, вы… — старший вздохнул.       Есть у меня один план. Простой план. И ничего другого в голову не лезет. Одна жизнь по цене другой. Бабка из Песка оживила Темари. Я как бы случайно скопировал технику оживления. Она простая, любой чунин выполнит. Мда. Нужен кто-нибудь с хорошей чакрой. И все-таки Хана. Та, что Таюя. Таюя. Наверное, мне следует позвать ее. Да. Скорее всего, так будет лучше.       Поворачиваюсь к стоящей у пня Газеру. Попутно высылаю сигнал Таюе.       — Агент, позовите вашу коллегу, Хану. Пусть она взглянет на это…       — Хай.       Агент не успела приступить к заданию, как в эту секунду в проеме возникла Таюя.       — Хокаге-сама. — Она подошла ближе и остановилась, присев на одно колено. — Что от меня требуется?       — Смотри в глаза, — убираю ткань с шарингана. Он показывает, как участилось сердцебиение у коленнопреклонной, ладони мелко задрожали. — Запоминай.       — Что значит «запоминай», — дрожащим голосом спросила Таюя. — Хокаге-сама?       — Запоминай, значит выучи, — поучительным тоном объясняю девушке. — Запомни эти печати. Ты запомнила?       Таюя молчала.       — Ты запомнила, агент? — требовательно повторяю, глядя в глаза Таюе. — Ничего сложного, да?       — Д-да, Хокаге-сама — растерянно согласилась девушка. Она понимала: ей предстоит пожертвовать всю свою энергию. Ужасно. Но это мое требование, а не подчиниться приказу она не в состоянии.       — Агент, — улыбаюсь ей и киваю.       — Хокаге-сама. Я готова.       Слова излишни. Таюя подходит к ложу Сакуры.       — Ты знаешь, что надо делать. Я приказываю: используй технику трансфера энергии. Немедленно.       Куноичи усмехнулась.       — Спешу сообщить, что мне не хватит чакры, нужны еще добровольцы…       Слышу шорох за спиной. Это старший ирьенин спешит расстаться с чакрой. Таюя уже складывала печати, и ирьенин на какую-то долю секунды усомнился в своих действиях. Не испугался, нет — всего лишь усомнился. Но как бы то ни было, а ему придется положить руку ей на спину, иначе жертва Таюи будет напрасной и все придется начинать сызнова.       — Эй, старик! Я одна долго не выдержу!       Глаза девушки расширились от страха.