Вечность

Оливер теряет последний носок, несется вон из ванной комнаты. Руки вдоль туловища, грудь вперед, подбородок на север. Тазик с вещами грубо приземляется где-то в коридоре, задевая сброшенные ранее тапочки. На доли секунды Оли останавливается, подбирает нужные трусы, бежит дальше. Капли мокрого белья на полу подрагивают от топота и страха. Живность в виде пары котов и собаки улепетывает в противоположную сторону — подальше от санузла. Ведущие новостей в телевизоре заранее крестятся, выходят из прямого эфира, мысленно молят хозяев выключить прибор из розетки — они тоже всё видят. Будь здесь иконы, пустили бы кровавую слезу, а так только водичка вытекает из блюдец под цветами. Накатывает атмосфера небывалой ярости и легкого безумия. Взъерошенные кудряхи развеваются за спиной. Пар валит из трех отверстий на лице, застилая обзор. Всего пара метров и… Удар! С ноги по двери. Чужая подушка вылетает из-под головы прямо в окно. Аут! Переподача. Вторая подушка. Удар! И… ГОООЛ! Прямо в ебало. Ебало бедного Энди. Будем надеяться, все обойдется! Конец дневной трансляции. — Бирсааак! Ты это сделал. Ты! Я знаю, не отнекивайся. — Младший недовольно потирает нос, переводит голубые очи с молоденькой девушки из рекламы на старого Оливера. Последний пыхтя размахивает перед ним серой тряпочкой со смутными очертаниями английских букв на каёмочке. У парня аж волосы на ногах встали дыбом, значит что-то серьезное. Несколько взмахов помогают Энди различить в этом нечто недосушенные дробдэдовские трусы. — И что не так? Сначала высуши, потом размахивай, ебанашка… Землю с ковра сам пылесосить будешь. — Бирсак вяло плетется к подоконнику, подбирает тару для цветка, вместо Оливера обнимает испачканную подушку. Тот ждет, пока ему уделят внимания. — Они были белыми, мать твою! Сколько раз говорил тебе не стирать свой драный шмот с моей новой коллекцией! — У тебя есть точно такие же, — спокойнее продолжил Энди. — Извини. — Нет! Неделя без секса. Ясно?! Плевать я хотел, куда ты денешь свой член. — Бирсак в мгновение переменился, услышав заветное слово, схватил за руку истеричного парня и завалил на диван. — Достал. — Действительно, всему есть предел. Его так за каждую провинность лишают — пытка. Самое время бунтовать по-крупному. Сайкса знатно придавили килограмм этак семьдесят живого веса. Что-то где-то уже упиралось. — Если тебе плевать — куда я его дену, то лучший вариант — в тебя. — Нет, я же сказ… — Оливера заткнули три пальца, проскребывая на глотке тишину. Трусы полетели на пол, даже те — серые, в которые этот умалишенный вцепился в коридоре, футболки за ними — туда им и дорога. В полуфинал вышли рваные штаны Бирсака, но им долго не продержаться. Портянки свистят в неизвестном направлении. Оборона слабеет. Парни давят диван. Они голые. * Это почти насилие. Месть и наслаждение. Кто пострадает больше: трусы или задница? ____  — Энди, я бельё из машинки не вынул. — Упрямится шатен, испуганно пялясь перед собой… ровно на то, от чего хотел отказаться.  — Мне пофиг. — Бирсак улыбается, притягивая за волосы свою старую истеричку.