Пять неправильных поцелуев

Кроули без стука врывается в книжный магазин и застывает на месте. Ему хочется протереть очки, глаза или зрительную кору своего головного мозга, потому что то, что он видит, просто не может быть правдой, нет, ну пожалуйста, только не опять! Азирафаэль сидит в своем кресле в читальном зале, в руках книга, а на подлокотнике кресла — смертный, юный и симпатичный парнишка лет двадцати с тонкими скулами и кудрявыми черными волосами. Он что-то увлеченно шепчет ангелу на ухо, а тот заливисто смеется в ответ. Кроули все-таки протирает очки — на всякий случай. Демон пялится на эту картину еще пару мгновений и, наконец, решает обозначить свое присутствие: пинком отправляет в полет один из пыльных томов с ближайшей нижней полки. Ангел со смертным дружно оборачиваются на звук, парнишка хмурится, Азирафаэль же расплывается в улыбке. — Кроули! — восклицает он, поднимаясь с кресла. — Ангел мой, можно тебя на пару слов! — без вопросительной интонации рычит демон и, схватив Азирафаэля за локоть, тащит его в сторону потайной комнаты за одним из стеллажей. Смертный приподнимается со своего места, но Кроули щелкает пальцами и паренек застывает в странной неоконченной позе. — Эй! — вяло возмущается ангел, оборачиваясь к юноше. — Ты спятил, Кроули? Кроули низко рычит, захлопывая за ними дверь и толкая ангела к стене, сдергивает с глаз очки, чтобы выглядеть внушительнее: — Ты завел себе человека?! — Что? — распахивает свои бесстыдно голубые глаза Азирафаэль. — Нет! — Я что, по-твоему, идиот?! Ты завел человека! Снова! — Я никого не заводил, мы просто разговаривали! — Поверить не могу, что ты снова решил в это вляпаться, ты что, уже забыл, чем все закончилось в последний раз? Ангел огорченно хмурится. — Ты злой. Совсем незачем напоминать мне о Джордано. — Сколько раз это должно повториться, чтобы ты, наконец, понял, что заводить себе людей — это отвратительная идея?! Они грязные, глупые, от них воняет, а еще они живут всего лет пятьдесят, а потом умирают, и ты каждый раз впадаешь в депрессию на целый век! Забыл семнадцатый, что ли?! Ты прорыдал в подушку все веселье с Лжедмитриями в России! — Я помню, — огрызается Азирафаэль мрачно, — но… Он такой милый, а мне, знаешь, тут довольно скучно… — Если тебе скучно, сгоняй на Гранд Каньон, поднимись на Эверест, езжай с Куком открывать Новую Зеландию, там прикольные птички, в конце концов! — Прекрати на меня орать, — вежливо просит Азирафаэль, упираясь руками демону в грудь и заставляя его отступить на шаг. — Это вообще тебя не касается. — Ах, не касается? — выплевывает демон яростно. — Тогда делай что хочешь, но имей в виду — я тебя из твоего долбанного минора в этот раз вытаскивать не буду. И не приползай ко мне пьяный в слезах, когда твой человечек отправится со смертного одра прямиком вниз. — Ой, да это было-то один раз, — ангел морщит нос, смешно поджимает губы. На него сложно сердиться, но у Кроули получается. — Ты что, не видишь, что он банально к тебе клеится? — Что, прости? — приподнимает бровь Азирафаэль. — Клеится. Пристает. Соблазняет тебя, ангелочек, как шлюха. — О, святая дева Мария, Кроули, — смеется ангел. — Ты настолько увяз в пороке, что видишь его в самых невинных вещах! — Невинных? Да ты… — Кроули, хватит! — обрывает его Азирафаэль. — Мне приятно, что ты заботишься обо мне, но это переходит все границы. Ты не можешь указывать мне, с кем дружить. — Дружим это мы с тобой, а с ними ты только тратишь время. — Как славно, — уже почти зло отзывается ангел, — что у меня его достаточно! И мы с тобой, Кроули, не друзья. Мы… — Ангел и демон, да, я помню, — заканчивает за него Кроули, закатывая глаза. Он слышит это так часто, что уже даже не обидно. — Знаешь что, ангел. Ты и сам все увидишь. Он надевает очки и, не дожидаясь ответа, вылетает в магазин. Смертный все еще там — а куда он денется? Стоит в своей странной позе и сверлит пустым взглядом книжные полки. Кроули щелкает пальцами, возвращая его в реальность, и развязной походкой проходит мимо, опускается на свободное кресло, берет в руки первую попавшуюся книжку. У них с ангелом запланирован совместный поход в театр, и будь он снова осенен, если позволит смертному все испортить. Азирафаэль выходит следом, на ходу поправляя светлый фрак. Хмурый и раздосадованный, он снова расцветает в улыбке при виде юноши. Кроули сжимает книгу так, что с ветхого переплета ему на колени сыпется труха. — Луи, — о, так он еще и француз? Мерзость какая. — Мой дорогой друг, ты совсем меня заговорил, и я совершенно позабыл, что на сегодняшний вечер у меня запланированы кое-какие мероприятия с моим… коллегой, — он бросает короткий колючий взгляд на демона, и Кроули отвечает ему тем же, надеясь, что ангел сможет оценить его, даже несмотря на очки. — Разумеется, — кивает Луи. Смертный обнимает Азирафаэля на прощание и смотрит на демона так насмешливо, что Кроули не может удержаться: прикрывается книгой и тихо щелкает пальцами. Юноша, не колеблясь ни мгновения, наклоняет голову и прижимается к губам ангела своими. Вот же мелкий засранец! Ангел отлетает от него метра на два с такой скоростью, что вздрагивает даже Кроули. Он не осеняет парнишку крестным знаменем, что было бы, разумеется, бессмысленно, но справедливо, и щелкает пальцами. Луи расправляет плечи, разворачивается и молча выходит из книжного магазина. Кроули подозревает, что дорогу сюда наглый француз забывает в ту же секунду. — Это все ты сделал! — восклицает Азирафаэль, с отвращением вытирая губы тыльной стороной руки. — И не смей отрицать! — Я просто велел ему показать свои истинные намерения, — пожимает плечами Кроули и широко ухмыляется. — Видишь, я был прав. Для ангела ты поразительно несведущ в пороках. — А ты для демона поразительно рьяно беспокоишься о моем душевном состоянии. — Что, даже спасибо не скажешь? — кривляется Кроули. Настроение после мелкой пакости взлетает до небес, и он даже не собирается пытаться это скрыть. — За что, за то, что ты совратил этого несчастного юношу и взрастил в нем ростки… — Театр? — перебивает его демон, вставая. Азирафаэль замолкает на полуслове, прикрывает глаза, несколько раз глубоко вдыхает через нос. Выводить ангела из себя — любимейшее занятие Кроули, и, дьявол, как же пернатому идет это выражение яростной непокорности на лице. Наконец, Азирафаэль открывает глаза и обреченно кивает: — Театр.