***
Работа закипела; ровно через час все свободные мужчины уже разбивали сырые комья земли, споро копая мягкую почву, а мальчишки и подростки с удовольствием тесали крепкие деревянные колья. Филипп оглядел все происходящее внимательным удовлетворенным взглядом, и уже хотел присоединиться к пыхтящему от недовольства Жако, как в поле его зрения показался хозяин замка с корзиной, полной тонких лепешек, и бутылью вина. Живот Филиппа жалобно буркнул, напоминая, что с самого утра и поесть времени не было. Да и мальчишка, явно страдал от недоедания -совсем прозрачный, как только не переломится под тяжестью этой корзины. И ведь не прислугу прислал, сам пришел, как к равным. Заботится о своих людях, хоть и желторотик совсем, а того и гляди сам за лопату возьмется. Сколько ему? Шестнадцать? Семнадцать?.. Живот снова скрутило, но уже не от голода. Филипп встряхнул кудрями, отгоняя вновь одолевающее незнакомое толком тянущее чувство — стыд. Он не мог запретить что-либо хозяину замка, но и видеть, как эти тонкие ладошки приобретают занозы и мозоли, наблюдать, как он улыбается другим, не было ни малейшего желания. Нужно было срочно найти себе другое занятие. И тут Филиппа осенило. Нужно совместить приятное с полезным, а это значит — уехать на охоту. И живности пострелять и поразмышлять в тишине. И самое главное… не видеть мальчишку… нет, уже юношу, присутствие которого ощущал каждой клеточкой тела, и который не то что заговорить с ним, смотреть в его сторону не решался. Боялся, ненавидел, презирал… Ощущение собственной беспомощности угнетало Филиппа. В напарники Филипп выбрал Пьера. Этот серьезный мудрый воин, самый старший в его небольшом отряде, был самым здравомыслящим и опытным из всех его людей. Филипп ценил его за незлобивость и истинно мужскую сдержанность, не свойственную всем остальным его людям. Пьер, работавший наравне со всеми, сначала без энтузиазма встретил предложение командира, но согласился, когда увидел, как старательно тот отводит взгляд от хрупкой фигурки, что раздавала уставшим работникам нехитрую еду, умудряясь для каждого найти пару одобряющих слов. Уже вскоре лошади были оседланы, луки со стрелами прилажены к седлам и двое мужчин устремились от замка к темнеющей вдалеке полоске леса. Жако, проводивший своего командира неприязненным взглядом, тут же вылез из траншеи и ворча что-то о лентяях, заставляющих работать других, неспешно зашагал к бревну, на котором угнездился хозяин замка в окружении внимающих ему мальчишек, что продолжали старательно заниматься кольями.***
Филипп с Пьером уже несколько часов бродили по лесу. Благо погода, сухая, ветреная и солнечная позволяла. На поясе каждого из мужчин уже висело несколько тушек зайцев и перепелок. Кочевая жизнь давно сделала из них неплохих охотников. Пьер был сосредоточен и задумчив. Филипп тоже не горел желанием общаться. Тем более, что лишний шум мог спугнуть потенциальный ужин. Уже можно было возвращаться, но Филиппу хотелось еще подольше побродить в умиротворенной лесной тишине. В голове теснились странные, несвойственные ему мысли, и как никогда раньше хотелось выговориться, спросить совета, но с чего начать… И тут Пьер, мудрый Пьер, который давно уж понял, что с командиром что-то происходит, сам начал разговор. — Ты, Ла неж, хорошо с траншеей придумал, — нагнав Филиппа, Пьер пошел рядом. — Спасибо, видимо ты один и одобряешь. — Они поймут… — Надеюсь. — И… можешь меня ударить… но скажу. С мальчиком нехорошо ты поступил. Филипп молчал, понимая, что подобный тон заслужил. — Хороший он. — Да откуда ты… — попытался было огрызнуться Филипп, но неудачно. — Все слуги только хорошее о нём говорят, а не бывает так, ежели господин плох. — Да что они могут понимать… простые вилланы. Живут впроголодь, замок совсем не защищен. За что его уважать? — Сирота он, Ла неж. — продолжил Пьер, спокойно, без поучительных ноток, что выводили из себя молодого предводителя. — В семь лет без матери остался, отец сгинул на войне еще раньше. Пьер бил точно, резал по больному, зная тяжелую судьбу своего командира. — Сам же знаешь, каково это. А ничего не смыслит в хозяйстве, потому как научить было некому, — продолжил тем временем Пьер ровно. — А Жиль… так он воин, а не управитель. — Черт…я не знал. — Филипп почувствовал, как неровно забилось сердце. — Теперь знаешь… и держи себя в руках. Никогда вроде ты насильником не был… — Не знаю что со мной тогда случилось… он такой… особенный. — Всё ты понимаешь, Ла неж. — проговорил Пьер с легкой укоризной. — В гульфике не удержал. — Знаю… А сколько лет ему, узнал? — Через месяц семнадцать будет… Так, неспешно переговариваясь, они дошли до опушки леса, где оставили лошадей и легко приторочив добычу к седлам, отправились в обратный путь. — И что мне теперь делать? — задал терзающий его вопрос Филипп, не надеясь получить ответ, но Пьер удивил. — А ты уже делаешь. — Что же? — Искупаешь… — Ты о траншее? Ерунда… — Нет, не ерунда, Ла неж, — тяжелая ладонь легла на плечо Филиппу, заставляя прислушаться. — Мальчишка не дурак, поймет. — Он меня боится и ненавидит. — Старайся, коль он действительно особенный. — Пьер… спасибо. — И… смотри за Жако, командир. Он хочет мальчишку. — Не дам. — Добро, поворачиваем к замку. Уже подъезжая к воротам Филипп увидел то, чего абсолютно не ожидал. У новенькой траншеи на свежих чурбанах мирно общаясь, сидели бок о бок хозяин замка и его лучший друг Жако. И если первый внимательно слушал, изредка кивая белокурой макушкой, то второй… не сводил с этой самой макушки похотливо прищуренных глаз и просто искрил неприкрытым мужским желанием.***
Когда в покои вошел этот, Этьен неловко замер посередине комнаты. Он только успел вылезти из лохани, где наконец с наслаждением вымылся и натянул на себя грубую холщовую рубаху, что скрывала его хрупкую фигуру от подбородка до пят. С влажных волос капало. Он не успел даже толком их просушить… Пришелец скинул с себя пропахший лесом плащ, удовлетворенно глянул на деревянную лохань, а потом перевел взгляд на Этьена. Синие глаза смотрели мягко, даже несмело, и Этьену на миг показалось, что он повредился рассудком, или его подводит зрение. — Ну что застыл, ложись в кровать, а то продрогнешь, — бросил отрывисто мужчина и ощущение нереальности происходящего пропало. Повторять Этьену не понадобилось. Он, стараясь не выглядеть слишком испуганным, шмыгнул под одеяло и укутался до самых глаз. Пришелец в свою очередь как-то нерешительно замер, но потом начал неспешно разоблачаться. Этьен закрыл глаза и изо всех сил постарался подавить в себе панику. Какой же он дурак! Успокоился, расслабился, посчитал, что больше не тронут. И зря. Этот пришел, а значит, весь кошмар снова повторится, а он… Он должен поддаться… Ведь ему больше нечем отплатить за работу над укреплениями и вкусный сытный ужин. Этим вечером каждому из обитателей замка от мала до велика досталась плошка наваристого мясного рагу. Этьен видел, как блестели глазенки у работавших весь день наравне с взрослыми пацанят при виде вкуснейшей зайчатины, и его сердце наполнялось радостью. А потом его снова накрыло отчаяньем. Какой же он хозяин, если не смог и такой малости сделать для своих людей. Странное пофыркивание вернуло его в реальность и, приоткрыв один глаз, юный граф уставился на прополаскивающего густые тяжелые кудри захватчика, а когда тот начал выбираться из бадьи, снова зажмурился изо всех сил. Тело сковал страх, во рту пересохло. Неужели это снова повторится? По полу прошлепали босые ноги, на щеку Этьена упали несколько капель. Судя по звукам этот словно огромный пес тряс шевелюрой, промокая влажное тело куском холстины. Снова открыв глаза, Этьен смог увидеть только мускулистую спину, переходящую в крепкий мужской зад. За всю свою недолгую жизнь Этьен не видел полностью обнаженных мужчин, а мужчин с подобной мускулатурой и подавно. Этот замер с холстиной в руках, словно почувствовав пристальный взгляд, и Этьен, проклиная собственное любопытство, закрыл глаза. Погасла последняя тусклая свеча, хлипкий матрас прогнулся под тяжестью мужского тела и Этьен отпрянул к краю кровати. Справа раздался тяжелый вдох, а потом этот заговорил: — Не бойся, не трону. Этьен, замерев испуганным зверьком, молчал. И тогда Филипп продолжил: — Но спать буду здесь, потому что если решат, что ты ничейный… придут другие. Филипп дышал глубоко и размеренно и Этьен потихоньку успокоился, закрыл глаза и уже собирался поудобнее улечься, как почувствовал чужую ладонь в своих волосах. Она неспешно перебирала влажные пряди, а потом скользнула к шее, на которой по прежнему виднелась синеватая отметина и нежно огладила позорную метку. Этьен стиснул губы и замер. — Не бойся… Этьен открыл глаза и испугался. Лицо его мучителя оказалось так близко, что его синие глаза казались темными омутами, а тяжелое дыхание — горячим летним суховеем. — Зачем все это? — Этьен кивнул на ласкающую руку. — Просто бери, что заслужил и не пытайся… — Ты… Что?.. Я что, по-твоему, чудовище?.. — А разве нет? Этьен мелко дрожал, но глаз не отводил. И тут произошло неожиданное. Этот осторожно отодвинулся и отвернулся, тихо бросив: — Спи. Вскоре дыхание Филиппа выравнялось, напряженная спина расслабилась, но и тогда Этьен не смог уснуть… Он уже не испытывал ужаса от близости этого, но и сон к нему не шел. До самого утра юный граф пытался понять, что же должен делать дальше, как использовать на пользу и во благо то, что случайно разглядел сегодня, а чуть позже и осознал.