***
Филипп вышел во двор в прекрасном расположении духа. Волнение за самочувствие юноши улеглось, а легкий румянец, что коснулся нежной кожи при тайных взглядах на него полураздетого, давал призрачную надежду на то, что Этьену он не настолько безразличен, как тот стремится показать. Филипп отлично понимал, что открытой демонстрацией своего тела можно отпугнуть стеснительного мальчишку, но удержаться было выше его сил. Пьера во дворе не оказалось, он нашелся на конюшне, в очень интересной компании. Рядом с Пьером, точнее, слишком близко от него, стояла с поясной флягой в руках Мадлон и, судя по тону, увещевала. И в этом бы не было ничего удивительного, если бы не взгляд, которым обычно холодный и всегда уравновешенный Пьер одаривал девушку. Такой глубокой признательности и теплоты в нём Филипп еще не видел, быть может только однажды, когда друг рассказывал о своей младшей сестренке, родившейся с увечной ножкой. Чтобы не пугать пару, Филипп сделал несколько шагов назад, а потом нарочито громко позвал друга по имени. Пьер тут же отозвался и появился из конюшни, ведя под уздцы свою лошадь. Та самая фляга, как заметил Филипп, была приторочена к седлу. — В путь, командир. Нужно вернуться до темноты, за Этьеном присмотрят. Филипп прошел в конюшню за своим верным гнедым. Навстречу ему гордо прошествовала Мадлон, сверкая улыбкой. Мужчины проследовали к воротам, оживленно переговариваясь, а потому не заметили, как с крепостной стены за ними пристально наблюдала пара темно-карих неприветливых глаз.***
Когда замок остался далеко позади, а лес, отпуская последний предрассветный туман, нежась в лучах молодого утреннего солнца простерся прямо перед ними, мужчины спешились и Филипп, не мудрствуя лукаво, первым начал разговор. — Ну и о чем ты хотел со мной поговорить? — Посоветоваться хотел, Ла неж… Что бы ты сказал, кабы я попросился к нашему графу в управляющие? Филипп помолчал, внимательно проверяя лук и стрелы. — Одобрил бы. Хочешь остепениться? Пьер кивнул. — Хочу. Кому, как не тебе знать, что не такой я видел свою судьбу. И если бы не старший братец, что выкинул меня с отцовских земель без гроша в кармане, из меня получился бы неплохой управляющий. А быть наемником и убийцей до конца дней мне как-то не улыбается. — Знаю, а потому поддерживаю и даже могу поговорить… — Не надо, я сам. У меня к Его Милости еще один разговор есть. Хочу ухаживать за Мадлон с самыми серьезными намерениями. — Вот так новость! И почему я до сих пор не знаю? — деланно возмутился Филипп. Пьер ответил улыбкой. — Да потому, командир, что я объяснился с ней всего пару дней назад. — А она? Не понимая затянувшегося молчания друга, Филипп удивленно предположил: — Неужели отказала? Крестьянка сыну герцога? — Вроде рада была вниманию. — Ну что же ты такой хмурый? Поздравляю. — Да, девчонка она совсем… — вздохнул Пьер. — Я с такими молоденькими дела никогда не имел. Да и за ней раньше вроде парни не ухаживали — серьезная она очень, неприступная, да еще острая на язык. — Боялись, что проклянет знахарка? — хохотнул Филипп, прислушиваясь к особому лесному шуму. — А может, просто слишком близка с хозяином? — Что? — Пьер вскинул лицо. — Ты думаешь, что?.. — Расслабься, ничего меж ними нет, кроме детской дружбы… Просто я дурак… — Ревнуешь его? — Не поверишь, даже к этим его умным свиткам и амбарным книгам… Пьер спрятал улыбку. — Придется тебе признать что влюбился, Ла неж. — Влюбился? — Ну, а как это называется, если оставить его на пару часов не можешь, не спишь ночами из-за его пустяковых ран. — И ничуть они не пустяковые, — обиженно пробормотал Филипп. — Вот видишь, — похлопал друга по плечу Пьер.- Не упусти. Молодой граф — особенный юноша, и он в тебе нуждается. — Ну, а тебе что за волшебное зелье наша Мелюзина* выдала, приворотное? — поспешил сменить неудобную тему Филипп, замирая сердцем от сказанного другом. — Видел, значит. Нет. Снадобье от ломоты в спине. Старая рана снова беспокоит. — Молодец, девчонка. Шустрая, — отозвался Филипп. — Черт, дождь пошел… Противная мелкая морось посыпала с неба, заметно снижая видимость и ухудшая настроение. — Не поминай нечистого, но твоя правда, вымокнем все, — проворчал Пьер. — Тогда пару трофеев для твоего прекрасного графа и домой… — Согласен. И еще парочку — для твоей травяной феи, что так хорошо исцеляет раны. — Филипп улыбнулся, он был рад за друга. Привязав лошадей на опушке, мужчины углубились в лес, пряча головы от дождя в объемных капюшонах плащей.***
Как только за Филиппом закрылась дверь Этьен отбросил свиток и уткнулся лицом в подушку. Что же такое происходит?.. Этот… Нет -Филипп как-то странно на него действует, иначе как объяснить, что его тело при виде бриганда начинает дурить. Сердце бьется глухо и прерывисто, голос срывается, а сегодня при виде обнаженной мужской спины его вдруг бросило в жар, а внизу… Щеки Этьена полыхнули так, что от них можно было поджигать факел. Подобного с ним не случалось… никогда. А тот, словно и не замечает его мучений, так предупредителен, так прост и легок в общении, и в тоже время — в чужом присутствии держится с ним, как со своим сюзереном: уважительно и почтительно. А как интересно рассказывает о Черном принце, хотя, следует признать, читает ужасно, но можно научить. Этьен тряхнул локонами. О чем он думает? Учить? Кого? Насильника? Захватчика? Но разве Филипп захватчик теперь? Спас замок от голода, а его — от тяжких увечий под копытами… А еще он красивый… Этьен понимал, что рассуждение о мужской красоте грех, и отец Эврар вряд ли ему его отпустит, но что поделать, если это — чистая правда… особенно сейчас, когда яркие синие глаза смотрят на него так, словно и не Этьен перед ним, а Святой небесный воин Победоносец. Юный граф промучился думами около часа, а потом решительно откинул одеяла и второй раз за день попытался встать с кровати, забыв про обещания, данные Филиппу. «Я должен поделиться всем этим с Мадлон, иначе просто сойду с ума. Она умная, она подскажет…» Подтянув поближе обнаружившуюся в ногах кровати длинную суконную котту, которую, видимо, оставил торопившийся на охоту Филипп, Этьен не спеша облачился, сунул ноги в мягкие сапожки, что нашлись под кроватью, и осторожно поднялся. Путь до двери оказался не таким сложным, как ему в начале показалось, голова не кружилась, чуть подрагивающие ноги слушались исправно. В тот момент, находясь в нервном возбуждении Этьен даже не задумался о том, как будет спускаться по крутой лестнице донжона. Ступив в стылый коридор, юный граф на мгновение засомневался, но потом решительно двинулся вперед, изредка опираясь о холодную стену рукой. Навстречу не попалось ни души, чему Этьен был рад: не хотелось вновь выслушивать наставления охи и вздохи. Этьен почти добрался до лестницы, когда из темноты выступила высокая мужская фигура. — И куда же вы собрались в одиночестве, Ваша Милость?