Средневековый роман

Этьен замер, вглядываясь в лицо Жака в неверном свете факела. И то, что он там увидел, ему совсем не понравилось. Добродушная улыбка участливого друга не вязалась со скользким жадным взглядом. — Мне нужно на кухню. — Я помогу. Вы, Ваша Милость, слишком слабы для одиноких прогулок. Этьен не нашелся с ответом, и тут же почувствовал на талии тяжелую руку, что железным обручем сжала и притянула к крепкому боку его тонкую фигурку. Они сделали пару шагов по направлению к лестнице. Этьену не нравилась ни близость этого бриганда, ни его тяжелое дыхание, ни его рука, что так и норовила спуститься ниже пояса. Но он с ужасом понимал, что сам, открыто заигрывая с Жако, вполне заслужил подобное обращение. Сейчас хотелось повернуть все назад и не позволять себе двусмысленных намеков, но было уже слишком поздно. Этьен весь сжался, отчаянно жалея, что не внял предупреждениям Филиппа и увещеваниям Мадлон, и встал с постели. Голова вновь начала кружится, но не настолько, чтобы не заметить пошлую хватку на своём бедре. — Я сам дойду, отпустите. — Как же я могу?.. К тому же вы, Ваша Милость, раньше не были против моего общества и очень мило мне улыбались. Этьена, пытающегося вырваться из грубых наглых рук, схватили еще крепче, прижав к стене. — Вы забываетесь! — дернулся Этьен, чувствуя как предательски задрожали колени. — Чего ломаешься, Ваша Милость?.. — тяжело дышащий мужчина к ужасу Этьена потянул вверх ткань котты. Подол сколзнул по обнаженным ногам, поднимаясь всё выше. — Сам ведь недавно около меня терся и глазки строил… Или я тебе не так хорош, как Ла неж?.. — Не смейте! — паника накрыла Этьена. «Снова! Опять! Ну уж нет! В этот раз — нет!..» Ужас придал сил и Этьен начал сопротивляться. Вскинул руки, попытался пнуть насильника, но не преуспел. Жак навалился всем телом, перехватил ладонь, сжатую в кулаке, втиснув ногу между колен юноши. Этьен, поняв, что силы его стремительно покидают, впился зубами в открытую шею бриганда, но тем только лишь распалил мужчину. Жак, зарычав, бесцеремонно схватил его за подбородок и впился обветренными губами в беззащитные тонкие губы. Этьен задохнулся. Его накрыло отвращением. Горячий язык стремился пробиться сквозь крепко сомкнутые зубы. Грубая ладонь шарила под рубашкой, прихватывая его обнаженные ягодицы и безучастный член. Еще немного, и он потеряет сознание от осознания собственного ничтожества и стыда. И пусть это случится скорее, иначе он просто сойдет с ума. Если бы он не был так слаб… если бы послушался Филиппа. Мысль о бриганде и его заботе странным образом отрезвила, и Этьен, наплевав на родовую гордость, прикусил губу насильника до крови. И когда тот с руганью отшатнулся, закричал. Он не понял, что именно кричал, так как почти сразу его рот был заткнут широкой ладонью. — Замолчи! Этьен мечтал плюнуть в лицо своему обидчику, и в это самое мгновение пламя в факелах колыхнулось, послышался шум и тяжелая туша отлетела от него к противоположной стене. Перед обессиленным Этьеном возник разъяренный Филипп, за его спиной темнее тучи стоял Пьер. — Этьен… Филипп подхватил сползающего по стене юношу. Пьер тут же пришел на помощь другу и подставил своё плечо, закрывая Этьена собой и поправляя сбившуюся котту. Филипп, убедившись, что юный граф в безопасности, выдохнул остатки накрывшей его ярости, и обернулся к Жако, что скалился, потирая ушибленный затылок. — Убирайся… — прошипел Филипп в лицо побратиму. — Вон! Я больше не намерен терпеть твои выходки. — Что? Да он сам меня спровоцировал, Ла неж! Ты же не слепой, и видел, как он мне глазки строил. Да все это видели. — Жако кивнул в сторону застывшего Пьера. — Убирайся. — Ты понимаешь, кого гонишь? Я твой побратим, Ла неж! Я вот это, — Жак ткнул пальцем в метку на лбу, — заработал, спину тебе прикрывая. — Я тебя предупреждал, — проговорил глухо Филипп, не отводя глаз от разъяренного Жако. — Мы же с тобой почти с пеленок вместе! — не унимался тот. — Кто тебя утешал, когда ты коленки в кровь разбивал? А когда дядюшка тобой как девкой воспользовался, кто тебя поддержал без вопросов? И первый поцелуй у тебя тоже был со мной… Филипп скрипнул зубами и дернулся, как от удара. — Ага, — оскалился Жако. — Сдается мне, Фили, что твой ненаглядный мальчик не знает, кто ты для меня. Так я расскажу Его Милости много чего интересного… Рука Филиппа взметнулась и сжала горло побратима железной хваткой. — Наши пути теперь расходятся, Жако. Убирайся. — Голос Филиппа звенел от ярости. Тем временем Жак, казалось, расслабился, и проговорил очень тихо в лицо бывшему побратиму: — Хорошо, командир. Я уберусь, но как бы ты потом не пожалел. Потому что со мной уйдут остальные. Потому что я, в отличие от тебя, не обабился. Филипп проводил широкую спину уходящего бывшего друга потухшим взглядом и обернулся к Пьеру и Этьену. И если первый был серьезен и спокоен, и его волнение выдавало лишь тяжелое дыхание, то второй так смотрел на него широко открытыми глазами, что Филипп, не выдержав блеска этой влажной зелени, просто подхватил ослабевшего мальчишку на руки и направился в сторону хозяйской спальни. — Ты опять меня не послушал, Ваша Милость.

***

Этьен никак не отреагировал на то, что до кровати его доставляли, крепко прижимая к насквозь промокшему плащу. — Дождь… Сегодня я ему благодарен, — невпопад пробормотал Филипп, укладывая юного графа и накрывая одеялом: того до сих пор ощутимо потряхивало от пережитого. А Этьен, подозрительно притихший Этьен словно его не слышал. — Это правда?.. То, что говорил Жако? — тихо спросил он, перехватив встревоженный взгляд Филиппа. — Чистая. — Расскажешь? — Ты… — Филипп задумался на мгновение, а потом продолжил. — Хорошо, если ты так хочешь. — Только сперва переоденься, не то замерзнешь. Филипп оглядел себя. Он так испугался за юношу, что совсем забыл про противно липшую к коже сырую одежду. Соблазнять обнаженным телом мальчишку, который пару минут назад чудом спасся от повторного насилия, было кощунством, поэтому Филипп по военному быстро переоделся, а потом осторожно устроился в ногах кровати. — Он ничего тебе не сделал?.. — спросил Филипп. Ему не нравилось напряжение, что вновь сковало тонкое тело под одеялом. — Не… — Этьен тряхнул рассыпавшимися волосами. — Не успел. Вы появились вовремя. — Прости, я должен был это предвидеть. — Я тоже виноват… Филипп покачал головой. Не хотелось вновь слышать из уст этого храброго юноши уничижительные слова о собственной якобы слабости. Он еще заставит его поверить в себя, а пока… пришло время для тяжелого разговора. И к каким последствиям он приведет сейчас, зависело только от Филиппа. Настал момент откровенности — появился человек её достойный. — Ты хотел о чем-то меня спросить? — Да… — Этьен, видимо, сам не заметил, с какой силой стиснул край одеяла. — Если твой дядя… если он брал тебя силой, то почему… зачем ты?.. Этьен опустил глаза, не договорив, но Филипп всё понял. Он был готов сразиться с сотней вооруженных до зубов французских и английских рыцарей, лишь бы не отвечать на этот вопрос. Очень правильный вопрос, ответа на который он не знал. — Я не знаю. Услышав недовольное сопение, Филипп заставил юношу поднять голову, мягко коснувшись разметавшихся локонов. И, глядя в недоверчивые зеленые глаза, договорил: — Правда, все было как в тумане… Сначала хотелось выплеснуть свою злость, что клокотала во мне во время поединка. А ты — ты посмотрел на меня, как на грязь под ногами, и… И в груди что-то взорвалось… Я ударил… а потом твои волосы и… черт… холодное безразличие вместе с яростным сопротивлением… И меня было уже не остановить. Филипп затих, ожидая реакции Этьена, но тот молчал. Глаз не опускал, но побелевший кулак разжал. — Почему ты жил у дяди? Филипп решил что ослышался… Он тут, он тут — всю душу… а его про дядю! Но нужно было отвечать. — Когда мне было четыре, матушка умерла в родах вместе с моей новорожденной сестренкой. А отец погиб чуть раньше в схватке с англичанами, я его совсем не помню. Хотя нет… есть одно воспоминание. Но… но я не уверен, что это не сон, или не детская фантазия. Словно стою я и осторожно держусь одной ладошкой за рукоять меча. А меч… меч лежит на широких мужских ладонях и блестит на солнце… Я не вижу лица этого мужчины, просто чувствую тепло, которое идет от холодной стали. — Мне тоже иногда кажется, что я помню отца, — неожиданно заговорил Этьен. — Точнее, его голос… что зовет меня по имени. Наверно, это потому что о нём много рассказывала матушка. Филипп, с трудом скрывая нечаянную радость в голосе, продолжил: — А Жак… Жак был сыном одного из рыцарей дяди, что погиб, защищая своего сюзерена. Но дядю это не останавливало, как и наше с ним близкое родство. Красивые зеленые глаза не отрываясь смотрели на Филиппа, и он, чувствуя в них не только интерес, а истинное участие, снова заговорил, словно по наитию: — Он ненавидел моего отца за то, что мама предпочла его. И как мог отыгрывался на мне… Если бы не Жак и сердобольные слуги, я бы, наверное, умер от голода, не дожив и до десяти. А когда мы подросли… дядя начал распускать руки. Жако долго терпел его насилие, а мне хватило единственного раза. Мы, выкрав лошадей и оружие, сбежали. Пару месяцев спустя нам встретились люди Черного принца и мы стали теми, кем являемся сейчас. Сын рыцаря Робера Делаво стал рутьером* Ла нежем. Этьен сглотнул ком в горле, с горечью понимая, насколько схожи их судьбы. Судьбы двух маленьких мальчиков, обожженных войной. — А мне, наверное, повезло с дядей. Он очень мне помог, когда умерла матушка. Это он привез в замок наставника и его людей. А пару раз в год приезжает сам на несколько дней, иногда мне кажется, что он все еще чувствует вину… — Вину? — напрягся Филипп, старавшийся не пропустить ни единого слова. Юноша наконец заговорил с ним о себе. И не было для него лучшего подарка, чем этот. Этьен как-то неловко пожал плечами, словно извиняясь: — Когда мне было пять, два его огромных охотничьих пса меня немного покалечили, сбив с ног во дворе замка. Я тогда сильно испугался и, как говорит Фантина, молчал целый месяц… Потом, конечно, заговорил, но с тех пор недолюбливаю крупных собак. Дядя тогда тоже сильно испугался. А матушка чуть не отправила собак на живодерню. Этьен мягко улыбнулся, видимо припоминая что-то из детства. Сердце в груди Филиппа сделало кульбит и сладко сжалось. — Я в детстве тоже не очень жаловал собак дяди, но многие из них были отличными охранниками. Эту неприязнь можно преодолеть. — Правда? — Конечно. — Научишь? — блеснули вдруг вызовом зеленые глаза. — Если ты мне дашь пару уроков стрельбы из лука. — Ты снова смеешься надо мной! — насупился юный граф, подтягивая к себе колени. — Я очень серьезен… Ведь уроки крестьянским отрядам нам придется давать вместе. — Хорошо. Я согласен. — Но для этого тебе нужно будет выполнять все рекомендации Мадлон, чтобы как можно быстрее встать на ноги. Юный граф кивнул, чтобы тут же посмурнеть: — А как же Жак и… твои люди? Может, его не стоило отсылать? — Нет-нет… Все закономерно, мы бы все равно не ужились под одной крышей. — Из-за меня… — опустил голову Этьен. — Из-за множества причин. У нас обоих тяжелый характер, — попытался оправдать своё решение Филипп. — Но вы так давно вместе, и… Этьен замолчал, словно напоровшись на стену, и Филипп решил закончить фразу за него: — И да — были любовниками. Но это в прошлом, как бы не хотелось Жаку вернуть все назад. А сегодня он потерял мою дружбу, когда посмел причинить тебе боль. — Но… Этьен хотел еще что-то сказать, но вдруг заметил странное смятение на лице собеседника и проследив за его взглядом, обмер. Крепкая смуглая ладонь Филиппа была взята в плен изящными ладонями с тонкими пальцами лютниста… его ладонями. Большим пальцем он, Этьен, невесомо гладил запястье, ощущая четкое биение тонкой голубой жилки. Первой реакцией было отдернуть руки, но ему не позволили, накрыв бледные пальцы теплом другой крепкой мозолистой ладони. Этьен поднял глаза и как завороженный посмотрел в умиротворенное лицо напротив, отмечая то, чего раньше не замечал: глубокую складку меж бровей, густые темные ресницы, обрамляющие яркие синие глаза, родинку на щеке, четко очерченные мягкие губы… Завораживающая тишина, что повисла между ними, вдруг раскололась. В дверь аккуратно, но требовательно постучали. Но странное единение, что вдруг соткалось меж ними невидимыми нитями, никуда не исчезло. — Войдите. — Этьен не узнал собственный голос и даже не успел подумать о том, как именно он сейчас выглядит — полуодетый, растрепанный и порозовевший рядом с таким же полуодетым мужчиной в одной постели. — Простите Ваша Милость. Я думаю, что вы должны знать. — Вошедший Пьер ни взглядом, ни жестом не показал, что увиденное его хоть как-то задело. — Жак и остальные бриганды покинули замок несколько минут назад, направившись на юг. Этьен только кивнул. — А еще вас очень хочет видеть один человек. Этьен непонимающе нахмурился, но тут из-за спины Пьера показался Жиль. Филипп поспешил подняться, но было уже слишком поздно: внимательный взгляд де Ре мгновенно оценил и не заправленную кровать, и растрепанные волосы хозяина замка, а главное — все еще переплетенные пальцы двоих. — Выйдите, я бы хотел поговорить с графом наедине! — тоном, не терпящим возражений изгнал пришельцев из комнаты Жиль, и тяжело опустился в стоящее у стены жесткое кресло. — Ну и как вы мне все это объясните, Ваша Милость?