***
— У нас осталась всего пара дней. Всё готово? Филипп переводил взгляд с одного присутствующего на другого, пытаясь уловить их настроение и понять, не нужна ли помощь. С тех пор, как Филипп услышал от старосты о дне рождения Этьена, все его мысли были заняты предстоящим праздником, который он вознамерился устроить сам. Ведь к огромному сожалению, коня пришлось подарить в тот же день в деревне, — передержать или спрятать его было невозможно, — а потому пришлось призадуматься над другим подарком. И чем дольше Филипп размышлял, тем больше приходил к выводу, что лучшего подарка, чем хорошо организованный праздник, ему не сыскать. Этьен, (а Филипп уже успел немного узнать его), ничего хорошего в своей жизни еще не видел, но тянулся к людской ласке, точно новорожденный зверек, изо всех сил стараясь эту свою ранимость не показывать. Именно он, как никто другой, заслужил немного радости в окружении преданных и любящих его людей. И эту радость устроить для него взялся именно он, Филипп, причинивший юноше так много боли. Обсудив свое начинание с Пьером, он нашел в его лице благодарного слушателя и умелого помощника. Вскоре к заговору с целью устроить для хозяина праздник были привлечены практически все взрослые жители замка, кроме самого виновника торжества и его по прежнему державшегося особняком наставника. И вот сегодня, когда Этьен вновь отправился в деревню, теперь уже в сопровождении де Ре, Филипп созвал в трапезную главных заговорщиков, чтобы в последний раз оговорить все необходимое. — С украшением венками ты отлично придумала, Мадлон, к нему мы привлечем девочек… — Они уже ждут с нетерпением. — Хорошо. С тебя, Пьер, распределение продовольствия. Фантина, Мадлон и их помощники отвечают за праздничный ужин. — Обязательно, Ваша Милость, — просияла Фантина. — Будет у нас марципановый замок, как во времена матушки Его Милости. — Ты уж постарайся, Фантина. — А вы, господа, извольте хорошо выглядеть на праздник, — припечатала Мадлон оглядывая Филиппа и Пьера. — Из конюшни да за стол… — Мы тебя услышали… — мягко урезонил девушку Пьер, и она одарила его улыбкой. — Значит, решено. Если будут какие-то еще вопросы обращайтесь, — резюмировал Филипп. Когда женщины откланялись и покинули трапезную, Пьер задержался, и Филипп заметил: — Вы очень красивая пара. — Спасибо, Ла неж. Я постараюсь быть ей хорошим мужем, а о лучшей жене и мечтать нельзя. — А уж собственная знахарка… Я благодарен ей за Этьена. — Ла неж… — Пьер помедлил. — Не хочу тебя пугать, но не кажется ли тебе, что этому Анри давно пора вернуться с ярмарки? — Кажется, Пьер. Но думаю, что с теми деньгами, которые ему доверил граф, тот мог пуститься в бега… А еще его могли ограбить и убить по дороге — времена сейчас неспокойные. Единственное, что меня тревожит, что не беспокоятся о его судьбе ни Жиль… ни Этьен. — Действительно странно… Особенно для мальчика, что был к нему так привязан. Вот после праздника и поговорим с ними, а пока за работу. — Ты прав, ничто не должно омрачить праздник. — Справимся, командир.***
В заветный день погода выдалась прекрасная: теплая, сухая и безветренная. Самое то для посиделок на свежем воздухе. Как только юный граф с наставником отправились в деревню, в замке началось активное коллективное движение, подчиненное одной единственной цели. Все жители замка были прекрасно организованы и действовали в едином порыве. На кухне было тесно и шумно: женщины что-то чистили, варили, жарили и тушили, в то время как мужчины споро сколачивали примитивные, но крепкие столы из козел прямо во дворе и выносили из трапезной лавки на улицу. За всем этим казалось бы хаотичным и шумным движением зорко наблюдали Пьер и Филипп. Подростки таскали дрова и хворост; девушки плели венки из трав и ранних весенних цветов для украшения стола.***
После обеда перекусившие на ходу мужчины были отправлены строгой Мадлон мыться и переодеваться в чистое. — От вас за версту конюшней несет! Признав её правоту Филипп и Пьер отправились переодеваться. Филипп быстро прошел в свою каморку и увидев на кровати своё праздничное одеяние, застыл соляным столбом. И где только Мадлон это нашла? Неужели сами с матерью шили? Ткани то в закромах старосты (насколько он помнил) были яркие и богатые. Быстро стянув с себя пропахшие потом тунику и шоссы, Филипп аккуратно взял в руки ярко зеленую тунику и улыбнулся: не так давно этот цвет стал для него любимым. Влажная тряпица, заветный душистый мешочек и вот Филипп уже чувствовал себя благородным господином. Ноги облегали белые суконные шоссы; зеленая туника с черной отделкой на рукавах приятно льнула к телу, а светлое сюрко смотрелось празднично и богато. Филипп глубоко и с чувством выдохнул, даже без зеркала чувствуя, как удивительно преобразился и последним штрихом провел гребнем по густым волосам, очень надеясь, что одному юному графу его преображение тоже придется по душе. Выйдя из комнаты, он устремился во двор, чтобы в последний раз проверить, хорошо ли установлены столы, для всех ли хватит лавок, и прямо у входа столкнулся с Мадлон, которую узнал не сразу. Праздничное одеяние изменило её — от былой быстрой ясноглазой девчушки ничего не осталось. Сейчас перед Филиппом стояла высокая статная девушка, чью прекрасную фигуру отлично подчеркивало яркое вишневое платье с зауженными рукавами, которое дополняло плотное зеленое сюрко с крупными пуговицами и малиновой отделкой; густые темные кудряшки были спрятаны под праздничный белоснежный шаперон. На восхищенно-одобрительный возглас Филиппа девушка удушливо покраснела; и тот решил, что его другу определенно повезло в любви. — Молодой госпоже не нужна помощь? — шутливо спросил Филипп девушку, что внимательно присматривала за тем, как накрываются столы. — Нет, господин. Но вам, как распорядителю нашего праздника, следует встретить господина Этьена. — Хорошо.- сердце Филиппа нетерпеливо забилось в предвкушении. Как отреагирует? Что скажет? Как посмотрит? Не оскорбится ли самоуправством? Насколько Филипп успел узнать Этьена, тот никогда не позволит себе злиться на близких — скорее оправдает любой их неблаговидный поступок, но всё же… Во дворе нашелся и Пьер, зорко наблюдавший за тем, чтобы к разлитому по кувшинам вину, которое он выбирал лично, никто не приближался слишком близко, как и к его очаровательной невесте. — Отлично выглядите, благородный господин, — шутя, обратился Пьер к Филиппу, на которого уже начали оглядываться. Особенно юные девушки, в честь праздника облаченные в свои лучшие платья. — И ты тоже ничего, — вернул другу комплимент Филипп, уловив свежий аромат мыла и новую вышитую тунику на всегда чопорном друге. — Как и твоя невеста. — Спасибо, Ла неж. И за этот праздник, который был так нужен людям. И за то, что постоянно подставляешь плечо, и за то что веришь мне. — Кому же мне еще верить, как не тебе. Пьер покачал головой. — Я же знаю как ты был привязан к Жако. — Он сам выбрал свою дорогу, Пьер, — ответил Филипп с натянутой улыбкой. — И давай не будем сегодня о грустном. — Как скажешь, командир. К тому же совсем скоро должны вернуться Этьен и де Ре. Я надеюсь, что Жиль нам праздник не испортит. — Пусть только попробует. Мои отношения с Этьеном его не касаются. — Терпения тебе, друг. — Спасибо.***
То, что в замке происходит что-то из ряда вон выходящее, Этьен с наставником поняли еще только въехав в ворота. Идущие навстречу вилланы снимали колпаки и кланялись хозяину. Нарядные девушки прятали улыбки и мило хлопали ресницами… Замок гудел растревоженным ульем, но шум этот не был тревожным, скорее — наоборот… Этьен оглянулся на наставника, но тот лишь пожал плечами, показывая, что тоже не понимает происходящего, и вдруг нахмурился, глядя куда-то вперед. Этьен проследил за его взглядом и увидел идущего им навстречу Филиппа… Нарядного улыбающегося Филиппа, за спиной которого показались музыканты с лютнями, рожками и бубнами и зазвучала музыка. Задорная и простая. Тунер, как и Этьен, застыл в полном удивлении. Но тут Филипп сделал последние несколько шагов и, потрепав коня по холке, протянул руку Этьену, предлагая помощь: — С днем рождения, Ваша Милость. Этьен не понял как оказался на твердой земле. Всё его внимание сосредоточилось на теплой ладони и мягком свете синих глаз. Он не успел ничего ответить, лишь осознал, что забыл о собственном дне рождении, как откуда ни возьмись появилась Мадлон. Она потащила его в донжон, не переставая говорить: — Ну что же вы так долго, мы вас заждались. Жаркое остывает, люди скучают. Быстрее переодевайся и спускайся. — Мадлон, но… Зачем? — А это ты у своего Ла нежа спроси. Это он с Пьером все придумали и организовали. — Филипп?.. — Уж не знаю почему. — Мадлон лукаво сверкнула глазами. — Захотел устроить для тебя праздник. Разве плохо? У нас прежде никогда подобного не бывало. Подруга буквально запихнула его в спальню. Приготовленная купель манила парящей водой. — Мадлон, ты действительно волшебница! — блаженно улыбнулся Этьен. — Мойся, одевайся и спускайся, чистое на постели. Обернувшись и увидев великолепный наряд, Этьен растерялся. — Это… откуда? — Оттуда… — передразнила его Мадлон. — И вообще — не задавай глупых вопросов. У тебя сегодня праздник. Ты наш господин и выглядеть должен как принц. — Ты снова все решила за меня. — Ты должен быть мне благодарен, поторопись. Девушка исчезла за дверью, а оглушенный и дезориентированный Этьен присел на краешек кровати. Он устал, но не столько от занятий с мужиками, сколько от навязчивых мыслей о том, что Филипп уже неделю как его избегает, не ездит с ним в деревню, приставил наставника… А оказалось — он просто готовил праздник ко дню его рождения. Они все готовили, старались, ждали… В горле встал ком… Стало стыдно за свои нелепые несправедливые подозрения… Глаза запекло, но Этьен, помня слова подруги быстро разоблачился, с наслаждением окунулся в чан с водой и наконец повнимательнее взглянул на ту одежду, что приготовила для него верная Мадлон.***
Когда Этьен вышел во двор, где его с нетерпением ждали, все разговоры стихли. Взгляды устремились на него. А посмотреть было на что. Таким господина еще никогда не видели. Тонкая гибкая фигурка изысканной статуэткой застыла на деревянном настиле, что вел к трапезным столам. Филипп нервно сглотнул, подавляя в себе желание немедленно сорваться с места и оказаться рядом с Этьеном, который явно чувствовал себя неловко в повисшей тишине, не понимая что причина ей — восхищение. Ибо невозможно было без благоговения смотреть на удивительно красивого благородного юношу в длинной богатой бордовой котте из бархатистой ткани, щедро украшенной тесьмой, тонкая талия которого была искусно подчеркнута суконным нарядным поясом. Волосы, рассыпавшись по плечам, придавали ему еще большее сходство с наследным принцем, а мягкие сапожки делали походку удивительно легкой. Пьер незаметно дал знак музыкантам, и снова грянула музыка, теперь — торжественная и мелодичная. Все собравшиеся приветственно закричали поздравления, а сам виновник торжества светло улыбнулся, увидев идущего к нему Филиппа, сделал несколько решительных шагов навстречу, и, блестя глазами разрешил проводить себя до почетного места во главе стола. Этьен с тихим восторгом оглядывал отглаженные скатерти из небеленого льна, на которых разместились блюда: жареные кролики; всевозможная дичь, которую охотники успели настрелять; голуби в белом вине; густой овощной суп; яйца-пашот, различные фрукты в меду, и его самое сладкое воспоминание из детства — замок из марципана, которое матушка всегда готовила сама… Филипп не отрывал взора от взволнованного лица Этьена, на котором изумрудами горели яркие глаза полные благодарных чистых слез и понимал, что угадал с подарком.***
Ничто так не объединяет, как совместная трапеза. Долго звучали заздравные речи и все они были искренны, ведь вилланы любили своего господина. А теперь, когда у них была еда и надежда на лучшее, они готовы были биться за него до конца. Юные жители замка пели и танцевали, демонстрируя господину свои умения. Взрослые отдавали должное отличному вину и мудреным закускам. Вот уже зашло солнце и зажглись факелы и костры, а музыка все не умолкала. Этьен, которому сначала от волнения кусок в горло не лез, тоже отдал должное кулинарным изыскам Фантины, что словно по волшебству появлялись в его тарелке. Сидящий рядом Филипп был бы абсолютно счастлив, если бы не недовольство на лице де Ре, неусыпно следившего за ними. Но эта мелочь не могла помешать Филиппу чувствовать близость Этьена, тепло его руки, в паре сантиметров от собственной, аромат его волос, слышать звук его мелодичного голоса. Все чувства, что он держал в узде, вдруг обострились до предела. Виной тому была атмосфера всеобщей любви, веселый хмель забористого вина, терпкий аромат сушеных трав и праздничных костров. Оторвать взгляд от тонкого профиля Филиппу было физически невозможно и он позволял себе эту слабость — смотреть, с трудом смиряя то яркое, что закипало внутри, обостряя восприятие. Но смотреть и не иметь возможности коснуться — та еще пытка. И Филипп, решив какое-то время побыть вдали от своего наваждения, пригласил на танец хорошенькую служаночку, которая весь вечер не сводила с него глаз. Этьен, чувствуя на себе обжигающие взгляды, алел щеками, радуясь, что в опустившейся на замок полутьме его замешательство не так заметно. Он очень старался улыбнуться каждому, поддержать разговор, но отвлечься от Филиппа не мог, потому что звук его голоса сладко отзывался в груди. От его густого мужского аромата кружилась голова, а от заразительного смеха по спине маршировали мурашки. Этьену безумно хотелось, чтобы от него не отводили взгляд, чтобы обнимали невесомо, чтобы прижали к груди крепко, и не отпускали уже никогда. А Филипп, словно не замечая его состояния, держал руки при себе, да еще и танцевать пошел… с какой-то служанкой… Этьен весь вечер ловил призывные взгляды, что бросали на Филиппа многие из юных (и не очень) красавиц, и от этого становилось зябко. Филипп танцевал, улыбаясь девушке, его ладони лежали на её талии. Всполохи костра освещали красивую пару, равной которой не было на этом деревенском балу. Этьен поспешил покинуть место за столом, чтобы унять сердцебиение и непонятную злость, что кровожадно вонзала когти прямо в сердце… Ноги сами принесли его на кухню, где деловито хлопотала Мадлон, переливая новую порцию вина в кувшин. Девушка, только взглянув на друга, почувствовала его волнение и усадила на скамью рядом с собой. — Тебе нужно успокоиться. Выпей, — кубок с разбавленным вином появляется прямо перед Этьеном, который, пытаясь скрыть свое замешательство, шепнул: — Я просто немного устал. Мадлон деловито кивнула. — Понимаю. Не рассчитал силы. — Я не пьян, — возразил ей Этьен. — А ты почему одна? Где Пьер? — Во дворе. Следит за порядком. — А ты… ты в нём уверена?. — Да… Он же со мной, словно я графиня какая. Руки целует. — Мадлон мечтательно прикрыла глаза. А после, словно устыдившись, уже спокойно добавила: — И вообще у него — спина… Он без меня себя загубит, пора ему остепенится, лучше чем он, тебе управляющего не найти. — Ты права, Пьер очень честный и ответственный. — А у тебя, Ваша милость, что с Филиппом, не из-за укрепления же замка ты его оставил? — Нет, не из-за этого. Просто… нужен он мне, понимаешь? Не могу я без него. — Влюбился, значит. Этьен спрятал глаза и снова потянулся к кубку, а Мадлон продолжила: — Не бойся ты, не стану я тебя содомским грехом судить. Хороший Филипп человек и мужик красивый. Пьер мой, конечно, лучше, но и Ла неж твой тоже ничего. Когда девушка замолчала, Этьен уже отчаянно прятал за волосами несмелую улыбку. — Красивый… Я лучше пойду. Спасибо, Мадлон.***
Огни костров потихоньку угасали. Со столов неспешно убирали приставленные к кухне мальчишки; музыка стихла. Ушел в свою комнату наставник, да и Мадлон с Пьером куда-то исчезли… Этьен сидел на ступенях крыльца и всматривался в темно-синюю бесконечность звездного неба, понимая по кружению этих звезд, что все же умудрился напиться, когда услышал совсем рядом: — Разреши мне проводить тебя. Уже очень поздно, а ты устал и… Филипп возвышался над ним, загораживая собой краюху луны. — Пожалуйста, — просто ответил юноша, вкладывая свою руку в протянутую крепкую ладонь Филиппа и мягко улыбаясь. — Становится прохладно. — Пойдем. Когда лестница наверх была успешно преодолена, они остались вдалеке от чужих нескромных взглядов, и Этьен позволил себе крепче сжать горячую ладонь своего проводника. Тот ответил на пожатие и вгляделся в бледное лицо с высокими скулами, перехватив покачнувшегося юношу за талию. — Всё хорошо? — Очень. — Этьен остановился посреди коридора и запрокинул голову, любуясь бликами пламени, что отражались в синих глазах. — Спасибо тебе… Я никогда еще… мой день рождения еще никогда не был таким… праздничным. После смерти матушки я о нём и вовсе забыл. — Это не только моя заслуга, мы все очень старались. Но кажется, так и не произвели впечатление на твоего наставника. Он… Филипп замолчал на полуслове, когда его шею обвили две тонкие руки, а серьезное лицо с блистающими на нём зелеными глазами оказалось вдруг слишком близко. Сердце пропустило удар, а потом и вовсе, казалось, остановилось. Филипп отказывался верить в происходящее. Подобного он не заслужил. — Ты перебрал с вином, Ваша Милость. — Филипп говорил тихо, не находя в себе сил высвободиться из объятий. — Завтра проснешься и будешь жалеть. — Не буду… Этьен закусил губу. Аромат Филиппа обволакивал; абрис его губ был четко обозначен в полумраке и к нему нестерпимо хотелось прижаться своими. А еще — почувствовать его горячие ладони на своей продрогшей спине. Филипп молчал, дыша глубоко и часто, готовый в любой момент отстраниться. Но Этьен вдруг придвинулся еще ближе, встал на цыпочки и потянулся к желанным губам, но роста не хватало, и тут к нему на помощь пришел сам упрямец. Обняв его, Филипп склонился ниже и их губы наконец соприкоснулись — легко и невесомо знакомясь, изучая друг друга. Этьен рвано всхлипнул, неловко размыкая губы, и Филиппа тут же накрыло непривычной, безумной нежностью. Руки, которые до этого момента лишь бережно и мягко придерживали за пояс, теперь взлетели вверх: одна зарылась в шелк пахнущих вереском волос, пока другая ласкала нежную линию челюсти. — Ваша Милость! — Ла неж! Реальность ворвалась резко и грубо, в один момент нарушая волшебное единение. Разорвав поцелуй, Филипп инстинктивно развернулся, закрывая собой растерянного юношу и по выражению лиц Пьера и державшей его за руку Мадлон понял, что случилась беда. — Простите… — Пьер сильнее стиснул руку своей невесты и виновато откашлялся. — Но из деревни прибежал мальчонка. Говорит, на них напали. Сколько человек не знает, говорит что много, молодые и злые… Вилланы заняли оборону, но долго не продержаться. — Выезжаем… Седлайте лошадей… Пьер кивнул и почти бегом исчез, увлекая за собой Мадлон. — Я с вами! — Нет. — Филипп обернулся, чтобы схватить за предплечья закусившего зацелованную губу юношу. — Нет, — добавил он, опускаясь на корточки и заглядывая в тревожные глаза, что мгновение назад так многое ему обещали. — Ты останешься охранять замок. Кто, если не ты? Наставник поможет. — Но… — Мы их остановим. Этьен… Ты мне веришь? Этьен кивнул, мгновенно преображаясь из влюбленного юноши в хозяина своей земли. — Будь осторожен. — Я вернусь, — пообещал Филипп, в последний раз легко касаясь его руки.