Средневековый роман

Этьен пришел в себя стоящим в главной зале замка, чтобы вдруг обнаружить, что совершенно не помнил, как сюда попал. Перед глазами яркой, чуть подрагивающей картинкой вспыхнуло появление в их маленькой спальне представительного немолодого мужчины в богатых одеждах. Его повелительный тон и манера держаться неприятно удивили Этьена. А когда он увидел, как напрягся и побледнел пытавшийся прикрыть его наготу от чужих глаз Филипп, и вовсе испугался. После того как Пьер представил их друг другу, Этьен окончательно растерялся. Коннетабль Франции в его замке… Но судя по поведению пришельца ни замок, ни его хозяин, главнокомандующего не интересовали, а вот внимательный взгляд, которым де Гюклен окинул Филиппа, стал для Этьена еще одной загадкой. Быстрое облачение под тяжелым испытывающим взглядом было унизительно, но Этьен заставил себя не обращать на это внимание. Сейчас было не время для графских капризов. Коротко кивнув онемевшему Этьену, мессир де Гюклен постановил: — Господин Делаво, у меня к вам серьёзный разговор, который не требует отлагательств. Следуйте за мной. Этьен не отрывал глаз от Филиппа и был бесконечно благодарен за ту улыбку, что успел подарить ему любимый, прежде чем поспешить за коннетаблем. Этьен остался один, в расстроенных чувствах, с полным непониманием происходящего. Быстро умывшись и приведя себя в порядок, он спустился вниз в главную залу и так и застыл, увидев рядом с напряженным Пьером не только задумчивого Жиля и улыбающего Анри, но и Жако. — Ваша Милость! Этьен был потрясен. Из глубокой задумчивости его вывел именно тот кого он меньше всего хотел сейчас видеть: Анри. Анри, который с честью исполнил возложенную на него им же самим, Этьеном, и Жилем миссию. Анри, который привел помощь во главе с самим коннетаблем. Анри, который лишил его рассвета наедине с любимым. — Ваша Милость, как же я рад вас видеть… — Здравствуй, Анри, — голос Этьена зазвенел от тихой ярости так, что стоящие неподалеку Пьер с Жако резко оборвали разговор. — Я так рад наконец вернуться домой, — простодушно заговорил бывалый вояка.- Да еще с такими защитниками. Не замечая того, как передернуло господина на слове «защитники», Анри продолжил: — Простите, что так долго! У нас же дороги зимой сами знаете… Этьен практически не слышал того, что говорил ему Анри, он уже и сам все понял. Оттирая Анри плечом, подошел Жак, и Этьен переключил внимание на него, недоумевая как тот мог снова оказаться в замке да еще в такой компании и, проглотив былую неприязнь, спросил прямо: — Как вы здесь оказались? — Так проще не бывает, Ваша милость.- поспешил ответить Жако, радуясь, что его не игнорируют, как ожидалось. — Помыкались мы по окрестностям без Ла нежа, да ничего лучшего не нашли. А когда уже повернули обратно к замку, на Анри и господина коннетабля со свитой наткнулись. Анри на нас и показал, как на тех самых, что напали на замок… Мы уж с жизнью простились, но мессир… Этьен сжал руки в кулаки, но Жако вдруг замолк, чтобы вскоре продолжить совсем уже другим тоном: — Только я не об этом хотел говорить с вами, Ваша Милость… Вы уж меня простите за былое! Бес попутал… Только теперь Этьен разглядел за дальним столом напарников Жако, тех, что покинули замок вместе с ним, и выглядели они неважно. Обросшие, грязные и изможденные… — …так выходит, что, возможно, все мы, — Жак взглянул на своих бригандов, — скоро умрем. А я не хотел бы уходить туда, не извинившись перед вами и Ла нежем… — Что? — Этьен похолодел, не понимая смысла сказанного. — Куда уходить? В это мгновение кто-то коснулся его руки и Этьен обернулся к обеспокоенному Жилю и мнущемуся за его спиной Анри. — Этьен, — зачастил наставник. — Я думаю, лучше тебе поговорить об этом с господином Делаво, после его беседы с коннетаблем. — Но… — Так будет лучше, — поддержал Жиля бледный не выспавшийся Пьер, от которого ощутимо тянуло вчерашними возлияниями. Этьен согласился, прикрыв на мгновение глаза, чтобы собраться с мыслями. Что-то было не так во всем этом разговоре… От чего холодело и ныло за грудиной. Насколько же все изменилось за какие-то пару часов… — Теперь нам остается только ждать, — тихо резюмировал Жиль. — А завтрак поможет скоротать время. Все согласно закивали. И только Анри смотрел на Этьена побитой собакой и юного графа осенило — Жиль открыл ему сердечную тайну своего ученика. Слова Жака об уходе туда, не давали покоя и вместо того чтобы присоединиться к трапезе Этьен ушел прочь, не смотря на летящие в спину разочарованные возгласы. Сейчас для него главным было — скорее увидеть Филиппа. Этьен поразмышлял над тем, что случится, если вдруг любимого арестуют как преступника-мародера, но потом отбросил эту мысль. Ведь Жак и его товарищи были совсем не в цепях, а при полном боевом вооружении. Тогда о чем же может идти этот разговор в замковой библиотеке между простым бригандом и главнокомандующим Франции?..

***

Раздраженный неизвестностью Филипп шел вслед за коннетаблем, стараясь не думать о том, как сейчас чувствует себя его мальчик, униженный грубым вторжением властного незнакомца в его вотчину, и наверняка испуганный перспективами этого разговора наедине. Главнокомандующий так по-хозяйски следовал в замковую библиотеку, что Филипп на мгновение задумался — а не бывал ли он здесь раньше, но потом отогнал эту глупую мысль. Просто обычное поведение человека, наделенного практически всеобъемлющей властью, ограничить которую мог только король Карл. Бертран тем временем зашел в пыльное, пропахшее древними манускриптами помещение и сел в не менее старое кресло, которое видимо служило еще прадеду нынешнего владельца. Филипп не понимал, к чему этот разговор. Его должны были арестовать уже в спальне и отвести в кандалах прямо в столицу… но для тюремщика де Гюклен был слишком влиятелен и не прост. Филипп продолжал теряться в догадках, когда наконец получил разрешение присесть на такое же старое и пыльное кресло напротив. Бертран какое-то время его разглядывал, и, насколько мог судить Филипп, то что он видел, ему нравилось, а потом начал разговор, который больше походил на допрос. — Как ваше имя? — Филипп Делаво. — Сын рыцаря? — спокойно поинтересовался Бертран. — А теперь — мародер, служивший под началом нашего врага Черного принца*. Как и остальные, которых я встретил по дороге — ваши приятели, кстати. По крайней мере, они так сказали. — Приятели? — Филипп не понимал, как Бертран мог узнать о его товарищах. И тот, заметив вопросительный взгляд, пояснил: — Именно. Господин Жако и еще трое господ бригандов, которые наткнулись на нас по чистой случайности, когда мы следовали сюда. А рыцарь Анри, посланный за помощью моим давним побратимом Жилем охотно просветил нас относительно их личностей, и того, кому именно они служили, а так же рассказал, что в замке остался их главарь Ла неж. Вы такого случайно не знаете, господин Делаво? Филиппу оставалось только красноречиво промолчать в ответ на жесткую ухмылку коннетабля. — Занятное прозвище. Полагаю, из-за ваших глаз… Но все это не имеет касательства к делу, по которому я здесь. Что вы знаете о Кастилии, Делаво? Филипп недоуменно моргнул, удивившись такой резкой перемене темы. — Ничего. — Я так и думал, — усмехнулся Бертран. — Впрочем, вам, Делаво много о ней знать необязательно. Достаточно того, что ее король своим решением жить с любовницей, а не с законной женой, навлек на себя гнев Папы и своих вассалов…** Филипп слушал, глядя мимо собеседника, не в состоянии понять, куда именно он клонит. А тот тем временем продолжал: — Папа пригрозил королю и его королевству отлучением от Церкви, если тот не вернется к жене… О том, чем грозит церковное отлучение, вы, надеюсь, подозреваете? — Догадываюсь, — проговорил глухо Филипп, и пояснил, чтобы не казаться совсем невеждой: — Отлучение означает, что нельзя будет проводить богослужение, нельзя будет крестить, венчать, отпевать… — Верно, — кивнул Бертран. — А как вы думаете, благородные синьоры Кастилии желают уходить без отпевания? Или оставлять своих детей на поживу дьяволу некрещеными?.. Правильно, Делаво. Они не желают… Потому наш король… В этот момент Филипп заметил, какой теплотой на мимолетное мгновение наполнились холодные до этого момента глаза коннетабля, а де Гюклен продолжил: — …потому наш король, Карл Мудрый, решил силой французского оружия поддержать притязания сводного брата вероломного короля, благородного синьора Энрике Трастамарского…*** — Но какое отношение к этому имею я? — спросил Филипп, хотя уже догадывался, что услышит в ответ. — Прямое, — сухо проговорил Бертран. — Разве сын рыцаря откажется послужить своему королю? Может ли он отступиться в тот момент, когда король устами коннетабля призывает его в свои войска?.. Филипп умом понимал, что его приперли к стенке, а вот сердцем… Сердце не хотело во все это верить, а потому в надежде получить правдивые ответы, он начал спрашивать:  — А зачем вам эта война, мессир? Бертран долго молчал, оценивая по достоинству пытливый ум молодого стратега, а потом едва заметно усмехнулся. — Незачем… Хотите правду, Делаво — или вы предпочитаете, чтобы вас называли Ла неж? Эта война позволит мне вывезти таких как вы в Кастилию, чтобы наконец очистить земли Франции. Филипп понимающе кивнул, благодаря за откровенность; теперь все встало на свои места.  — На убой? Улыбка Бертрана стала ядовитой и злой. Он поднялся и подошел к мутному окну, а потом резко развернулся, чтобы пойти в наступление: — А вы чего-то боитесь, Делаво? Так не бойтесь! Ваш коннетабль пойдет с вами. И в первых рядах… И последнее. Когда… если вы вернетесь из Кастилии с победой, получите прощение французской короны.**** Филипп уже понял, что из ловко расставленной ловушки ему не выбраться, но все же спросил: — А если я все-таки откажусь? Бертран улыбнулся холодно и бесстрастно. — Можете, душа моя. Но тогда я буду вынужден взять вас под стражу, как английского пособника… И поверьте, моих полномочий для этого вполне хватит. Де Гюклен подманил его к окну и Филипп сразу понял, для чего был нужен этот манёвр. Во дворе замка отдыхала немногочисленная, но состоящая из отборных рыцарей свита коннетабля. Ловушка захлопнулась. Филипп понял как всю самоубийственность так называемого военного похода, так и невозможность отказаться от этого далеко не заманчивого предложения. — Я согласен. — Прекрасно! — проговорил удовлетворенно Бертран, — Я рад, что заполучил в свои войска одного из лучших стратегов Черного принца. Филипп вскинул бровь и де Гюклен не без удовольствия пояснил: — А что вы так удивляетесь, душа моя? Ваш приятель мне все уши прожужжал, рассказывая о ваших достоинствах… Филипп послал на голову Жако все известные ему кары и опустил глаза. Не думать об Этьене было невозможно. — Пять минут на сборы, — скомандовал Бертран. — А потом жду вас и ваших приятелей во дворе. Филипп почувствовал, что пол уходит у него из-под ног. «Я всегда буду рядом» звучал в его голове собственный голос. — Но, мессир. — Филиппа вывернуло от того, как просительно зазвучал его голос. — У меня коня в стычке убили… — Дам я вам коня, Делаво, — пообещал де Гюклен. А затем с интересом взглянул на собеседника, который смотрел на него пустыми глазами обреченного и договорил, добивая и без того уничтоженного происходящим Филиппа: — И с молодым графом проститься не забудьте. Кто знает, суждено вам увидеться вновь или нет… Когда за коннетаблем закрылась дверь, Филипп опустился в жалобно скрипнувшее кресло и до боли вцепился в взлохмаченные кудри. Ему хотелось выть от безысходности, но он не мог позволить себе эту слабость. Этьен не должен был видеть его таким.

***

Этьен весь извелся, пока ожидал появления де Гюклена, схоронившись от всех в одной из ниш коридора, ведущего к библиотеке. В другое время он бы почувствовал неловкость за её непотребное состояние, но сейчас все его мысли занимал лишь Филипп и причина, по которой благородный мессир коннетабль почтил своим неожиданным визитом Шато Вер. Как только де Гюклен стремительно проследовал мимо, Этьен почти бегом бросился к библиотеке. Когда он вошел, Филипп поднялся с кресла и распахнул ему объятия. Этьен завернулся в них как в теплое одеяло, но не позволил отвлечь себя поцелуем. — Чего он хотел? — спросил он, холодея от посеревшего лица любимого. — И почему Жако сказал, что вы все скоро умрете? Филипп не мог видеть эти испуганные глаза, потому снова притянул к себе светлую макушку и погладил по голове, собранным в хвост прядям, а после все же решился ответить: — Он собирается вывезти таких как мы с Жако на какую-то войну в Кастилии…**** У Этьена перехватило горло, а потом вырывался горестный всхлип, который каленым железом прошелся по сердцу Филиппа. Он взял лицо Этьена в свои ладони, чтобы поцеловать глаза, полные слез и ужаса, и прошептал: — Тихо, маленький, тихо! Мне и самому горько. Но у нас нет никакой возможности отказаться. — Но тебя могут убить! — Этьен закричал, не сдерживаясь, громко и отчаянно, то ли пытаясь вырваться, то ли прижаться еще ближе. — Могут, — согласился Филипп, продолжая мягко удерживать его в своих объятиях. — Но если я вернусь, то получу прощение короны за все, что успел натворить… Этьен вдруг опустил глаза и выдохнул: — Это все моя вина! Прости меня!!!.. Прости, что не сказал про Анри и письмо, но я… Я боялся, так боялся, что ты уйдешь… Не простишь, оставишь меня… И… Я не думал!.. — Успокойся, маленький, я понимаю, — прошептал Филипп, чувствуя, как отчаянье накрывает их обоих. — Веришь мне? Этьен лишь кивнул, а Филипп с трудом удержал себя от нелепого желания схватить любимого в охапку и сбежать. Неважно куда… да хоть в Англию… Отогнав дурные мысли, он опустился на колени, поймал подрагивающие ладони и с тревогой заглянул в затуманенные глаза: — Держись, Этьен. Пожалуйста. Ради меня. И я обещаю… — Что? — голос Этьена сорвался — Ты обещал… что всегда будешь рядом, пока этого хочу я. — Я вернусь к тебе… — Я верю… Филипп… — Вот видишь. Значит я обязательно вернусь. Этьен опустился рядом и застыл, рассматривая дорогие черты, словно пытаясь запомнить каждую мелочь. Филипп отвлек его нежным поцелуем, провел по волосам, вдыхая аромат вереска — в руке остался шнурок из тонкой светлой кожи. Невесомый и теплый, он быстро скрылся в зажатом кулаке. Этьен молчал, с трудом сдерживая рыдания. Сжав его в объятиях до боли, Филипп поднялся с колен и ушел, не оглянувшись…

***

Собрался Филипп быстро. Старый холщовый мешок, смена белья, верный меч, щит, легкий доспех. Он торопился. От мысли, что придется вновь столкнутся с Этьеном, больше походившем на тень себя настоящего, в горле вставал ком. Заскочив на кухню за провизией, Филипп перекинулся парой слов с напряженным Пьером, обнял собранную, молчаливую, едва сдерживающую слезы Мадлон, и направился во двор, где его уже ждали. Свита коннетабля, друзья бриганды, а так же мужики, которые хотели пожелать доброго пути «господину рыцарю». Тепло простившись с ними, Филипп направился к своим. Едва завидев командира, Жако бросился к нему с радостной улыбкой, такой неуместной и жалкой, что Филиппа передернуло. Он лишь скользнул по другу взглядом и покачал головой. Жак замер посреди двора, поняв, что сейчас не время, и поспешил к своему жеребцу. К Филиппу подвели его нового коня, молодого и резвого, с очень неплохими статями. Пока Филипп знакомился с ним, появился мессир главнокомандующий и задал вопрос, от которого по спине Филиппа пробежал неприятный холодок: — А где же господин управляющий? Он вроде тоже один из вас? — прозвучало мягко и даже ласково, но Филипп не дал усыпить свою бдительность. Последнее, чего он сейчас хотел — выдать друга. Единственного, на кого он мог оставить замок и самого дорогого человека на всем свете. А потому ответил легко, стараясь, чтобы его голос звучал как можно беспечнее: — Нет. Вас обманули, мессир. Он — не один из нас. — Как интересно, — Бертран смотрел куда-то за спину Филиппа и тот отчаянно надеялся, что хваленные животные инстинкты Жако подскажут ему, о чем именно идет разговор, и сам обернулся к другу. Жак был вспыльчив и грубоват, но далеко не глуп, и потому, видя осуждение в глазах побратима, отлично понял, чем заслужить его прощение. — Видимо, я что-то не верно пояснил, мессир, — поспешил заверить господина коннетабля Жако. — Господин управляющий верно служит молодому графу и возвращаться на путь бриганда… — Ладно, — неопределенно фыркнул Бертран.- Вашего прекрасного Делаво мне вполне хватит. В путь, господа. Пришла пора искупить ваши прегрешения перед Францией. Свита де Гюклена во главе с ним самим быстро выехала со двора, а за ней последовали молчаливые бриганды. Вслед им бежали немногочисленные мальчишки, громко восхищаясь богатой упряжью лошадей и одеждами столичных рыцарей. Цокот копыт скоро затих, теряясь за каменными стенами замка, но продолжал набатом стучать в висках зеленоглазого юноши, что невидящим, затуманенным слезами взором смотрел из окна библиотеки на опустевший двор. Он слышал, дышал, осязал холодную раму под пальцами, но не мог найти ни единой причины, чтобы продолжать жить дальше. Война уже не раз забирала у него самое дорогое. И Этьен был уверен — останавливаться она не собиралась.