Средневековый роман

Поцелуй длился и длился, такой знакомый и такой…забытый. Этьен чувствовал тепло обнимающих его рук, и снова, как впервые, переживал каждое прикосновение, каждый вдох любимого. Голова кружилась, а ноги подкашивались — настолько ярким и острым было это пронзительное чувство единения. Впервые за долгие месяцы Этьен чувствовал себя в безопасности, его счастье было полным и абсолютным… Он прижался еще ближе к Филиппу, хотя, казалось, это было уже невозможно. Каждой клеточкой тела Этьен ощущал тепло крепкого тела, жесткость бригантины под ладонями, жар требовательных губ, нежность языка. Воздуха катастрофически не хватало, губы пылали, а в голове пульсировало одно: «Он вернулся, вернулся ко мне». Поцелуй распался. Оба словно вынырнули из глубины живительного благодатного источника. Филипп обхватил ладонями дорогое лицо и стер большими пальцами дорожки слез, что бежали из затуманенных глаз юноши, и, глядя как на редкую драгоценность, прошептал: — Не плачь… Теперь уже не надо. — Не буду, — Этьен, которого не держали ноги от внезапной слабости, позволил опустить себя на траву. Осторожно опустившись рядом, Филипп не мог оторвать взгляда от любимого. Для него сейчас тоже все было пронзительнее и ярче, чем прежде. Теперь он отчетливо видел, что ошибся. Черты дорогого лица, которые, как он думал, стали стираться из памяти, не забылись, не стёрлись — ни вкус сладких губ, ни травяной запах светлых волос, ни зелень внимательных нежных глаз. Его маленький мальчик изменился — повзрослел, вытянулся, стал шире в плечах, но не утратил своей юной хрупкости и очарования. — Ты очень красивый, — прошептал Филипп, кончиками пальцев обводя тонкие черты лица, дотрагиваясь до волос, до губ, до открытой шеи… словно вновь знакомясь. — Ты тоже. — Этьен соединил их ладони и потянул руку Филиппа к своим губам, целуя сбитые, покрытые сухими корочками костяшки. На прогретой солнечным теплом земле, что щедро делилась им с цветами и травами, бабочками и мелкими пичугами, лежать оказалось чрезвычайно приятно. Вокруг них сияло щедрое лето Анжу, но влюблённые едва ли замечали деловитых, спешивших по своим делам шмелей, зеленых стрекоз с полупрозрачными перламутровыми крыльями, многочисленных букашек, путешествующих с травинки на травинку. Они видели и слышали лишь друг друга и свои стучащие в унисон сердца. Этьен целовал любимые ладони: каждый маленький шрам и ссадину, а потом, подняв глаза, поймал взгляд, полный нежности и боли. — Маленький мой, как же ты настрадался, прости… — Я…так тебя ждал…не могу представить всё это, — Этьен обвел взглядом зелень полей и синь небес, — без тебя. — Шшшшш, не нужно вспоминать о плохом. — Если бы не Пьер, я бы, наверное, не выдержал, — проговорил Этьен, отводя глаза. — В ту первую ночь без тебя он вытащил меня из черной бездны, в которую я упал, едва вы выехали со двора… А когда наставник рассказал, что вас увезли на верную смерть я…чуть не шагнул со стены. — Из-за меня? — тихо спросил Филипп, мягко лаская дыханием шею любимого, который сидел в его объятиях, опираясь боком о его согнутую в колене ногу. — Из-за тебя. — Этьен повернул к нему лицо и нервно облизал губы под таким знакомым пристальным понимающим взглядом. Филипп, обнимая родного мальчика, чувствовал как желание накатывает, поднимаясь из глубины, подобно раскатам грома перед грозой, но не спешил давать ему волю. Ведь просто смотреть на Этьена и слышать его голос уже величайшее счастье. Просто смотреть на тонкие ладони, что так трепетно сжимают его предплечья в тяжелых запылённых наручах, слушать звучащий удивительными переливами звонкий голос, шепчущий о том, как места себе не находил в ожидании, на пряди мягких волос под своей ладонью. Филипп теперь знал точно, что таким счастливым, как сейчас, он не был никогда… А потому хотелось продлить этом момент душевного единения, удерживая на привязи своего внутреннего похотливого зверя, который рядом с желанным юношей всегда старался вырваться на свободу и взять своё, но Филипп уже приручил его и больше не даст распоясаться. Этьен тоже чувствовал постепенно нарастающее желание. Чувственность, которую раскрыл в нём Филипп, робко поднимала голову, предвкушая близость с любимым. Той давней темной весенней ночи было нестерпимо мало, хотелось ближе, больше, ярче, сладостнее. А потому, видя, что Филипп не торопится давать воли рукам, только отвечая на поцелуи, Этьен осмелел. Развернулся в кольце родных рук и, привстав на колени и положив ладони на вздымающуюся грудь любимого, поцеловал терпко пахнущую потом, сеном и дорожной пылью крепкую шею в распахнутом вороте туники. Восхищенное выдыхание снизу сказало Этьену больше, чем многословное одобрение. А потому он начал расстегивать тяжелую бригантину, с трудом справляясь с несговорчивыми крючками. Завороженный целеустремленностью своего любимого мальчика, Филипп не сразу понял, что должен помочь, но вскоре они справились. Этьен скользнул ладонями под сукно туники прежде чем его вновь притянули к себе и поцеловали. Глубоко, благодарно и сладко, именно так, как ему хотелось. Этьен вспыхнул, когда ладони Филиппа забрались под его длинную тунику, властно заскользив по горячей шелковистой коже поясницы и опустились на округлые ягодицы, ощутимо и жадно их сжимая. Этьен задохнулся от восторга и предвкушения и склонившись, прижался губами к открытой ключице. — Что это? — юный граф подцепил пальцем тоненький грязный кусочек когда-то светлой, хорошо выделанной кожи, который выглядывал из-за ворота туники. — Эм… — Филипп, не сразу понял, о чем его спросили, потому что желание уже прожигало всё его существо и голова отказывалась соображать связно. — Это…неужели? — Этьен уже всё понял без объяснений. — Это мой шнурок для волос… — Он все еще пахнет тобой, точнее, вереском, — проговорил Филипп, наслаждаясь ошарашенно-счастливым пониманием на лице своего мальчика. — Благодаря ему я не сошел с ума на той проклятой войне и не отдал богу душу после ранения. Зелёные глаза наполнились слезами и Филипп поцеловал тонкие веки, продолжая неспешно ласкать нежный пушок чуть пониже спины. — Ты мой ангел-хранитель, а это - твой оберег. Этьен снова впился в его губы поцелуем, без слов давая понять, как много для него значит этот серый потертый шнурок на шее любимого мужчины, и Филипп с радостью ответил, старательно стаскивая с желанного длинную тунику, пояс от которой потерялся еще раньше где-то в высокой траве. Этьен простонал, не желая разрывать поцелуй, но затем все же отстранился и поднял руки, помогая Филиппу отбросить прочь изрядно помятую алую холстину. Спустя мгновение Этьен уже сидел на бедрах Филиппа верхом и, тяжело дыша, старался снять с любимого тунику. Совсем скоро их совместные усилия увенчались успехом. Теперь оба были обнажены до пояса. — О! — ладонь Этьена легла на бугристый шрам, протянувшийся по всей правой стороне груди. — Это…то самое ранение… — Да, — Филипп накрыл ладонь любимого своей. — Теперь всё хорошо, она меня не беспокоит. Этьен кивнул, но руки от бугристой кожи не отнял, прикасаясь трепетно и нежно. — Спасибо, что выжил для меня. Их губы снова встретились в тягучем благодарном поцелуе. Смуглый мускулистый торс и покрытый легким загаром хрупкий силуэт так совершенно дополняли друг друга, синие глаза с такой любовью смотрели в зеленые, что сомнений не осталось. Они так давно и долго об этом мечтали, что теперь должны были говорить только их тела и души. Грудь коснулась груди, руки обняли грубо и жадно. Поцелуй стал жарким, языки сплелись, скользя и ласкаясь… Оба упивались друг другом, выпивая чужое дыхание и даря своё взамен, и казалось, что с разорвавшимся поцелуем они потеряют возможность дышать и жить. — Маленький, — хриплый шепот Филиппа возвратил Этьена в реальность. — Ты меня…с ума сведешь. Этьен улыбнулся, подрагивая ресницами и осторожно соскользнул с колен Филиппа и потянул его на себя, успев ощутить, как основательно возбужден любимый от казалось бы невинных еще ласк. В следующее мгновение он уже лежал ничком на мягкой, но всё же довольно кусачей траве, и с восторгом смотрел на склоняющегося к нему Филиппа. Тот игриво поцеловал его в нос, словно успокаивая и, не спрашивая позволения, потянул с длинных ног шоссы, а затем, хищно улыбнувшись, улёгся между этих ног, глядя на порозовевшего до самой груди Этьена. Тот потянул к нему руки… и Филипп заметил то, что заставило сердце пропустить удар и болезненно сжаться. Некрасивый глубокий шрам от ожога тянулся по внутренней стороне предплечья правой руки. Филипп ничего не сказал; помрачнев лицом, он поцеловал уродливый шрам, следуя от кисти к локтю. Этьен задрожал натянутой струной и попытался вырвать руку, но ему не дали, целуя еще жарче. — Смелый мой мальчик…самый смелый и самый красивый. Этьен стонал, почти скулил, нежная кожа шрама была так чувствительна, что от прикосновения жадных губ и жесткой щетины всё его тело начинало пульсировать. — И самый нежный, — продолжил Филипп с восторгом ощущая как отзывается на его ласку любимый. Филипп провел по шраму языком и Этьен потрясенно замер, а когда любимый начал целовать и вылизывать его соски, юношу выгнуло дугой, да так, что брэ уже ничего не скрывали. За мгновение до того как Этьен коснулся непослушной рукой своего изнывающего от недостатка внимания члена, его накрыли губы Филиппа. — Ааааааааааааааах — Этьен застонал, почти закричал, от смеси восторга, стыда и блаженства, а потом попробовал отползти, действуя на чистых инстинктах. Филипп не дал ему такой возможности, крепко прижимая к траве запястья и фиксируя напряженные бедра в неподвижности, и еще глубже впуская ровный аккуратный член в глотку. Запретную стыдную ласку Филипп дарил впервые и навсегда. Только ему, своему Этьену. Потому что любил, потому что хотел. Когда в горло ударила горячая горьковатая струя, Филипп поднял глаза и с трудом удержал себя от разрядки, потому что от такого Этьена, растрепанного, дезориентированного, ловящего дыхание припухшими губами у него закружилась голова. — За…зачем ты? Филипп облизнулся и накрыл Этьена своим телом. Солнце опаляло спину, но груди и животу было не менее жарко от покрытого испариной, расслабленного после сумасшедшей разрядки юного и такого желанного тела. — Потому что люблю. Их губы снова встретились, поцелуй стал томным, неспешным, горько сладким. — А я просто не могу без тебя, — выдохнул Этьен, и, разведя ноги, обхватил ими мускулистые бедра любимого, обнимая руками за шею. Глаза глядели в глаза. — Не отпущу… — Не отпускай, маленький. Филипп повел бедрами и Этьен захлебнулся восторгом. Его член уже снова ожил, потираясь о крепкий обжигающий ствол любимого. Обмирая от предвкушения, Этьен прошептал: — Я… я хочу. — Чего? — Тебя внутри. Филипп прикрыл глаза и мучительно долго представлял гнойные раны в палатке полкового эскулапа. Иначе… впервые в жизни ему бы грозил позор — спустил бы, как прыщавый недоросль. — Тебя невозможно не хотеть, маленький мой. — Возьми же… ну! Решительность и вызов в срывающемся голосе вырвали Филиппа из неги, окуная в чистую страсть, даже похоть… Но спешить сейчас было нельзя… — Филипп? — требовательно прозвучало прямо в ухо. — Сейчас, маленький… Филипп отлично помнил ту долгую и трепетную подготовку в их первый правильный раз, но и тогда его хрупкий мальчик испытывал дискомфорт, что же говорить… Филипп медленно выдохнул, а затем отстранился и облизал свои пальцы. Этьен удушливо покраснел, чтобы мгновение спустя распахнуть свои чудные глаза, почувствовав вторжение. Но Филипп не дал ему задуматься о боли, вновь увлекая во влажный глубокий поцелуй, больше похожий на молниеносную атаку на вражеские войска. Этьен потерялся в ощущениях. Его тело закрутило в сумасшедшем водовороте. Острые зубы на ставших вдруг чувствительными сосках, горячая ладонь на сочащемся влагой члене и ощутимое вторжение распирающих пальцев там, где всё пульсировало и горело от тянущей боли и с трудом сдерживаемого желания. — Филе… — Этьен вцепился в темные кудри, которые отросли настолько, что им тоже требовался кожаный шнурок. Филипп поднял голову, с трудом отрываясь от сладковатой кожи с запахом вереска и ноткой лаванды, память о котором сводила его с ума долгие месяцы в разлуке, и встретил шальной расфокусированный взгляд. — Поцелуй… поцелуй меня…сейчас. — И Филипп не мог не откликнуться на отчаянную просьбу любимого. Этьен тихо стонал в поцелуй, нетерпеливо толкаясь навстречу осторожным пальцам, а потом ощутимо прикусил жарко целующие его губы. — Давай… я больше не могу. — Маленький?.. — Пожалуйста… Филе… Этьен обнял любимого за шею, оплел торс ногами, всем своим существом присваивая своего мужчину. Филипп слизнул с припухших губ капельку крови и прорычал почти по-звериному: — Ну держись, маленький. Он подался назад, чтобы в следующее мгновение осторожно, но неотвратимо начать двигаться в жаркую, принадлежащую лишь ему горячую узость и сладость. Этьен часто дышал ртом, но отстраниться не пытался. — Не останавливайся. И Филипп послушался, целиком заполняя собой и сцеловывая незамеченные Этьеном слезинки. — Всё хорошо? Ответом Филиппу стало осторожное движение навстречу и сдерживаемый стон. — Смелый мой мальчик, — восхищенно выдал Филипп. — Двигайся! — потребовал Этьен и Филипп снова послушался, прикусывая щеку до боли. Каждое движение вызывало яркую вспышку под прикрытыми веками и восхитительную невесомость в голове. Мир сузился до золотистых кудрей, растерзанных губ, шелковистой твердости члена, потирающегося о его живот. Прошло совсем немного времени и его мальчик уже совершенно точно стонал от наслаждения. Отпустив шею Филиппа, он метался под ним, цепляясь руками за траву и выстанывая его имя. Освобожденный от объятий, Филипп осторожно встал на колени и, перехватив чудесные тонкие лодыжки, закинул ноги Этьена себе на плечи, успевая недолго полюбоваться открывшимся видом своего потерявшегося в наслаждении мальчика. Потом его снова накрыло, только теперь уже чистой незамутненной страстью. Этьен закричал, когда в него вошли глубоко и резко, поглаживая нежную кожу под коленками большими пальцами, а потом жадно насадился сам, широко распахнутыми глазами глядя на своего мужчину. Филипп сдался и накрыл своим телом любимого. Пара последних толчков и между ними стало горячо и мокро. Этьен захлебнулся криком и сжался так, что Филипп отпустил себя и рыча, кончил глубоко, долго и сладко, стиснув дорогого мальчишку в железных объятиях, уткнувшись во влажную душистую шею. Сознание Филиппа уплывало — сказывались третьи сутки без сна. Он был готов заночевать прямо здесь, в поле, что стало на время прекрасным тихим пристанищем их любви. Этьен под ним неловко зашевелился, зашипел и только тогда Филипп понял, что всё еще находится внутри так идеально подходящего ему любимого тела. — Прости, маленький — Филипп аккуратно скатился с расслабленного Этьена. Юный граф только фыркнул и тут же прижался ближе, целуя шрам на груди любимого. — За что? — Этьен закинул ногу на его бедро и Филипп не смог удержаться от счастливой улыбки, что его полностью приняли с любовью и без страха. — За неизбежную боль. — Это было еще прекраснее, чем тогда, — доверчиво проговорил Этьен, уже не пряча глаз. — Даже когда больно. Филипп скептически хмыкнул, но старательно поцеловал подставленные губы, на которых можно было печь лепешки Фантины. Подниматься с травы, что стала свидетелем их страстной встречи совершенно не хотелось, но пора было возвращаться, до Шато вер было полтора часа неспешной езды. Приведя себя в достойный вид, они отправились к лошадям. — Он восхитительный, — выдохнул Этьен, не смея приблизиться к мирно щиплющему траву Кериаду, подобных достойных короля коней он раньше не видел. — Твой Тунер тоже прекрасен, — Филипп обнял любимого за пояс, прижимаясь к его спине. — Но… — Что? — проговорил напрягшийся Этьен — Что такое? — Мне просто очень не хочется тебя отпускать. — Улыбнулся Филипп как-то беспомощно и неловко и у Этьена зашлось сердце. — Ни на мгновение. Его любимый рыцарь смутился? — И не отпускай! — заглянул Этьен в лицо неизвестного чем смущенного Филиппа. — Сядешь в седло вместе со мной, а Тунера поведем в поводу… — Эм, — Этьен не знал, как признаться, что сам хотел предложить этот недостойный рыцаря способ передвижения, но смалодушничал. — Я с удовольствием… хотя бы половину пути. Ответом Этьену был лёгкий мимолётный поцелуй. — Прости, но мы должны ехать, иначе в замке начнут волноваться, — неохотно выбрался из очередных объятий юный граф. — Как скажешь, маленький. Филипп вскочил в седло отдохнувшего Ке­ри­ада и помог взобраться любимому. Этьен не мог погасить счастливую светлую улыбку, которая никак не хотела сходить с лица. Откинувшись на широкую грудь Филиппа и ощутив, как на талии сомкнулись крепкие руки, он позволил себе расслабиться и запомнить каждое мгновение этих первых счастливых дней вместе.