Vesta:en busqueda de la verdad

      Бэкхён сидел у окна и всматривался в очертания нового города. Прожекторы были приглушены, но контуры каждого из строений вызывали восхищение. Архитектура была разнообразна, ведь эти здания доставили сюда из разных концов вселенной.       Бэкхён знал насколько она огромна. Он бывал во многих уголках и догадывался, что каждая галактика содержит много сюрпризов. Таких вот, например, как эта забытая планета. А, может, существуют потерянные нации, забытые звёзды и целые миры, до которых ещё не добрались корабли объединённой армии.       Омега видел многое и был благодарен судьбе за эту возможность. Но год за годом эта способность приносила только боль. Люди черствели, миры стали озлобленны, развязывая войны. Дипломатия уже просто не помогала, оружие правило миром.       Бэкхён знал, что он не первый столкнулся со всем этим, Войны испокон веков были частью жизни Земли, а потом это всё и вовсе вышло на новый уровень.       Глядя в небо и наблюдая за вспышками, омега вспомнил тот день. Свой последний день на Земле. Вспомнил крепкие объятия сына и тёплые губы человека, что был для него всем. Сердцем, душой, совестью. Он был тем, кто на протяжении многих лет, да и по сей день, кому омега готов отдать всего себя. Бэкхён любил Сехуна и знал, что его чувства взаимны. Знал, что О принимал его любым, принимал его детей и готов был на многое ради их безопасности. Вот только Vesta всегда стояла между ними.       Бён вспомнил, как они голосовали за отмену закона. Он знал, что Сехун поддержит друга, но так же знал, что Енмин и Чонджи будут против. Первый, потому что ничего не смыслил в делах сердечных, а второй потому что когда-то был предан и растоптан. Он твёрдо для себя решил, что чувства не лучший советчик. Бэкхён мог стать камнем преткновения. Он не хотел поддерживать запрет, ведь уже тогда любил всем сердцем, но встань он тогда на сторону Сехуна, началась бы война. Он, как дипломат, не мог этого допустить, решив, что у него ещё будет время всё изменить. Он надеялся, что однажды кто-нибудь из тех двоих прозреет и снова поднимется вопрос о целесообразности этого закона. Но всё получилось совсем не так.       Омега прикрыл глаза, вспоминая крепкие объятия младшего сына. Вспомнил его улыбку, его бездонные глаза. Этот мальчишка был его наградой. Бэкхён помнил, как впервые ощутил его движение внутри. Вспомнил свои слёзы, когда малыш впервые пошевелился.       — Чего же ты плачешь, дурень? — обнял его тогда Чанёль.       — Он живой, Чанни! Он есть! — сквозь слезы говорил омега. — Мой сын! Мой мальчик! Мой Кай!       Бэкхён вспомнил, как прятался от Сехуна. Не то, чтобы он стыдился своего положения. Просто он боялся того, что О решит, будто у омеги был другой альфа. Боялся, что тот подумает о том, будто бы он согласился быть с другим, а его — Сехуна — столько лет отталкивал. Он боялся, что Хун не поймет, и какого же было его удивление, когда мужчина вошел в палату следом за Паком с большим букетом любимых цветов омеги.       — Поздравляю, — сказал О. — Ты очень сильный омега. Не каждый решится вот так сделать шаг в неизвестность. Ты, должно быть, горд собой.       Омега смутился, но букет принял.       — Вы пока пообщайтесь, а я сделаю ещё кое-какие анализы, — улыбнулся Чанёль, глядя на смотрящих друг на друга друзей, а потом вышел, плотно закрыв дверь.       — Се, я…       — Чанёль мне всё рассказал. Знаешь же, как я могу быть упрям, если мне что-то нужно?       — О да, — хмыкнул Бён. — И ты… Не осуждаешь меня?       — За что? — искренне удивился альфа. — За то, что ты решил возродить целую нацию? Это подвиг, Бэкхён-и. Я был там. Я видел тех несчастных людей. Они не были виноваты в том, что с ними произошло. Да, они действовали по незнанию и винить их в этом бессмысленно, вот только они думали, что несут благо своему народу. Я рад, что у нас появилась возможность спасти столь хрупкий мир, и я уверен, что твой сын, когда подрастет, обязательно поможет нам в этом, как и Доён.       — Как он там? — спросил Бэкхён. — Чанёль сказал, что первые несколько месяцев я должен буду побыть под его наблюдением, но не сказал, что это будет так утомительно. Я скучаю по сыну.       — Он по тебе тоже. Мы с ним проводим много времени вместе, но ему тебя не хватает, как и мне.       Бён вспомнил, как сжал руку старшего, на что Сехун улыбнулся. Эта улыбка всегда придавала сил и помогала не утратить веру в себя.       — Знаешь, я поговорил с нашим профессором и убедил его в том, что тебе нужен свежий воздух. Я понимаю, что тебе сейчас лучше не светиться в Vesta, хоть по документам ты всего лишь являешься частью эксперимента. Этот процесс неоднозначен и может вызвать лишнее внимание и недомолвки, поэтому…       Альфа неуверенно отвел взгляд.       — У меня есть дом на Тарто. Я приобрел его не так давно. Я… Я знаю как ты любишь эту планету, да и Доён… В общем я предлагаю перебраться вам туда на весь срок беременности. Наймем частных учителей для сына, он умный мальчик и всё наверстает, а на Тарто есть очень квалифицированные специалисты. Я готов сопровождать тебя на каждое обследование. Ты же знаешь, я…       — Не говори этого вслух, — остановил старшего омега. — Система безопасности Vesta запрограммирована на распознавание запрещенных слов. Ты же знаешь об этом. Не хочу, чтобы тебя затаскали по проверкам и слушаниям. На территории Vesta даже у стен есть уши, а за нами следят ещё пристальнее. Мы лицо организации, понимаешь? Я согласен на твое предложение, если Чанёль меня, конечно, отпустит.       Пак против не был, взяв с Бёна обещание сообщать ему обо всех изменениях.       Бэкхён был счастлив на Тарто. Он, действительно, любил эту планету, полюбил и дом, что стал для него родным. Сехун прилетал часто, развлекая их с Доёном разными историями, но чем больше был срок, тем тяжелее было омеге. Малыш тянул из родителя силы, вставать и ходить становилось всё тяжелее. Омега помнил обеспокоенный вид Пака, что снова и снова что-то проверял, брал анализы и изучал. Помнил, как крепко держал его за руку Сехун, как Доён прижимался к нему, пытаясь согреть, ведь Бэкхёну почему-то всегда было холодно.       — Не стоит забывать, что наш мальчик особенный, — отвечал на все тревожные взгляды Бён. — Он другой, понимаете? С ним не может быть как обычно.       После очередного приступа бессилия Пак потребовал госпитализации. Сил сопротивляться не было.       — Се, Доён он…       — Со мной, милый. Всё хорошо. Он не один.       Почти половину месяца Бекхён провел в беспамятстве. Он видел, что к нему приходили, что-то говорили, но он не слышал, вглядываясь в любимые лица. И лишь рядом с Доёном становилось легче, мальчишка всё понимал и старался не отходить от родителя, крепко сжимая его руку.       — Братик слишком жесток к тебе, папочка, — сказал однажды Ким. — Зачем он мучает тебя?       — Он не мучает меня, малыш, он растёт и ему требуется больше энергии. Ты умный мальчик и знаешь, что ребенок, которого я ношу, наполовину создание другой планеты. Другой нации. Он далеко от своей родины, поэтому очень переживает, а вместе с ним и я. Ты же знаешь, что я люблю вас обоих, и на всё готов ради вашего благополучия. Я стерплю ради вас любую боль. Не вини братика ни в чём. Это получается у него неосознанно. Он пытается защититься, ведь не знает, что ждет его в этом новом мире. Он боится.       Бэкхён вспомнил, как Доён коснулся ладонью его большого живота, и как Кай пнул его ладошку в ответ. Помнил улыбку Кима и его тихие слова:       — Не бойся, маленький. Я буду тебя защищать. Я всегда буду рядом.       К удивлению старшего, приступы прекратились. Ребенок внутри, действительно, успокоился и последние денёчки Бэкхён чувствовал себя замечательно.       Роды были долгими, но когда омега взял на руки своего мальчика, мир словно замер. Темные волосики, зелёные глаза и запах свободы. Запах травы, леса, весны. Всё это сочетал в себе маленький комочек, что забавно куксился у омеги на руках.       — Хочешь подержать? — спросил Бён, когда к ним зашел Сехун.       — А можно? — альфа словно завороженный смотрел на ребёнка, что тоже разглядывал его заинтересованно.       — Конечно, иди сюда.       Бэкхён осторожно передал малыша старшему, что нежно коснулся губами маленького лобика.       — Привет, Кай, — улыбнулся ребёнку О, а Бэкхён не мог понять, то ли у него снова разбушевались гормоны, то ли он просто превратился в сентиментальную тряпку, но из глаз потекли слёзы.       — Бэк, ты чего? Что-то болит? Позвать Пака? — забеспокоился альфа, на что омега покачал головой.       — Ты так замечательно смотришься с нашим сыном на руках, — сорвалось с губ омеги, но он быстро понял, что сказал лишнее и попытался оправдаться, видя грустную улыбку на лице альфы. — Прости я… Я ляпнул не подумав. Ты не обязан, то есть, тебе может быть неприятно. Ты можешь… Ох черт, это так сложно!       — Все в порядке, Бэкхён-и, — улыбнулся Сехун. — Этот малыш наш. И мы сделаем всё для того, чтобы он был счастлив.       Омега вспомнил, как кружил у кроватки Кая Доён, как пытался поймать его за пальчик, и сколько радости было в глазах альфы, когда малыш улыбался ему. Эти двое были слишком разными, но прекрасными и Бэкхён очень их любил.       В документах было указано, что Кай был усыновлен Бёном, и лишь пять человек знали правду. Знали и молчали.       Омега вспомнил все истерики сына. Когда Кай начал осознавать, что он не такой как все, что у него есть свои особенные черты. Он плакал, кричал на Бэкхёна, говорил о том, зачем тот вообще его родил. Было больно, сердце обливалось кровью, но Бён готов был терпеть, ведь после таких вот истерик, Кай просил прощения, прижимаясь к груди омеги. Кай был полон противоречий и этим самым приковывал к себе, заставляя восхищаться.       Сехун часто повторял мальчишке, как гордиться им и младший расцветал. Они, действительно, были как отец и сын, и Бэкхён всё чаще думал о том, какая могла бы быть у них жизнь не будь Vesta, но тут же понимал, что не было бы рядом с ним всех этих людей, не будь в его жизни Vesta. Не было бы ни Сехуна, ни Доёна, ни Кая, ни Чанёля, ни прочих, что зачастую поддерживали омегу в их нелегкой доле.       Шисон пытался уговорить Сехуна на переворот, но каждый из них понимал сколько крови прольётся. Никто не хотел войны.       Бэкхён вспомнил, как застал Доёна, выходящего из спальни Кая. Ким прилетел с Тарто в небольшой отпуск и младший не отходил от него ни на шаг. Было в этом что-то тревожное. Бэкхён слишком хорошо знал своих детей.       — Как он? — спросил омега немного растерянного Кима.       — Уснул. Мне с трудом удалось его успокоить. Он много плакал, — сказал Доён, поднимая на родителя печальный взгляд. — Его слезы ранят. Я не понимаю почему, но мне очень больно видеть его таким.       — Ты любишь его, это нормально…       — Нет, пап, ты не понимаешь. Это… Это что-то другое. Мне кажется, я схожу с ума. Я не могу так… Я не должен! Он мой брат!       Доён выглядел таким отчаявшимся, что Бэкхён тут же прижал его к себе.       — Всё нормально, милый. Всё будет хорошо.       — Я сегодня же уеду! Я не должен портить ему жизнь.       — Доён…       Но парень уже не слушал. Он поцеловал растерянного родителя в щёку и поспешил собирать вещи.       Бэкхён не мог ему запретить. Каю было не так много лет, и возможно, их разлука пошла бы обоим на пользу, вот только слишком уж она затянулась.       Судьба странная штука, как и память, что порой достаёт на поверхность самые тайные воспоминания. Те, что причиняют боль, но в то же время дают силы не сдаваться.       Бэкхён вспомнил, как однажды едва не сошел с ума. Его мальчик просто отключился, упал без чувств, и казалось не дышал, крепко сжимая какой-то невзрачный камушек.       — Чанни, что с ним? — напугано спросил омега, пока Чанёль пытался привести Кая в чувства. — Что происходит?       — Это камень, — сказал не менее напуганный Пак. Они ведь и сами тогда не знали и не понимали особенностей нации, что они пытались возродить. — Он как-то влияет на него.       — Он убивает его!       — Нет, Бэкки. Он не умирает. Он… Он просто не здесь.       Бэкхёна трясло, Сехун пытался его успокоить, Шисон пытался разжать пальцы парня, что спустя каких-то пять минут открыл глаза и бросился к родителю.       — Папочка, я видел Доёна. Он ранен. Ему нужна помощь.       Сердце колотилось как бешеное, Бекхён прижимал к себе сына и ждал Сехуна, что побежал в штаб, чтобы связаться с Тарто. Это всё казалось невероятным, но это было, и им предстояло ещё узнать природу происходящего.       — Они связаны, — сказал позже Сехун, когда Кай был уложен спать, а альфа предложил Бэкхёну немного выпить.       — Я знаю, — ответил омега, чувствуя, как в голове слегка помутнело от второго бокала вина. — Я понял это очень давно, ещё когда носил Кая под сердцем, а Доён крутился рядом. Они положительно влияют друг на друга, понимают друг друга без слов.       — Любят друг друга.       — Доён считает это ошибкой, а я не вправе ему указывать.       — Ты его семья!       — Кай тоже. Может позже он поймет это, но не сейчас, когда в крови кипит адреналин, и он готов бросить вызов целой вселенной, а Кай… Кай ещё слишком юн, чтобы побороться. Хотя он сильнее меня. Я верю, что он своего не упустит.       — Никогда не считал тебя слабым.       — Ты плохо меня знаешь, — сказал омега, обернувшись.       Сехун был слишком близко. Сердце сбилось с ритма. От него приятно пахло рябиной, весной и счастьем. Бэкхен удивлялся тому, как их запахи сочетались между собой, они словно действительно были семьей. Свежесть морозного утра в первые весенние денечки — Доён, цветущие акация и рябина — Сехун с Бэкхеном, и аромат травы и просыпающегося ото сна леса — Кай. Они были одним целым и осознание того, как громадно было расстояние между ними, причиняло боль.       — Бэкхён-и, я…       Палец омеги лег на губы альфы.       — Я уже говорил тебе, что и у стен есть уши, помнишь? — ответил омега, делая шаг вперед и касаясь губами губ альфы. Желание быть с ним, быть для него, казалось, разрывало изнутри. Сильные руки прижимали ближе, между телами не осталось даже воздуха. Поцелуй кружил голову, но телефонный звонок всё разрушил.       Отстранившись, Бэкхён попытался отдышаться, поднося аппарат к уху.       — Да, — тихо сказал он.       — Мистер Бён, у вас все в порядке? Может выслать бригаду? — раздался в трубке равнодушный голос одного из ассистентов Пака. — Наши аппараты зафиксировали резкий скачок пульса. Вы…       — У меня всё хорошо, — выдохнул омега. — Слишком впечатлительный я, уж простите. Решил фильм посмотреть, а тут резко на героя напали, я и сорвался. Простите ещё раз. Знаете же, как это бывает, особенно учитывая современные технологии кинематографа. Всё словно с тобой происходит.       — Ничего страшного, — ответил диспетчер. — Доктор Пак дал чёткие инструкции по вашему поводу. Вы пережили огромный стресс во время эксперимента, вам нужно больше отдыхать. Мы сообщим в штаб, что не о чем беспокоиться. Руководство Vesta всегда на страже здоровья своих сотрудников. До свидания.       — До свидания, — хмыкнул омега, а потом бросив телефон на тумбочку засмеялся, пряча руками лицо. Из глаз текли слёзы, но он не мог остановить смех.       Такие родные руки прижали к себе, а тёплые губы коснулись виска.       — Чанёль не хотел ничего подобного, он…       — Заботится о моём здоровье, знаю, — кивнул Бэкхён, успокаиваясь. — Но они… Vesta получит отчет, понимаешь? Мы как на пороховой бочке. Енмин ведет себя подозрительно, Чонджи игнорирует собрания в штабе, Шисон вечно в командировках, Пак в своих экспериментах, ты… После того, как тебя отстранили, они продолжают следить за тобой. Я пару раз был свидетелем того, как Сон слушал отчёт об очередной из твоих командировок. Мне не нравится всё это.       — Хочешь я попрошу Чанни снять контроль? Кай уже достаточно взрослый, и если за эти годы не проявилось никаких побочных эффектов, значит, их просто нет, и тебе ничего не угрожает. Мы можем попробовать перевернуть этот мир снова, как когда-то Шисон, хочешь? Одно твоё слово…       — Шисону было что предложить Vesta. А мы? Кто мы без них? Мне нравится моя работа, Хун. Мне нравится помогать людям. Представь что будет с Космической Вселенной попади она в руки таких, как Енмин.       — А что будет с нами? — злился О, и омега прекрасно понимал его, но больше всего на свете боялся потерять тот хрупкий мир, что был у него сейчас.       — Нами? Хун, о чем ты? Нас нет и быть не может. Они убьют нас, понимаешь? Сейчас уже не те времена. Шисону повезло, но он был одним из, а мы лицо Vesta, у нас не должно быть слабостей. Оступился и ты мертв. Я не хочу умирать, Хун.       Бэкхён помнил, как в миг опустел взгляд напротив. Много раз после, да и по сей день омега корит себя за те слова, но тогда он считал, что прав, что этим спасает жизнь и себе, и Сехуну, а получилось, что они оба в итоге оказались мертвы. Преданы, опустошены, разбиты.       Срываясь на переговоры с Советом, Бэкхён понимал, что уже проиграл, поэтому с губ всё-таки сорвались три заветных слова. Он был уверен, что в тот момент все системы Vesta вопили о нарушении режима, но что тогда, что сейчас омега готов был повторять эти слова.       — Я люблю тебя, Хун, — шепнул Бэкхён. — Я люблю тебя, где бы ты ни был, слышишь? Доён что-нибудь придумает, я знаю, только ты не сдавайся. Ради нас, ради наших детей, ради нашей любви.       Бён догадывался, что у Доёна с Каем есть какой-то свой способ общаться. Когда он лежал тут в бреду, иногда ему казалось, что он слышит голос младшего сына. Омега ничему не удивлялся, ведь он собственными глазами видел тот «божественный свет», и он был поистине прекрасен. Омега знал, что Доён не даст своего омегу в обиду, но как же он скучал.       — Не спишь? — вырвал его из размышлений тихий голос. Доён неторопливо прошёл через комнату, стараясь не разбудить дремлющего в кресле Хана. У младшего на коленях лежала открытая книга, и Бэкхён не мог винить помощника в том, что тот заснул под собственный голос.       — Не спится, — пожал плечами Бэкхён. — Хан очень старался мне помочь, но видимо мысли в моей голове оказались сильнее. Что теперь будет, сынок? С нами, со всеми этими людьми? Снова война? Снова кровь, боль, слёзы? Что ждет нас впереди?       — Счастье? — пожал плечами Нур. — Ты не считаешь, что мы все заслужили счастье?       — В кого ты такой оптимист? — улыбнулся Бэкхён.       — У меня есть за что бороться, — ответил Доён. — Как и у каждого из этих людей. Даже Хан здесь не просто так.       — Ты нравишься ему, — вздохнул старший. — Поговори с ним. Скажи, что у тебя уже есть омега. Не давай мальчику ложных надежд. Он ведь совсем не плох.       Доён лишь хмыкнул.       — Он здесь совсем не из-за меня. И когда он, наконец, это поймет, все мы выдохнем спокойно, верно Хан?       Бэкхён повернулся к младшему, что уже не спал и смотрел на Нура затравленным взглядом.       — Сэр, я…       — Забей, знаешь сколько таких вот «потерянных» омег я повидал на своем веку. Гены, что уж тут поделаешь. Все эти омеги свято верили, что влюблены в меня, пока их истинные половинки страдали от неразделенной любви. Наш повар, между прочим, очень красноречив, если дело касается твоей персоны. — Бён видел, как щеки младшего покрыл румянец.       — Подожди, у нас есть повар? — удивился Бэкхён.       — На полставки, а вообще он воин, хотя я думаю, что Чекинсу стоит пересмотреть свои приоритеты относительно будущего своего сына. Отбивные у него отменные.       — Винс не любит оружие, но его отец…       — Сам понимаешь, что сейчас у нас каждый воин на счету, но как только всё это закончится, обещаю, что поговорю с Чекинсом. Вот только и ты пообещай мне поговорить с парнем. Это глупо отталкивать человека, предназначенного тебе судьбой.       Бэкхён хмыкнул, Нур сделал вид, что не услышал.       — А теперь иди спать, и утром же поговори с Винсом, пока не начал под пули кидаться от несчастной любви.       Хан напугано закивал и, пожелав всем спокойной ночи, скрылся за дверью.       — Сильная речь, — сказал Бён. — Кажется несколько лет назад я говорил нечто подобное своему непутёвому сыну.       — Что верно, то верно, проку от меня мало, если дело касается сердечных дел, но я готов исправляться, — ответил Доён, поправив рукав своей рубашки.       Только сейчас омега заметил почерневшую руку сына.       — Это что? — напугано спросил он, подъезжая к младшему и аккуратно касаясь его запястья. Кожа была холодная, словно неживая.       — Это пройдет.       — Это цена того, что мы здесь?       — Это цена за встречу с тем, кому я отдал свое сердце.       — Ты видел Кая? — сердце застучало быстрее. — Как он? Где он?       — В Vesta. В лаборатории Пака. Енмин держит его там, как секс-игрушку.       Если бы омега не сидел, он бы рухнул на пол. Слёзы потекли из глаз. Не такой судьбы он желал своему сыну.       — Пап? — Доён опустился на колени перед омегой и крепко его обнял. — Мы вытащим его оттуда. Уже очень скоро, как и Сехуна с Чанёлем. Только ты должен мне кое в чём помочь.       — Всё что угодно, милый. Я готов на всё. Я устал сидеть в четырёх стенах. Я…       — Расскажи мне о хозяине «Белого лотоса».       Бэкхён вдруг почувствовал, что стало трудно дышать, словно кислород выбили из лёгких одним ударом. Омега никогда не думал, что однажды судьба сведёт его с этим человеком снова.       — Зачем он тебе? — пересилив волнение, спросил Бён. — Он не тот человек, с которым стоит вести светские беседы.       — Значит, молва не врет, и вы были с ним знакомы, — хмыкнул Доён.       — Я дипломат, сынок, в мои обязанности входит предотвращение конфликтов и ведение переговоров на межгалактическом уровне. «Белый лотос» — это не просто организация. «Белый лотос» — это планета. Целый мир со своей инфраструктурой и своими правилами.       — Почему же о них нет никаких сведений? Почему по Единой Космической Вселенной ходят лишь байки о великолепных омегах «Белого лотоса».       — Половина из всего того, что известно о Лотосе — это бред, сынок. Его стали распространять для того, чтобы очернить правителя в глазах простого населения, и частично тем людям это удалось. Эта планета не входит в Единую Космическую Вселенную. Она не принадлежит ни одной из галактик, не потому что не хочет, а потому что им нигде не рады. Её обитатели — это жители разных народов, что оказались не нужны в своих галактиках. Опасные, опустившиеся на самое дно, но не утратившие своего достоинства. «Белый лотос» он одновременно нигде и в то же время везде. Я был там лишь однажды по личному приглашению правителя и ещё несколько ночей после просыпался от кошмаров. Вонь и смрад, мусор, крысы, отвратительные монстры, что служат охраной.       — И часы, что ровно в полночь отбивают двенадцать ударов, деля день на «до» и «после».       Бэкхён поднял удивленные глаза на сына.       — Откуда?..       — Кольцо привело нас с Каем туда, нам удалось спрятаться. Я помню, что Кай в том жутком месте снял с меня перстень. Я очнулся в лазарете, камня на руке не было, а через несколько часов на границе появился истерзанный мальчишка с моим кольцом и клеймом на бедре. Так что есть «Белый лотос»?       — Ну во-первых, лотос — это не клеймо. Лотос — это символ принадлежности. Это своего рода паспорт. Так отмечают тех, кто родился, жил и живёт на этой планете. Легенды об омегах «Белого лотоса» пошли потому, что жители этого мира любят развлечения, они любят отдавать и получать, не думая о правилах и последствиях, они живут так, как хотят. Да, правитель Лотоса оторвет голову любому, кто посягнет на безопасность своих подданных. Но не потому, что они дают ему возможность заработать на них, а потому, что каждого из них он считает своей семьёй, а во-вторых, что ты знаешь о пиратах?       — Пираты? Как в старых детских сказках? — спросил Доён, что всё ещё сидел у ног омеги, опустив голову ему на колени.       Бекхён зарылся пальцами в его черные пряди, осторожно перебирая. Сколько бы лет не было Нуру, он всегда останется для омеги ребенком. Малышом, что он вытащил из-под завалов. Любимым сыном, интересным собеседником и благодарным слушателем.       — Эх, если бы вся наша жизнь была похожа на сказку. Никто бы не воевал, не умирал. Кровь не лилась бы рекой, не было бы больше боли и слёз. Знаешь, мир и вселенная никогда не были идеальны. Всегда был кто-то кто был чем-то недоволен. Конфликты порой возникали из пустоты. Чьих-то амбиций, неисполненных желаний или банальной зависти, ревности, алчности.       Я тогда был ещё слишком молод, чтобы понимать все это. Отец снова и снова повторял, что я — будущее Vesta. Тогда на лидеров ещё не распространялся запрет на отношения, ведь свой пост они передавали по наследству. По закону Vesta состав правления был неизменен, и так получилось, что из всей четверки омега рос только у одного моего отца. Я никогда не стремился к власти. Мне не нужен был этот пост, но уязвленному самолюбию было трудно это понять.       У меня был старший брат. Именно его мечтой было стать частью Vesta и бороздить космические просторы. Решение отца он принял в штыки. К тому же отец не скупился на унижения, говорил о том, что Vesta только потеряет, если такой руководитель взойдёт на пост. Он оскорблял старшего сына и боготворил младшего. Брат озлобился. Он решил, что завоюет власть любым способом. Он собрал команду и решил…       Бэкхён сглотнул, вспоминая чёрные, какие-то даже звериные глаза. Они много лет были его кошмаром.       — Решил? — спросил Нур, поднимая голову и глядя на бледного старшего. — Тебе нехорошо? Может прервёмся? Тебе нужно поспать.       Альфа поднялся и подкатил кресло к кровати, помогая родителю перебраться в постель.       — Нет, я дорасскажу. Ты должен знать, чтобы по незнанию не совершить глупостей, как я когда-то. «Белый лотос» не враг нам. Он враг Vesta. По крайней мере так было, — выдохнул омега. — Но обо всем по порядку.       Доён устроился рядом со старшим и крепко сжал его руку.       — Он решил убить меня, чтобы разрушить мечты отца и получить власть. Ведь по закону, если меня вдруг не станет власть перейдет ко второму сыну. Не знаю, что брат планировал сделать с остальными, но отец узнал о его планах. Он отдал приказ об уничтожении родного сына. Его и его команду расстреляли на подходе к дому. Я помню крики и огонь, мёртвые тела и довольную улыбку отца. Мне было очень страшно. Несмотря на то, что брат пожелал мне смерти, я любил его. Обсудив последствия данного инцидента, Vesta пришли к выводу, что чувства и родственные связи только губят внутренний уклад организации. Они решили, что руководить должны достойные, и что, начиная с нашего поколения, все отношения внутри Vesta будут жестоко караться. А мы так вообще должны были стать символами непорочности. Повезло только одному из нас, ведь в момент принятия закона Чонджи был уже женат. Его оставили в покое, даже не представляя, чем это может обернуться.       Меня поставили руководить дипломатическим сектором. Я пытался урегулировать конфликты, но кто-то отчаянно мне мешал. Набеги на беззащитные планеты участились. Бандиты грабили, разрушали, воровали омег, оставляя на месте символ, что во мне вызывал ужас. Белый Лотос — мой персональный кошмар. Запах человека, которого я одновременно и любил, и ненавидел. А потом началась война. Туманная галактика была беспощадна. Однажды я оказался окружен кораблями соперника и готовился к смерти. Сехун и Енмин не успевали ко мне на выручку, вот только буквально из ниоткуда возник передо мной огромный корабль. Он в пару мгновений расправился с врагом, а потом я услышал из динамиков голос, от которого волосы встали дыбом.       — Что же Вы, мистер Бён, в такое неспокойное время один и без охраны. Не засеки Вас мои радары, Вы бы уже давно были бы космическим мусором.       — Брат…       — А вот этого не надо. Мне хватит простой благодарности. И вообще, что-то я разговорился. Мне пора, прощайте.       Корабль как появился, так и исчез, словно не было его, и только обломки кораблей противника напоминали о случившемся.       «Белый лотос» стал моей навязчивой идеей, и однажды я услышал то, что встревожило. Енмин пытался успокоить Чонджи, что был в ярости.       — Он сделал себе тату, прямо на бедре в паре сантиметров от своей растраханной дырки. Чёртов Лотос, будь он неладен. Я убью эту тварь! Он предал меня, сука. Он отдался этому психопату.       Я не знал что делать: оставить всё как есть или вмешаться. Ноги сами привели меня к дому Чонджи. Открыл его муж.       — Мне нужен «Белый лотос», — сказал я. — Мне нужно поговорить с ним, срочно.       — Я не понимаю…       — Твой муж всё знает! Не представляю, как ты хотел скрыть от него такое?       Омега смутился, отведя взгляд, а Бэкхён заметил оставленные у входа чемоданы. Видимо тот и не собирался что-то скрывать.       — Где он? — спросил я. — Его хотят убить. Я должен с ним поговорить!       — Жизнь за жизнь, да, Бэкхён-и? — показался в дверях мужчина. Он был весь в чёрном, на голову был накинут капюшон. Я не видел его лица, но чувствовал пристальный взгляд. — С чего такая щедрость?       — Мы ещё родные люди…       — Я так не считаю.       — Твоё право, но для меня ты по прежнему брат, что был со мной в трудные времена.       — Я пытался тебя убить!       — Ты спас меня! Ты прав, жизнь за жизнь, мы квиты, но если вы сейчас же отсюда не уберетесь, Чонджи убьет вас обоих. Я предупредил.       Я ушел, а на следующий день всё управление гудело о том, что муж Чонджи сбежал с любовником. Вечером в почтовом ящике я нашел письмо, в котором были координаты и одно лишь предложение.       — «Я всегда приму тебя в своём мире, брат».       Мне стало легче, но ненадолго. Чонджи выследил омегу, убил его и забрал ребёнка. Начались беспорядки. «Белый Лотос» готовился к войне, а я… Я вбивал в своем звездолёте полученные координаты.