Обыденность

— Шин-чан… Это прозвище, как будто пузырилось на языке Такао, прямо как любимая газировка, от чего хотелось произносить его всё больше и больше. — Глупо звать человека, а потом молчать, нанодайо. Если есть что — то говори. А это «нанодайо» в конце предложения, произнесенное тихим и уверенным голосом хотелось и вовсе поставить на повтор в голове и никогда не переключать. Казунари без звука произнес «нанодайо», смакуя у себя во рту, как глоток дорогого вина, и только потом быстро заговорил: — Скажи, погода сегодня просто замечательная? — Я ничего не вижу замечательного в том, что нам пришлось ехать в школу в тридцатиградусную жару, нанодайо. Мой гороскоп… И понеслась. Но Такао совсем не хочется останавливать парня. Хочется только слушать и слушать этот голос с нотками недовольства из-за погоды. Хотя нет. Такао ещё хотелось наблюдать за обладателем столь чудесного голоса. Смотреть, как Мидорима сосредоточено что-то пишет в тетрадке, как с гордым видом несет сегодняшний талисман дня, как длинные пальцы отправляют в полет баскетбольный мяч. За Шинтаро хотелось наблюдать всегда, но, к великому сожалению, дорога требовала к себе чуть более пристального внимания Ястребиного глаза, чем человек, сидящий сзади. Такао крутил педали и слушал голос парня, представляя в голове, как тонкие губы произносят слова. — …ясно тебе, Такао? Казунари незаметно вздрогнул. — Конечно-конечно, Шин-чан! Разыгрывающий спиной чувствовал пристальный взгляд изумрудных глаз. Мидорима догадался, что парень его совсем не слушал. — Идиот. А Такао даже спорить не собирался, лишь улыбнулся шире. Берите выше, Казунари не просто идиот, а полный придурок и болван, да и мазохист в придачу. Ведь только такой человек мог влюбиться в Мидориму Шинтаро. *** Ми-до-ри-ма Шин-та-ро Мысли об этом человек полностью поглотили создание Такао, оставив лишь некоторые крупицы, чтоб вести себя более-менее адекватно рядом с объектом своей любви. Да и то Казунари казалось, что и эти мелкие частицы разума покидают его, когда Мидорима оказывается на расстояние ближе, чем десять метров. Такао пытался избавиться от этой любви. Пытался перестать думать перед сном о глазах-изумрудах. Но это чувство появилось в организме Казунари и, как вирус, захватило все клетки. И никакие лейкоциты и антитела не смогли справиться с этим. Ястребиному глазу оставалось лишь признать, что он болен. Болен человеком, который в любую погоду пьет консервированную фасоль; который практически к каждому предложению добавляет «нанодайо»; который имеет собственный список причин, почему его нельзя назвать занудой; который верит в гороскоп и вечно таскает с собой талисман дня; который кидает безупречные трехочковые с любого расстояния. Такао болен человеком, чье сердце уже отдано другому. И, что самое веселое, Казунари знал об этом. С самого начала знал, что Мидорима и Акаши любят друг друга. Ещё со средней школы, между прочим. И Такао мог бы сделать так, чтобы пара рассталась. Он тогда бы обязательно утешил страдающего от разбитого сердца Мидориму в своих объятиях. И Шинтаро бы ответил взаимностью на чувства Казунари от простой безысходности. Но Такао никогда бы не смог разрушил счастье любимого человека. Пускай даже, если он это счастье и обретает в объятиях и поцелуях другого.