Обыденность

Это было странно? Да. Неправильно? Определенно. Но остановиться было уже невозможно. Это, наверное, можно сравнить с курением. Затянешься один раз, шутя, уверяя всех, а особенно себя в том, что такого больше не повторится, а потом ты уже не выпускаешь из рук сигареты, выкуривая пачку, если не больше, в день. Так и случилось с Такао. Один раз и все… Так он себе говорил, так он себя уверял. А что в итоге? А в итоге бессонные ночи, красные глаза, усталость на тренировке и румянец на щеках, когда Такао невольно натыкается взглядом на Мидориму. Казунари до последнего надеется, что всего этого не заметно, что Мидорима не заметил странного поведения своего друга, которого он и другом-то не зовет. Ведь Такао нужно еще совсем немного времени, чтобы другие ничего не заметили, чтобы он смог обуздать это странное чувство — восхищение на грани одержимости. Восхищение этой тонкой ладонью с невероятно длинными пальцами, где были короткие, идеально подпиленные ногти. Но всю эту красоту скрывал белоснежный тейп, который Такао одновременно и ненавидел, что скрывает нечто прекрасное от его зорких глаз, и любил, потому что не позволял другим разглядеть. Фетиш, о котором самому Шинтаро знать и не нужно вовсе. Одержимость, о которой он никогда не расскажет. Такао не видел ничего в жизни прекраснее этих длинных пальцев, красоту которых скрывал тейп. И он готов об этом говорить и говорить. Ночью. В подушку, вспоминая, как Шинтаро отправляет в полет мяч. Он бы хотел, наверное, признаться, выплеснуть все то, что он так долго держал в себе. Может и полегчало бы, перестал бы так сильно зацикливать свое внимание на молочной коже, сквозь которую виднелась синева вен. Но Такао знает, что его чувства не поймут, и ему… стыдно. Стыдно, что его восхищение прекрасным переросло в одержимость. Стыдно, что он даже не хочет ничего предпринимать, чтобы избавиться от этого чувства. Потому что его все устраивает, пока он может любоваться длинными пальцами, что ловко отправляют баскетбольный мяч в корзину, а ночью сжимать в зубах подушку, скуля от разъедающего внутренности чувства. Это странно. Это неправильно. Это не должно быть… так. Этого фетиша не должно быть вовсе. Но Такао лишь задорно смеется, хватаясь рукой за футболку в области сердца. Точно также он смеется, когда видит Мидориму с пластмассовой короной в руках. Из-за дверей слышится точно такое же хихиканье младшей сестры Шинтаро. И лишь сам Мидорима образец спокойствия и безмятежности. Он уже давно привык к этому, выработался условный рефлекс поднимать подбородок чуть выше и надменно смотреть сквозь стекла очков на этих людей, не понимающий ценность Оха-Асы. — Шин-чан, это же корона! — отсмеявшись, Такао осторожно возьмет предмет под недовольное цыканье, — Хоть и ненастоящая, но корона. А это значит, что я могу тебя звать Снежным Королем? — Что за глупости ты говоришь, Бакао? — Мидорима хмурит брови и поджимает губы. — Это мой талисман на сегодня, поэтому отдай мне его. А то с твоей удачей вполне вероятно, что ты мне его поломаешь, нанодайо. Он пытается забрать корону, но Казунари с серьезным лицом качает головой и встает на носочки. Мидорима рефлекторно отстраняется назад, за что и получает — корона, которую Такао всего лишь хотел надеть на чужую голову, больно царапает уши. Мидорима морщит нос и тихо цыкает, пока Такао с улыбкой на губах поправляет ему волосы. — Вот так и надо носить такие вещи, Шин-чан. Мидорима закатывает глаза, тяжело выдыхая. И Казунари прямо слышит в этом выдохе беззвучное «Идиот». А Такао с ехидным выражением лица отступает на шаг назад, чтобы сделать поклон, вытягивая руку вперед. — Карета подана, Ваше Величество, — улыбка лукавая, в глазах чертята пляшут. — Тц, что это еще такое! У нас нет времени на твои глупые игры, нанодайо. Но несмотря на слова, руку подает. Левую, чью красоту скрывает эластичный тейп. У Такао сердце оглушительно стучит где-то в горле, сглотнуть вязкую слюну не может, и в голове красными буквами светится «Тревога!». А еще хитрая улыбка на губах, которые осторожно сокращают расстояние до тонкой ладони. Мидорима резко вырывает свою руку из чужих пальцев и, отчаянно краснея, что-то говорит. Но Такао его не слышит. Пытается превратить все в шутку. Поэтому задорно смеется, хватаясь рукой за футболку в области сердца. Это точно неправильно. Определенно странно. Но Такао слишком хорошо, хоть и больно как-то. А поэтому избавляться от этого фетиша он точно не намерен.