Предопределённое и непостижимое

— Кто-то хочет ещё добавки? — Спросила Анафема и услышала хор одобрительных возгласов. Что ж, брауни, которые они приготовили вместе с Ньютом, определённо удались. Диванчик в гостиной Жасминового коттеджа явно не был рассчитан на такое количество людей, поэтому пришлось придвинуть ещё несколько кресел. Впрочем, Адам наотрез отказался садиться на предложенное место, удобно расположившись на полу и почёсывая задремавшего рядом Барбоса [к концу вечера Эти последовали его примеру и тоже переместились на пол, а диван остался пустовать — прим. авт.]. — Это ужасно, люди — отстой, — сказала Пеппер, когда на экране показали черепашку, запутавшуюся в целлофановом пакете. — В наших руках всё изменить, — заметила Анафема, — если каждый начнёт задумываться над этим и стараться меньше мусорить, то, возможно, катастрофы удастся избежать. — Но что делать со всем этим мусором, который уже есть, — Пеппер нахмурилась, — его вообще реально убрать? А даже если убрать, то куда его потом деть? — Его можно запустить в космос, — поправил очки Уэнслидейл, — пусть там себе летает, космос же большой. — Испоганили планету, а теперь испоганить ещё и космос, отличная идея, — девочка закатила глаза. — На самом деле, на орбите тоже достаточно много мусора из-за космических станций и спутников, — сказал Ньют, — и весь он летает там, — парень поднял палец вверх, делая круговые движения, — вокруг Земли. — Не планета, а большая свалка, — расстроилась Пеппер. Адам молчал, размышляя о том, каковы будут последствия, если, например, все мусорные острова вдруг в один миг исчезнут из мирового океана. После событий этого лета он часто задумывался о последствиях использования своих сил. Конечно, океан станет значительно чище, но не начнут ли от этого люди мусорить ещё больше? — Мофет р’льно ф кофмоф запуфтить ф’ё это? — Предложил Брайан, не замечая крошек, высыпающихся из его набитого рта. — Профто куда-нь’будь подальфе. — О, да, — с сарказмом закивала головой девочка, — «Привет, инопланетяне, у нас для вас большой вонючий подарок». И я, кстати, видела, Брайан, как ты вчера, выбросил фантик от конфеты на землю. — Я? — Брайан испуганно вытаращил глаза. — Не было такого! — А вот и было! — А вот и нет! — А вот и да! — Вообще-то, — Адам поднял голову, — ты и правда бросил фантик на землю. — Ладно, может, я просто промахнулся мимо кармана… — Стушевался мальчик. — Ты просто промахнулся мимо кармана, а потом какая-нибудь бедная черепашка из-за этого умрёт, — беспощадно припечатала Пеппер. — Но черепашка запуталась в пакете, а не в фантике! — Попытался защититься Брайан. — Пакеты я всегда выбрасываю в урну. — Знаете, — осторожно вмешалась в перепалку Анафема, — это правильно — выбрасывать фантики в урны и всё такое, но суть ведь не в этом — в итоге всё одинаково попадает в океан. Важно именно разумное потребление, чтобы самого мусора от вас оставалось как можно меньше. Иначе этому миру всё-таки наступит конец. Все притихли и задумались. — Наш новый учитель истории, мистер Болас, говорит, что в человеке заложена тяга к разрушению, — произнёс Уэнслидэйл. — Он какой-то странный, вам не кажется? — Пеппер нахмурилась. — Да ладно, он довольно классный, — запротестовал Адам, которому нравился мистер Болас — тот рассказывал много интересных вещей, за весь урок даже ни разу не заглядывая в учебник, да и в целом не был похож на типичного учителя. — Ты так говоришь, потому что его любимчик и он всегда ставит тебе пятёрки, — усмехнулась Пеппер. — Я не его любимчик! — Возмутился Адам. — И он поставил мне только одну пятёрку! — Но он действительно немного странный, — Уэнслидэйл встал на сторону Пеппер. — Позавчера я вернулся в класс, чтобы уточнить кое-что по поводу домашнего задания, и застал его разговаривающим с самим собой. Было жутко. Нормальные люди сами с собой не разговаривают. — Может, он репетировал какую-то речь, — неуверенно предположил Адам, — или просто заработался. — Если человек чем-то сильно увлечён, то может разговаривать сам с собой, — Ньют потянулся и зевнул, — Анафема постоянно что-то бормочет, пока рисует. — Ты рисуешь? — оживился Адам, повернувшись к застигнутой врасплох девушке. — Эм… Ну, я нарисовала только одну картину и несколько набросков. Я пока что не очень хороша в этом… — Покажи, покажи нам! — хором завопили дети. — Ох, ну ладно, — смущённо согласилась Анафема, — но вы только не смейтесь, я же говорю, у меня не так много опыта пока. Она поднялась с кресла, одарив Ньюта испепеляющим взглядом. Тот ободряюще ей улыбнулся. Через какое-то время Анафема снова появилась в гостиной, держа в руках холст, повернув его лицевой частью к себе так, чтобы не было видно того, что там нарисовано. — Ну, вот… Моя первая картина, — она вздохнула и перевернула холст. На картине был изображён брошенный в траве велосипед и ноги убегающего от него мальчишки в красных кроссовках, шнурки на которых были развязаны. — О, велик прямо как мой, — восторженно воскликнул Адам, — но у меня другие кроссовки. — Правда? Я, наверное, как-то неосознанно срисовала велосипед с памяти… — Очень красиво, — закивал Брайан с видом мудрого критика, облизывая пальцы. — Только мне эта картина кажется какой-то тревожной, — Анафема нахмурилась, вглядываясь в свою работу. — По-моему она наоборот очень… Беззаботная что ли, — пожала плечами Пеппер. — А сможешь нарисовать меня? — С надеждой спросил Брайан. — И меня! — И меня! Сможешь? — А меня так, будто я стреляю из бластера! — Ох, — Анафема не была готова к такому ажиотажу, — мне пока не даются лица, но если я немного попрактикуюсь, то думаю, что смогу. — Это так классно, — воодушевился Адам, — однажды ты станешь известной художницей и на твои выставки будет приходить куча народу! — Эм, куча народу, круто… — Мысль о том, что другие люди будут смотреть на её картины, обсуждать их, приводила в лёгкий ужас. — А есть ещё брауни? — Брайан решил обратить внимание всех на более насущные проблемы. — Кажется, ещё парочка осталась, — подмигнула ему Анафема, радуясь, что можно переключиться на другую тему. Остаток вечера прошёл более спокойно, они досмотрели фильм и доели все брауни, не пускаясь больше в ожесточённые споры по поводу того, как лучше спасти планету. Все остались довольны и в следующую пятницу договорились встретиться снова. Общим советом было решено, что в предстоящую встречу стоит купить молока к брауни. Много молока. *** Кроули проснулся в чудеснейшем расположении духа. Разговор с Азирафаэлем насчёт их переезда в Саут-Даунс оказался весьма продуктивным и дело оставалось за формальностями. Нужно было сделать всё грамотно, не привлекая лишнего внимания, чтобы исчезнуть с радаров высших и низших сил. Он проверил состояние растений, и остался доволен ими: не было ни пятен, ни увядших листьев. Демон даже похвалил их. Но, всё же, напоследок припугнул, чтобы знали своё место и не слишком расслаблялись. Он ещё размышлял о том, стоит ли их брать с собой при переезде. Всё зависело от того, как зелёные негодники будут себя вести. Захлопнув дверь квартиры за собой, Кроули прошёлся по коридору до лифта, словно по подиуму, попутно напевая под нос что-то из рок-н-ролльной классики. Уже в кабине он заметил соседа, спешащего к нему и махнувшего рукой, чтобы Кроули придержал лифт. Совсем крохотное демоническое чудо — и двери кабины закрылись прямо перед носом мужчины, скрывая его разочарованное лицо [это стало настоящим ударом для мистера Грэя — так звали соседа — мало того, что он накануне увидел крысу, спокойно бродившую по коридору (и это с ценами за аренду в этом доме!), так ещё и теперь его точно уволят с работы за очередное опоздание — прим. авт.]. Оказавшись на улице, Кроули подошёл к своей машине, любовно погладив её по крыше. Та в ответ завелась с полуоборота ключа, наверняка заурчав на своём автомобильном языке слова любви. Демон достал первый попавшийся диск с музыкой и салон наполнили звуки «Good Old-Fashioned Lover Boy». Лондонцы в этот день оказались непривычно внимательными и резво избегали тесного знакомства с Бентли, несущейся под 90 километров в час, поэтому за время поездки ни один пешеход не пострадал (хотя одна дама в фиолетовом пальто была очень близка к этому). Кроули решил слегка изменить привычный маршрут, и перед тем, как отправиться к магазинчику Азирафаэля, заехать на Риджент-стрит. В последнее время ангел был очень нервным и, возможно, пирожные, о которых тот все уши прожужжал, смогли бы немного поднять ему настроение. После пятнадцати минут безрезультатных попыток несчастного работника пекарни выяснить, о каких именно пирожных идёт речь, Кроули сдался и взял по дюжине всех семи имеющихся в наличии видов. Азирафаэль едва ли беспокоился о фигуре своей физической оболочки, и слов «слишком много», когда дело касалось еды, в лексиконе ангела не встречалось. Поэтому Кроули был уверен, что жест он оценит. Демона не остановила табличка «закрыто» на двери книжного магазина [в попытках отвадить клиентов, Азирафаэль был очень непредсказуем, когда дело касалось часов работы — прим. авт.], поэтому открыл её щелчком пальцев и без зазрения совести вошёл внутрь. — Азирафаэль, — выкрикнул он, — хватит чахнуть над книжками, у меня кое-что есть для тебя. Но, к большому разочарованию Кроули, ответом ему была глухая тишина. Это всколыхнуло неприятные воспоминания недалёкого прошлого. Сейчас вокруг не полыхало пламя, но отсутствие ангела слегка нервировало. Конечно, не было особого повода для беспокойства, наверняка, Азирафаэль умчался куда-то в поисках очередной книги для своей коллекции. Или по каким-то другим делам. На секунду Кроули задумался, какие ещё дела могут быть у Азирафаэля, кроме книг и походов в рестораны и театры вместе с ним. На ум ничего не приходило. В конце концов, он решил, что не будет ничего зазорного в том, чтобы подождать ангела здесь. Они знакомы шесть тысяч лет — едва ли это можно расценить как вторжение в личное пространство. Да он столько раз просыпался на диване в подсобке этого магазина, что тот наверняка уже принял форму его тела [вопрос, почему Азирафаэль так и не обзавёлся кроватью, терзал Кроули на протяжении долгих лет — прим. авт.]. Положив коробки с пирожными на захламленный столик, от скуки демон начал бродить по магазину. Казалось, что здесь царил ещё больший беспорядок, чем обычно. Педантичность ангела почему-то не распространялась на обстановку вокруг: куча старомодных безделушек, какие-то бумаги — всё это создавало абсолютный хаос, не лишённый, впрочем, своего шарма. И это весьма точно характиризовало самого Азирафаэля. Лишь его книги подчинялись безупречному, не заметному на первый взгляд, порядку. Они точно были не единожды рассортированы по алфавиту, годам, ценности и ещё черт знает каким критериям. Кроули остановился возле письменного стола, где стояла немытая чашка и гора листов с множеством пометок, сделанных корявым быстрым почерком. Хмыкнув, он поднял один из этих листов, пробегаясь по нему ленивым взглядом. В своих каракулях Азирафаэль мог бы сравниться разве что с Да Винчи, а тот был ещё тем шифровальщиком. Сквозь бумаги проглянула часть какой-то старой пожелтевшей рукописи. Кроули никогда не интересовался книгами — ни старыми, ни новыми. Но тут он поддался какому-то необъяснимому порыву любопытства и выудил манускрипт из-под вороха бумаг. На то, чтобы прочитать название книги, ушли секунды. Для осмысления прочитанного понадобилось чуть больше времени. Кроули даже снял свои очки, но едва ли те искажали зрение настолько. — Ах ты с-с-старый… — Неверяще прошипел демон. *** Азирафаэль неспешным шагом брёл в сторону книжной лавки. Дело близилось к полудню, но осеннее солнце, казалось, совсем не грело, выполняя, скорее, функцию большой яркой лампочки. А может это просто Азирафаэль замёрз от долгих часов сидения на верхушке Тауэрского моста, где ветер был особенно пронзительным, а воздух влажным. В последние дни он много времени проводил в этом месте, наблюдая, как солнце поднимается над водой и город просыпается, теряя свою безмятежность. Конечно, ангел мог бы избавиться от ощущения холода, стоило ему лишь захотеть. Но он не стал этого делать, предпочитая согреть себя более человеческим способом с помощью чашечки какао. Он много размышлял, и хоть мысли уже не были столь мрачными, тень тревоги по-прежнему нависала над его головой, будто чёрная грозовая туча. Предложение Кроули о том, чтобы залечь на дно, казалось немного наивным, но звучало весьма заманчиво. Возможно, это выиграло бы им немного времени, отсрочивая столкновение с неизбежным. Возможно, они смогли бы что-то придумать. Но как долго им удастся скрываться — месяцы, годы? И что если решение так и не будет найдено и судьба всё же настигнет их самым непредсказуемым образом? Жить по-человечески, без чудес, будет непросто. Никакого нескончаемого вина и мгновенной уборки, никаких быстрых перемещений, а уж если какая-то вещь сломается, её нельзя будет починить щелчком пальцев. И многие-многие другие мелочи, которые так упрощают существование. К тому же им понадобятся деньги — настоящие, а не сотворённые из воздуха. Хотя Кроули заверил, что позаботится об этом сам (каким именно образом, Азирафаэль предпочитал не знать, подозревая, что не слишком праведным). Но, несмотря на всё это, жить вместе, в тишине и размеренности какого-нибудь прибрежного городка южной части Саут-Даунса — такого Азирафаэль не представлял даже в самых дерзких своих мечтах. Ангелам в принципе не полагалось мечтать, но он перенял эту привычку у людей, как и многие другие человеческие пристрастия. Азирафаэль настолько был погружён в себя, что не заметил Бентли у магазинчика. Он открыл дверь в лавку и подпрыгнул, увидев Кроули на кресле, которое тот почему-то перетащил в центр зала [демон питал слабость к театральным эффектам ещё со времён античности — прим. авт.]. В руках тот держал книгу пророчеств. Ту самую. А его обманчиво расслабленная поза и скучающее выражение лица не сулили ничего хорошего. — Привет, мой благонадёжный друг, — елейным голосом произнёс Кроули. И Азирафаэль стремительно побледнел.