Пять ночей с Фредди: воспоминания

       По отсыревшей от дождя дороге, подставляя лицо каплям воды, летящим с неба, шел молодой человек. Хотя, со стороны трудно было назвать это ходьбой: ноги его заплетались, словно перестав подчиняться своему хозяину, он качался из стороны в сторону и, казалось, должен был вот-вот упасть в лужу. Но все же продолжал идти.        Те, кто видели его издалека, могли поклясться, что выглядел незнакомец не столько странно, сколько жутко: одежда, испачканная кровью, висела на нем мешком, в некоторых местах даже порядком прохудившись и истлев, волосы торчали во все стороны смоляными паклями, блестевшими от сырой погоды, руки безвольно болтались вдоль тела, а лицо было похоже на посмертную маску - обтянутый кожей череп со вплыми шеками, прогнившим носом и безумно горящими глазами.        Этот человек ходил по улице уже несколько дней, словно живой мертвец, не нашедший себе покоя. У него не было целей, не было пристанища, чтобы восстановить силы. Что нужно для трупа? Он не ест и не пьет, даже не дышит, а просто медленно разлагается.        Но жив ли он при этом?        Никто не хотел иметь с мертвым на вид парнем дела. Люди обходили его стороной, боясь даже прикоснуться к гнилой, потемневшей коже несчастного, чтобы не дай Бог не подцепить чего-нибудь плохого. Не нашлось и смельчаков, которые могли бы вызвать полицию, поскольку вряд ли бы их стали слушать. Да и места здесь почти безлюдные.        Человек все шел и шел, становясь с каждым следующим днем все страшнее и уродливее. Когда последние клочки кофты спали с его плеч, а кожа стала синюшно-лилового оттенка, что-то внутри него всколыхнулось. Оно почувствовало себя уязвимым. Тело человека оказалось весьма нестойкой оболочкой, не способной держаться в целости долгое время. Оно разъедало своего носителя изнутри, становясь беспомощнее с каждой секундой. И теперь, по встроенной в него программе, ему требовалось новое, свежее тело для внедрения.        Нечто внутри юноши, боязливо дернулось. Все его естество подчинялось чужому мыслителю, таинственному Создателю, манипулирующему грудой бесполезного металла. Но среди системы находился один изъян, который мог думать по-своему, невзирая на указания владельца. Не входящий в планы, ничтожный осколок живого сознания чужого человека, маленькая душа, теплившаяся внутри паутины железной марионетки. Она почему-то была знакома с человеком. И что еще хуже, ей было жалко.       Ее мучило чувство вины за то, что она предала своего брата.        "Механическая" плоть человека получила новый приказ - избавиться от ненужной части и отправиться на поиски нового тела.        Парень внезапно остановился. Он упал на колени, склонился над землей, с трудом подавляя приступ тошноты. Внутри него что-то отчаянно пыталось выбраться наружу, вызывая волны судорог по всему телу. Изо рта и проплешин на груди, спине и ногах парня потекла сукровица вперемешку с грязной кровью и маслом. Все ближе и ближе оно подбиралось к горлу, и вот человека вырвало субстанцией, похожей на вязкое серебристое желе. Оно вывалилось наружу, шлепнувшись комком спутанных между собой пластин, болтов, гвоздей и кабелей для техники, между всего этого плавали светящиеся искусственные глазные яблоки, смотрящие сразу во все стороны. Чужеродная масса огляделась и увидела, что под бордюром располагался канализационный проход. Нужно скрыться как можно скорее, чтобы быть в безопасности.        Оставив своего бывшего носителя, оно поползло к решетке, перебирая концами проводов, словно лапками у сороконожки. При этом оно пыталось отторгнуть от себя все лишнее, в том числе налипшие человеческие ткани, шестерни старого механизма и... эту дурную, бесполезную, жалкую душу! Но душа была слишком сильной и не желала кончать свое и так слабое существование.        Оно решило, что придется разделаться с ней чуть попозже, а пока - найти себе более устойчивое тело. Тогда его больше никто не сможет побеспокоить.        Сущность неизвестного происхождения протиснулась сквозь решетку канализационного отверстия и плюхнулась в грязную вонючую воду, отдавшись на волю течения.       

***

      

Ты не умрешь. Ты не умрешь.Ты не умрешь. Ты. Не. Умрешь.

       Майкл даже не пытался понять, что или кто вернуло его с того света (где, кстати, не так уж и плохо), потому что все, что занимало его в тот момент - адская, невыносимая боль во всем теле. Подобные муки мог бы почувствовать человек, попавший в бассейн с кипящей водой, утыканный битым стеклом и ржавыми гвоздями. Он лежал на асфальте, согнувшись в три погибели, в то время как его нещадно поливал промозглый дождь, только умножая нестерпимое ощущение смерти.        После прямого столкновения с ковшом, Майкл покинул сей мир и полностью перестал что-либо видеть, слышать понимать. Если иной мир таков, то там ничего нет, это уж точно. Это как если бы человек заснул навсегда, при этом не видя никаких снов. Но неведомая сила, и этот голос - не голос Бэйби, не голос его отца, ни даже матери, а его покойной сестренки, Элизабет, помог ему попасть обратно.        Впрочем, радостных впечатлений от такого "возвращения" точно окажется с гулькин нос.        Пытаясь встать хотя бы на четвереньки, Майкл чувствовал, как скрипит, растягивается и даже рвется его собственная плоть от каждого лишнего движения. Перед глазами мир извивался и таял, а потом вновь восстанавливался словно из призрачных кусочков, усеянный сплошь яркими белесыми пятнами, мешающими видеть. Каждая еще живая клеточка тела парня отдавала такой колоссальной болью, что ему даже не удавалось закричать - из травмированного горла вырывался лишь сдавленный хрип, пополам со слюной и сгустками запекшейся крови.        Вместо привычных голых стен подземного хранилища его окружали дома и газоны со смоченной прохладным дождем травкой. Правда Майкл точно не мог определить, где он находится. Единственное, чего он добивался смертельными усилиями - попасть домой.        Но для этого нужно встать в полный рост, что в данный момент было почти что невозможно.        Парень будто бы вновь учился контролировать свое тело, то есть, то, что от него осталось. Боль не утихала, а даже становилась сильнее с каждой секундой, но Майкл, прикусив губу до крови, встал на одну ногу, затем - на другую. И медленно выпрямился. После хруста в спине нутро начало гореть огнем, несмотря на ледяной ливень. Майкл схватился за грудь, но не услышал биения сердца. Он не думал ни о чем ужасном, но его уже одолевала дрожь - инстинктивно. Вдохнуть воздуха тоже не получилось, как следует - то ли дело в разорванном горле несчастного, то ли в том, что и легких у него, наверное, не было. Майкл, содрогаясь, опустил голову и подавился кашлем.        Все туловище, от края горла до ног, было рассечено, в центре зияла страшных размеров дыра, окаймленная бахромой из лоскутов кожи. Из нее торчали провода, перекрученные с оставшимися органами, представляя собой месиво из живой и неживой материи, и все это было густо забрызгано почерневшей со временем кровью. Глотая неожиданно откуда взявшиеся слезы, Майкл ощупывал себя и понимал, что то, что он видит - это никакой не сон, а, скорее, настоящий кошмар.        Ему стало страшно. Сколько он так ходит? Кто его видел? Что можно сделать? Надо ли позвать кого-то на помощь, чтобы его отвезли в больницу, пока не поздно? Как назло, никого рядом не оказалось в самый нужный момент. Стараясь из последних сил держаться на ногах и прикрыв руками грудь и живот, Майкл осмотрелся. Где-то здесь его дом, там он сможет найти телефон и позвонить в скорую. Вдруг еще есть надежда?        И он пошел по улице, волоча ноги, пока остатки разума еще не успели покинуть его воскресшее естество. Сколько времени продолжались поиски - он не мог точно сказать, но вот вдалеке показался знакомый дворик. В голове хаотично бегали и ударялись друг о друга, как шары в бильярде, призрачные мысли - фантомы, едва уловимые, но недостаточно ощутимые для осознания. Он не мог даже нормально думать - а вдруг, мозга тоже не осталось, и все, что он сейчас делает - это лишь реакция организма на внешние факторы? Шаг за шагом боль разрасталась, словно опухоль, сковывая все движения и причиняя неописуемые страдания. Майкл шагнул и упал, лицом в лужу.       

Он лежал на крыльце у своего дома.

       Майкл почти не помнил, как смог открыть дверь (остался ли ключ после того происшествия?), но он уже полз по гостиной, силясь добраться до тумбы с телефоном. Тумба была слишком высокой, так что длины посиневшей и омертвевшей руки с изъеденными ржавчиной пальцами из проводов не хватило. Парень уже не мог встать на ноги. Он сделал последнюю попытку, приподнявшись настолько, насколько смог, но вместо телефона зацепил бутылку с газировкой, стоящей рядом, и уронил ее на пол. Бутылка, будучи стеклянной, разбилась и выплеснула все содержимое Майклу в лицо. Он поскользнулся на острых осколках и мокром полу и плюхнулся ничком.        Все, у него больше нет сил. Майкл задыхался от собственного бессилия, злости и горя. По щекам полились слезы. Он лежал на полу, в окружении лужи воды и битого стекла, еще более жалкий, чем раньше, и все потому, что он был слишком глуп и доверчив. Лучше бы просто взять и умереть, просто, по-человечески, отдать концы и больше никогда и ни за что не возвращаться. Потому что кроме боли ты ничего здесь не найдешь.        В отражении, Афтон-младший видел свое худое, сморщенное лицо, ставшее мерзотно-лиловым или даже фиолетовым от гниения и смерти. Отвратительный цвет, но что еще отвратительнее, так это два ярко-горящих глаза, смотревших на Майкла из воды. Неужели это его глаза, вот эти два прожектора, которые каким-то чудом теперь сидят у него в глазницах и показывают ему мир, пускай не в лучшем свете? Уж лучше он бы ослеп, не пришлось бы лицезреть это уродство, когда-то бывшее человеком. А теперь кто он - труп, зомби, киборг, человек, наполовину робот?       Кто я теперь? Никто.        Майкл вздрогнул. Нечто острое, лежащее в штанах, кольнуло ему в ногу. Он сунул руку в карман, надеясь вынуть стеклышко, но вместо этого достал электронную карту. Это был модуль Бэйби.        Пожалуйста, не умирай, слышишь? Прости меня! Прости меня!!! Это не я, меня заставили, Майкл, пожалуйста, очнись! Я тебя люблю. Ты не можешь вот так сдаться! Ты не можешь оставить меня! Ты не умрешь, ты мне нужен! Ты не умрешь. Ты. Не. Умрешь.        Элизабет!        Голос сестры, до сих пор звеневший в голове, током ударил Майкла. Он с хрипом и стонами перевернулся на другой бок и вытащил из запасного кармашка фотографию. Она осталась при нем, целая и невредимая, все это время она лежала у его груди и не давала сдаться. А теперь... его сестра жива и она просила его не умирать. Человек, почувствовав прилив гнева, стиснул зубы.        Ты не умрешь.        Он схватил осколок с пола и чиркнул по ладони. Из разреза потекла кровь.        Ты не умрешь.        Морщась от жгучей боли, Майкл обмакнул в крови палец и, перевернув фотографию, стал писать по чистому месту. Первое, что пришло ему в голову.        "Отец, это я, Майкл. Я смог сделать то, о чем ты просил. Я нашел это... оно было внизу, вместе со всеми. И я отыскал ее. Я починил ее, как ты и просил. Теперь она на свободе, но я упустил ее. Что-то случилось. Я должен был умереть, но не умер. Теперь мне нужно скрываться во тьме. Но я должен выполнить еще кое-что: найти тебя. И я сделаю это.        Слова, выписанные кровью, блестели на белом фоне. Молодой человек сжал фотографию в руке, со снимка ему улыбалась маленькая белокурая девочка. Если удастся, Майкл пошлет отцу "письмо". Если нет...        Вся надежда на судьбу.       

И на Уильяма. Только на папу.