Тело, душа и магия

      Внутри «Симуран» оказался не менее вместительным, чем «Черепаха». В вытянутом брюхе крылатого волка немного по-иному располагались кресла — у окон по бокам, — и механическая панель, выделанная из дерева, обладала немного иной «начинкой». Наверное, так бы Механичка выразилась — это всё-таки её компетенция, не Джанта.       Джант же в ступоре осматривался, осознавая, что только что произошло. Его связали и допрашивали, а потом просто отпустили после того, как он залпом выпил бутылку сурицы. К слову, присмирённый огонь до сих пор пылал внутри, даже немного покалывая жаром в груди. Но подобное ощущение терпимо — слишком привычно.       Вот что Джанту действительно доставляло неудобства, так это брошенные искоса взгляды Светозара. Ох, как Джант жалел, что не прихлопнул его на месте ещё тогда, за стенами корабля. Да, Джант — не сторонник войны и смертей, но относился совершенно спокойно к убийству таких ублюдков, как Светозар. И если бы не Ив, законы Академии вполне позволили бы ему это провернуть. Конечно, Джант — не скрытый ассасин, чтобы умерщвлять скрытно, и не безмозглый бандит, чтобы устраивать резню посреди Академии. Но в честной дуэли один на один Джант бы выиграл с лёгкостью.       Но корабль «Симуран» — совсем не то место, чтобы задаваться подобными мыслями. Здесь Светозар если не герой, то, по меньшей мере, модераторий-меч их команды, и спорить с ним — а тем более устраивать расправу — не стоит, ведь это никому не понравится. Да и Джант ещё не опустился до уровня этого ублюдка, чтобы убивать его на глазах друзей.       Так или иначе, Джант молча ходил следом за капитаном Дубом. Тот с радостью показывал «новшества берской техники», но Джант слушал лишь вполуха. К сожалению, он слова Механички не запоминал, поэтому сравнить вряд ли мог.       — Ну, что ж, Джант, сын Неизвестного…       — Не называйте меня так, капитан. Я ему не родня, — устало повторил Джант. — Это выглядит не только лживо, но и так, будто вы пытаетесь меня этим устыдить.       — Ни в коем разе, — мощно отмахнулся капитан Дуб. Его рука пролетела прямо перед носом Джанта. Как этот бер ещё остаётся на ногах после всего выпитого? — Просто принято так в Берском Царстве. Особенно касательно зверов… или мужчин.       — Тем не менее.       — Эх, ладно, нудный мальчишка, — пробормотал капитан, громкость его голоса скакала.       Джант огляделся. Пустые бутылки — повсюду. Стояла ужасная вонь. Как сами беры — зверолюди с чутким носом — это выдерживали? Пол в чём-то испачкан, одно кресло — перевёрнуто. Похоже, эти забулдыги времени зря не теряли. Как они всего за пару дней превратили корабль — в это?       — Эллиадский мальчик, наверное, думает, что мы грязные свиньи, — произнёс вдруг насмешливый голосок над ухом. — Но это вы — лицемеры.       У Джанта сердце подскочило. Отступив, он увидел Лихо, свесившуюся с какой-то отломанной деревяшки.       Джанта до сих пор поражало, что корабль «Симуран» был лишь отделан металлом, но сделан — из дерева. Как этот материал только выдержал огненную посадку? С другой стороны, зато он защищал от жары, и в нём было далеко не так душно, как в «Черепахе».       — Я, по крайней мере, не веду себя, как обезьяна.       — Лицемерие хуже обезьянничества и свинства, — парировала Лихо, переворачиваясь… на хвосте. Ив говорила, что зверолюдям тяжело контролировать свой хвост. Похоже, эта звероподобная Лихо действительно была больше зверем, чем людом.       — Кому как. В любом случае, я не лицемер, — пожал плечами Джант. — Я рассказал вам чистую правду. Зачем я пришёл, чего хочу, кто я.       — Да не в этом дело, дурачина, — усмехнулась она с презрением. — А в том, что вы, эллиадцы, осуждаете всё, что бы мы, беры, ни делали.       — Это неправда.       — Чистая правда…       — Лихо! — вскрикнул вдруг капитан Дуб. — Иди лучше помоги Бранко с готовкой. Я хочу жрать, а не слушать твои вечные пререкания.       — Эх… Есть, воевода, — тяжело вздохнула она и, бегло бросив на Джанта последний уничижающий взгляд, спрыгнула вниз. Затем она, как ни в чём ни бывало, выскочила в открытую дверь.       Джант же скептично вскинул бровь, строго взглянув на капитана Дуба. Тот — вопреки ожиданиям — сам тяжело вздохнул.       — Так. Пойдём, — коротко сказал он, кивая в сторону лестницы.       — Куда? — опешил Джант.       — Увидишь.       Более капитан и рта не открыл. В давящей тишине Джант проследовал следом за ним, к спальням и складам «Симурана».       Помещение оказалось освещено, но тускло. Едва искрящееся сердце «Симурана» уродливыми осколками висело на верёвках в конце коридора. Теперь этот корабль никогда не взлетит.       Благо, печаль перебивал усилившийся запах — он стал практически невыносимым. Джант поморщился так, что, видимо, даже в нелучшем освещении капитан Дуб это заметил и глухо произнёс:       — Не осуждай. Каждый справляется по-своему.       — Справляется?..       Джант вдруг заметил: помимо модераториев и капитана, он так и не встретил других членов экипажа. О Лучике он услышал, но…       — Они разбились. Четверо.       Джант помнил приземление. Сумбурное и хаотичное. Никто не знал, что думать. Что делать. Неизвестный не давал указаний относительно такого развития событий. И каждый поступил по-своему.       Эллиадцы сбежали. А вот беры — защитили их. Да, глупо, да, непредусмотрительно…       — Спасибо, что обеспечили нам отход. Я помогал, как мог.       — Да… мы видели, как ты помог. И как твоя невеста всё разрушила.       Джант едва удержался от того, чтобы вновь вспыхнуть. Но, к своему удивлению, понял: капитан в какой-то мере прав. Ив бросилась спасать его, ценой жизни всего экипажа «Симурана». Обмен неравноценный… Однако Джант прекрасно представлял, почему Ив это сделала, и знал, что если ей дадут этот выбор вновь, она не изменит своего решения.       — Я не могу говорить за неё, но, думаю, ей стыдно, — сказал Джант первое, что пришло ему в голову.       — Должно быть.       А ты имеешь право судить, старый… Так. Надо держаться. Почему эти беры так выводили Джанта из себя?       — Пойдём.       Отступив к одной из дверей — таких же деревянных, как и весь корабль, — капитан Дуб постучал. Послышался цокот — открыли быстро, показалась изящная мордашка Оленихи Ланы.       — О… воевода… — пролепетала она, растерянно поглядывая на Джанта. — Может, не стоит?       — Пускай увидит последствия действий своей путевой.       Недолго, Лана молчала. Но под жёстким взглядом капитана сломалась:       — Л-ладно…       Она отворила дверь. Грузно, капитан Дуб вступил внутрь. Джант шагнул следом.       Он вмиг понял, в чём дело. Его взор тут же наткнулся на одну постель. Точнее на тело, едва дышащее на ней.       — Лучик… — непроизвольно выдохнул Джант, осознавая.       Вот он. Беззащитный зверчонок. Мирно спящее дитя. Его бледное лицо — немо остекленело в неестественном сне. Его губы сомкнулись, более не растягиваясь в доброй улыбке. Его яркие глаза закрылись, чтобы, возможно, никогда не распахнуться.       Он всего лишь ребёнок. Никакая война, никакая экспедиция, никакой «новый свет» не стоит жизни ребёнка. Никакая жизнь Джанта не стоит жизни ребёнка.       — Мне… очень жаль, — только и выдохнул он.       На его месте должен был быть он.       — Лучик в чудесном сне, — робко пояснила Лана, стоявшая в стороне, сомкнув руки.       — Ты имеешь в виду энергетическую кому? — уточнил Джант, припоминая.       — По-эллиадски — да.       Значит, шанс ещё был. Энергетическая кома возникала с магом, если он расходовал всю внутреннюю магию — или расходовал слишком много, а жалких остатков не хватало для поддержания жизни тела и души. Тогда маг засыпал.       С возможностью проснуться. Призрачной, но реальной.       Джант сделал пару шагов к кровати. Он не знал, как подступиться: правильнее ли сесть, или его одёрнут? Может, он вообще, в конце концов, перейдёт черту?       Но Джант всё же попытал удачу и встал перед кроватью на одно колено. Совсем рядом с лицом Лучика. Таким безмятежным: его пушистые ушки уютно устроились в облаке кровати так, будто владелец действительно просто спал. Джант надеялся, что Лучик видел лучшие сновидения.       Вдруг Джант заметил: тонкая — почти зверицина — рука Лучика лежала на одеяле, которое целиком укутывало его тело.       — Я каждый день проверяю его сердцебиение, — поспешила объясниться Лана, видно, заметив взгляд Джанта. — Он… холодеет с каждым днём всё больше.       Ясно. Время стремительно утекало.       — Поэтому мы ждём твоего решения, — наконец подал голос капитан Дуб. — Твоя Ив нам очень поможет, если поймёт, что с ним.       — А ты разве не видишь? — обратился к Лане Джант. — Ты ведь владеешь религиозной магией. Или волховской, я не знаю, как у вас, беров…       — Это… немножко другое, — отвела взгляд та, переминаясь с копыта на копыто. — У нас, Оленей, немного свои устои относительно чудес. Но, считай, да, какие-то основы я знаю. Но глубже — я не вижу. К тому же я чувствую: Лучик страдает не той болезнью, которой может страдать простой смертный…       Губы её в сосредоточении надулись. Порой Джант ловил себя на мысли, что Лана — удивительно красива. Однако Джант ценил в женщинах и людках вовсе не красоту.       И именно за особую душу он и выбрал Ив.       Обернувшись, он наконец взял Лучика за руку. За спиной он услышал громкий топот, но — один «цок» — и топот прекратился.       — Я клянусь, Лучик, — клялся Джант, пока ему давали возможность, — мы тебя разбудим. Я тебе должен и верну свой долг как настоящий мужчина. Почти такой же настоящий, как ты, маленький герой.

***

      Почти чудесные нити цветочных запахов окутали маленькую Иву. Среди этого пёстрого поля она — худая, мелкая, черноволосая и черноухая — казалась особо невзрачной и уродливой. Но, может, даже на такую — страшную и безобразную — найдётся любящее сердце?       А может, её и вовсе заметит тот, по кому она грезила всю свою жизнь?       Узелок за узелком… Узелочек хитрый, узелочек ровный… Ива старалась, как могла. Её руки-палки с кривыми пальчиками вряд ли могли сотворить что-то прекрасное. Но, может, если она вложит в венок всю душу, он получится хотя бы отдалённо красивым?       — У неё из какого места руки растут?       — Да не обращай внимания. Ты лучше за своим венком следи, а то так же отвратительно, как у неё, получится.       — Это что, жёлтые касатики? Неужели она не знает, что жёлтый — цвет измены?       — Вообще-то жёлтые касатики — это восхищение. А у неё жёлтые хризантемы — это знак неразделённой любви.       Обе неправы. У Ивы в венке и то, и другое. Она попросила хризантемы в теплицах с заморскими цветами. Разве они не выглядели ярко? А касатики и вообще — любимые цветы Ивы.       — Кто вообще собирает венок не из полевых цветов? Она знает, как это работает? Уже в полный голос обсуждали. Но Ива всегда молчала, так что…       — Зверочки, пора! Звечата все собрались! — возвестила учительница.       И ученицы — с заливистым смехом — бросились следом. Но Иве нужно ещё немного доплести! Совсем чуть-чуть!       — Ива, мы тебя одну ждать не будем! — воскликнула одна из зверчонок, ударяя — нарочно или нет, уже не важно — Иву коленом по плечу.       Да ладно… Случайно, наверное. Не надо жаловаться. А то обвинит почём зря… И кто вообще станет прислушиваться к её словам?       Вот и последний узелок. Какой пышный! Ива была почти довольна собой. Наверное… А вдруг? Ведь ему может и понравиться…       Медленно Ива поднялась на ноги. Ох, как же в самом деле красиво около Высшей Школы Чудесных Наук ночью… Яркие звёзды освещали высокие башни расписного дворца. Цветочные поля — на которых по обыкновению чудесники собирали травы для отваров — утопали в нежных лепестках. А рядом, окружённая пышными кронами деревьев, мерно текла чистая речушка. К ней на зов Ива и направилась.       Из всех друзей у неё в Школе — только речная водица и Светозар. А зачем ей ещё кто-то? Ива даже не старалась общаться с другими зверчонками. Они всегда считали её странной, смеялись. И пусть считают, смеются! У неё есть родная водица и родной Светозарушка.       Конечно, Светозара тяжело считать другом… со всеми теми чувствами, которые Ива бережно хранила в своём сердце. Ей казалось: они друг другу предназначены. Вместе почти с рождения — или и впрямь с рождения — Матушка начертала им совместный путь по звёздам.       Оставалось только сказать. Кто-то должен сделать первый шаг. И что может лучше подойти для признания, кроме этого особенного дня? Праздника, когда зверицы пускают венки по реке, и тот, кто их подберёт, станет ей истинным женихом. Светозар непременно узнает её цветы, непременно подберёт. Ведь жёлтый — его любимый цвет! И непременно поймёт, что их с Ивой дороги должны слиться в одну.       Отступив от других зверочек, Ива взглянула на венок. Что ж! Была, не была.       Осторожно опустившись на корточки, она опустила венок в воду. Водица, пожалуйста, будь подругой, выдержи!.. Выдержала, фух. Спасибо, подружка!       И он поплыл, уносимый ласковым течением. Вдалеке от других венков. Так его Светозар точно заметит.       Мельком Ива взглянула на себя в отражении. Угловатая и такая неказистая. Мелкая, даже для двенадцати лет, совершенно не подходящих для Школы — самая худая из всех зверчонок. Они дразнили, мол, её когда-нибудь унесёт ветром… Хотелось плакать, но Ива вспоминала: у неё есть Светозар, ради него она живёт и дышит. А с ним — какая разница, что думают другие?       Вдруг в голове появилась беспокойная мыслишка. А если венок попадёт не в те руки? Она тогда не выдержит! Не может она достаться другому зверчику. Только её любимому Светозару она посвятила себя, никому больше!       Надо срочно проследить за венком!       Пока другие зверочки отвернулись, а учительница разговаривала с особо взволнованными из них, Ива проскользнула в небольшой пролесок. За ним её и не видно, да и разве кто-то следил? Порой её-то и когда должны были, не замечали, и не составляло трудности улизнуть намеренно.       Пробираясь меж кустов и отодвигая колючие ветки, она бросала взгляд на венок.       Поспевала! Ох, водица, как ты Иву выручила. Ей казалось, что слишком тяжёл венок, но в итоге вышел — как надо. Пышный и жёлтый. Жёлтый — как Светозар, её озаряющий свет.       А за поворотом — уже зверовы голоса. Ива спряталась получше: так её точно никто не заметит. Ведь нельзя зверицам заранее знать, кто взял их венок. Но что такого, если она подглядит? Всё-таки она никому не покажется, значит, никто не узнает. Может, Матушка тоже не станет внимания обращать. Матушка, пожалуйста, будь милосердна к Иве сегодня! Только сегодня, пожалуйста-пожалуйста.       А вот и зверцы! Ива затаилась, только уши видно. Но поджать их она не могла: как же она услышит? С другой стороны, куст плотный, да и не посмотрит сюда никто.       Другие зверцы — радостно хохоча и по-доброму подначивая друг друга — принялись разбирать венки. Один за одним. А венок Ивы — последний. Ох, что же, если Светозарушка не придёт вовремя… Или — того хуже — чужой венок возьмёт!       Слабое сердечко Ивы сходило с ума. Пускай он быстрее возьмёт венок… Матушка, пожалуйста, укажи ему путь! Ты же так и задумывала, чтобы они вместе были!..       Белые уши. Уверенная осанка. И обаятельная улыбка. Это точно он. Никто другой не может выглядеть так прекрасно.       В окружении других зверчиков – детского отделения Школы – он казался великолепнее всех. Его пылкие речи слушали, его забавным шуткам — смеялись. Наверное, все его любили, как и Ива!       Наконец он спустился. Венок! Он почти… рядом, совсем рядом! Ива задержала дыхание.       Светозар посмотрел! Взглянул на него. Узнал, он узнал! Ива видела этот взор прежде: он задумался, значит, понял.       Подошёл… Иве не верилось! Опустился на колени, протянул руки. Да, да, он понял!..       — Смотрите, ребят… Спорим, уродливее не найдёте?       Сердце её опустилось в пятки. Взгляд застыл на Светозаре, расплываясь. Как… так?       — Слушай, Зар, я видел твою, эту… твой хвостик, она в теплицах эти цветы собирала, — неожиданно припомнил один из его друзей. — Может, это её венок?       Незнакомый звер расплылся в улыбке, поведя палочками-усами. Светозар задумался, взглянув на венок.       Да, может… Может, он просто перепутал? К тому же какая разница, какой венок — красивый и уродливый? Главное, чтобы дошло признание…       — Пф. Да из неё хозяйка никудышная. Зачем она мне вообще сдалась?       Его лицо растянулось в натянутой улыбке. Но надежда Ивы и вспыхнуть не успела, как они с другом рассмеялись — резко и громко.       — Ну, получай! — вдруг вскрикнул друг, порывая венок в его руках на кусочки и кидая Светозару в лицо.       — Хей! Разве мы не договорились на счёт три?       И он тоже. Его пальцы сжали венок — на мгновение, всего на мгновение промедления.       Но тут же разорвали. Ива будто чувствовала, как вместе с нежными лепестками и хрупкими стебельками разрывается на куски её разбитое сердце.       Вскочив с места, Ива больше не беспокоилась о том, заметят её или нет. Выгонят с праздника — или вообще из Школы — или нет. Кому нужен праздник, кому нужна Школа? Ведь такой нужный Светозар — с Ивой никогда в жизни не будет!       И пока Ива трусливо уносила ноги, в спину ей донеслось:       — Долой зверок!       Светозар кричал это с друзьями. Да, долой Иву! Долой все её старания, долой все чувства! Долой её разбитое сердце!       Спускаясь вниз по реке, Ива не знала, куда бежит. Вдруг — в следующий миг — её охватила кромешная тьма.       Вокруг — со всех сторон — из тенистой чащобы доносились громкие голоса и оглушающий хохот. Появлялись лица — знакомые, издевающиеся лица — и говорили большим, злобно усмехающимся ртом самые разные мерзости, которые Иве доводилось слышать:       — Уродина!       — Худышка!       — Простушка!       — Страшила!       — Да тебя должно было ветром унести!       — Ты вообще что-нибудь жрёшь?       — Ты умеешь разговаривать или только молчишь? Как у вас там, Собак, вы гавкайте? Гав-гав! Отвечай, сучка!       В конце концов, Ива споткнулась о корень дерева. Ползущие руки не стали её хватать: кажется, они тянулись к ней, только чтобы поиздеваться, но прикасаться не собирались. А то что, вдруг ещё подцепят уродливость? Как Ива их понимала…       И стоило Иве поднять голову, как вокруг стали появляться цветы. Нет. Ехидно усмехавшиеся лица, обрамлённые большими лепестками. Кто-то покрупнее, кто-то — мельче. Но все — как один — смотрели на неё. Заливисто смеясь.       Хватит!..       — Пожалуйста, прекратите! Умоляю, хватит! — взвизгнула Ива, но крик её тонул в хохоте. — Прошу, простите! Я не виновата в том, что уродлива! Пожалуйста… Я же вам ничего не сделала!       Тьма. Они скрылись, словно ждали её слов. Её рокового признания.       Это — единственное признание, которому суждено было случиться. И оно — гораздо больнее их издёвок.       Да… Ива всегда знала, что уродина. Что никто никогда не полюбит её, что с ней никогда никто не подружится. Её предпочитали избегать — настолько она была страшной. А кому приятно смотреть на это лицо? Кому приятно видеть рядом с собой чудовище?..       Вдруг краешком — совсем краешком — уха Ива почувствовала: к ней собирались прикоснуться. Светозар! Нет-нет… Он её ненавидит! Он захочет ударить! Ведь тех, кого ненавидят, бьют…       Но нет. Прикосновение оказалось лёгким. Пальцы — чьи же это пальцы? — невесомо коснулись её головы, нежно проводя по пушистым ушам и встрепавшимся волосам. Мягко и ласково, словно любили Иву больше всего на свете.       Осознав, Ива вскинула голову. На миг яркий свет ослепил её, однако вскоре взор привык. Более лучи не смущали его.       Это звезда. Та самая звезда!       — Я… Это ты! Я помню тебя! — мгновенно вскочила Ива.       — Это хорошо. Я здесь, чтобы помочь тебе.       — Ох… Это совсем не обязательно, — смятённо сжалась Ива.       Разве такая прекрасная звезда поможет такой уродине? Разве что заразится…       — Ты слишком строга к себе, — вдруг донёсся призрачный голос звезды. — Ты считаешь себя уродиной, но это вовсе не так.       — Но все меня так называют… Как мне ещё думать?       — Что ты прекрасна.       Эти слова отдались в груди знакомым теплом. Неужели Ива уже где-то их слышала?       — Забудь жестокие слова других, — вновь отозвалась звезда. — Они никогда ничего не значили и не должны значить. Только ты можешь знать, какая ты на самом деле.       — Я не знаю… Я ничего не понимаю, я запуталась, — заскулила Ива, всхлипывая и прикрывая рукой лицо. Звезда не должна видеть её страшных слёз…       — Не плачь… Я не могу видеть твои слёзы, — с неожиданной болью произнесла звезда. — Прошу, просто поверь мне. Я ни за что не солгу тебе. И не предам.       — Меня уже предали… Как же мне тебе верить? — умоляюще произнесла Ива.       Она хотела верить. Хотела больше всего на свете!       — Просто… Верь себе, — настойчиво произнесла звезда потусторонним, но преисполненным добротой голосом. — Тебя обязательно полюбят. Не переживай и не сдавайся. Я верю: на каждого из нас найдётся своя душа. И на тебя — тоже найдётся. Вот увидишь.       Постепенно звезда начала исчезать. Растворяться в непроглядной тьме.       — Постой! — воскликнула Ива. — Как я буду без твоего света? Как мне верить себе, как мне верить тебе? Как мне дождаться?       Звезда промолчала с мгновение. Ива уже подумала, что она больше не с ней, как вдруг звезда произнесла:       — Если тебе так будет легче… Я тебя люблю. Может, моя любовь ничего не стоит, но…       Она исчезла. Но для Ивы — навсегда осталась в сердце.       Даже если звезде казалось, что её любовь — ничего не значит, то для Ивы — она значила всё.       Неожиданно, растворяя приятную, словно сладкая дрёма, дымку, тишину разорвал голос учительницы.       — Ива? Ива, ты здесь?       Подумав, Ива вздохнула. Может, пора выйти из темноты?       — Я тут, учительница!       Вдруг к ней подбежала большая Ласка с лопоухими пушистыми ушами — та самая, что, казалось, вовсе не заметила её ухода совсем недавно. Неужели ей на самом деле было не всё равно?..       — О, Ивушка, зачем же ты сюда забралась?       — Я… Я… Учительница, я видела, как мой возлюбленный разорвал мой венок.       Она не знала, зачем признаётся. Но, увидев снисходительную улыбку учительницы, неожиданно поняла: может, она и не зря рассказала.       — Ты про Светозара что ли? — догадалась учительница и… хихикнула. — Да таких Светозаров — пруд пруди. Найдёшь себе нового, не переживай.       — Я… не знаю. Я его всю жизнь любила.       Почему она не сказала «Мне больше никто не нужен»? Почему засомневалась?       Ива себя едва ли узнавала.       — Ты ещё и жизнь-то не прожила, малыш, — мудро ответила учительница, снимая с головы цветастый, приятно пахнущий платок и вытирая им Ивины слёзы. — Жизнь не заканчивается с одним глупым зверчонком, который пока даже не способен оценить тебя по достоинству. Подожди ещё — он сам тебе в ноги приползёт!       — Думаете, меня может кто-нибудь полюбить?       Почему Ива не порадовалась, что Светозар ещё вернётся?..       — Конечно! Что ещё за глупости? Ты же готова полюбить. А что ещё нужно?       И впрямь… Разве ещё что-то нужно?       — А теперь вставай, давай. — Резво вскочив на ноги, учительница потянула Иву за собой и принялась отряхивать её юбку. — Пойдём назад. Мы хотели выпить ромашкового чая с другими ведьмами…

***

      Мысленное перо парило по воздуху сознания. Ива осторожно подхватила его и написала на несуществующей бересте:       «Однажды родители решили, что оставлять меня с вечно забывчивой бабулей — уже поздно. Я выросла из возраста, когда меня нужно нянчить. И тогда меня отправили в детское отделение Высшей Школы Чудесных Наук — самое ужасное место, в котором я когда-либо бывала.       Чудесники — по сути своей закрытые и жестокие зверолюди. Они уверены в себе и своих силах. Иначе с силой совладать невероятно тяжело. Мне, наверное, с моей душевной и телесной слабостью повезло тем, что во мне обнаружились способности к чудесам воды. Мы с водой на равных, и мне не нужна сила духа, чтобы управлять стихией.       Другие же чудесники — я совсем не похожа на них. И мне среди них было ужасно неуютно. Но, благо, у меня обнаружился выход: вместе со мной отправили и Светозара.       Светозар всегда грезил мечтой освоить чудеса. Хоть какие-нибудь. Он хотел, чтобы чудеса делали всю работу за него: охотились, дом прибирали, дрались с неприятелями. Светозар всегда стремился жить как можно проще.       Я была его простой жизнью. В Школе то стало ещё заметнее: я помогала ему со всем, чем только могла — делала домашние задания, выгораживала у учителей и даже покупала ему за свои деньги разные вкусности в деревне. А он удостаивал меня ободряющим поглаживанием по ушам.       Наверное, я к нему оттого и привязалась. Он всегда рядом. И зачем нужен кто-либо ещё?       Поэтому я и не завела друзей. Я не смогла перебороть свою стеснительность. Тем не менее меня любили учителя: я была примерной ученицей. Но однозначно не любимчиком. Ведь я вела себя так тихо, что порой учителя, когда меня замечали за спиной, пугались до боли в сердце. Меня не боялись только учительницы с отделения ведьм. Всё-таки ведьм тяжело напугать! Они-то меня и замечали гораздо чаще других.       В конце концов, я сама загнала себя в то положение. Во мне легко нашли козла отпущения. А я даже не придавала значения: пускай мне больно и обидно, но у меня есть Светозар, а он меня никогда не обидит.       Как мне казалось. Пока он не разорвал на празднике мой венок. С того мига я возненавидела сорванные цветы.       С того мига моя жизнь стала только хуже. Я занималась исключительно учёбой. И начала писать песни. Со мной никто не общался, и времени было достаточно.       Но одиночество постепенно сломило меня. Видеть Светозара каждый день и не иметь возможности и сил даже заговорить с ним казалось невыносимым. Мне — пусть и маленькой — хотелось начать жизнь заново.       И тогда я попросила родителей отправить меня в Белокаменную Твердыню — храм Матушки-Природы в горах хребта Сияющих Вершин».

***

      На бесконечную степь опускалась прохладная ночь. Алый — совсем как в вондерландской Игнисовой Могиле — закат разлился по протяжённой линии горизонта, нежно топя в ярко-тягучих, словно мёд, красках. Джант чувствовал всю враждебность местной дневной звезды: их Игнис был знаком — даже зачастую приветлив к сыну огненной нимфы, — а здесь светило казалось тигром или львом — опасным, но одновременно с этим прекрасным хищником. Тогда Джант подумывал: а может, эта та-аайская Итн — жестокая богиня, запечатанная в небесном пламени — всё-таки существует?       Стоило Джанту выйти наружу, как он чуть не споткнулся: его ногу что-то обвило, и он оступился на лестнице. Нудлз! О, слава Эллиаде.       Зверёк уставился на Джанта не в ужасе, но в смятении: куда ты делся, хозяин, кто эти беры? Почему они меня держали в клетке? Ты же никогда меня в клетку не сажал, хозяин! А Джант только согнулся и, осторожно обхватив руками, прижал малыша к груди, как младенца.       Как только Джант сошёл за капитаном вниз, он неожиданно заметил ссутулившегося у лестницы бера — щуплого, с тонким, словно нить, хвостом и большущими круглыми ушами. Неужели Мыш?       Наверное, если бы не лёгкий кожаный доспех, плотно и слегка аляповато прилипший к телу Мыша, Джант принял бы его за зверку: у того было миловиднейшее лицо — с аккуратным вздёрнутым носом, пухлыми губами и круглыми бледными щеками.       — Знакомься, Джант, — вдруг пророкотал капитан Дуб, пугая незнакомца. — Это — наш последний учёный, хе. Фамильяролог, прости Матушка! Есений.       — Или просто Ёся, — хихикнула Лихо.       Остальные члены экипажа уселись вокруг костра. Какой же притягательный аромат из тех корзин, разложенных вокруг огня…       — Приятно познакомиться, Есений, — постарался быть вежливым Джант.       К сожалению, он не мог узнать, что ответил ему Есений, поскольку тот просто опустил голову. Глаз его Джант не видел — Есений скрывал их за серой — в тон ушам — чёлкой.       — Ёся! С тобой разговаривают! А ну! — подтолкнул того капитан. — Рот открыть, это приказ!       — А-а-а… — проблеял вдруг Мыш, содрогаясь всем телом. — Зд-д-дравствуй!       — Здравствуй, — не очень понимая, ответил Джант.       Что с этим Есением? Да Ив стесняется меньше него!       — Не обращай внимания, он у нас такой, — махнула рукой Лихо, — юродивый.       — А можно поговорить с кем-то, кроме тебя? — устало вздохнул Джант.       — Это даже обидно… А я думала, с кем разделить эти замечательные кусочки вяленого мяса!       Она знала, как правильно поиздеваться… Желудок заурчал в такт её словам.       — Вот-вот! — рассмеялась она.       — Знает, марова дочь, чем привлечь, да? — усмехнулся капитан Дуб. — Пойдём, поедим, обсудим! Что на пороге стоишь?       Обычно такое говорят, когда в дом заходят, разве нет? Не когда стоят на улице. Впрочем, не так важно: подхватив покрепче удивительно смиренного Нудлза, Джант поторопился к костру. За ним поторопился и Есений, с придыханием посматривая на коловёртыша. Со всеми странностями Джант уже не знал, что об этом стеснительном Мыше и думать…       — Приятного аппетита, — добро улыбнулась Лана. Она вышла из корабля на пару минут раньше: увела капитана, пока тот не «выбил из Джанта всю дерзость».       — О, спасибо! — удивился Джант. — Разве у беров есть слово «аппетит»?       — Ну… ты же с нами вежлив, значит, нужно проявить вежливость в ответ. А уж эллиадский из рунического извлечь не так сложно, да?       Джант охотно кивнул, улыбаясь в ответ. Всё-таки не такие уж беры и плохие.       — И вам всем тоже! — пожелал он, откусывая предложенный ему кусок.       Нудлз взял из корзины какой-то засушенный фрукт и отскочил в сторонку — мешать коловёртышу никто не стал.       — Подавись, — резко бросил Светозар в сторону Джанта.       — Тебе сколько, Прибой? Десять? — огрызнулась — внезапно — дерзкая Лихо.       — Ты тоже.       Теплейшие отношения, конечно… Джанту оставалось лишь гадать: какое же фантасмагорическое стечение обстоятельств заставило этих двоих переспать?       — П-пошлушайте, — сквозь жевание проговорил вдруг Джант, вспоминая, — вы так и не рассказали об обликах.       Но стоило ему это сказать, как вокруг воцарилась тишина. Внезапно возникшее напряжение вмиг надавило, выбивая воздух из лёгких. Бранко, сидевший напротив Джанта, тяжело вздохнул — всё его могучее тело поддалось этому движению, подобно вдруг ожившей горе. Лана повторила за Бранко — разве что её вздох походил больше на тонкий всхлип. Есений сжался ещё больше — хотя, казалось бы, куда больше? Светозар поразительно эмоционально нахмурился, откладывая в сторону карманный бурдюк. А капитан Дуб — приложился к своей бутылке, опять.       Лишь Лихо — расплываясь в улыбке — обратила взор к Джанту.       — Ха… А что, если я тебе скажу, что твоя дорогая подружка могла стать чудовищем?       Джант обомлел. Не от шока — от наглости.       — Что, прости? — сощурился он, начиная пламенеть. После еды ему легче давалось себя контролировать, тем не менее раздражение всё ещё разгоралось.       — А что слышал.       Мстительная и жестокая — мантикора воплоти. Что Джант ей сделал, раз получал такой ответ на самый простой вопрос? Да нет, она его даже без вопросов оскорбляла!       — Джант, послушай, не обращай внимания… — залепетала Лана, но её Джант заметил уже после того, как начал говорить:       — Ты меня достала, — прорычал он, грозно впечатывая кружку с водой в землю. — Сколько можно? Ты вообще в курсе, что такое манеры?       — А, та самая штука, которую вы — эллиадцы — придумали, чтобы скрывать истинные намерения? — язвительно процедила та. — Благо, нет, ничего о них не знаю. А ты, наверное, в курсе — ты же так любишь притво…       — Лихо! — вдруг взревел — по-Медвежьи гортанно и громко — капитан Дуб. — Хочешь, чтобы я тебя выгнал из-за стола? Ещё одно слово — и останешься без жратвы, поняла?!       Та лишь насупилась. Да… Джанта бы тоже испугал такой рокот — подобный настоящему грому. Интересно, имел ли капитан что-то общее с магами молний?       — Ты прости… Бываю резок, — тяжело вздохнул капитан Дуб.       — То, что ей нужно, — усмехнулся Джант.       Честно говоря, разгорячённый Лихо, он уже нарывался на проблемы. Однако чего он точно не ожидал, так это раскатистого смеха капитана. А за ним — и остальных членов экипажа «Симурана». Даже Есений хихикал в крохотную ладонь!       Наверное, Джант всё-таки не понимал местных шуток.       — Это точно! — отозвался капитан, утирая слёзы. — Лихо заслуживает хорошей взбучки! Жаль, она ещё не допрыгалась достаточно, чтобы её получить.       — Да я вас уделаю. Тебя, капитан, и вообще всех, кто здесь сидит.       Процедила она это так злобно — почти безумно, — что Джант буквально открыл для себя новые грани её грубости. Что же её удерживало от мордобоя? Правду, конечно, говорят: в Академии на одного добряка приходится один полный ублюдок. И если личный ублюдок Джанта — Светозар, то, наверное, Лихо — личный ублюдок Ив.       — Единственный хороший противник из вас, академских — Неизвестный, — добавила она. — И то он использует нечестные приёмчики.       — Ха. И какие же? — усмехнулся Джант.       — В пространстве перемещается.       — Так это твоя проблема, что ты так не можешь.       — Что ж… — задумалась она. — Пока не могу.       Хищно подцепив кусок клыком, она откусила вяленого мяса. Так некультурно перед ним не ел ещё никто.       — О душах… — наконец вернулся к изначальной теме он.       Веселье будто ветром унесло. Вновь — тягучее молчание, разбавляемое лишь далёким свистом ветра.       — О… Да, точно, — припомнил капитан. — Ну… Мы их встретили на следующий же день после того, как приземлились. Как потеряли… четверых. Разбились при падении.       — А… пятого? — подсчитал Джант.       Перед ним сидели шестеро беров, Лучик — лежал в энергетической коме. Итого — семь из двенадцати.       — Они напали неожиданно, — сощурился капитан, то ли вспоминая, то ли борясь с сомнениями. — Их было трое или четверо… Не помню, я тогда спал. Дежурил наш учёный… Его они и забрали.       — Как это… забрали? — недопонял Джант. В мыслях загорелся огонёк беспокойства.       — Унесли. На руках, — ответил вдруг отозвавшийся Бранко. Он сопроводил свои слова жестом: поднял ладони, как если бы поднимал кого-то за плечи. — Им будто было очень легко. Туда его утащили.       Бранко кивнул в сторону горы. Пика, что возвышался, словно наконечник самого длинного и самого острого копья.       — Они… Они… были как призраки… Только чудовищнее, — пролепетала Лана сквозь закрытый рукой рот. Она уже содрогалась от слёз. — Призраки — это ведь просто остатки присутствия. Они всего лишь мученики. А это… это — оболочка. Что-то неживое, что-то… что когда-то было живым.       Джант совсем не понимал, что она пыталась объяснить. Ему больно было наблюдать за её слезами, но он не мог ей и руки протянуть: она ему совсем не знакома, чтобы проявлять чувства. Да и его ревнивая Ив расплакалась бы, если бы Джант стал обнимать другую.       — И это было прекрасно, — вдруг оборвала её Лихо. — Я хочу с ними встретиться. Хочу завалить одну такую тварь.       Вдруг все взгляды обратились на неё. Джант ошеломлённо застыл: насколько далеко эта берка могла зайти в своих издевательствах? Или она и впрямь просто сумасшедшая?       — И я почти смогла! Только мне эти не разрешили.       Говорила она прямо в глаза Джанту. Капитан Дуб поперхнулся от наглости: даже у него впервые не нашлось слов.       — Ну а что? Он мучился. Я бы просто закончила его страдания…       И тут Джант догадался. Налившееся огнём сердце сперва замерло, а потом — вновь заколотилось, и так быстро, что дышать Джант не успевал.       Они… Эти существа — чем бы они ни были — превратили учёного «Симурана» в себе подобного. Вот почему Лихо сказала про Ив…       — Джант, Джант! — вырвала его из мыслей Лана, растолкав. — Не делай поспешных выводов! Твоя невеста всё ещё может быть… не этим!       — Я… Я знаю, — кивнул он. — Я… Я…       Он не знал, что ей отвечать. Он как мог сдерживался — лишь бы не заплакать от отчаяния, не перед ними — берами, далёкими и чужими. Случайно взглянув на руки, он увидел, как те дрожали — так сильно, так мощно, что Джанта это просто напугало.       Нет-нет… Ив не может!..       — Лихо, если ты скажешь хоть одно слово, я тебя сама копытом бодну, — неожиданно отозвалась Лана. Джант удивился — но не достаточно, чтобы прекратить дрожать.       Лихо же расплылась в ухмылке. Клыками наружу — хищной и злобной. Ей доставляло удовольствие причинять боль.       — У тебя нет ничего святого, да? — сам не заметив этого, начал говорить Джант.       — Я и так буду стелиться по земле после смерти, — повела плечом та. — Я не боюсь бесславия.       — Ты просто любить не умеешь, признайся, — вдруг отозвался Светозар. — Ты ведь это хочешь сказать, да, Джант?       — Да… Да… А мне есть какое-то дело? — сам от себя не ожидая, пробормотал Джант. Он накрыл лицо руками. Дышать… Дышать.       Звезда. Мягкие ушки… Яркая улыбка… Сияющие глаза… Нет другого образа, который был бы ему так нужен. Не было ни одного слова, которое бы успокоило его лучше этого милого сердцу лица. Пускай в воспоминании, пускай в голове — лучше остаться там навечно, если она…       Но… Разве Джант разлюбит Ив, если она станет чудовищем? Перестанет ли она от этого быть Ив?       Перестанет ли быть той, что спасла его?       — Улыбается… извращенец поди? Любишь всяких с изъянами? — съязвила Лихо. Но Джанта её замечания уже не касались.       — С изъянами или без — она моя Ив. Другой нет и не будет. И если она станет такой… я приму её любую.       Джант улыбался. Безумие? Нет. Он просто подумал, что увидеть любимую Ив — это единственное его желание. Конечно, хотелось бы знать её прежней. Но стань она чудовищем — Джант её всё равно не бросит.       — Да ты больной, — скривился Светозар. — Больной ублюдок. Хочешь себе такое же чудовище, как ты сам?       Джанта его слова лишь позабавили. Разве Светозар хоть что-то понимал в любви?       — Поэтому Ив тебя и бросила. — Джант посмотрел в глаза Светозара. — Я люблю её за то, какая она внутри. А ты — за красивое личико.       Теперь уже Светозар вспыхнул. Его бледная кожа покрылась таким красным румянцем, что, наверное, жарь они на его щеках обед — сожгли бы. Но Джанту — вопреки тому, как ему нравилось видеть гнев этого ублюдка — продолжать терзания не стал.       — Так, пока это не превратилось в полный бедлам, — поднял бутылку капитан Дуб. — Поговорим о самом важном. О вашей вылазке.       — О… нашей? — ошеломлённо уставился на него Джант.       — Ну да! Ты же помощи хотел. Вот, получай. Кстати, — Дуб недвусмысленно взглянул на Нудлза, жадно собиравшего крошки фрукта с земли, — мы, честно говоря, не прониклись к тебе доверием, Джант, сын Неизвестного. Твой подозрительный папаня — или наставник, как тебе удобно — отправил нас всех в это царство ужаса и смерти, и с каждым днём мы всё больше сомневаемся, что это были просчёт или ошибка.       — Меня вообще-то тоже сюда отправили, — в недоумении сощурился Джант. — Почему я должен расплачиваться за грехи Неизвестного? Как я с ним, по-вашему, связан?       — Это нам ещё предстоит узнать, — ехидно улыбнулся капитан Дуб. — А пока — уж прости — нам придётся предпринять кое-какие меры, чтобы моя «помощь» вернулась с тобой вместе — целая и невредимая. И, да, чтобы твоя драгоценная Ива вернулась с ними.       — И… что вы хотите?       Взглянув на Нудлза, Джант понял без слов. Малыш взметнул на него недоумённый взор. Нудлз же никогда не отличался глупостью, естественно, он сообразил: творится что-то неладное.       — Этот коловёртыш станет нашим залогом, — заявил капитан Дуб. — Не волнуйся, Ёся о нём позаботится. Всё-таки он со зверьками на короткой ноге…       — Постойте! А как я буду искать Ив? — задал логичный вопрос Джант.       — То есть не против оставить мелкого на супчик «Симурану»? — усмехнулась Лихо.       — Нет! Я просто надеюсь, что, ну… Ваш фамильяролог достаточно компетентен и не станет… вытворять всякое с моим питомцем.       Есений — впервые — показал глаза. Сперва мелкие, они округлились так, что стали раза в три больше.       — В смысле?.. — пролепетал он.       — Да… Ты так смотрел на Нудлза… Ладно, не обращай внимания, — отмахнулся Джант.       — Ох… Т-ты что? Я бы никогда, — тут же вспыхнул тот.       — Ха-а-а! Вот это тебя раскрыли, Ёся! — рассмеялась Лихо. Вслед за ней захохотал и Светозар: этим они соединились в невиданной гармонии.       — Так! Хватит, Есений, я не собирался делать никаких намёков, — оправился Джант. — Просто… не важно. Капитан Дуб, как вы себе представляете поиски Ив? Без существа, способного засечь магический след!..       Внезапно на его вопрос ответил смятённый Есений:       — Прежде, чем это предложить, я сводил Нудлза к окраине леса. В общем… ему там не нравится. Он отказался входить.       Ну, конечно. Джант тяжело вздохнул и взглянул на Нудлза. Тот, заметив взор хозяина, немедленно к нему подскочил и сел на ногу. И так умилительно состроил глазки… И как такому отказать? Джант погладил малыша по голове.       — Хорошо. Только позаботься о нём, ладно? А то, ну… Я очень люблю Нудлза и очень не хочу, чтобы с ним что-то случилось.       Джант постарался состроить улыбку как можно двусмысленнее. Такую добрую, что где-то в глубине — злодейскую. И, похоже, его жест возымел действие: Есений заметно содрогнулся — от ушей до хвоста.       — Па-па-понятно, — вновь заикнулся он.       С этим Джант похлопал Нудлза по спинке и указал на Есения. Прежде игравший, Нудлз с удивительной скукой взглянул на Есения, а потом вновь на хозяина — уже умоляюще. Джант молча кивнул: не принял возражения. С немым «ладно» Нудлз лениво поднялся и тут же — Джант привык к таким неожиданным прыжкам — оказался на голове Есения. И принялся методично грызть тому ухо.       — И кого вы со мной отправите? — спросил Джант, оглядывая команду корабля «Симуран».       На самом деле, одного Бранко хватило бы с лихвой. Всё-таки Яки — как рассказывала Ив — служат в Белокаменной Твердыне — главной обители веры в Матушку-Природу. И очень многие из них прекрасно разбирались в религиозной магии. Бранко наверняка умел и щиты воздвигать, и лечить — всё, чего не хватало Джанту.       Однако, вопреки ожиданиям, капитан Дуб отрезал:       — Лихо и Прибоя.       Джант обомлел. Этих двоих? Из всех, кто есть? Да лучше бы Есения с ним послали!       — М-может, лучше Бранко? — борясь с шоком, запнулся Джант. — Его одного хватит…       — Я возвожу защитные щиты вокруг корабля, так что не пойдёт, — помотал головой тот.       — А Лана? Я как раз не умею лечить…       — О, прости… Мне надо приглядывать за Лучиком, — печально вздохнула она.       — Есений?..       Лишь мельком взглянув на Есения, Джант понял: нет. Судя вставшему меху на ушах, у Мыша сердце остановилось от одного предложения. Что уж говорить о походе? И вообще, чем бы он мог пригодиться?       — Принимай, что дают, Джант, — строго оборвал его капитан Дуб. — Увы, мне твоя помощь тут пригодилась, поэтому одного я тебя не пущу.       — Я уже понял… — мрачно отозвался Джант.       О, эти отвратительные взгляды… Оба уставились с издёвкой. Горящие глазки Лихо источали жгучую жестокость, а тёмные Светозара — грязную, мерзкую подлость.       И всё-таки Джант прекрасно представлял, почему эти двое когда-то сошлись: ублюдки порой просто притягиваются друг к другу.       — Ладно… Раз другого выхода вы не видите, — тяжело вздохнул Джант.       — А что тебе не нравится? Мы с удовольствием спасём твою невесточку, — расплылась в клыкастой, опасной улыбке Лихо.       — Именно… Прикроем со спины, — вторил ей Светозар.       От его слов Джанта пробрало дрожью отвращения. Ох, вот бы очернить этот белоснежный мех его ушей…       — Что-то более мерзкое придумать не мог? Или не хватило воображения? — парировал Джант.       — Храню своё воображение для одной красавицы. Надо же придумывать ей подарки.       — Да твоя скупая душонка даже до цветочка с поля не снизойдёт.       — Ха! Я соберу Иве лучший — как вы его там зовёте? — букет у лучшего мастера…       — О, Богиня! — Джант громко и звучно рассмеялся. — Ты серьёзно провёл рядом с Ивой больше десяти лет? И ты не запомнил, что она ненавидит букеты?       — Да хватит! — вдруг взорвалась Лихо.       После вскрика она с мгновение отдышалась и, странно потупившись, наконец спросила:       — Может, поговорите о чём-нибудь, кроме своей тупой тёлки?       — Тупая тёлка здесь ты, а Ив — зверица, — беспечно бросил Джант.       — Замолчали, все трое! — наконец вклинился в разговор капитан Дуб. — Завтра с рассветом вы трое выдвигаетесь на поиски. Поняли меня?       Он внимательно оглядел их всех — Джанта, Светозара и Лихо — и дождался, пока они кивнут. Джанту даже на мгновение показалось, что капитан протрезвел.       — Хорошо… Перед вылазкой вам нужно хорошенько выспаться. А теперь по кроватям! Это приказ!       Джант было собирался встать, но Дуб вдруг остановил его за плечо.       — Не вернёшься — обещаю, я с тебя три шкуры сдеру.       — Ясно, воевода, — усмехнулся ни с того, ни с сего Джант.