Латте с кленовым сиропом

согревающее тепло.

      Так уж получилось, так сложились обстоятельства, что Ян с самого детства своей семье не подходил. Что поделаешь, коль нет ни амбиций, ни задатков, ни лидерских качеств? Отец, мать, сестра — все были целеустремлённые, блистательные, общительные, люди к ним тянулись. А Ян по большей части молчал или говорил слишком прямо, неспособный юлить, нередко грубостью отталкивал людей, которых вовсе не хотел задевать, и в итоге привык держаться несколько замкнуто, чтобы лишний раз не ранить. Талантов у него не было, кроме как танца, но танец не пригодится на юридической стезе.       Общество родственников его душило, вот он и отделился. Добровольно отправился прочь, вопреки недовольству родителей, недоумению хорошей девочки Эмилии и возмущению всех остальных. Начал работать, снимать квартиру, жить самостоятельно. Больше он не связывался по доброй воле с роднёй, у которой так и не нашёл поддержки. Отныне Ян оказался один, сам себе диктовал правила и сам же их придерживался. Не сказать, что так было легче — нет, гораздо тяжелее. Но, по крайней мере, он чувствовал себя полноценным. Вымотанным, разбитым, но полноценным. Собой. А не разочарованием, не оправдавшим ожидания родителей. Там, где Ян жил и существовал, желания его семьи не имели силы, а потому всё стало переноситься легче.       А Модест попросил его встретиться с сестрой. Причём ладно бы предложил и забыл, но в глазах Мода была столь искренняя, проникновенная мольба, что Ян, не наблюдавший за собой колебаний, пошатнулся всё же. Для него было испытанием вообще контактировать с родственниками после того, как он от них ушёл. Модест же просил его пройти испытание ещё раз, самостоятельно делая навстречу шаг, а не просто помелькать и подумать. Так уверенно, будто по-другому Яну никак не спастись.        «Душно мне с ними», — хотел было сказать Ян. Но промолчал на этот счёт и только согласился. Он всё ещё не понимает, зачем Модест его подталкивал, и это порождает лавину неясных, бесформенных чувств, с горьковатым привкусом и запахом гари. Идея снова видеть сияющий лик дорогой сестрёнки не вызывает энтузиазма. Эмилия никогда не участвовала в жизни Яна, кроме как была вечным способом родителей ткнуть носом в несостоятельность сына. Она была где-то далеко и занималась своими делами, а дома они почти не разговаривали. Ян не знает, что за человек его сестра, о чём думает, что чувствует — если чувствует вообще. И видеть её не горит желанием. А Модест зачем-то попросил.       Выбор становится понятным. Ян колеблется на грани между двумя сторонами, каждая из которых в чём-то важна. На первой — всё то, что он выстраивал долгие месяцы, привыкая жить без понуканий родни, не слыша их и не чувствуя непосредственного давления. Драгоценный опыт, спокойная жизнь. На второй стороне — Модест. Удивительная, обаятельная, чудесная его улыбка, светлые руки с тонкими запястьями, поблёскивающие живые глаза. Стройное тело, которое так приятно обнимать, мягкие губы, красивый, целиком красивый молодой человек, от которого взгляд не оторвать. Нынешний парень Яна. Будущее его отношений.       Вот оно. Снова ставит судьба перед выбором, предлагая две дорожки: оставаться самим собой или выбирать отношения. Ломать себя, но идти впредь с кем-то за руку. Оставаться целым, но в одиночестве. Всё зависит от приоритетов, и раньше Ян не глядя выбирал в пользу себя: не пытался меняться, не собирался что-то сдвигать, потому никто долго его не выдерживал. Что будет, если он выберет Мода? Они будут встречаться, может, лягут вместе с постель, может, когда-нибудь... Но ведь это не гарантированно.       Модест не был против встречаться. Однако раньше он с парнем не был. Всегда что-то может измениться, он может передумать, решить, что всё-таки предпочитает девушек. У него погибла мать, и, возможно, он просто ищет замену её теплу в Яне. Они могут элементарно не подойти друг другу — просто пока это не понимают. Отношения — это такая хрупкая вещь, песочный замок, который разлетится в пыль при первом серьёзном ударе. Ян реалист, он знает, что не все друг друга могут выдержать. Тем более на всю жизнь. Тем более такие общительные и улыбчивые, как Модест.        «Получается, я не доверяю ему? — Ян хмурится и отвешивает себе мысленную оплеуху. — Нет. Я верю его чувствам. Он нравится мне... по-настоящему нравится. Я не могу не любоваться им, хотя он не единственный красивый человек на свете — просто он единственный для меня. Значит, я доверюсь и его чувствам. Если он решит, что довольно, я должен буду это принять. Как всегда со всеми было».       И всё же выбор остаётся выбором: принципы или Модест. Может, это лишь детское упрямство — не желать идти на уступки, но Ян по-прежнему чувствует лишь горькое отвращение к мысли, что надо выслушивать снова многоголосые дебаты родни на тему «Что делать с этим бездарным ничтожеством». Совсем не хочется. Однако Мод так его просил, с такой светлой уверенностью в своей правоте... Хотя бы раз... Возможно, всё не так будет плохо. Яну никто не запрещает уйти. Может, достаточно будет одного взгляда на Эмилию, чтобы развернуться и отправиться восвояси. Он ведь имеет право хотя бы попробовать.       Ян ответил согласием, хотя всё ещё сомневается, и это тоже играет свою роль — от своих слов Ян никогда не отказывается. Никогда. Это не переменчивая среда всяких подлиз, где надо соблюдать приличия и лгать, льстить и улыбаться слащаво. К отцу часто приходили такие люди, Ян на них насмотрелся и решил, что всегда будет держать обещания. И говорить только честно, чтобы не было такого осадка в глазах и говорящего, и слушающего. На просьбу Модеста Ян ответил согласием. «Ради тебя». Значит ли это, что он выбрал продолжать отношения? Непонятно. Но он хотя бы попытается. Почему-то Ян чувствует, что именно с этим человеком он хочет попытаться.       Эмилия — талантливый молодой хирург, коему прочат великое будущее. Кроме того, она, обладая немалой храбростью и готовностью к переменам, настояла на принятии аж нескольких новых мер в искусстве ампутирования. На том знания Яна о сестре заканчиваются, к сожалению или к счастью. Ах, ещё то, во сколько и куда она прилетает, так что к назначенному часу он оказывается в аэропорту.       Здесь так многолюдно, и люди бойкие, снуют туда-сюда, торопясь из дома или домой, или в путешествие, открывать новые земли, или за кем-то, кого привыкли видеть. Среди кучи одетых в официальное встречающих Ян выражается броско: он в привычных мешковатых штанах, растянутой футболке и куртке, только шапку сдвигает со лба, позволяя упасть нескольким светлым прядкам. Наверно, Эмилия его и не узнает. Они года четыре не виделись минимум, а то и больше. И никогда особо не пересекались, кроме семейных собраний, пиршеств и периодических встреч дома: спали в соседних комнатах. В спальне сестры Ян ни разу не был, как и она — в его. И общих знакомых не имелось. Они скорее просто жили вместе и носили одни гены, чем состояли в тёплых братско-сестринских отношениях.       Взгляд внимательно разглядывает эскалатор. Люди спускаются с чемоданами, наряженные, часто загоревшие — приезжают с отпусков, хотя уже на носу декабрь. Кто-то с целыми баулами вещей — там, небось, сувенирка для родных и близких. Кто-то только с рюкзаком. Вещи все уже получили обратно, Ян ведь подошёл к самому холлу, прислонился к стене под неоновыми указателями, ждёт, вглядываясь мучительно в толпу. Он полон противоречивых желаний и чувств и совсем забывает, зачем вообще согласился.        «Я её тоже могу не узнать», — думает он растерянно. Но внезапно узнаёт. Глаза выхватывают в реке человеческих тел всего одно, и оно словно отражает Яна по вертикали, пусть и с изменениями. Это девушка в строгой чёрной юбке с высокой талией, в которую заправлена чёрная рубашка, застёгнутая на все пуговицы, поверх накинут элегантный белый жакет с рукавами на три четверти; волосы собраны на затылке в узел, опоясанный тонкими косами, идущими от висков, с мелкими жемчужными заколками, и браслет с жемчугом — на тонкой руке, сжимающей ручку прямогуольного серебристого чемодана. Вторая рука придерживает сумочку через плечо, на сгибе локтя серое пальто. Волосы у девушки русые, не крашеные. Она похожа на Яна лицом, они были бы практически идентичны, не будь он мужчиной, а она женщиной, и лицо у неё чуть мягче, и она неброско, но качественно накрашена. Оглядывается в поисках брата и вдруг его замечает. Идёт навстречу. Ян перестаёт думать и просто делает шаг вперёд.       — Ты значительно подрос с нашей прошлой встречи, — улыбается Эмилия с ноткой ностальгии, разглядывая брата с чуть ли не гордостью. Плечи у неё расправлены, осанка идеальна, и вся она — натянутая струнка, способная играть любую мелодию. Ян чуть хмурится, его настроение не пропадает незамеченным, и у Эмилии дёргается уголок рта: — Не напрягайся ты так.       — Странно, что ты запомнила, — наконец, произносит он.       — А что такого? Ты же мой брат, — она снова улыбается. Ян пытается отыскать фальшь в этой улыбке, но почему-то её не находит, так что совсем теряется. Эмилия продолжает: — В любом случае, ты явно не рад меня видеть. Но я — очень рада. Спасибо, что встретил.       — Никто среди нашей родни, — выговаривает Ян, — не одобрил бы такого ко мне отношения, забыла?       — Мы не среди нашей родни. — Эмилия невозмутимо ухмыляется, поправляет сумочку через плечо и вручает брату чемодан. Двигается она грациозно, держится с достоинством, но не холодна и вовсе не кажется недоступной и напыщенной. Подмигивает: — Слушай, ты не против заскочить куда-нибудь? До конференции полно времени, а я ужасно хочу кофе.       — Пойдём, — соглашается Ян, ибо причин для отказа не находит. Хотя угрюмость и настороженность его ещё не покинули, он невольно чувствует, как стрелки его компаса сдвигаются. Будто не так уж и плоха эта встреча. Началась, по крайней мере, сносно. И Эмилия будто впрямь ему рада: дружелюбная такая, приветливая.       Колёсики чемодана поскрипывают по полу, когда они шагают в сторону кофейни аэропорта. Они так не похожи между собой: строго наряженная девушка и парень в прикиде хип-хопа. И в то же время похожи до удивления, сами того не замечая. Кровь остаётся кровью, цепочки ДНК сворачиваются хромосомами, вертится и крутится общая спираль. Их родни здесь нет. Есть только они. Вечно благословляемая девочка и мальчишка, который ничего достойного не добился.       — Так ты приехала на конференцию? — чисто чтобы поддержать беседу, спрашивает Ян. Это ход Модеста, не его, но невольно заимствованные черты так или иначе проступают в образе.       — Да. Такие масштабные устраивают не очень часто, но я бываю не только на российских, так что много путешествую. — Эмилия изъясняется звонко, риторике обучена, голосом владеет. — Вопросы всегда разные, очень интересно во всём этом участвовать. А ты, стало быть, ещё учишься?       — В этом году выпускная работа.       — Удачи, — она округляет глаза. — У нас, медиков, по-другому было, правда. Но всё равно удачи. Она везде пригодится, сколько наблюдаю. Ты ещё танцуешь?        «Ещё» — как будто он мог бы бросить. Это как отказаться от большей половины себя. Однако она помнит, и Ян даже удивлён: не думал, что Эмилия вообще в курсе его увлечений.       — Да. Продолжаю.       — Здорово! Важно это всё-таки — своё дело иметь. — Взгляд Эмилии устремляется в пустоту, будто подыскивает правильные слова. Даже губы её шевелятся, но звуки слетают с них с запозданием: — Я вот что сказать хотела...       Тут они заходят в кофейню, и говорить сестра прекращает. Ян заталкивает чемодан между столом и одним из диванчиков и садится рядом; Эмилия, повесив пальто и изящно свернув жакет, опускается напротив. Лицо её очень хорошо видно. Перелёт её словно совсем не утомил: полна энергии и «стремления вперёд», как часто выражались. Ян рассматривает её довольно пристально, но сестру это, кажется, не беспокоит. Она рассматривает меню кофейни с лёгким сомнением.       — Если честно, редко в таких местах бываю, — задумчиво протягивает она. — Когда заказываю кофе, приносят кофе, почему здесь столько всего?       — Разные виды. С добавлением молока, сливок или разведением водой. — Ян пожимает плечами.       — Хм? Как их тогда различать?       Ян заглядывает в меню. Довольно стандартно, зато есть дополнительный список сиропов.       — Эспрессо — это самый крепкий, его мало и он горький, — рассказывает он, забываясь, — американо — это разбавленный эспрессо. То, что чаще всего считают кофе. Латте и капучино — это с молоком. В латте больше молока, чем кофе, в капучино наоборот. Раф — со сливками и добавками. Сиропы вообще можно куда угодно добавлять, но Мод говорит, что...       И осекается. Эмилия испытующе разглядывает брата, вся превратившись в слух, и эту осечку не упускает из виду.       — Что за Мод? — спрашивает она с детским любопытством.       В конце концов, они видятся раз в четыре года, что может быть страшно?       — Мод — это мой парень, — глухо сообщает Ян. Он впервые так представляет Модеста, и стеснение изнутри покалывает. Сердце ускоряется в ритме. — Он работает с кофе. Я часто за ним наблюдаю.       — Вот как... — Эмилия погружается в задумчивость. Затем вдруг говорит: — Я буду латте. Сироп не посоветуешь?       — ...сладкий — это лавандовый. Кленовый — кисловатый.        «Модест любит кленовый сироп». Но Ян его не заказывает, предпочитая просто какао. Он знает, что вкуснее кофе, чем тот, что делает Мод, ему не попробовать, а потому не хочется и искать. Эмилия заказывает лавандовый латте таким тоном, словно пьёт его сто лет, и этой невозмутимой способности демонстрировать себя столь решительно Яна удивляет. Он не знает, что со стороны смотрится так же. Не знает, что его глаза затягивают сильнее. Ему попросту не суждено это узнать, как не суждено человеку посмотреть на себя чужими глазами.       Они молчат, пока не приносят напитки. Какао дымится, латте тёплый. Ян отпивает немного: уж в какао он точно не знаток, но вкус ему нравится. Не как у того, что делает Модест, конечно. Мод — это совсем другое. Особенное — всё, что он делает. Так почему он настаивал на встрече Яна с сестрой?       Эмилия пробует латте, и кончики её губ выгибаются искренностью. Затем она начинает говорить, глядя прямо на брата, не сбегая:       — Я всё никак не находила времени или слов — или просто подавляла. Но давно пора было. Хотя бы ради себя я должна это сказать. Тебе, наверно, нелегко было в детстве. Наши родители, они... как бы, не очень ласковы. Даже в какой-то степени перегибают палку. А я не говорила ничего против и не пыталась тебя поддержать.       Ян краем глаза улавливает отблеск и смотрит на её руки. Аккуратные коротко подстриженные ногти, а на безымянном пальце — колечко. Тонкое и золотое, с несколькими слезинками сапфиров. Такие не носят как подарок на память — это кольцо обручальное.       — Я только когда его встретила, поняла, что стоило хотя бы раз за тебя заступиться. — Эмилия качает головой. Она не грустна, но серьёзна. — Ты мой брат, а я — твоя сестра. Жаль, что не поняла это вовремя, всё была своей беготнёй занята, ни на что другое внимания не обращала. Так что... мне правда жаль, что я тебя не поддерживала. Пусть ты не такой, как мы, ты всё равно часть нашей семьи.       Ян пристально смотрит на неё. Эмилия расслабляет плечи и позволяет себе улыбку.       — Извинения я не приношу, но предлагаю перемирие. Годы не наверстаем, но, может, хоть видеться будем иногда? Когда будет получаться. Не хочу лишаться брата из-за своей беспечности.        «Для тебя брата никогда и не было», — может сказать Ян. Он много чего может сказать, на многое из чего имеет право. Но — зачем? Он видит в Эмилии то, что пусть и не обретал, всё же готов принять. Навязываться общением ни она, ни он не стремятся. Зато изредка хоть видеться — это не так плохо. Или даже хорошо. Кровь никогда для Яна ничего не значила, но Эмилия ему не противна, симпатична даже чем-то — внутренней силой, возможно, и не так она высокомерна, какой её воспитывали. Они оба могут победить родительские предрассудки.       — Ладно, — Ян слегка улыбается. И добавляет: — Когда твоя конференция закончится... погуляем?       Первое мгновение Эмилия смотрит на него остолбенело, а затем проблёскивает восторгом, как фейерверком.       — Впервые вижу, как ты улыбаешься! Хорошо. Я напишу тебе в мессенджере.       Они не восполнят детство, в котором не общались, и не будут делать вид, что полны энтузиазма, но именно для них это как новое знакомство с тем, о ком лишь поверхностного представления. Как будто появился новый приятель. Который, возможно, в чём-то сумеет тебя понять.       Семья — сильнее крови. Сильнее предпочтений, выбора, воспитания. Даже коли ты её покинул, иногда к ней будет тянуть, магнетизм природный и невосполнимый, как нехватка каких-то элементов. Можно забить, но с ними приятнее. И Ян видит свой недостающий элемент — сестринскую любовь — прямо перед собой. Им наверняка ещё удастся свидеться. Им о многом стоит поговорить.       Ян провожает Эмилию до отеля: дорогого, с багровыми ковровыми дорожками и сизыми елями, начищенными стёклами номеров. Напоследок сестра чуть поглаживает его по плечу и благодарит за встречу.       — Пока, Ян, — весело говорит она, передавая чемодан подбежавшему помощнику.       — Пока, Эмилия.       Она смеётся:       — Можно просто «Мила», я ж не герцогиня какая! Ну, бывай, братишка.       И исчезает за высокими автоматическими дверями. Ян провожает её глазами, почёсывает затылок и идёт к автобусной остановке, но по пути решает иначе и шагает пешком. Через все случайные районы, спящие кварталы, вечереющие переулки. Через город, в котором всегда задыхался, но в котором встретил человека, рядом с которым и воздух чище, и дышать учащённо лишь получается. Ян думает о Модесте и немного — о сестре. О том, что такое семья, зачем она нужна и почему к ней тянет. Тянет ли Мода к матери, недавно почившей? Он ни разу не казался погружённым в тоску. И впрямь попрощался с ней.       А Ян вот с сестрой тоже попрощался, но встретится вновь. Не у всех прощаний есть сила. Не все значимы. А иногда скажешь это «прощай», но всё равно скучаешь, даже когда не выразить словами, не передать чувствами — ведь их легче запереть... Ян хочет спросить, скучает ли Модест по матери, но ждёт следующей встречи. Ведь лицом к лицу — это всегда лучше. И видеть Модеста приятно. Приятнее, чем кого-либо ещё.       Ян пишет сообщение Моду, предлагая встретиться на днях — когда тот будет свободен. И Модест почти сразу откликается, что завтра у него выходной. Тем лучше. Есть кое-что, что Ян очень хочет ему сказать — о своём выборе. И том, что им дальше делать.        «Жду не дождусь», — думает он, и город с ним совершенно солидарен.