***
Уверенной походкой мы с парнями пересекли центральный холл, то ловя, то отражая восторженные взгляды. По каменной лестнице поднялись на второй этаж и, свернув в преподавательское крыло, остановились у нужной двери. Два оборота ключа вместо четырех привычных, и мы вошли в знакомый кабинет. Во время учебы наша тройка была здесь частыми гостями, да и сейчас это единственное место в академии, где можно насладиться хорошим кофе. Парни тут же метнулись в сторону зоны отдыха. Гейл вытянулся на одном из диванов, а Одейр к кофе-машине: — Заряжено! — крикнул он, нажав кнопку. — Нас ждали! — Конечно ждали, — усмехнулся я про себя и осмотрелся, — здесь всегда ждут… В восемь лет я узнал одно непреложное правило: те, кто любят нас, те, кого любим мы, однажды уходят из нашей жизни. Иногда на время, а кто-то навсегда. Потому надо учиться ценить каждый миг с дорогим для нас человеком. В любой момент его может не стать. Со дня твоей смерти я остался совсем один, и два следующих года превратились в череду промозглых пасмурных дней. Пока в моей жизни не появился лучик света — твоя младшая сестра Эффи. Она стала моим официальным опекуном, забрала в столицу и со всей ответственностью взялась за лечение, образование, воспитание. Школа с языковым уклоном, музыкальная, художественная школа, бокс, вокал — все, к чему были замечены хоть какие-то способности. Ещё несколько лет мне пришлось посещать психолога. О том, что двигало женщиной, которая меня родила, написать отказ от родительских прав, я узнал только в день своего восемнадцатилетия… Вот уже четырнадцать лет я не виделся ни с братьями, ни с кровной матерью. Я вычеркнул их из своей жизни так же, как когда-то они вычеркнули меня. Это тяжело, но поверь, отец, мне не о чем жалеть. Теперь моя семья — это Эффи. Моя Фея. Она главная женщина в моей жизни, моя родная душа. Благодаря её заботе и терпению из худого забитого мальчишки я стал тем, кем являюсь сейчас. Эффи уже заместитель ректора по вопросам имиджа и пиара, но всё ещё продолжает преподавать этикет. Много лет в этом кабинете ничего не меняется: три больших окна, выходящие во внутренний дворик, на площадку с фонтаном. Два из них заставлены цветами, и одно свободное по старой привычке. Ребёнком я проводил здесь много времени, часто сидел на этом подоконнике, ожидая окончания занятий. Вдоль одной стены уперлись в потолок резные шкафы, доверху забитые документацией, а на другой висят несколько картин, напоминающие о том, что когда-то я хотел стать художником. Помнишь отец, как учил меня рисовать? Ты говорил, что у меня талант. Может быть. Я не отказывался, развивал его, как ты и хотел, учился у лучших учителей. Просто в какой-то момент мне стало гораздо интереснее складывать рождающиеся в голове строчки в рифмы, а ноты — в мелодию, совмещать их, превращая в песни. Я сел за рабочий стол и, подперев рукой голову, посмотрел в окно. Занятия давно уже начались, однако редкие студенты гордыми одиночками, парами, небольшими группами, все еще бродили по аллеям, сидели под деревьями, дожидаясь лекций, а может и прогуливая. Среди них легко можно угадать художников, музыкантов, скульпторов и прочих. Любое направление искусства накладывает свой отпечаток, но творческие люди во многом и похожи. Мы имеем обыкновение засматриваться на вещи, на которые другие не обратят особого внимания. Вот и я сейчас, блуждая взглядом по двору, остановился на кроне старого клёна. Возвышаясь во главе аллеи, он всем своим видом выделялся из общей массы. Остальные деревья еще только чуть подернула желтизна, а старичок уже начал ронять золотисто-алые листья. Один из них сорвался и, описав в воздухе несколько пируэтов, приземлился прямо на лицо девушки, сидящей на скамье под раскидистыми ветвями. Явно очень глубоко нырнув в свои мысли, поджав одну ногу под себя и покачивая другой, она сидела, подставив лицо под рассеянные солнечные лучи, придерживая большие наушники кончиками пальцев. Когда лист скользнул ей по носу, она вздрогнула и распахнула глаза, наушники съехали на шею, а девушка несколько раз неловко хлопнула в воздухе ладонями, пытаясь поймать нарушителя ее размышлений. Она подняла лист с земли и за черешок стала вращать его между двух пальцев. Вдруг схватила со скамьи лежащий рядом блокнот, записала что-то, зачеркнула, написала снова. Странная девчонка, хотя, я улыбнулся, узнав себя в моменты внезапного вдохновения, все мы здесь не от мира сего. А девушка снова рассматривала лист на свету. Водила им в воздухе словно дирижер, управляющий оркестром. Наблюдая за её рукой, я не заметил, как мои пальцы пробежали по столу, как по клавишам рояля — я случайно сдвинул фоторамку, она задела подставку с ручками, отчего та упала, и содержимое с шумом рассыпалось по столешнице. — Ты чего бушуешь? — спросил Одейр, хлопая дверцами шкафа, припасая чашки. — А, задумался, — отмахнулся я, собрал канцелярские принадлежности, восстановив глобальный порядок на рабочем столе и взял в руки фотографию, на которой изображены рыдающая Эффи, одиннадцатилетний я и горелый пирог. — Почему именно эта? — спросил я, впервые увидев её здесь. — У нас же много совместных фото, и есть из чего выбрать. Правда, пап, я искренне не понимал, почему Эффи выбрала ту, на которой она с заплаканными глазами и опухшим носом, хотя и со счастливой улыбкой. — Глупый мальчишка, — рассмеялась она. — Все просто. Потому что это был особенный день! Эта фотография была сделана на день рождения Эффи, примерно через год после того, как она забрала меня к себе. Я сделал ей сюрприз, испёк пирог. И хотя это была самая ужасная выпечка в моей жизни, за которую мне стыдно по сей день, Эффи заявила, что это был лучший подарок. — Ты ж моя Фея, — воскликнул Одейр, и я очнулся от воспоминаний. Вслед за мной парни тоже иногда стали так называть нашу Эффи, ведь ее невозможно не любить. Как какую-то драгоценность друг держал в руках вазу с разноцветным кусковым сахаром. Закинув в рот пару кубиков, он поставил её на стол. — Господа, прошу к столу, — крикнул он, разливая кофе по чашкам. То, что Финник — сладкоежка, наверное не знает только ленивый. Конфеты, шоколад, джемы, варенье он может есть килограммами. Однако сахар для него всегда был любимым лакомством. Он постоянно воровал его из столовой, ел ложками из сахарницы, приходя в гости. Когда мы стали дружить, в кабинете Эффи появился запас этого лакомства специально для него. Многие имеют при себе расческу, жвачку, кто-то не выйдет из дома без носового платка или пачки влажных салфеток, Одейр же таскает с собой жестяную баночку с сахаром. Чтобы подкрепиться в дороге, как сам он говорит, а когда-то предложение угоститься сладким кубиком было его фирменной фишкой при знакомстве с девушками. Сделав первый глоток обжигающей жидкости с карамельным послевкусием, я насторожился, ведь в прошлый раз в приоритете была ореховая нота. И тут меня пронзило внезапное понимание — пока меня не было, наша Фея влюбилась! Эффи — настоящий кофеман, она и мне привила любовь к этому напитку. С годами я приметил особенность: если вдруг меняется вкус, крепость или аромат кофе, это значит, что у неё новый роман. Знаешь, как она говорит? — Каждый мужчина — это особый сорт кофе, у каждого свой вкус, и каждый требует правильного приготовления… — Пит, хотел спросить, — голос друга сбил ход моих мыслей, — у тебя с Делли серьезно? Я внимательно посмотрел на него и непроизвольно нахмурился. — Ты о чем, Гейл? — Я просто подумал, ты мутишь с ней уже полгода, — он крутил в руках пустую чашку, — может вас связывает что-то большее, чем постель? — Вот как раз кроме постели нас ничего не связывает. Сказал я, забирая чашку из его рук и наполнил новой порцией кофе, добавил ароматного напитка себе и Финнику. — Встретились, провели время, получили удовольствие и разбежались. Всё. Никто никому ничего не должен. — То есть это не любовь? Я поперхнулся и закашлялся. Финник, ухмыльнувшись, несколько раз хлопнул ладонью мне по спине. — Гейл, ты серьезно? Тебе что, кофе в голову ударил? — я пристально посмотрел на друга. — К чему эти вопросы? — Не знаю, — он пожал плечами, — просто подумал, что это неспроста. Понимая, к чему он клонит, я закатил глаза и поставил чашку на стол. — Дружище, считай, что у нас с ней договор о взаимопомощи, — я изобразил руками в воздухе кавычки. — А что касается любви, то я, кажется, уже сто раз говорил, что в нее не верю. Не был и не хочу быть в плену этих глупых эмоций. Снова взяв свою чашку, я сделал глоток и облокотился на спинку дивана. — Это только до тех пор, пока сам не полюбишь, — в голосе Финника слышалась насмешка, — а потом посмотрим, как ты заговоришь. — Ну уж нет, — усмехнулся я, покачав головой. — Вся эта ваша романтическая чепуха без меня. Со мной такого не случится. — Посмотрим, — сказал Финник, — все так говорят, вспомни хотя бы меня. — Или меня, — тихо добавил Гейл. Тоже мне сравнение, подумал я и внимательно посмотрел на друзей. Хоторн и Одейр такие же разные, как вода и камень, как небо и земля, и их истории такие же, но равноценные ли? Тогда я впервые задумался, может быть, это чувство у каждого свое? В то, что у Финника с Энни действительно все серьезно, мой внутренний скептик поверил сразу. Ведь после знакомства с этой миниатюрной девушкой с копной огненно рыжих волос и изумрудными глазами нашего друга словно подменили. — Глупо обременять себя долгими отношениями, слишком много вокруг соблазнов. — Кажется, так говорил он до встречи с ней. А после… Ушли в прошлое загулы и вечеринки, в стороне осталось и бесчисленное количество поклонниц. Правда Финнику пришлось попотеть, чтобы доказать Энни серьезность своих намерений. Два года они встречались, потом сыграли свадьбу, а год назад у них родился сын. И они счастливы. И в их случае я признаю, что кому-то ещё дано любить… Про историю Гейла я мало что знал. Только однажды он признался, что с детства влюблен в девушку из своего города. К этому времени она уже училась на третьем курсе вокального факультета. Виделись они редко, в основном созванивались. Знаешь, одно время я думал, что свою Кискисс Гейл выдумал. Кискисс… дурацкое прозвище, правда? И у них очень странные отношения. Сам посуди: они встречались только днём, в основном в академии, если и шли куда-то, то почему-то выбирали многолюдные места. За последние два года Гейл не провел с ней ни одного вечера, тем более ночи (уж я-то знаю, что они принадлежат каждый раз новой поклоннице). Сам я ни разу не видел их как пару. Собственно говоря, я вообще её не видел, она не приходила на выступления, не бывала в нашей компании. Не знаю, что на самом деле происходит между ними, но на искреннюю любовь это похоже в последнюю очередь. Сигнал смс, пропищавший одновременно на трех телефонах, прервал мои размышления. Нам пора было узнать, зачем мы понадобились родной академии.Преддверие
22 августа 2020 г. в 19:44
Все началось… хотел сказать «в один прекрасный день», но нет, день был самый обычный. От прочих его отличало лишь то обстоятельство, что нашей команде неожиданно прервали гастрольный тур и срочно вызвали в столицу.
Примерно за час до назначенного времени я въехал на территорию академии и припарковался на своём привычном месте, удивившись тому, что оно не занято. «Неужели кто-то ещё помнит?..» — промелькнула внезапная мысль, которую я сразу отмел, ведь это было бы странно, к тому моменту прошло уже больше двух лет, как мы закончили обучение и колесили с концертами по всей стране.
Побарабанив пальцами по рулю в такт внезапно родившейся в моей голове мелодии, я окинул взглядом трёхэтажное величественное здание, огромный двор и на перекрестье аллей заметил знакомую фигуру. Парень стоял, подпирая ствол дерева, сложа руки на груди. Я посигналил и, опустив боковое стекло, крикнул:
— Хоторн, тащи сюда свой зад!
Я поморщился от звука собственного голоса. Вечеринка в честь внезапного окончания гастролей прошла на «ура», отчего моя голова отзывалась тягучей болью на любое движение и звук.
— Здорово, Мелларк.
Гейл рухнул на пассажирское сиденье и протянул руку. Наши крепко сжатые кулаки встретились, после чего мы обменялись рукопожатием. Не помню, кто из нас это придумал, но с первого курса такое приветствие вошло в привычку и стало своего рода нашей «фишкой» при встрече, прощании, перед началом нового дела или когда сменяем друг друга на сцене.
— Оценил мою заботу?
— Так и думал, что здесь дело не чисто, — усмехнулся я. — Выходит, твоя работа?
— А то, троих согнал! — Он рассмеялся, но тут же схватился за голову. — Ну мы вчера и оторвались! — Гейл потёр лоб, затем перевёл взгляд на меня. — Пит, ты хреново выглядишь.
— Ха, — я легко ударил его кулаком в плечо, — ты явно себя в зеркале не видел, — рассмеялся я, достал бутылку минералки и, открыв крышку, в два глотка осушил половину. — Где утро встретил?
— Понятия не имею, где-то на другом конце города. — Он забрал бутылку из моих рук и допил остатки. — Но, знаешь, оно того стоило. Девчонка — «огонь». Правда, — друг нахмурился, — омлет не дожарила, тосты сожгла и… — он потер переносицу, — я не помню, как ее зовут, то ли Линда, то ли Эрика…
— Хоторн, ты неисправим, — усмехнулся я, слегка покачав головой.
Губы друга изогнулись в кривой улыбке.
— Можно подумать ты сам дома проснулся?
— Угадал! — Я ответил такой же ухмылкой.
— Один? — Он вопросительно выгнул бровь.
— И снова в точку!
— Так ты же вроде с Делли уехал?
Я пожал плечами. Из-за облаков показалось прозрачное осеннее солнце. Я дотянулся до нужной кнопки — боковые стекла опустились, и крыша автомобиля начала медленно складываться.
— Правильно, уехал, в гостиницу. А потом каждый к себе.
Я вдохнул влажный после дождя воздух. Прохладный ветер играл с непослушной челкой, щекоча лоб, заставляя довольно жмуриться.
— Ты же знаешь, Гейл, я не пускаю чужаков на свою территорию.
— Так Делли вроде как своя…
— Нет, это другое.
Почувствовался толчок и глухой удар о заднее сидение, отчего машину слегка качнуло. Даже не открывая глаз я знал, что случилось.
— Привет, Фин, — я повернулся и протянул другу руку, тот сверкнул улыбкой, отвечая на приветствие. Если в моей машине сложена крыша, Одейр имеет дурацкую привычку запрыгивать внутрь, не открывая дверь.
«Чумовая тройка», так нас называли в годы учебы. В таком составе мечтали видеть на каждом концерте, а после окончания обучения предлагали выступать как поп-группа.
Один из преподавателей говорил:
— Вы, парни, как боги Олимпа! Таким составом сведёте с ума всех женщин!
Пафосно, конечно, но на самом деле в этих словах есть доля правды. Наше трио выигрышно смотрится на сцене: я — голубоглазый блондин, Гейл — сероглазый брюнет, а Финник — обладатель вьющихся волос с оттенком бронзы и бирюзовых глаз. Все трое хорошего телосложения, и рост не подвёл. Но, несмотря на радужные перспективы и уговоры, мы все-таки выбрали сольные карьеры. Хотя на каждом концерте обязательно исполняем несколько песен вместе — зрители просят…
— Привет, парни, кто в курсе, зачем нас дёрнули?
— Да кто же их знает, — пожав плечами, я откинулся на спинку сиденья и сложил руки за головой. — Может ещё десяток выступлений в график добавили, а может мы им надоели, и они нас разгонят.
— Скажешь тоже. — Финник прыснул в кулак. — Ставлю на первый вариант!
Пока мы с Гейлом пытались собраться с силами, чтобы хотя бы казаться бодрыми и отдохнувшими, Одейр рассказывал, как прошло его внезапное возвращение домой. Спустя пятнадцать минут мы уже смеялись вместе с ним.
Я в очередной раз убедился, что у Финника есть дар положительно влиять на настроение окружающих. Иначе это никак нельзя назвать. Его заразительный смех может проникать в душу любого, даже самого угрюмого человека. К тому же он умеет держать образ, каким бы тяжелым ни был день и бессонной ночь. После долгих переездов, многочасовых репетиций, непрерывных выступлений он никогда не покажет усталости. Несмотря ни на что предстанет на публике всё с той же фирменной улыбкой и блеском в глазах.
— Итак, у меня предложение, — Одейр с довольным видом потёр ладони, — пойдемте-ка, пока есть время, навернём по чашке кофе, а то вы что-то бледненькие, — скроив хитрую рожицу, он потрепал Гейла за щеки. — Вон как тебя очередная подружка уморила…
— Ах, ты, — Гейл резко дернулся в сторону Финника, но тот проворно увернулся и, смеясь, выпрыгнул из машины.