— Мне жаль вас, юноша, — часто повторял мой первый педагог по вокалу. — Обладать идеальным слухом — проклятье.
Теперь я окончательно это осознал, а ещё то, что никогда не смогу преподавать. Ненавижу фальшь. Потому спустя несколько дней после начала отборочного этапа уже в открытую проклинал тот миг, когда согласился на это всё, хотя, кто нас спрашивал…
Знаешь, отец, именно тогда я вспомнил, как Эффи возила меня в музей, мне нужно было сделать реферат по истории на тему «Пытки человечества». Там я узнал более сотни способов и видов жестоких пыток средневековья, а также некоторые методы, что использовали и в наши дни. Да, тогда мне показалось нереальным, что можно пытать музыкой, но сейчас я понял — это и есть настоящая пытка!
К концу второй сотни участников я готов был открыть все свои тайны, рассказать Эффи все свои косяки с десятилетнего возраста, в том числе куда делась ее любимая ваза, или почему сбегали некоторые её особо противные ухажёры… Выдать все пароли от банковских карт и код от сейфа. Или переписать свое имущество на очередного участника, лишь бы только он отказался выступать.
Мне еще повезло, что столы членов жюри стояли в середине зрительного зала, поскольку некоторые конкурсанты чтобы произвести впечатление не гнушались использовать различные спецэффекты, вроде брызг воды, огненных фонтанов, огромного количества серпантина и других блесток. Представляю, как бы я смотрелся в этом великолепии, ведь стол мне достался в центре. Так что весь удар приняли на себя журналисты, занимавшие центральные места в первых рядах.
В жюри, кроме восьми человек из нашей команды, входили еще Боггс — довольно известная личность в наших кругах, представитель канала, который транслировал конкурс, и, само собой, Койн, как представитель академии.
Да, ещё один положительный момент — Джоанна, с которой я делил стол. С её комментариями намного легче переносился этот кошмар. Так же «Бальзамом на душу» были выступления реально талантливых ребят, вот только на сотню просмотренных их всего четыре-пять…
Дни казались бесконечными, сил не оставалось ни на что. Гулянки, тусовки? Куда там! Как только звучала команда «стоп», быстро попрощавшись со всеми, я мчался домой, без сил падал на кровать и тут же отключался. Иногда мне снилось, как очередной участник конкурса читал рэп, фальшиво играя на скрипке, отчего я просыпался в холодном поту, но как спасение каждую ночь видел во сне глаза цвета грозового неба.
Так тянулось время до пятого конкурсного дня, и я с волнением и тревогой ждал конкурсантку под номером четыреста шестнадцать…
С самой первой встречи с Китнисс меня преследовало новое и еще непонятное чувство. А то утро, когда я держал её в своих объятиях, было… особенным что ли, несмотря на то, что поспать удалось всего несколько часов.
В первую секунду открыв глаза, не сразу понял, почему сплю на диване в общей гостиной, но мирное посапывание девушки, что прижималась к моей груди, быстро расставило все по местам. Ночные разговоры, её очередное признание, слёзы, наши объятия, в которые на этот раз она нырнула сама, мерцание догорающих свечей, усталость дня — всё это сыграло свою роль. Мы лежали и долго разговаривали, Китнисс тихо всхлипывала, я распустил её косу и медленно перебирал шелковистые пряди, пока она не заснула. А я ещё какое-то время смотрел на неё спящую, как страж, безмолвно охраняя её хрупкий сон…
Я откинулся на подушку и уставился в потолок, прикусив губу. Мне безумно хотелось пройтись по скрытым под одеждой изгибам её тела, почувствовать, как от моих прикосновений бегут мурашки, потереться щекой о её щеку, уткнуться носом в изгиб, где шея переходит в плечо, оставлять горячие поцелуи, ещё крепче обнять и никогда больше не отпускать от себя.
Но все, что я себе тогда позволил, — только поцеловать ее макушку, пока она спала.
Я любовался её нежным обаянием, улыбкой, изгибом бровей, вдыхал аромат волос и старался не выдать свое пробуждение участившимся сердцебиением. Я чувствовал что-то невероятное, некий трепет в душе, которого раньше не испытывал. Должно быть, это и называется счастьем, этот покой и безмятежность.
Дождь за окном, серой птицей укрывший город, отбивал только мне понятный грустный мотив, часы отсчитывали минуты до расставания, а так хотелось, чтобы это утро продлилось дольше, ведь оно никогда не повторится.
Китнисс испуганно встрепенулась, подняла голову, сонно озираясь по сторонам.
Я не шелохнулся, ожидая, какой будет её реакция, а ждать можно было всё что угодно, ведь эта девушка так же внезапна, как блуждающая волна на море.
Китнисс медленно просыпалась, оглядывая наши переплетённые тела, наверное пытаясь понять, что мы позволили себе этой ночью. Ничего… Кому расскажи — не поверят.
Она повернулась, заметила, что я уже не сплю, медленно положила подбородок мне на грудь и заглянула в глаза.
— Доброе утро, — слегка улыбаясь и так мило смутившись хриплым ото сна голосом проговорила девушка. — Прости, я наверное тебе всю руку отлежала.
Я покачал головой и убрал пряди упавшие ей на глаза, заправив за ухо:
— Доброе, — улыбка сама собой появилась у меня на лице, — нет, все в порядке.
«Только не шевелись, Китнисс, — думал я, — а иначе как только твоя нога скользнет по моему бедру, придёт моя пора смущаться».
Шаги на лестнице привлекли наше внимание. Настал тот миг, когда пришлось оторваться друг от друга…
— Мелларк! — Джоанна толкнула меня в бок. — Очнись уже, о чем ты только думаешь? — прошипела она мне в ухо.
Я встрепенулся, рассеянно озираясь по сторонам, — все ждали моего ответа, а я судорожно пытался вспомнить, кто выступал и что стоит сказать.
— Да, — быстро выпалил я, сделав пометку в оценочном листе.
Хорошо что систему оценок в этот раз упростили до простого «да» и «нет», иначе бы я еще не раз попал в подобные неловкие ситуации. А так набрал участник пять или более голосов — добро пожаловать в следующий этап конкурса.
— Ты бы себя видел, — смеясь прошептала Джо. — Ну-ка быстро говори, кто она?
— Не выдумывай, — хмурясь отмахнулся я, — просто думал, что скорее бы уже этот ужас закончился.
— Ага-ага, именно с таким видом об этом и мечтают, — с ехидной ухмылкой девушка толкнула меня локтем в бок. — Мне то можешь не заливать. — Бросив на меня хитрый взгляд, она игриво вздёрнула бровями. — У тебя было такое лицо, как у Хеймитча перед бутылкой элитного вискаря.
Мейсон иногда невыносима. Я изобразил жест «рукалицо» и умоляюще простонал:
— Джо, прекращай.
— Все, все, молчу! — быстро сказала она и примирительно подняла ладони вверх.
Бессменный ведущий всех мероприятий в академии Цезарь Фликерман объявил нового участника, и Джоанна приняла заинтересованный вид, спросив напоследок:
— Ты ведь мне потом расскажешь?
Я протяжно выдохнул и провел ладонью по волосам, будто это могло помочь мне выкинуть скопившийся сумбур из головы.
— Уверяю, ты узнаешь первой, — сказал я, пытаясь сосредоточиться на происходящем на сцене.
С того самого утра мы больше не встречались с Китнисс, я видел её только во время перерыва через окно из кабинета Эффи. Либо она одна сидела на лавочке под старым кленом, делая записи в блокноте, либо они с Гейлом гуляли по аллеям во внутреннем дворике. Он почти всегда сбегал к ней в свободное время, и это главный аргумент, почему я не искал с этой девушкой встреч. Гейл мой друг, не хотелось переходить ему дорогу.
Он то и дело говорил о том, как Китнисс изменилась, стала легче в общении, веселее. Говорил, что почувствовал надежду на восстановление их отношений. Я слушал, кивал, подбадривал, при этом ощущая, как ревность скользкой змеей извивается где-то в районе сердца, и это медленно убивало… Знаю, что не имел на это права, мы с Китнисс ничего друг другу не обещали, но ничего не мог с собой поделать.
После того что я узнал, моё отношение к Гейлу не изменилось. Кто не без греха, отец? Я тоже не всегда откровенен с парнями. Только не могу понять, почему он не рассказывал нам с Финником правду про аварию, зачем выдумал эту нелепую версию? Ведь во всем случившемся нет его прямой вины.
Очень странная штука жизнь… Странно стать участником аварии, в которой погибла сестра любимой девушки — такого врагу не пожелаешь. И странно вот так узнать тайну, что хранит лучший друг…
А между тем конкурс продолжался, участники отсеивались один за другим, и выход Китнисс был все ближе.
Я практически не переживал за нее, и в отличии от самой девушки был уверен, она далеко продвинется. Не знаю, как объяснить, просто я так чувствовал. Эффи назвала бы это интуицией.
Желая пройти до конца, Китнисс была уверена, что не попадет даже в первый тур. Отец, она действительно не понимает, какое впечатление производит на окружающих.
Я, еще не зная ее возможностей, пророчил ей попасть в финал, а если верить мнению Эффи, то Эвердин светит главный приз. Цинна с первой встречи просто очарован ей. Он нашёл время в своем перегруженном графике и не только сшил Китнисс платье для отборочного, а в последствии и следующих этапов, но и обязательно приходил поддержать ее в день выступления.
— Отлично, отлично! Шесть голосов — это хороший результат, поздравляю, вы в следующем туре, — прокричал в микрофон Фликерман, провожая очередного участника. — А наша следующая конкурсантка знакома многим, и при этом незнакома никому! — кривлялся он в своей излюбленной манере. — Итак, дамы и господа, поприветствуем учащуюся нашей академии, девушку с великолепным голосом и непростым характером, о да о ней уже слагают легенды, — продолжал тянуть Цезарь, — Китнисс Эвердин!
Тревожные этнические мотивы заполнили зал. Зеленый луч прожектора мелькнул на заднем фоне сцены и осветил пространство над ней полукругом, словно северное сияние на темном небосклоне. В какой-то момент он разделился на две части, открывая проход, из которого медленно вышла та, чьё выступление я ждал больше остальных. Да, не совсем честно, конкурс только начинался, а у меня уже появился «любимчик».
Когда девушка дошла до середины сцены, полукруг вновь сомкнулся над её головой, переливаясь всеми красками северного неба.
— Ох, ничего себе, — я поражённо выдохнул и мысленно поаплодировал Цинне. Китнисс была очаровательна.
Ее распущенные волосы волнами лежали на плечах, струясь до талии, в них мерцала россыпь алых огоньков. Чёрное приталенное платье в пол, из особой ткани с секретом, как сказала Эффи, идеально облегало фигуру, подчёркивая достоинства. При каждом шаге, каждом движении оно переливалось сотнями золотистых блёсток, постепенно легкое свечение разгоралось, превращаясь в оранжево-алый цвет. Цвета поднимались и опадали, двигались и перемешивались. Она то тлела, то горела как пылающий уголек, только что вынутый из камина.
С первых же секунд в зале начали стихать разговоры, и внимание людей переключалось на девушку.
Как же ты себя недооцениваешь, Огненная Китнисс, улыбаясь думал я, приметив это.
Она остановилась перед микрофоном, и теперь даже те, кто наблюдал за происходящим без особого интереса, перестали перешёптываться и полностью обратились в слух.
Да, отец, Эффи как всегда оказалась права. Китнисс — настоящий талант! У нее уникальный голос, сильный, чистый, с чарующим тембром.
— Спасибо, Мелларк, я знала, что ты сдержишь слово, — донесся голос Джоанны.
— Что? — спросил я, не понимая, о чем она.
— Ничего, — невозмутимо ответила девушка, не отрывая взгляда от сцены, — подбери челюсть, связки простудишь.
Это фиаско. А ведь я всегда считал, что отлично умею скрывать эмоции, но видимо в тот день что-то пошло не так, или просто Джо, как женщина, просекла всё даже раньше меня. Может быть и правда со стороны виднее?
Я посмотрел на Гейла. Весь его вид и звонко хрустнувший в руках карандаш говорили о том, что он злился. Вот только от обиды или чувства вины? Я знаю, между ним и Китнисс есть что-то ещё кроме той аварии, но вот что?
Опираясь локтями на стол, я положил подбородок на сложенные в замок руки, снова сосредоточив взгляд на происходящем на сцене. Мимолетно встретились наши с Китнисс взгляды, я улыбнулся и подмигнул ей, в знак поддержки. То ли отблески софитов, то ли едва заметный румянец покрыл ее щеки, что только добавило ей очарования.
Идеальный образ, идеальный номер. Хорошо, что она не уступила уговорам Гейла.
Наш ночной разговор тёк спокойно и размеренно, прерываясь шутками и тихим смехом. Пока я не попросил девушку рассказать про песню, которую она собиралась исполнять на конкурсе:
То ли в поле, где растет степной ковыль, то ли в небе, где кружат ночные птицы,
Я не помню, то ли небыль, то ли быль, повстречались мне глаза волчицы.
— Зачем ты пошла в лес ночью? — с недоумением спросил я. — Разве ты не боишься темноты?
— С чего ты это взял? — удивилась девушка.
— Просто ты всегда отказывала Гейлу в вечерних прогулках, ну я и подумал…
— Пит, мой отец был егерем, — устало объясняла она. — Я с пяти лет практически жила в лесу и ходила с ним на ночные обходы. Как ты думаешь, я боюсь темноты? — С этими словами девушка отвернулась, не дожидаясь моего ответа. Повисло молчание.
— Тогда зачем? — спросил я.
— Не знаю, говорят хотела покончить с собой! — тихо-тихо сказала она не сводя взгляда с пламени свечей…
Отраженье отболевшего костра я узнала в этом взгляде одиноком.
Диким оком, словно кровная сестра, отблеском огня вдаль она звала меня.
От её слов у меня внутри все оборвалось… Смятение, беспокойство, тревога накрыли от одной мысли, что я мог никогда не увидеть этих серых глаз.
Дикая волчица, как и я, одна в ночи. Дикую волчицу никто не приручит.
— Почему?..
Она тяжело вздохнула, теребя рукав кофты.
— Понимаешь…
Китнисс внимательно смотрела на меня, будто собираясь с силами или решая, стоит ли рассказывать, затем, явно делая над собой усилие, продолжила:
— После всего что случилось: авария, больница, смерть Прим, — я потеряла голос… — Она передёрнула плечами, как от озноба. — Говорить могла, а вот петь… Всё чем я жила кануло в бездну. Тот год был адом…
Китнисс тяжело давались воспоминания. Она побледнела, голос ее то и дело срывался, а тело тряслось мелкой дрожью.
— В какой-то момент показалось, что в конце глухого тоннеля мелькнул свет, я боялась поверить… и была права. Всё оказалось ложью, все предали: и жизнь, и мать, и Гейл… дважды. Наверное это стало последней каплей…
— Что он сделал? — Я чувствовал нарастающую злость.
— Не спрашивай, Пит, — кутаясь в плед сказала Китнисс, покачав головой из стороны в сторону, — зачем тебе это знать…
Стала ты волчицей в этой ночи жаркой, чтоб не волочиться за добычей жалкой.
— В тот день я пошла в лес, к нашему с папой озеру… Что хотела сделать? Не знаю… Уйти ото всех. Исчезнуть… Навсегда остаться там, где была счастлива. Я долго шла, не разбирая дороги и не понимая по сути, куда иду, пока не встретилась глазами с ней…
Там, где волки ночью выли на луну, душу в клочья раздирая вместо дичи,
Повстречала я в степи ее одну, не желавшую искать добычу.
Волчица, редкой для нашей местности белой масти, стояла поодаль и наблюдала за мной. «Так даже лучше, — подумала я и остановилась, — пусть они меня растерзают». Я знала, встретить волка означает нарваться на стаю, но она была одна. Одиночка, как и я…
— Посмотреть в глаза волку — посмотреть в глаза своей природе, считай как заглянуть себе в душу. — Всплыли в голове слова отца. — Его не обманешь, дочка — он всегда чувствует состояние и внутреннее намерение человека.
Волчица подходила и казалось, что весь мир растворяется, исчезает, а я как будто приросла к земле. Я видела только ее глаза и отражение в них собственной боли.
Откуда-то возникла уверенность, что она не сможет причинить мне зла.
В сером небе, как замерзшая слеза, одиноко надо мной звезда горела.
И смотрела я в печальные глаза от костра вдали, где-то на краю земли.
Чем ближе ко мне подходила волчица, тем выше густой волной поднималась тошнотворная тоска. Эмоции накрывали с головой, а боль в душе была такой силы, что, казалось, стою на грани сумасшествия. Глаза разъедало слезами, я опустилась на колени, а потом и вовсе рухнула на землю, провалившись в небытие…
Дикая волчица, как и я одна в ночи. Дикую волчицу, никто не приручит.
Дальнейшую историю я знаю только со слов Джаспера, отца Гейла:
Он рассказывал, что когда меня нашли, я лежала на мокрой от росы траве в обнимку с той самой белой волчицей, что всю ночь согревала меня своим теплом. Увидев его, она подняла голову, потом села рядом и оскалилась, а он, сам не понимая, что делает, стал разговаривать с ней, объяснять, что он не враг и пришел за мной чтобы помочь. Джаспер говорил, что тоже вспомнил папины рассказы про волков. Только всегда считал их выдумкой.
Стала ты волчицей в этой ночи жаркой, чтоб не волочиться за добычей жалкой.
Видимо поверив ему, волчица отошла и со стороны наблюдала, как суетятся люди, а затем незаметно исчезла, вероятно, выполнив свою миссию…
Капелька воска скользнула по гладкому боку свечи точь-в-точь как первая слеза, что скатилась из-под дрожащих ресниц по щеке девушки.
Не знаю, что натворил Гейл, но этот мир чуть не потерял такую яркую звезду.
Когда песня закончилась, зал взорвался аплодисментами, жюри сказало единогласное «да».
— Мы ждём вас в следующем туре, — прокричал в микрофон Цезарь.
