Еретик и Лицемер

Когда бы Мордаунт точно знал, что перед ним убийца матушки, уж он бы сам его хорошенько исповедал. Но он не мог этого сделать, не убедившись точно. И ведь не спросишь: "Не вы ли один из тех убийц, которых я ищу?" Молоденькие и хорошенькие прихожанки, выходя из исповедальни, не торопились покидать церковь, а раскладывали подушечки для коленопреклонений перед образами того или иного святого. Должно быть, аббат им назначил читать молитвы - кому-то десять раз прочесть литанию, кому-то пятнадцать раз этот, как его, розарий. Все рассчитано, как у ростовщика или банкира - такой-то товар по такой-то цене, такой-то грех отпускается ценой прочтения таких-то молитв в таком-то количестве. В отличие от некоторых проповедников Мордаунт не стал бы пылать гневом из-за подушечек, на которые преклоняли колени девушки. Конечно же, он не раз слышал речи про папистов, не умеющих молиться иначе как на шелковой подушечке. Но пол церкви мог быть холодным, пусть девушки молятся на подушечках. Вот только если бы они молились искренне... Но глазки девушек нет-нет да скользнут в сторону исповедальни. Они явно не думают о том, что шепчут их губы. А женщины постарше и понекрасивее направлялись к выходу с недовольным видом. Мордаунт вошел в исповедальню лишь после того, как убедился, что больше никто туда входить не собирается. - Отец, я хотел бы обратиться к вам по не совсем обычному делу. К сожалению, более подходящего момента я не нашел... За занавеской послышалось разочарованное шуршание. Должно быть, именно сейчас аббат ждал Агнессу, упомянутую с кафедры. - Дело в том, что я воспитан в протестантской семье, но с некоторых пор душа моя склоняется принять католичество... Но некоторые вопросы смущают меня... - Что же мешает вам прийти в лоно церкви, основанной апостолом Петром по указанию Господа? - голос аббата зазвучал довольно оживленно. Возможность обратить реформата в католичество - возможно, также мысли про одобрение начальства - все это доставило ему не меньше удовольствия, чем визит Агнессы. - Меня смущает догмат о непогрешимости Папы... - Папа восседает на престоле апостола Петра, - чуть-чуть снисходительно начал объяснять аббат. - И этот человек свят чужой святостью? Занявший престол святого Петра сам святым Петром не становится. А если на этот престол сядет грешник? Например, у человека на совести тайное убийство женщины под покровом ночи, выброшенный в реку труп? Годами грешник хранит свою тайну, но если он займет святой престол, тем самым отпустится ли ему грех? Аббат взлетел над занавеской, будто подброшенный резко распрямившейся пружиной или будто в его сиденье кто-то воткнул гвоздь. Выскочил из-за занавески - волосы дыбом, как будто и не укладывал сегодня локоны, глаза выпучены. - Как вы смеете говорить такие дерзости, сударь? - сейчас д,Эрбле еще больше походил на дуэлянта, чем на кафедре. Быть может, молоденький аббат на самом деле не такой уж и молоденький? - Простите, я не это хотел сказать, - резко сменил тактику Мордаунт. Во-первых, это может сбить противника с толку. Во-вторых, с помощью этой тактики он уже добился всего, что только было возможно, - Я хотел спросить, каким образом один человек получает право отпускать грехи другого. На Страшном Суде каждый ответит за все свои земные дела, и никто не сможет призвать священника, отпускавшего ему грехи. А через Моисея Господь поведал людям заповеди: "Я есмь Господь Бог твой, да не будет тебе богов иных, кроме Меня..." - Вы никогда не слышали про благодать священства, сын мой? - д,Эрбле взял себя в руки, хотя цвет лица его оставался ярче, чем прежде. Но он на глазах обретал подобающий вид и осанку. "Врешь, я не твой сын", - прошептал Мордаунт по-английски одними губами. - Благодать священства нисходит с Небес на тех, кто всю жизнь свою положил на служение Господу, дабы они наставляли тех, кто жизнь проводит в мирских трудах и суете. Как в былые дни Дух Святой сошел на апостолов, дабы они поведали остальным о Боге. Мы не апостолы, и Дух Святой на нас не нисходит, но благодать даруется, дабы пасти овечек Господних согласно воле Его. Почему Господь поручил апостолу Петру основать церковь Свою, хотя Священное Писание было уже написано? - Потому что в былые дни немного было грамотных людей. Тех, кто читать не умел, было больше, и священники обучали их Священному Писанию. А на каком языке оно было написано - не имело значения для тех, кто неграмотен. Ныне даже в доме крестьянина можно обнаружить полку книг. Но до Священного Писания людей не допускают те, кто зовет себя служителями Божьими. Они вещают людям Писание, которое те могли бы сами прочесть, как будто сами его сочинили, а не получили в дар от Господа вместе со всеми прочими. И люди становятся идолами для других, кто лишен возможности прочесть Библию на родном языке. Служат ли они Богу или воскуряют фимиам перед идолами? - Мордаунт убедился, что ему никогда не сравниться с пастором, воспитавшим его. Тот не раз и не два сбивал спесь с епископов в богословских беседах. Должно быть, правильно он поступил, отказавшись ступить на духовную стезю. Пастор убедился бы в его полной непригодности для этой стези, если бы мог услышать. Но вот д,Эрбле, должно быть, и сам был не лучшим миссионером. Судя по сверканию его глаз, удар попал в цель. Мордаунт сам удивился: - Прихожанкам вы назначили читать молитвы после исповеди. Если она прочтет розарий десять раз, грехи ей отпустятся, а если только девять - она останется грешницей? - Сударь, количество молитв не стоит подсчитывать как монеты в кошельке! Протестанты похваляются, будто знают Писание лучше католиков, зубрят наизусть Ветхий Завет, а о существовании Евангелия как будто никогда не слышали! - Отец д,Эрбле, что случилось? - тревожный девичий голосок прозвенел совсем рядом с исповедальней. - Я обращаю еретика на путь истинный! Вам, сударыни, тоже не мешало бы послушать, дабы избежать искушений, которые враги нашей святой церкви готовят для нас! - Аббат шагнул наружу, величественным жестом приглашая Мордаунта последовать за ним. Увы, жест был слишком размашистым, а исповедальня слишком маленькой. Лежавшая на столике Библия оказалась на полу. - Знак Господень! - покачал головой Мордаунт, следуя все же за аббатом наружу. Аббат не обернулся на знак. - Протестанты, отрицающие благодать священства, лишают надежды всех людей! Они утверждают, что грехопадение стало проклятием, от которого нет никакого избавления! Будто бы грехопадение не оставило в нас ничего от образа и подобия Божьего! Будто бы одна лишь греховность осталась в людях после грехопадения Адама и Евы! Тогда как Евангелие обещает спасение и воссоединение с Богом тем, кто истинно кается, невзирая на греховность нашу! Это был сильный удар, и теперь уже Мордаунт почувствовал себя дуэлянтом. - Нам известно о существовании Евангелия! "Порождения ехиднины! как вы можете говорить доброе, будучи злы? Ибо от избытка сердца говорят уста." Это сказано о фарисеях! "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что затворяете Царство Небесное человекам; ибо сами не входите и хотящих войти не допускаете." "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; Так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония." Вы объявляете себя хозяевами благодати Господней, которой будто бы владеете, как ростовщик - деньгами, и оделяете ею людей по своему усмотрению! А Господь дарует благодать тем людям, чьи сердца полны искренней веры, невзирая на сословия! Пастух Давид был набожен без лицемерия, и Бог даровал ему силы победить могучего Голиафа! Если бы пастор это слышал, он бы решил, что воспитанник не полностью безнадежен. Хотя мог бы сделать замечание, что к подобным диспутам следует готовиться заранее. Но экспромт удавался - и Мордаунт это чувствовал! Вспомнились даже слова апостола Павла о том, что для проповедника главное - смелость. А слова ему в уста вложит Господь. И полное ощущение присутствия...ну если не Господа, то наставника. Отца Джереми. Мордаунт прямо - таки слышал его голос, неслышимый противником: - Каждое действие имеет цель, и забывать о ней нельзя! Не сам ли ты смеялся над рассказами о католических святых? Они ставили перед собой задачи, совершенно невыполнимые - и терзались своим бессилием! Бесплодием! Так какова же цель спора? Говоришь, победить? Но ведь победа - это переворот в уме и сердце противника, разве это под силу нам? Нет, только господу! А наша задача скромнее - заставить противника задуматься! Не загоняя его в угол, не унижая! Только тогда он согласится на следующую беседу. - А если беседа будет только одна? Если это - враг?! - Тогда поставим себе цель посрамить врага в глазах его сторонников. Если глуп - он может даже не понять, что посрамлён. Но его сторонники станут - бывшими! - А если умён - схватится за оружие? - На это ты сумеешь ответить. Тут главное помнить, что первым хватается за оружие побеждённый. Почему именно сейчас так отчётливо всплыл в памяти этот давний разговор? Верно, потому, что у противника - сторонники. Сторонницы! Оглянувшись на сторонниц, Мордаунт на секунду опешил: девушки, улыбаясь и перешёптываясь, поглядывали то на спорщиков, то на огромное живописное Распятие, где справа и слева от креста были искусно изображены два нарядных, манерных ангела - блондин и брюнет... - Вот - к вопросу о благодати священства и монополии на истину. Ваши прихожанки не понимали ни слова из мессы, принимали на веру проповедь, а поразмыслить вы им предложили, наверное, впервые - и это им непосильно. Они уже готовы разбиться на сторонниц брюнетов и любительниц блондинов... - Что?! С каких это пор божественная латынь стала мешать вере? - ..."когда я молюсь на незнакомом языке, то, хотя дух мой и молится, ум мой остаётся без плода"..." Но в церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, нежели тьму слов на незнакомом языке". Нет, аббат был далеко не глуп, но другим он привык в уме отказывать. Сребролюбие, честолюбие и властолюбие - вот те три струны человеческой души, на которых он научился играть виртуозно. И сейчас аббат являл признаки раздражения, при котором лишь шажок до поражения - потому, что цели, мотива хладнокровного, даже, кажется, чуть насмешливого собеседника он не уловил... Тот, кому что-то известно о "трупе, брошенном в реку" должен вести себя иначе! А прихожанки...возлюбленные овечки! - и в самом деле расходились...как к полюсам...примерно поровну... И с какой же досадой отметил про себя аббат, что к его противнику стягиваются те, кто иногда спрашивали его о значении того или иного места в затверженных молитвах! Пытались понять... Впившись глазами в "еретика", блистательный д*Эрбле вдруг побледнел так заметно, что "возлюбленные овечки" встревожились: - Сударь...кто вы? - Моё имя вам ничего не скажет. - А всё же? Ведь моё вы знаете - могли бы и представиться! - Да, конечно. Мордаунт. Каким наслаждением было бы бросить, как перчатку, своё НАСТОЯЩЕЕ имя! В один момент "вычислить"... - А встречный вопрос позволите? Сколько вам лет, святой отец? Быстрый взгляд в сторону "команды". Натянутая улыбка: - Уж не думаете ли вы, что я слишком молод для наставника? Слава богу, уже тридцать шесть! ( Минус двадцать... шестнадцатилетний убийца? Маловероятно...Разве только если дядюшка взял его в свидетели...) Но в напряженном взгляде аббата угадывается вопрос - где же он Мордаунта раньше видел. Или - кого Мордаунт ему напоминает? Не случайно этот вопрос беспокоит аббата. Его поведение в келье, слова дядюшки - слишком много совпадений... - Знаем мы таких, что в церкви самые смиренные, а как домой придут, так родным от них житья нет! - звонкий голос раздался из той группы девушек, что подтягивалась поближе к Мордаунту. Знакомый голосок - похоже, это та девушка, с которой он разговаривал возле церкви. - А в грехах каяться все равно надо, чтобы душу спасти! - недовольно ответили из другой группы. - Как же еще от грехопадения себя уберечь! - подхватил другой голос. Слова собеседницы Мордаунта кому-то явно не понравились. Аббат мгновенно отвлекся от разгадывания, кем мог быть Мордаунт. - Как же еще получить нам прощение, если только не скажем Господу: "Моя вина!" - но на сей раз он произнес эти слова по-французски! - Скажем ли мы эти слова сердцем, полным искренней веры или просто соблюдая формальность? - уточнил Мордаунт. - Господь видит, кто кается всем сердцем, а кто лжет? - Стало быть, благодать священства не помогает это увидеть? - Благодать священства помогает быть пастырями, но она еще никого не делала безгрешным и всеведущим. Все-таки мы также грешные люди. Грехопадение праотцев наших коснулось всех людей! Но не забывайте, чада мои, - он величественно развернулся к публике, - не забывайте, что созданы мы по образу и подобию Божию, и пусть нарушены Его образ и подобие грехопадением человеческим, все же не погублены полностью, и мы остались по-прежнему детьми Божьими! "Не оставлю вас сиротами" - так говорил Христос. А еретики учат, что ничего Божьего не осталось в нас, что человек есть прах и червь в рабстве греха. - Изящным маневром теснимый противником д,Эрбле перешел на другую позицию и сам пошел в наступление. - Непроходимая пропасть разделяет Бога и сатану, тогда как еретики лгут, будто эта пропасть разделяет Бога и человека! Будто мы лишь рабы зла, на зло навеки обреченные. Самая губительная ересь - полагать, будто Бог одних спасает для жизни вечной, а других - нет! Чада мои, никогда не забывайте, что покаяние - единственная дорога к спасению от вечной погибели, и эта дорога не закрыта ни для одного грешника! Как бы ни были ужасны его грехи и беззакония! - Мордаунт понял, что если он не сумеет отбить эту атаку, потом уже не помогут никакие резервы. - Самые падшие могут войти в Царствие Небесное с помощью покаяния и добрых дел. Или вы сомневаетесь в этом? - аббат обращался и к Мордаунту и ко всем прочим. - Минутку. Вы сказали - с помощью добрых дел можно приобрести Царствие Небесное? - Воистину так! - приосанился д,Эрбле. - Уж не собираетесь ли вы торговаться с Богом? Уж не собираетесь ли вы купить Царствие Небесное за добрые дела? Вы даете, например, кусок хлеба уличному мальчишке, чтобы Бог впустил в рай вашего умершего родственника. А если Бог пошлет вам видение, что ваш родственник в раю, что душа его навеки спасена - тогда вы уже не дадите хлеба нищему? Если скажут вам свыше, что никакой награды за ваши подачки вам не будет - тогда пусть тот же уличный мальчишка умирает с голоду? Дадите ли вы голодному хлеба ради него самого, чтобы его жизнь стала легче? Сделаете ли вы доброе дело, если о том никто и знать не будет? Если вы даете хлеб, чтобы самому войти в рай - смолой и серой обернется вам этот хлеб в день Страшного Суда! Сторонницы Мордаунта, только что стоявшие съежившись, подались к нему, блестя глазами. - Но ведь добрые дела надо делать! - всплеснула руками все та же девушка. - Если делаете доброе дело человеку, не просите его молиться за вас! Если возможно, не называйте своего имени! Господь знает про ваши добрые дела, но Он знает и то, что было в сердцах ваших. Не ищите награды, не надейтесь купить Небеса. Доброе дело только тогда доброе, когда тот, для кого вы его сделали, вам ничем не обязан! Если ведете торговые дела, это следует делать честно, а если хотите сделать добро - творите его бесплатно. Кто творит милостыню напоказ? Фарисеи и лицемеры - вот кто! Что-то из этого говорилось в проповедях отца Джереми. А что-то - лишь в беседах отца Джереми с его воспитанником. Что-то придумал он сам, вспомнив некоторые поступки отца Джереми. Тот действительно пару раз отказывался назвать свое имя, когда подавал милостыню в Лондоне. В Кингстоне его все знали, но он и там старался подавать милостыню так, чтобы никто не видел. А если отказывался подать тем, кого считал пьяницами, способными заработать без чьей-то помощи, старался, чтобы прихожане об этом узнали. А еще отец Джереми так резко пресекал всяческие пересуды, что уличный оборванец хочет получить в наследство его красивый домик и садик, обойдя дальнюю родню пастора, что скоро в его присутствии никто не смел ни намекнуть, ни взглянуть многозначительно. Если и шептались за спиной, то несколько раз оглядывались, чтобы не услышали ни пастор, ни его приемыш. Но все же он время от времени ловил на себе взгляды, особено когда родственники пастора приезжали в гости, хотя это случалось нечасто... Кончилось все тем, что Мордаунт оставил Кингстон, не задавая вопросов о завещании отца Джереми, о котором, конечно же, сплетничали соседи пастора. Покинул Кингстон, стал солдатом, а потом и офицером, и мог не ожидать наследства ни от кого... - Я был ребенком, я не знал! - вообще-то ему тринадцать было, когда он это говорил. - Ты смотришь на события прошлого глазами сегодняшнего дня! - отец Джереми строг и спокоен. - Теперь я лучше умру с голоду, чем протяну руку за милостыней!!! Клянусь! - Не клянись. Теперь ты вполне способен обойтись без милостыни и не умереть с голоду. Хотя тебе еще учиться и учиться. Но тебе уже пора прекратить вести себя, как пятилетняя Джейн! "Тетя хорошая, она принесла мне печенье!" - Джейн хочет сказать, что печенье хорошее, а не то, что тетя хорошая! Джейн еще не научилась различать. А тебе - уже пора. - И не покупаться за печенье? - он уже не кричит, но все еще хмурится. - Если захочешь сделать кому-то добро, то делай добро Питеру ради Питера, а Сэму - ради Сэма. Если захочешь сделать добро Питеру, а Сэму отказать - решать тебе. Возможно, это не будет добротой, но это будет хотя бы честностью. Но если ты сделал добро человеку, и желаешь от него что-то взамен - ты себе сделал добро, а не ему. Если вы с самого начала не были торговыми партнерами или не договаривались вместе совершить некое дело. ...А почему лицо аббата, еще недавно бледное, сделалось алым? А некоторые его сторонницы сделались прямо-таки пунцовыми? Или слова про добрые дела, совершенные напоказ, прилетели по адресу? Каждому, кому приходилось стрелять известно: случайное попадание в цель - это чудо. Но чудеса всё же бывают. Именно это сейчас и произошло. Мордаунт вогнал в краску пастыря и его овечек, а как и чем - сам не понял! Очевидно, всем, или почти всем здесь известно что-то такое, что не может быть известно человеку, в этих краях случайному. Аббат прикусил губу почти до крови - с досады. И досадовал он на себя! Дал повод прихожанкам... А противник явно растерялся - в голубых глазах невиннейшее недоумение! В самом деле, Мордаунт чуть не оглянулся в поисках спасительной подсказки. Но подсказка подоспела сама! Прямо возле уха - быстрый шепоток: - Приют для девочек. Небескорыстно. И не поблагодаришь за подкинутый козырь даже взглядом или кивком... - Понимаю...Верно, благотворительность в приходе поставлена широко. Богадельня, больница, приют для сироток... Как от стольких людей скроешь имя, которое они будут счастливы поминать в молитвах? Актёрских дарований Мордаунт у себя не подозревал, но эту тираду ему удалось произнести с тем лёгким умилением и сдержанным достоинством, с которым спорщики признают своё поражение! Неохотно, но - уступая очевидности! Аббат скромно потупился: - О, да! Нелегко прийти к согласию с иноверцем, но дворяне всегда способны понять друг друга, не так ли?По правде говоря, такого размаха мы ещё не достигли. Пока только приют для девочек... Ловушка захлопнулась! - Исключительно для сироток женского пола? Самых несчастных? Тех, кто не сможет прокормиться иначе, как...ох, извините. Умолкаю. Чуть - чуть не произнёс то, что при дамах произносить не принято. Даже не оглядываясь на публику, можно было почувствовать реакцию - девушки смеялись! Смеялись бесшумно - в кулачки, в платочки - а пастырь на глазах расцветал алыми пятнами: - Уж не хотите ли сказать... - Нет, ничего больше не хочу. Это мне реакция ваших прихожанок сказала всё. Укротив ярость во взгляде, кокетливый аббат примерил маску светски - игривую: - Ах, сударь...Говорим намёками, отлично друг друга понимая? А знаете ли вы хоть одного мужчину, который в этом (только в этом!) - не ...магометанин? - Знаю!- запальчиво выпалил задиристый гугенот. И чуть запнувшись, добавил: - и не одного. - Ах, юноша...делаю вам скидку на возраст. Или вы недостаточно наблюдательны, или те, кого вы имеете ввиду - не мужчины. Уж поверьте моему тридцатилетнему опыту! - Тридцатилетнему? С шести лет? Нежные щёки аббата снова полыхнули огнём: - Вам, сударь, не доводилось слышать поговорку про свой устав и чужой монастырь?! Если бы Мордаунт и придумал ответ - произнести его не смог бы: таким хохотом взорвалась публика при слове "монастырь". Даже "любительницы брюнетов" смеялись, не думая о последствиях! О том, что бродяга исчезнет с рассветом - а аббат останется... Властное движение пухлой ручки - и испуганное молчание. - Та, кто осмелится предоставить ночлег еретику - не отделается чтением молитв! И, словно спохватившись, добавил почти весело: - Что поделаешь? Я - дворянин, и кровь у меня горячая. Надеюсь и уповаю, что это не последняя наша встреча. Доспорим? У меня про запас есть стальной аргумент... (Первым схватился за оружие?!) Когда и где вам будет угодно... Две армии насторожились и начали производить манёвры, меняя дислокацию...