Хорватский сыр, испанское вино - 2

— Рамос... — сухо кивает в подтрибунке Жерар. — Жери... — сладко улыбается Серхио, и его улыбка ширится и плывёт, застилая и сливочные футболки соперника, и родные сине-гранатовые цвета. Жерар смаргивает наваждение и отодвигается, давая Серхио пройти, непременно задев его плечом так, чтобы отпечаток остался на коже и ощущение отпечаталось в памяти. Ублюдок. Жерар побеждает. Не в тот момент, когда звучит финальный свисток, не когда в сетку за спиной Куртуа влетает мяч, который совершенно точно не отыграть, а когда после фола Серхио озирается вокруг и, встретившись с ним глазами, разворачивается всем корпусом и начинает говорить, глотая окончания и безбожно шепелявя на шипящих, брызжа слюной и размахивая руками. Это мгновение, когда округлившиеся карие глаза безраздельно принадлежат Жерару, когда всё внимание Серхио отдано только ему... Это лучше победы в матче, лучше кубка, лучше блёсток, оседающих на плечах и путающихся в бороде и взъерошенной причёске. Жерар не слушает. Он и так всё знает. Знает, что скажет Серхио. Знает, что он лжёт. Знает, что арбитр уже сжимает карточку в потной ладони. Но это неважно. Важно то, что он может презрительно изогнуть губы и отвернуться. Вот так, легко прервав поток объяснений. Освободиться от этого взгляда. Просто. Непринуждённо. Оскорбительно. Только сам Жерар знает, что у него подрагивают пальцы от желания поднять руку и ощутить под ладонью влажные пряди на затылке. Мягкие. И жар кожи там, где под волосами пытается взлететь крылатое сердце, пошло пронзённое кинжалом. Жерар не моралист. Не ханжа. Не противник однополых связей. Серхио тоже. Но всё, что у них есть — было, — объятия, пальцы, перебирающие волосы на затылке, руки, вцепившиеся в плечи под красным джерси. И Жерар, кажется, не может простить себе, ему, судьбе вот этой недосказанности, незавершённости. Он сжимает кулаки и не поворачивается, хотя взгляд круглых карих глаз не оставляет его спину. Жерар не может позволить трибунам петь то, что они поют и выкрикивают в адрес Серхио. Просто потому, что это портит репутацию клуба. Никакой иной мотивации. Ему нравится видеть понурые фигуры в белом. В бывшем белом, расцвеченном теперь зелёным, а иногда и красным. Карма — бессердечная сука, не так ли, Серхио? Ему нравится. Точно. Он блауграна, и на его сердце полосы цвета индиго. А у Серхио под сливочной футболкой сердце, красное, с золотой испанской эмблемой. «Тьфу, лезут же дурацкие мысли...» — думает Жерар, ускоряя шаг, чтобы нагнать фигуру в белом, призрачную в полутьме коридора, непривычную, потому что плечи опущены и подбородок почти упирается в грудь. Жерар даже притормаживает, он бы подумал, что обознался, но яркая четвёрка на спине не оставляет сомнений. Серхио вскидывает на него поблекшие, пустые какие-то глаза, когда Жерар перекрывает ему дорогу. Смотрит, не пытаясь обойти или оттолкнуть, и Жерар выдыхает и обнимает, сразу запуская пальцы в волосы, бормоча в ухо: «Всё не так уж плохо, капи, не так уж плохо...» — и замирает, чувствуя, как на талию ложатся холодные сквозь сине-гранатовую форму ладони.