Бутылка амонтильядо

Проезжая по главной улице небольшого курортного городишки, которого днем с огнем не сыщешь на мировой карте из-за его ничтожно малых размеров, Ромео презрительно шуршал шинами, фыркал мотором одна тысяча девятьсот пятидесятого года выпуска и ослепительно сверкал начищенными глянцевыми боками. Моя попутчица молчала. — Саша… — Да? — она повернула ко мне очаровательно скуластое, донельзя серьезное и донельзя юное личико. — Куда ты хочешь поехать? — Сейчас… Она нахмурилась, но тут же улыбнулась, привычным движением поправила упавшие на лицо волосы и потребовала дать ей телефон. Своего у нее, при наличие облегающей, чрезмерно коротенькой юбочки (кто сказал, что тридцать сантиметров ткани это предел?..) и не менее обтягивающей небесно-голубой маечки в качестве одежды, куда проблематично пристроить даже упаковку презервативов,  (Прости Господи! О чем я только думаю в ее обществе! Но есть такой грех — в ее обществе я, уравновешенный сорокалетний холостяк с несколькими регулярными парижскими подружками и таким же регулярным субботне-воскресным необременительным сексом, думаю об этом постоянно…), — ожидаемо не оказалось. — Саша?.. — Да погоди ты, Жан-Марк. Я читаю. — Что, прости, ты делаешь?.. Бросив взгляд на последние дома остававшегося за нашими спинами города, я с недоумением посмотрел на зависшую над телефоном девчонку, которая молчала уже добрую четверть часа. Саша опять нахмурилась. — Тебя читаю. Твою «Адскую мельницу». Википедия пишет, что это самое значительное твое произведение. — Ну если Википедия… — Признаться, я был польщен. Не просто заморочилась найти Мельницу по имени автора, но и сунулась во всемирную энциклопедию. — И как? Нравится? — Потом скажу. — Она не обидно усмехнулась, вернула телефон и скомандовала: — А теперь — налево, Жан-Марк. Пришла пора поменять направление. Я послушно свернул налево, на уходящую к прибрежным скалам грунтовую дорогу. Время потихоньку подбиралось к пяти и изнуряющий дневной зной наконец-то шел на убыль… Близкое море слегка пенилось, ворчало, шумело и с воистину ленивой неохотой забрасывало на берег переливчато-зеленые, тяжелые волны; над морем, над выраставшими прямо из воды скалами истошно горланили охотившиеся на мелководье чайки, а моя — (сейчас — только моя!) — собеседница снова блестела своими яркими морскими глазами, и щебетала ни о чем. И сразу — обо всем. — Никогда не пытался сменить направление, Жан-Марк? Я о твоем творчестве. Да, да, туда, к тем скалам… Там и остановимся. Купаться хочется… — Саша. Ты говорила о творчестве, — напомнил я, по требованию девчонки останавливая Ромео возле пустынного пляжа, где властвовали только море, ветер и чайки. — Про направление, да. — Она кивнула. — Никогда не пытался написать что-то другое, Жан-Марк? У тебя отличный слог, но все эти твои изгоняющие бесов священники, вампиры… — Оборотни, — подсказал я. — Оборотни, — согласилась Саша. — Все это не один раз было и, если честно, успело всем надоесть. Ты никогда не думал написать о живых людях? — О живых людях?.. — О самых обычных людях, — поправилась девчонка. — О клошарах* ваших, например. Или о мигрантах. Или об этом месте. Детектив… — Она азартно заблестела глазами. — Нет, точно, напиши детектив, Жан-Марк. О том, как ранним летним утром на этом прекрасном пляже был обнаружен труп мужчины, — быстрый взгляд на меня, — …средних лет. — Саша, остановись! — взмолился я, пропустив мимо ушей ее мужчину средних лет (а какой смысл отрицать очевидное?..) — Пляж, мигранты, труп, клошары, детектив — да за последние несколько минут ты выдала столько идей, что у меня просто голова кругом! — Береги голову, Жан-Марк. Она тебе еще пригодиться. Может быть. — Саша погладила меня по плечу, рассмеялась: «Ладно, проехали. Лучше пойдем искупаемся», и, скинув на пол шлепки с забавными розовыми помпонами, выпорхнула из машины. Весьма озадаченный, я снял кроссовки и ступил на остывающий песок, когда девчонка уже раздевалась. Сначала в сторону отлетела возмутительная юбочка, явив миру лазоревые трусишки, следом — небесная маечка, под которой (тоже вполне ожидаемо!) ничего не оказалась, и… — Эй, Жан-Марк! Не спи. Раздевайся. …и трусишки отравились за остальной одеждой. Бормоча: «Вот засранка! Ну делать нечего. Сама напросилась…», я быстро разоблачился догола и бросился за нырнувшей в теплые воды засранкой, которая повернулась ко мне, прокричав сквозь заполошеный гомон чаек: «Плыви за мной, Жан-Марк. Хочу тебе кое-что показать».

***

«Кое-чем» оказался то ли грот, то ли небольшая пещера между скалами. Посомневавшись, я все-таки рискнул выбраться на небольшую каменную площадку и протянул руку выбравшейся следом спутнице. Мы оба умолкли, с восторгом посмотрели сначала по сторонам, а после — друг на друга. И улыбнулись — тоже с восторгом и только друг другу. — Вот она — настоящая фантастика, а не то, что ты пишешь, Жан-Марк. Чувствуешь? — Саша медленно провела пальцами по коричневой, отливавшей серебром стене укрывшей нас пещеры. — Или — подходящая декорация. — Для чего?.. Вода под нашими ногами была голубая-голубая, с золотыми пятнами пробравшегося сюда щедрого средиземноморского солнца. Декорация (если так можно выразиться) действительно кружила голову, восхищала природным совершенством — каменно-серебристые стены, кристально-прозрачная, пронизанная теплом и светом вода, — будоражила кровь и была подходящей для… — Для поцелуя. Как-то сами собой ее влажные ладошки легли мне на плечи, а мои руки сжали в объятиях юную, тонюсенькую еще талию. Саша прильнула ко мне всем своим стройным, нагим, волнительно-красивым восемнадцатилетним телом, запрокидывая голову, размыкая губы и даря быстрый, клубнично-апельсиновый, но не лишенный некой сумасшедшей остроты и несомненного азарта поцелуй. — Для убийства. Весьма подходящая декорация для убийства, — сказала она, разрывая поцелуй и неожиданно ускользая из объятий. Но вдруг расхохоталась, прыгнула в воду и добавила, глядя на мою упавшую до земли челюсть: — Что?.. Пошутила я! Пошутила!.. Нельзя, что ли?.. Для твоего детектива, Жан-Марк. И она покинула меня. Ощущая себя неуютно в одним махом нахлынувшем одиночестве, я спустился в море, проплыл между скалами и нагнал Сашу у самого берега. День угасал; Саша отжимала мокрые после купания волосы и задумчиво одевалась. — Саша, я… — Неподалеку отсюда есть рыбацкая деревушка. Там, в ресторанчике папаши Луиджи готовят потрясающую жаренную рыбу. Поедем, Жан-Марк?.. Оборвав мое признание в очевидной симпатии, Саша с чувством сглотнула, виновато улыбнулась: «Есть хочется…», заставив вспомнить не только и ни столько о симпатиях, но и о потребностях собственного организма в виде доброй порции жаренной рыбы, вожделенный запах которой ударил в нос в обещанном Сашей ресторанчике в двадцати минутах от пляжа. Несмотря на вечер, посетителей здесь было немного: все сплошь местные рыбаки, намертво прилипшие к телевизору, по которому демонстрировался какой-то футбольный матч. Рыбаки потягивали вино и спорили об умениях футболистов; за допотопной стойкой — (в этом заведении все было допотопным, хотя и не без своеобразного очарования подлинной, не курортной Италии) — шебуршился престарелый хозяин. С легкостью перейдя на итальянский: «Привет, Луиджи. Накормишь?», получив кивок и: «Накормлю. Отчего не накормить?», Саша стиснула мою руку: «Я скоро. Не скучай, Жан-Марк», и куда-то снова упорхнула. Пока я с смотрел ей вслед, хозяин что-то бросил завсегдатаям и вышел из-за стойки. — Саша… — сказал он, понимающе проследив за моим взглядом. — Прекрасная девушка. Азартная, живая, яркая… Словно молодое летнее вино. Но не пытайтесь ее удержать, потому что она всегда исчезает. И для всех будет лучше, сеньор, если она исчезнет прямо сейчас.