Бутылка амонтильядо

Что может быть чудеснее, чем наслаждаться разлитыми в воздухе сытными ароматами, есть запеченную в пергаменте рыбу и пить терпкое молодое вино, любуясь самой удивительной на свете девушкой, которая и не думала исчезать, а вернулась как раз к принесенной Луиджи рыбе: «Вот и я. Соскучился?..» и сразу повлекла меня за свободный столик с патриархальной клетчатой скатертью, старомодным толстобоким фонарем и стеклянной солонкой на медной подставке. Пожалуй, лучше этого не может быть уже ничего… — Посмотри на них, Жан-Марк, — говорила Саша, незаметно указывая на сгрудившихся у стойки рыбаков. — Они люди. Простые, обычные, ничем не примечательные люди. Но поверь: Дженнаро, Нуто, Пепе, Чезаре и Лино гораздо интереснее, чем эти твои… — Вампиры, Саша. Оборотни и вампиры. — Я вздохнул над своими давними и теперь казавшимися глупыми попытками прославиться, (или я в самом деле двигался не в том направлении?..), когда до меня неожиданно дошло: — Неужели ты знаешь всех по именам? — Рыбаков? — Саша удивленно пожала плечами и отодвинула от себя опустевшую тарелку. — Конечно, знаю. А еще я знаю, что Лино, — она кивнула на весьма потрепанного, но жизнерадостного и бодрого старикана в светлой, праздничной рубашке, который прощался со своими приятелями, собираясь уходить, — очень любит свою жену Албу. … — Дона Алба инвалид. Она прикована к креслу-каталке, — продолжила Саша, немного помолчав. — Но однажды… Однажды я встретила их на пляже, где мы с тобой купались сегодня вечером. Лино и Алба были там вдвоем. Они держались за руки, пили вино, разговаривали, смеялись и смотрели только друг на друга. А я… Я просто постояла и… незаметно ушла. — Почему? — Разве не понятно?.. Потому что впервые остро позавидовала чужой любви. Глупости говорю, да? — Саша досадливо поморщилась. — Пойдем прогуляемся. Я подозвал Луиджи. Пока я расплачивался и ходил к машине за оставшимся амонтильядо, Саша успела покинуть ресторан и теперь терпеливо ждала меня на дороге. Вечер тонул в сиропе заката; я подошел к Саше и, немного посомневавшись, взял ее за руку. Не сговариваясь, мы двинулись вперед, а Сашина рука так и осталась в моей ладони. И это… это было здорово, честно говоря. И я уже с тревогой ждал той минуты, когда нам с Сашей так или иначе придется расстаться.

***

Пляж — наш старый знакомый, до которого за увлекательным разговором об итальянской архитектуре времен раннего Возрождения, неожиданно свернувшим на сомнительный финал многолетней сериальной саги мы как-то слишком незаметно добрались, встретил нас ночным серебром. Серебряным здесь было все: сейчас казавшиеся исполинскими скалы, валуны на песке… Сам песок, распитое на двоих амонтильядо, щедро посеребренное море, звезды на небе и хрупкая фигурка моей раздевавшейся рядом спутницы. — Когда-нибудь купался ночью, Жан-Марк? — Нет, — признался я, скидывая кроссовки, футболку и шорты вместе с бельем. — Многое из того, что я делаю с тобой, я делаю в первый раз. — Это ты точно делаешь не впервые. — Саша отбросила назад упавшие на лицо волосы, повернулась и быстро прильнула ко мне. Я ответил на поцелуй. Обнял Сашу за талию и прямо в поцелуе свободно и легко опустился вместе с ней на песок, где мы так же легко и свободно пошли навстречу давно разгоравшемуся внутри желанию. Прошептав: «Не впервые, Саша» и получив серебристо-русалочий взгляд и срывающееся, азартно-насмешливое: «Опыт чувствуется…», я повел с ее полного согласия: сперва мои руки, а следом губы нежно скользнули по изящным тоненьким ключицам — сначала по правой, затем медленно и с чувством — по левой; по мягким округлостям груди; по выступающим тазовым косточкам; по шелковистым складкам, укрывающим тайну пола... — Такие ласки не дарят случайным любовницам, Жан-Марк. — Не дарят, если они случайны. Поцеловав острую девичью коленку, я вернулся к Сашиным губам. Несколько минут мы просто ласкали друг друга и целовались, наслаждаясь серебром и красотой ночи, шелестом волн и близостью плотно сомкнутых тел. Потом Саша с какой-то странной доверчивостью выдохнув в поцелуй: «Ты нежный, Жан-Марк. Удивительно нежный. Но колючий…» перехватила инициативу: невесомо прошлась пальцами по моим напряженным плечам и спине, опустила руку между нашими телами и, обхватив мои бедра согнутыми в коленях ногами, сделала сближение окончательным. Оно тоже было нежным, бесконечно долгим и бесконечно волнительным. Опыт сорокалетнего мужчины, который Саша почувствовала, не позволил мне сорваться на рваный безудержный ритм: приподнявшись на локтях, я двигался плавно и бережно, останавливаясь для поцелуев и ласк, делясь с Сашей тем, что она, возможно, искала в моих объятиях. — Не уходи, Саша… Не исчезай. — Сняв ладони с подрагивающих стройных бедер, попросил я, когда к моему восторгу все закончилось общим, выбившим дух и оглушившим нас удовольствием. — Я… — Это тебе Луиджи сказал про исчезновения? — она погладила меня по щеке и рассмеялась с деланной беспечностью — Не слушай его, Жан-Марк. Он большой фантазер, как все старые люди… Идешь купаться? Вторично оборвав едва не вырвавшееся признание, Саша опять упорхнула от меня. Чувствуя, как в душе вскипает жгучая, не совсем понятная даже мне самому обида, я медленно оделся, прикончил остатки амонтильядо и улегся на песок. Саша смеялась и что-то кричала, но не мне, а скалам и морю… Я обиженно поджал губы, закрыл глаза и сам не заметил, как задремал…