***
Когда все гости собираются в квартире, мы начинаем рассаживаться за стол. Светлана Валерьевна как-то хитро распределяет места, и я оказываюсь сидеть рядом не с Кристиной, а с какой-то их далёкой родственницей, которая непрерывно напевает какую-то неизвестную никому песню. А с другой стороны сидит Илона, которая не перестаёт восхищаться запечённой курицей и бутербродами. Справа от Крис сидит виновник торжества, а место слева свободно. И почему я не мог туда сесть? — Сейчас я ещё компот из холодильника достану, — сообщает Светлана Валерьевна, но вдруг раздаётся звонок в дверь, и она резко меняет свои планы. — Ой, это, наверное, Никита. Он на курсы по фотографии ходит. Задержался, наверное. Пойду открою. Я выслушиваю весь этот поток новой информации и даже отвлекаюсь от пения своей соседки. Встречаюсь взглядом с Крис и делаю максимально недоумевающий вид. Судя по выражению её лица, она либо сама не ожидала, либо ей жутко стыдно передо мной. И, к сожалению, я не могу её сейчас понять. После непродолжительной возни в коридоре, Никита заходит в комнату. Весь такой довольный, в рубашке, почти как у меня, в брюках, с большим подарочным пакетом. От всей души поздравляет именинника и, окинув взглядом стол, занимает место рядом с моей девушкой. Спокойно, Анисимов, нельзя подавать вида, что ты тупой ревнивый идиот. — Никита, как у тебя дела? — чрезвычайно милым голоском спрашивает Светлана Валерьевна и садится за стол. Как будто день рождения у этого Никиты, а не у её мужа. — Отлично, — отвечает он и, улыбаясь своей дебильной улыбкой, почти незаметно оглядывает мою Крис. — Я, кстати, фотоаппарат захватил. Могу вас сфотографировать сегодня. — Будет здорово! — восклицает Светлана Валерьевна. — Только я бы хотела, чтобы и ты был на фотографии. Вот бы нас всех кто-нибудь снял. Она резко переводит взгляд на меня и молчит. Серьёзно, что ли? — Ладно, попросим кого-нибудь, — заканчивает она. Ага, желательно кого-нибудь по имени Максим Анисимов. Тостов через пять, когда кое-кто из гостей уже начинает рассказывать какие-то небылицы, я успокаиваюсь. Вижу, что Кристина сама не в восторге от сидящего рядом Никиты, который старается уловить момент и предложить ей то налить шампанского, то салата положить. Но в один момент я понимаю, что всё было не так просто. Светлана Валерьевна, допив очередной бокал, подходит к Кристине и Никите сзади, обнимает за плечи и сближается с ними в одно крепкое объятие. — Кристиночка, Никита, у вас всё хорошо? Крис несмело кивает, а этот аж светится от радости. — Напомните мне, куда вы ходили позавчера? В какую галерею? А то я всем ваши фотографии показываю, а название забыла. — Чего? — удивляется Илона, а я давлюсь куском хлеба. — Мам! — возмущается Крис, но, кажется, уже поздно. — Что — «мам»? Правда, забыла. — Таблетки себе купи тогда, — отвечает Крис, вырывается из маминых объятий и молча выходит из зала, хлопнув дверью. — Ой, дети, дети. Никит, вы мне лучше не кидайте фотографии, когда послезавтра в кино пойдёте, а то она вообще к тебе из дома сбежит. На этот раз уже Илона давится бутербродом и откашливается. А я полыхаю от злости изнутри. И главное — меня бесит, что я не могу ничего сказать. У меня нет никаких прав, чтобы возмутиться и выгнать этого незваного гостя отсюда. Я не могу даже просто так взять и пойти к ней в комнату, чтобы поговорить. Мне остаётся только дожидаться удобного момента, чтобы это сделать. Но Никита, обладая, видимо, законными правами присмотра за Кристиной, делает это первым. Замечательно! А ещё мне кажется, что её мама следит за каждым моим действием, потому что, выходя как-то раз из туалета, я замечаю, что она ошивается на кухне, хотя ещё две минуты назад сидела за столом с бокалом вина.***
Никита возвращается за стол минут через десять, а Кристина так и не выходит из комнаты. Ну, стоило догадаться. Это же Кошелева. Поэтому я, наконец улавливая момент, когда все, включая её маму, пускаются в пляс, ныряю в коридор, а оттуда — в её комнату. Закрываю за собой дверь и вижу, что Крис лежит на кровати и рисует что-то очень экспрессивное в своём блокноте. — Что это было? — спрашиваю я сразу же. — Вау, это наша первая ссора, — говорит она совершенно отстранённо, выводя карандашом очередную линию. — Крис, блять, ответь мне, что у вас там за свидания такие были и планируются? Я повышаю голос, забывая о толпе её родственников и друзей за стенкой. Крис отрывается от рисования, присаживается на кровати и зовёт меня сесть рядом с ней. Я сажусь. — Что было позавчера? — спрашивает она и аккуратно берёт меня за руку. — Ваш сраный поход в галерею. — Хорошо, а ещё? Мы с тобой что делали? — Мы? — спрашиваю я и пытаюсь вспомнить, что было в тот день. — Ходили за струнами в магазин. А потом поехали ко мне, чтобы ты увиделась с Музой. — Всё правильно. — То есть сначала вы с этим погуляли, а потом ты поехала ко мне? — Да, но… — Серьёзно? — Тихо, Максим. Да, мне пришлось сказать маме, что я иду гулять с ним, потому что про тебя я не могу сказать. А чтобы в таких ситуациях, как произошла, у него бы не возникло никаких удивлений, мне, правда, надо было с ним прогуляться. Естественно, ничего не было. Или мне рассказать маме, что мы с тобой весь вечер валялись в кровати и целовались? — Нет, — говорю я, расслабляясь, но потом вспоминаю ещё об одном пункте разговора. — А что за встреча послезавтра? — Ну, он меня пригласил, а я не стала отказывать. — И? — И я, естественно, никуда не пойду, потому что мы едем отмечать твой день рождения. Ну-у-у. Макси-и-им. Я же не виновата, что мама хочет нас с ним свести. — Правда, хочет? — Ну, очевидно же. Крис крепко сжимает мою руку и кладёт голову на плечо. Не знаю, как у такой эмоциональной и непослушной девочки всегда получается меня успокоить, но я уже перестаю злиться. Потому что, кажется, у меня лучшая девушка на всём белом свете. — Какие же мы дураки. — Ты, Максим, конечно, дурак, — говорит она и толкает меня в плечо, звонко смеясь. [ 2016 год, 13 июня, ей 16 лет, ему — 25 ] Согласно легенде, придуманной для Светланы Валерьевны, Кристина сегодня ночует у Илоны. На самом же деле — мы вместе с моими друзьями едем за город, чтобы отметить моё двадцатипятилетие. Не люблю вообще вспоминать свой возраст, но сегодня вижу эту цифру на каждой второй открытке и непроизвольно произношу её сам. Я предлагаю Кристине позвать и Илону тоже, чтобы у неё не возникало никаких подозрений насчёт нас. Но Крис говорит, что в таком случае она наоборот всё узнает, потому что ей хочется сегодня расслабиться и «не отходить от тебя ни на секунду». Именно поэтому, пока я достаю из речки (то есть из нашего импровизированного холодильника) ящик с пивом, Крис, правда, следует за мной. Когда я проверяю дрова в костре, она стоит рядом и рассказывает, что им в школе на лето задали огромный список для чтения, и ей нужно всё это прочитать, а потом ещё и составить краткий конспект. Передо мной сразу всплывает картина того, как я приходил по вечерам к ним домой, мама наливала всем чай, мне — компот, папа приносил из шифоньера коробку конфет, а мелкая Крис сидела рядом со мной с тетрадкой по математике и заставляла меня решать всё за неё. Тогда, в третьем классе, её задачки были мне ещё под силу. И так было хорошо, когда Светлана Валерьевна не видела во мне своего врага и не пыталась свести свою дочь с каким-то неизвестным фотографом. Доверяла мне и не ссорилась со своим мужем. — Максим, давай садиться? — зовёт меня Кристина, когда все собираются вокруг костра. Каждый со своим стаканом и пледом — к вечеру становится прохладнее. Выбираю теперь уже сам место рядом с Кошелевой, но она не садится. — Можно я скажу? — начинает она стоя. Все устремляют внимание на неё. — Я была на многих твоих днях рождениях. И в детстве, и потом. Но этот особенный. Вижу, как в её глазах загорается искорка, и только я понимаю, почему. Особенный, потому что мы сменили свой статус друг для друга. Но никому об этом знать необязательно. — И я бы очень хотела, чтобы именно этот день рождения запомнился тебе не только тем, что мы все здесь и рядом с тобой, а тем, что мы ещё и умеем угадывать твои желания. Вань? Она многозначительно смотрит на моего друга, и тот сразу же подрывается с места и уходит к своей машине. — Мы тебя очень сильно любим, — говорит она и широко улыбается. — С днём рождения, Максим. Тут я вижу, как Ваня достаёт из багажника длинную коробку, и я сразу понимаю, что этой мой синтезатор. Тот самый, который стоит кучу денег и про который я чуть ли не каждый день рассказывал Кристине. — Крис… — Это не только я, если что, а все твои друзья, так что всех благодари. Даже маму мою немножко и папу, — говорит она и улыбается. Самой прекрасной и лучезарной улыбкой в мире. В следующие часа полтора я не перестаю благодарить Кристину и не отхожу от своего синтезатора. Я счастлив. И это лучшее, что они могли для меня сделать.***
Крис нанизывает на тонкую деревянную палочку зефир и протягивает её к огню. Мы сидим с ней, укутанные в один плед, и болтаем обо всём на свете. Знаю, что нам лучше бы так не делать. Прекрасно знаю. Но мне сегодня хочется сидеть в обнимку и давать понять каждую секунду, как мне с ней повезло. Она кусает запечённый зефир сразу же, как только убирает его от огня, и, конечно, обжигается. — Блин, бо-о-ольно, — протягивает она и высовывает язык. — Ой, ну ты как всегда, — говорю и дую ей на язык. Она тут же начинает улыбаться и сидит с высунутым языком ещё долго, чтобы я даже не пытался отдаляться. — Хитрюга. — Хочешь страшилку? — спрашивает она, протягивая мне свой уже остывший зефир. — Давай, — отвечаю ей с набитым ртом. Ваня с гитарой, поющий какие-то странные песни, скрипящий костёр, танцующий в одиночестве Рома, тёплый плед, горячий расплавленный зефир, новый синтезатор в багажнике. По-моему, страшилка от самой лучшей девушки в мире вписывается сюда как нельзя кстати. — Мне её папа рассказал как-то раз на даче. Короче, в одной небольшой деревне со своей семьёй жил мальчик. — Классика. — Не перебивай, зануда! Ешь зефир свой лучше, — наигранно ругается она и отдаёт мне ещё один шампур с зефиром. — Так вот, этот мальчик занимался скульптурой. Он лепил всё, что видел вокруг себя, и скоро научился делать даже статуи людей и животных. Вкусный зефир? — Это что, вся страшилка? — Нет, просто спросила. — Вкусный. Ой, Крис, какая же ты смешная. — Лучше всего у него получилось сделать статую своего папы, там даже вся деревня приходила посмотреть. Очень был похож. Эту статую поставили у них во дворе ко всем остальным статуям, но её единственную на ночь даже накрывали брезентом. Чтобы дольше сохранилась, наверное. — Видимо, не помогло. — Максим! Слушай, ну. И вот одним летним холодным вечером приходит к этому мальчику папа и говорит, что статуя пропала. Нет её нигде. А мальчик эту свою работу любил больше всех, и они вместе пошли во двор, чтобы он точно убедился, что там её нет. Вышли во двор, мальчик подбегает к тому месту, а там, правда, ничего нет. Осматривает участок и вдруг видит, как в калитку их дома входит его папа. — А кто тогда… — И тут он понимает, что тот, кто стоит за его спиной, не его отец. Он слышит жутко громкое дыхание всё ближе, ближе и ближе. Чувствует, как этот кто-то приближается к нему и кладёт свою руку ему на плечо. И мальчик понимает, что если он ничего не сделает, то этот монстр может навредить его семье, поэтому поворачивается и в ту же секунду сам превращается в статую навечно. — Вау. — Да, и это место реально существует. Это обычный дом. Во дворе, правда, стоят фигуры. Папа там был. И если днём там ходить, то это обычные статуи, но если пойдёшь ночью, то не найдёшь ни одной фигуры, потому что они все разбредаются по деревне. И если ты будешь идти по улице и услышишь, как маленький мальчик зовёт так тихонько: «па-а-ап», то стоит тебе только… Максим, обернись! — кричит Крис последнюю фразу, и я чувствую, что меня кто-то трогает за плечо. — Блять! — громко ругаюсь я, оборачиваюсь и вижу довольное ухмыляющееся лицо Вани, который подмигивает Крис и уходит обратно к ребятам. — Ну и друзья. Хотят меня довести до приступа в свой же праздник. — Упс, — говорит Крис и хохочет, показывая Ване два больших пальца. — Я смотрю, вы отлично спелись с этим противным человеком. — Ага.***
Когда по моему скромному мнению наступает время сюрпризов, я забираю Кошелеву подальше ото всех и привожу её к своей машине, которую предусмотрительно припарковал в нужном месте. Отсюда машина не видна с поляны, но зато с этого места видно пространство над деревьями. — Максим, и что за дела? Куда мы идём? Я прислоняюсь к бамперу автомобиля и зову Кристину к себе. Она встаёт рядом и прижимается ко мне как обычно. — Знаю, что ты до сих пор помнишь ту ситуацию. — Какую? — Когда там у меня был выпуск? В девятом году. О, тебе, кстати, было девять лет ещё. — Совсем мелкая, да? — Именно так, — соглашаюсь я. — И ты очень хотела остаться со мной и посмотреть фейерверк. — Было дело. — А я сказал, кажется, что когда ты вырастешь, покажу тебе фейерверк, и ты сможешь не спать ночью. И вот ты не спишь. — Не сплю. — А теперь посмотри наверх, пожалуйста, — говорю я, целую её в одну из покрасневших щёчек, и она поднимает голову наверх. Три. Два. Один. Небо разрывается большим ярко-красным залпом. Фейерверк гремит, мне кажется, на весь лес, но я вдруг слышу, что эти кретины на всю громкость через магнитолу включают песню группы «Корни». Ту, которая про лондонский дождь, Вику и день рождения. Ну и додумались же, господи. Я начинаю смеяться, по-моему, даже громче, чем звучит эта песня, и гремят залпы. Оранжевый. Жёлтый. Крис смотрит на сменяющие друг друга цвета, не отрываясь. А я наблюдаю только за ней. За тем, как закусывает губу от волнения и старается запомнить момент. — Я тебя люблю. И это единственная фраза, которая заставляет её перевести взгляд на меня. Люблю. Правда, люблю очень сильно. И ты даже не представляешь, как. Мне кажется, что я даже сам полностью не представляю. — Ты явно выбрал моментик покруче, — говорит она. — Твой всё равно был первый, поэтому ты лидируешь. И спасибо ещё раз за подарок. — Вот напишешь хит, узнает о вас весь мир, и через годик переедем в какую-нибудь Москву. А я там в художественный поступлю, да? Будем гуля-я-ять. — Ага, — соглашаюсь я, а перед глазами — экран Роминого ноутбука с приглашением на кастинг. Я не думаю, что сейчас самое время для серьёзного разговора. Выпитое мною пиво, помоги, пожалуйста, забыть об этом и не париться хотя бы сегодня. Когда в небе взрывается последний изумрудный шар, мне хочется срочно затащить Кошелеву в свою машину и закрыть ту самую галочку, которую она хочет закрыть. Смотрю на неё и киваю в сторону машины. Надеюсь, она выпила не столько, чтобы не контролировать своё сознание. По-моему, переспать с пьяной несовершеннолетней намного проблемнее, чем с трезвой. — Что? — непонимающе спрашивает она. — Какая там у тебя мечта? Секс в машине? Она даже открывает рот от удивления и, словно загипнотизированная, кивает. Господи, Анисимов, ей шестнадцать лет, подумай своей головой. — Ты хорошо подумала? — спрашиваю я вместо того, чтобы подумать самому. — Точно хочешь? Она, кажется, перестаёт двигаться и только кивает головой на все мои вопросы. Макси-и-им, шестнадцать лет… Но с этого момента пути назад точно нет. К тому же, алкоголь делает меня чуточку смелее. Хотя, после её страшилки половина алкоголя из меня точно выветривается вмиг. Я наклоняюсь к ней, невесомо целую в губы, стараясь хоть как-то успокоить. — Не бойся, ладно? Кивает. А я боюсь даже улыбнуться, чтобы не напугать её случайно. Но она кажется мне такой милой, растерянной и вместе с этим красивой и притягивающей, что хочется улыбаться целую вечность, глядя на неё. Я открываю машину, раскладываю переднее кресло и сдвигаю его чуть назад. Поворачиваюсь к Кристине, и она оказывается немного ошарашена тем, насколько я быстро всё это сделал. Чёрт. Только не бойся. — Я, правда, хочу, — отвечает она на мой очередной незаданный вопрос и тут же приближается ко мне, не дожидаясь моих действий. Она встаёт на цыпочки и обхватывает меня за шею. Наши глаза оказываются на одном уровне. Голубые глаза пытаются дать ей уверенность, а её карие — всё равно боятся. Хоть она и целует меня в следующую секунду так жадно, пытаясь доказать, что не волнуется. Я разворачиваю Крис к машине и каким-то чудесным образом даже без травм и ударов заталкиваю её внутрь. Аккуратно укладываю её на разобранное сиденье, стараясь не удариться головой о крышу. Быстро закрываю дверцу и возвращаюсь к своей девочке. Внутри машины темно, снаружи — тоже. Свет поступает сюда только от бледной холодной луны и горящего где-то между деревьями костра. Но даже при таком освещении я вижу, как она напрягается, когда я нависаю над ней сверху. — Расслабься, — шёпотом говорю я и легонько кусаю её за мочку уха. Спускаюсь губами ниже, а руку машинально кладу ей на бедро, и Крис моментально прогибается подо мной. Я вдруг понимаю, что она как раскалённый металл, который будет плавиться и меняться от любого моего прикосновения. Она вся пылает. Я даже как-то пугаюсь ответственности, но даю себе слово, что этот металл сегодня расплавится и соберётся обратно до последней пылинки. Крис притягивает меня обратно к себе, потянув за шею, и бесконечно долго целует, иногда промахиваясь из-за волнения. Но, малыш, мы залезли в эту старую, но прекрасную машину не только за этим. Вырываюсь из плена её губ и без всяких предупреждений расстёгиваю на ней джинсы, стягиваю и кидаю куда-то на заднее сиденье. Сначала бросаю взгляд ей на ноги, а потом встречаюсь взглядом с Крис. Точка максимальной близости. — Ты такая красивая, просто загляденье. Она смущённо улыбается, а я в это время пытаюсь стянуть с себя футболку, но ударяюсь рукой, кажется, о дверцу машины и негромко ругаюсь. — Будет уже хорошо, если у нас получится раздеться, — проговаривает Крис, улыбаясь. — Тебя я сегодня точно раздену, не волнуйся, — отвечаю я и стягиваю с неё футболку, не оставляя никаких шансов на отступление. — Я могу и сама вообще-то, — говорит Крис и совершенно неожиданно снимает с себя чёрный (вроде бы) лифчик и несмело отбрасывает его к остальной одежде. Я даже ахаю от неожиданности, а она нервно закусывает губу, ожидая моей реакции. Ожидая моих действий. А мои действия уже тысячу раз прокручиваются в голове. Я резко обхватываю её за бёдра и притягиваю ещё ближе к себе. Пока целую её в каждый миллиметр кожи, начиная от самой шеи, она потихоньку расслабляется, но всё равно держит руки на груди. Понятно. — Крис, ты даже не представляешь, какого удовольствия меня лишаешь, когда закрываешь такую прекрасную часть своего тела. Я аккуратно целую её в руку, а потом осторожно стягиваю её, освобождая грудь от Кристининой защиты. То же самое делаю и с другой. — Здесь кроме нас никого нет, а я по тебя с ума схожу. Ты же в курсе. Решаю, что пора плавить металл по-серьёзному, поэтому спускаюсь ниже и невесомо провожу губами в миллиметре от линии её трусов. Крис приподнимает бёдра и первый раз издаёт слышимый стон. Не громкий, но важный. Легонько тяну тонкую ткань, не преследуя цели снимать их с неё. Крис плавится, как и ожидалось. Цепляется за мои волосы и вся извивается в кресле. Я сам упираюсь ногами уже чуть ли не в руль, но отвлекаться на такие мелочи не могу себе позволить. Зацеловываю весь периметр чёрной ткани и когда вижу, что Крис абсолютно готова, снимаю с неё эти чёртовы трусы. И начинаю плавиться вместе с ней. Раздвигаю ей ноги чуть шире и кончиками пальцев провожу по разгорячённой коже. Я знаю, что это точно тебе понравится. — Фак, Максим, это просто… — Круто, да? — спрашиваю я, а она отвечает мне продолжительным стоном, когда мои пальцы неожиданно для неё проскальзывают внутрь. — Вот это сюрприз для местных комаров. Я не знаю, сколько это продолжается, но я с ума схожу от каждого её звука, каждого вздоха, движения и касания. Смотрю, как она кусает губы, чтобы не стонать слишком громко, но я так хочу слышать её, что возникает желание запретить ей молчать в приказном порядке. Ускоряюсь, доходя до совершенно незаконной скорости, за которую нас обоих пора бы оштрафовать. Меня — точно. Кристина извивается и хватается руками за края кресла. Металл готов окончательно растечься от запредельной температуры. Она громко выдыхает, как будто вытаскивая весь воздух из своих лёгких, прикрывает глаза, плюхается на кресло и расслабляется. — Максим, а должна быть… такая типа… — Вибрация? — Ага. — Это сокращение мышц, Крис, — улыбаясь, объясняю я ей. — И вообще, если тебе хорошо, то значит, всё в порядке. — Мне хорошо, — отвечает она, всё ещё восстанавливая дыхание. А я молча любуюсь её идеальным, прекрасным и абсолютно открытым только для меня телом. Вижу по взгляду, что её впечатляют эти новые ощущения. А мне, чёрт возьми, так льстит, что она делает это в первый раз именно со мной. И я не могу представить, что позволил бы кому-то сделать это вместо меня. К счастью, она думает так же. А потом мы закрываем галочку полностью. Окончательно и бесповоротно. Крис замечает запотевшие окна машины и, конечно, вспоминает известную сцену из «Титаника», а потом одним взглядом даёт мне понять, что счастлива. Не то чтобы этот процесс — это самое лучшее, что придумало человечество. Не в этом дело. Она убеждается во мне. Сегодня она полностью доверяется другому человеку. И понимает, что ей можно делать это всегда. А если Крис кому-то доверилась, то обратного пути уже никогда не будет.