Все наши "хватит"

Кристина [ 2016 год, август, ей 16 лет, ему — 25 ] Интересно, Максим Анисимов — всё ещё мой парень? Стою неподалёку от психологической клиники и жду подругу, нервно переступая с ноги на ногу. Не знаю, зачем, но я пришла минут на десять раньше. И теперь мне приходится беспрерывно думать о том деле, которое мы с Илоной хотим сегодня провернуть. Окидываю взглядом тот самый музыкальный магазин, и меня передергивает от одного этого вида. Пусть всякие синтезаторы ему покупает жена. Господи, как же странно это звучит. У моего парня есть жена. Ужас какой. Но проблема ещё и в том, что я окончательно запуталась. Илона с Никитой говорят одно, Максим — другое. Двое против одного. Я же пытаюсь мыслить здраво и не вестись на пустые слова. Мне кажется, что теперь врут все вокруг, но можете не волноваться — сегодня я точно всё выясню. Главное — что я до сих пор могу доверять себе. Я же ещё не выжила из ума? — Пойдём? — спрашивает Илона, неожиданно оказываясь рядом. — Подожди, уже? — Крис, мы же всё продумали вчера, не парься. Это ты вообще говоришь? — произносит она, улыбаясь. — Мне парень, возможно, изменяет, Ил. Как я должна себя вести? — Ну, это ещё не точно. Видела бы ты, как он разозлился, когда узнал про Ника. — А вот это не показатель, они друг друга в принципе не выносят. Ладно, пошли, а то я передумаю и поеду к нему домой на разборки. — Вы разговаривали после этого? — спрашивает она, открывая передо мной дверь клиники. — Нет, — отвечаю я коротко. А что ещё сказать? Посчитать, сколько раз я плакала за последние дни? Или сколько раз бросала телефон в пустоту? — Всё хорошо будет, — уверенно говорит Илона, но мне почему-то не особо верится. Мы оказываемся в знакомом холле с милой девушкой за стойкой, автоматом с шоколадками и загадочной дверью в кабинет психотерапевта (или психолога, кто он вообще?). — Я записана на два часа, — сообщает Илона девушке и постукивает ногтями по деревянной поверхности. — Конечно, проходите в кабинет, Илона. Ваша подруга может подождать вас здесь. Чай? Или кофе? — Нет, подруга пойдёт со мной, — говорит она уверенно и распахивает дверь кабинета. Девушка за стойкой разводит руками, а я прохожу внутрь вслед за Илоной. Мужчина в кабинете занимает место за рабочим столом и, когда мы оказываемся внутри, он поднимает голову и с интересом разглядывает нас обеих. На вид ему явно меньше тридцати, и я первый раз обращаю на это внимание, хоть и видела его уже трижды. Сегодня он как-то помолодел, что ли. Точно! Он сбрил свои усы. Но теперь я даже не знаю, как ему лучше. Быть похожим с этими усами на моего учителя истории или без них — на постаревшего младенца. — А я думал, что мы уже переросли стадию, когда ты не могла сидеть здесь без присутствия твоей подруги, — говорит он, пересаживаясь в кресло. — Неа, не переросли, Сергей Викторович, — заявляет Илона и плюхается на диван. Я сажусь рядом. Типичная кожаная мебель в кабинетах психологов. Прямо как из фильма. И хорошо, что в кабинете работает кондиционер, потому что иначе — моя задница прилипла бы к этой обивке. — Ну, хорошо, Илона. Если тебе так будет комфортнее — пожалуйста. Но твоей подруге точно захочется сидеть здесь два часа и слушать мои «запредельно дурацкие вопросы». Ты же так их называешь? — Всё нормально, — отвечаю я. — Мне даже интересно. Хорошо, что я не краснею, когда вру. Иначе — наш план начал бы рушиться уже в эту секунду. Но этот «усатый» ничего не подозревает и начинает свой привычный сеанс. Илона слушает его в пол уха и постоянно переглядывается со мной. Ей стоило бы этого не делать, но, кажется, я делаю точно так же. — Мы уже выяснили с тобой, что еда приносит тебе положительные эмоции. В любом её виде, количестве и размере. Но что ты чувствуешь, когда тебе запрещают есть? — Пустоту, — не задумываясь, отвечает она и отводит взгляд в сторону. — Пустоту — где? Илона молчит и теребит кожаный шов дивана. Наверное, в этот момент я бы даже отказалась от нашего плана, чтобы мужчина помог ей разобраться в себе. Но Ил не спешит быть откровенной. — В животе, конечно. Где же ещё? — с лёгкой ухмылкой произносит она, кидает взгляд на настенные часы и незаметно подмигивает мне, пока мужчина меняет положение в кресле и на мгновение отвлекается. Я от страха подмечаю каждую такую деталь. Пытаюсь отвлечься. Но всё равно не получается. — Ты чувствуешь ещё что-то, помимо голода? — спрашивает он. И вместо ответа на вопрос на весь кабинет раздаётся гул пожарной сигнализации. Я чуть ли не подпрыгиваю на этом кожаном диване и окидываю взглядом мужчину. Его лицо становится ещё серьёзнее, хотя, это казалось мне невозможным. Он быстро оглядывает дверь в кабинет, потом вытаскивает из ящика стола телефон, ключи и толстый кожаный блокнот. — Девочки, выходим, — нервно произносит он и тянется к дверной ручке. Но планы нарушает его секретарша. Она влетает в кабинет с перекошенным от страха лицом и замирает перед нами. — Горим! — вскрикивает девушка. — Женя, выходим! — твёрдо произносит мужчина и чуть ли не выталкивает нас отсюда. Так вот, как её зовут. В холле мне в нос сразу же ударяет запах дыма, а само помещение начинает заполняться серыми завитками. Пугаюсь и смотрю на подругу. Она спокойна, как будто каждый её сеанс с психотерапевтом заканчивается небольшим пожаром. — Закройте рты рукавом, — командует Сергей Викторович и шагает к выходу. — Ой, я телефон оставила в кабинете! — неожиданно для всех сообщает Илона. Она выходила последняя, поэтому сейчас стоит ближе всех к двери в кабинет. Дыма в помещении становится больше, дышать тяжелее. Я утыкаю нос в рукав тонкого джемпера. Сейчас мне кажется, что ничего уже не получится, потому что, блин, мы горим! Но Илона, видимо, придерживается другого мнения и проскальзывает в кабинет, закрывая за собой дверь на ключ. Мужчина не слышит, как она проворачивает его в скважине. Вместо этого он слушает мой громкий продолжительный кашель. — Илона! — зовёт мужчина и дёргает ручку двери. Она не поддаётся. — Дверь заклинило. Идите без меня. Спасайтесь, глупцы! — отвечает она, а я чувствую, как её губы расплываются в довольной улыбке. Сейчас она уже, скорее всего, ищет в ящиках стола хоть какое-то упоминание о бывшей жене моего парня. Об Алисе. — Сергей Викторович, уходим! — кричит девушка, подчиняясь своей панике. Мужчина опускает руку в карман, чтобы найти ключ, но его там нет. Он давно уже у Ил. — Что за чёрт? Я вижу в его глазах страх за себя и за несовершеннолетнюю глупую девочку в его кабинете. Он растерян, а паникующая секретарша не добавляет уверенности. Она не может больше ждать и вылетает из здания без нас. Сергей Викторович колеблется. Я резко начинаю паниковать и оглядывать помещение. Не понимаю, где вообще находится очаг возгорания? — Илона, попробуй её открыть! — Пробую, но ничего не выходит, — доносится откуда-то издалека. Враньё, конечно. Вдруг я понимаю, что видимость в помещении ухудшается — мужчина расплывается у меня перед глазами. Дым. Везде дым. — Сергей Викторович, у меня голова кружится, — говорю и кладу руку ему на плечо, слегка наваливаясь на него. — Илона, я выведу твою подругу и вернусь. Слышишь? — Я буду ждать! — страдальческим тоном произносит она, а мужчина, уткнув мою голову в рукав своей рубашки, выводит меня отсюда. На улице я осознаю не сразу, что могу дышать ровно, могу вдыхать относительно чистый воздух и не задыхаться. Оглядываюсь и смотрю на вход в здание. Снаружи всё спокойно — никакого огня и дыма. А внутри моя подруга. Одна. — Ты вызвала пожарных? — спрашивает мужчина у своей секретарши. Она быстро-быстро кивает в ответ несколько раз подряд. Он несмело шагает в сторону двери. Не очень-то ему хочется спасать свою клиентку. Потеря пары тысяч в неделю, очевидно, не так страшна. Мне сейчас уже плевать на эту Алису. Главное, чтобы Илона выбралась из здания здоровой. Когда мы разрабатывали этот план, Илона пообещала лишь каким-то образом включить пожарную сигнализацию, а про огонь или дым речи не было. Я ничего не знала об этом. Когда мужчина протягивает руку к двери, та резко открывается, и из здания вываливается Илона. Она крепко прижимает одну руку к животу, а второй продолжает махать перед собой, разгоняя воздух. — Ил! — кричу я и бросаюсь к подруге. — Илона, ты в порядке? — спрашивает мужчина. — Да, я в норме. — Как ты выбралась? — Я нашла на вашем кресле ключ и попробовала открыть. Оказывается, я так сильно хлопнула дверью, что замок заклинило, и ручка не проворачивалась. Но ключом я смогла открыть её и вышла. — Хорошо, что всё обошлось. Точно нормально себя чувствуешь? — Да, всё хорошо. Вот, держите ключ. И мне уже пора, меня родители потеряют скоро, — проговаривает она быстро и хватает меня за руку. Я даже не успеваю ни с кем попрощаться — подруга буквально утаскивает меня за собой. Мы идём быстро, не останавливаясь и не оглядываясь. — Быстрее, а то у меня сейчас всё выпадет, — умоляет Илона и крепче сжимает живот. Ясно, под футболкой у неё спрятано что-то из кабинета психотерапевта. — Куда мы? — Вот сюда, — говорит она, и я вижу, как откуда-то из-за кустов появляется Никита. — А ты здесь откуда? — Крис, без него этого ничего не было бы, — заявляет подруга. — Это ты устроил пожар? — удивлённо спрашиваю я. — Если бы это был настоящий пожар, вы бы уже сгорели, пока там возились. Получилось найти? И тут Илона с довольным лицом достаёт из-под футболки стопку картонных папок. — У него там такой архив, прям как в фильмах. Но эта папка, — произносит она и поднимает вверх одну из них, — была самая первая. «Анисимова Алиса» собственной персоной. У меня перехватывает дыхание. Значит, это правда. Они не развелись. Один — ноль в пользу теории Илоны и рассказа Никиты. — Посмотри дату начала работы или первого обращения, — говорит Никита, возвращая меня в реальность. Правда, нужно посмотреть. Илона открывает первую страницу папки, на пару секунд задерживает взгляд на самом верху листа и поворачивает её к нам. Первая запись от «3 февраля 2016 года». Он вернулся в город незадолго до этого. — Кажется, кто-то попался, — тихо произносит Никита, пока мой мозг пытается найти очередное оправдание его очередному вранью. Беру папку в руки — она достаточно толстая. Наверное. Мне раньше не приходилось изучать дела психов. Здесь результаты каких-то тестирований, таблички и непонятные слова. «Зависимое расстройство личности», «трудности при осуществлении самостоятельной деятельности», «зависимость от близкого человека (муж)», «когнитивная терапия», «трициклические антидепрессанты». — Крис, отсканируем, и я верну всё это обратно. Если получится. А если нет, то придётся сменить психотерапевта, — говорит Ил с лёгкой улыбкой. — Не надо, я не хочу лезть в её голову. Мне нужно было узнать правду, а не в её диагнозе копаться. — Ты уверена? — Да. Спасибо вам. Я зря сопротивлялась. Надо было просто вас слушать. — Крис, может быть, мы попробуем поговорить ещё с Алисой? — Я хочу разобраться с ним. Хочу, чтобы он сказал мне правду. — Чтобы прижать его к стенке, тебе нужно собрать всю информацию, Крис, — говорит Илона. — Или не нужно думать за других, да, Илона? Она сама может решить, — подаёт голос Никита. Я замечаю, как он сжимает кулаки до покраснения кожи. — Он прав. Я сама решу. [ 2016 год, август, ей 16 лет, ему — 25 ] Я даю ему ещё один шанс. Мы сидим в небольшой закусочной около панорамного окна и красной неоновой вывески «Работаем круглые сутки». Это единственное заведение, которое попалось нам по дороге до моего дома и которое работало ночью. Я болтаю ногами, сидя на высоком барном стуле, и глажу Музу, которая удобно устроилась на моих коленках и тихонько скулит от удовольствия. Максим допивает апельсиновый сок, а мой горячий шоколад остывает, потому что у меня не хватает смелости отпустить этот комочек из своих рук и перестать его гладить. Это успокаивает меня. А я ещё как волнуюсь. Отсюда слышно, как люди на кухне возятся с посудой. За кассовым прилавком уже никого нет. Посетителей, кроме нас, тоже нет. Откуда-то тихо жужжит радио, а на улице горит один-единственный фонарь — жёлтый, бледный, похожий на зимнюю луну. — Если бы в мире никто никогда не лгал, начиная с его самого создания, было бы лучше? — Не уверен, — отвечает Максим, облокачиваясь на столешницу, которая тянется вдоль всего окна. — Новая теория? — А если бы появился один человек и стал бы лгать направо и налево, легко было бы людям вычислить его обман? — спрашиваю я, игнорируя его вопрос. — Я думаю, что им было бы трудно. — Потому что они не видели лжи. — Поэтому. И даже если бы они знали, что кто-то из них говорит неправду, то им было бы сложно. Но если человеку внушить мысль о том, что кто-то его обманывает, он будет подозревать всех вокруг. Будет мучиться, страдать и сходить с ума. — Ужасно, наверное. — Прости меня, — говорит Максим и кладёт руку мне на плечо. Становится почему-то холоднее. — Я виноват перед тобой. Я подумал, что ты меня обманула. — По сути так и было. Я не болела в день концерта. — Знаю, да, но это была ложь во благо. Иногда мы вынуждены лгать, Мышка. — Зачем? — Чтобы защитить кого-то. Смотрю ему в глаза. Два голубых океанчика плещутся и вскидывают свои волны к длинным ресницам. Как же красиво. — Самое время признаться, — предлагаю я. — В чём, Крис? — Если есть, в чём. Он смотрит на меня непонимающе, словно я говорю какую-то чушь. Сейчас, правда, тот самый момент, который может решить всё. Эти мгновения в закусочной у дороги запомнятся мне надолго при любом исходе. От твоей реакции зависит наше будущее, Максим. Не подведи. — Мне не в чем признаваться. Он отводит от меня взгляд. Единственный фонарь на улице гаснет. — Вызови мне такси, пожалуйста. Я хочу домой. [ 2016 год, август, ей 16 лет, ему — 25 ] Последний раз я видела её два года назад. С тех пор она сменила длинные волосы, которые всегда завязывала в хвост, на аккуратное светлое каре. Стала носить юбки и забеременела. Алиса подходит к клинике, замечает меня, дрожащую от волнения, и Илону, ликующую от своей идеи. — Боже мой, Кристина! Как давно я тебя не видела, — верещит она, но на секунду, прежде чем задушить нас в объятиях, пугается то ли себя, то ли меня. — Рада тебя видеть, — отвечаю я нехотя. — Это Илона, если помнишь. — Конечно, помню! Я очень хорошо запомнила твою семью и тебя, Кристина. — А у нас в твоё отсутствие накопилась парочка вопросов, — ехидно заявляет моя подруга. — Ил! — одёргиваю я её, хотя, еле-еле составляю буквы в слова. Я разглядываю живот Алисы — он округлился достаточно для того, чтобы различить беременность и плотный ужин. — Если у тебя есть время, нам бы хотелось… — Хотелось бы узнать, зачем ты сюда вернулась? И почему у тебя до сих пор его фамилия? Алиса слегка прищуривается, а потом вскидывает брови в удивлении. — Девочки, почему вам это так интересно? — спрашивает она и переводит взгляд на меня. Я вздрагиваю. — Неужели это так важно кому-то из вас? — Значит, важно, раз мы спрашиваем. — Девочки, мне не доставляет удовольствия эта беседа, и я не очень понимаю, к чему эти вопросы. — К тому, что твоё неожиданное появление немного кое-кому мешает. — Что ты называешь неожиданным появлением? Да, возможно, наше решение было опрометчивым, но мы вернулись, потому что здесь наши семьи, друзья, поддержка. Мы запланировали рождение малыша, и в работе успеха мы не достигли. Поэтому мы здесь, — заканчивает она и пожимает плечами. — Что значит — «мы вернулись»? Что значит — «запланировали малыша»? — спрашивает Илона за меня, потому что я не в состоянии. — Значит, что мы купили билеты, прилетели сюда, стали жить тут. — Вы не живёте вместе, — проговариваю я тихо. — Откуда ты знаешь это, цветочек? — Я…была у него в гостях. — Так часто, чтобы выявить закономерность? — говорит она, многозначно улыбаясь. — Но да ладно. Хоть вас это и не касается, я живу у родителей. Оттуда мне ближе до поликлиники, беременность протекает не очень спокойно. Да и Макс вечно на своих студиях, репетициях, не спит до ночи, играет на фоно. Но долго это продолжаться не будет. Я скучаю. Ну вы меня понимаете. Алиса широко улыбается и заправляет волосы за уши. На её безымянном пальце сверкает тонкое золотое кольцо. Она показательно поглаживает живот правой рукой, демонстрируя его размеры. Я и так поняла, что вы счастливы. Зачем мне ещё доказательства? — Девочки, если захотите ещё поболтать, можем собраться как-нибудь вместе, девчачьей компанией. Поговорим обо всём, что вас волнует. А сейчас мне пора проводить голову в порядок. Она исчезает за дверью клиники, а я больше не говорю ни слова. Лишь киваю в ответ на бесконечные восклицания Илоны. Она убеждает меня в том, что Максим — конченный мудак, как будто я этого сама не знаю. Гори в аду, Анисимов. [ 2016 год, август, ей 16 лет, ему — 25 ] Пробиваю книжку про Винни-Пуха и сразу отдаю её девочке, тянущей ручки к кассовому прилавку. — Тебе понравится, — говорю я и улыбаюсь ей. В ответ она улыбается мне своими маленькими молочными зубками. Они уходят, а я продолжаю убираться в коробке с наклейками, чем и занималась до их прихода. Котят в одну сторону, принцесс — в другую, стразы — в третью. Одну, другую, третью. — На складе чисто, — сообщает Никита, поворачивая ко мне из-за стеллажей с книгами. — Отлично. Ещё нет шести, а у нас уже всё готово. — Если устала, можешь долго тут не сидеть. Я справлюсь один. — А я-то думала, ты хочешь время со мной провести, — говорю я с улыбкой. — Очень хочу, Кошелева. — Тогда я, пожалуй, останусь. Никита радуется как ребёнок, которому только что вручили книжку про Винни-Пуха. Он усаживается на столешницу и помогает мне сортировать наклейки. Мы не торопимся, смеёмся над танцующим котёнком и розовощёкой принцессой. Хоть листов здесь и немного, мы возимся с ними до восьми вечера. В итоге, мы покупаем себе по два набора наклеек, и я обклеиваю его телефон, а он — мой. — Может, хватит принцесс? Лучше вот этого кота. — Хватит, конечно, — говорю я и с задорным смехом леплю ему на телефон принцессу в розовом платье и с короной в руке. Я первый раз за последнее время чувствую себя счастливой и смеюсь так, как не смеялась уже давно. Меня не раздирает чувство безысходного падения. Конечно, это не на долго. Я вернусь домой и буду копаться в своих воспоминаниях. Буду плакать и жалеть себя. Но не сейчас. В это мгновение я сижу рядом с Никитой, леплю на его телефон розовые наклейки и смеюсь.