Долгая Зима

- Я тут узнал для тебя кое-что, - Константин снова подсел без приглашения. Но Дима не обиделся. Друг выглядел возбужденным, словно гончая, напавшая на след зверя. - Слушаю, - кивнул Дмитрий. Развернулся к Косте, опершись на плетеный забор. Пятый день он с воинами объезжал окрестные деревни. Ворошил стога и проверял овины в поисках сына конунгова, но тот как сквозь землю канул. - Ты ведь уже все окрест объехал? – уточнил Константин, посверкивая глазами. - Да, - кивнул Дима, вдруг забеспокоившись, что Костя опять заведет разговор о возвращении. Дружина уже ворчала на воеводу, что тот ищет муху в навозной куче, вместо того чтобы поспешить домой, к женам и детям, к родным печам, да подальше от близкой зимы. - Так вот, мне местные кумушки давеча по секрету шепнули, что живет в лесу, в дне пути отсюда, колдун, - торжествующе провозгласил Костя. - Колдун, - протянул Дима, вдруг почувствовав – оно. Коли нету варяга нигде, то там он точно сыщется. – И где же этот колдун живет? - А точнехонько между косой и деревней, - довольно сообщил Костя. – Пойдешь на восток до двуглавой березы, а там возьмешь левее к реке. Спустишься в овраг, обогнешь ельник, а там уже тропа нахоженная. - Часто девки к колдуну бегают, - понял Дима. - Видать, не редко, - фыркнул Костя, довольно улыбаясь и не оставляя сомнения, в каком темном уголке шепнули ему эту новость деревенские девушки. - Значит, и нам стоит навестить, - развеселился Дима. - Ты чего?! – опешил Костя. – Дима, это же колдун. Темный, косматый, в шкуры одетый и, говорят, не шибко добрый. - Ну и что? – Дима пожал плечами. – Костя, ты колдунов боишься? - Боюсь, - с вызовом ответил тот. – И тебе советую боятся. Умные люди с нечистью проклятой за здорово живешь связываться не станут. - Пф… - Дима фыркнул. – Спасибо тебе, друг. Завтра пойду до этого колдуна схожу. И коли и у него не сыщу, домой двинемся. Дима хлопнул Костю по плечу и поднялся. Принятое решение словно груз с плеч сняло. Сразу стало легко дышать, и сам воздух напоился сосновой сладостью и горьковатым гречишным медом. Солнце выбралось из-за тучи, вызолотило все вокруг низкими лучами и огладило по плечам. Словно на ухо шепнуло: «Ступай!» - Ты что же это, один пойдешь? – опешил Костя. - А что мне станется? – улыбнулся Дима. - Ну уж нет. Я тебя одного не пущу! - А что же, сам пойдешь? – полюбопытствовал Дима обернувшись. - Нет. Всеволода и его пятерку отправлю, - стушевался Костя. – Мне тут хватает забот. И за местными приглядеть, и за рабами. И наших в узде удержать. - Ох, деловой ты, - покачал головой Дима. – Хорошо. Всеволод, так Всеволод. Ночью Диме снова снились сны. Словно он маленький мальчик с деревянным игрушечным мечом. Он ехал на огромной спине белого волка. Волчья шерсть щекотала голые ноги и мела по усыпанной хвоей земле. Впереди, там, куда нес его огромный зверь, расцветали в небе всполохами бесчисленные радуги. Между ними в темном небе танцевали невидимые духи. Дима ловил краем глаза их очертания и плавные, стремительные движения. А утром вскочил засветло, еще до первых петухов. Вышел во двор встречать первые солнечные лучи. Окатил себя колодезной водой, чувствуя, как изнутри распирает силой. И пошел подымать Всеволода, прекрасно зная, что, уйди он один, Константин потом всю плешь проест хуже, чем столетняя бабка. *** Домашний размеренный быт быстро привел Лаувейю в гармонию. Тор оказался похож на отца только лицом да манерой речи. В поведении варяг был скромен и тих, и вообще лишний раз старался ей на глаза не попадаться. За что мысленно она оделила его толикой ума. Рану Локи зашил добро. Лаувейя сама осмотрела подживающий рубец и ранки от узелков шва. Сын расстарался на совесть и по праву мог гордиться собой, о чем она ему и сообщила, любуясь его довольной мордашкой. По хозяйству все спорилось. Птицы исправно неслись, овцы обросли тяжелой шерстью, и Лаувейя облизывалась, предвкушая хорошую пряжу. Все было хорошо. Только в груди зрело томительное ожидание. Непонятное, смутное, как предрассветные часы, но важное. И руна Геба каждый день жгла ладонь с завидным постоянством. - Отец! – Локи широкими скачками влетел во двор, всполошив птиц и собак. Тор оторвался от топора, который точил широкими размеренными движениями. Поднял голову, изумленно глядя на перепуганного друга. - Что случилось? – спросила Лаувейя, хотя внутри уже екнуло. Вот оно. Руна Геба. Божий дар. - Новгородцы, - Локи уперся ладонями в колени, тяжело переводя дыхание. – Сюда идут. В глазах сына металась паника и ужас. - Шестеро. Все с оружием, - он лихорадочно облизал пересохшие губы, вцепившись взглядом в мать. Позади шумно поднялся Тор. Ей даже оборачиваться не надо было, чтобы ощутить его мгновенно вспыхнувшее отчаяние. Точно такое же, которое она видела в глазах Локи. - Новгородцы, значит, - протянула она, щуря глаза. - Отец, что делать? – тихо спросил Локи. - В сарай лезьте. В сено его закопай, да лежанку прибери. А я их встречу, - велела она, чувствуя, как внутри разливается спокойствие. Словно затишье за минуту до бури, когда все и деревья, и травы, и живность замирают, чувствуя, что вот-вот обрушится на них шквал стихий и гнев богов, хлесткими струями ударит дождь и Перун, грохоча колесами колесницы, помчится по небесному своду разить мирового змея. Не торопясь она вошла в дом, краем глаза наблюдая, как бестолково мечутся Локи и варяг. Взяла в руки тяжелый посох и вышла на двор. Поправила волосы, чтобы не лезли в глаза, – на случай, если придется всерьез защищаться. И как раз надсадно залаял Хват, пристроившись рядом, ощерилась оскалом Ласка и даже мелкий бестолковый Зай вздыбил шерсть на загривке, пристраиваясь бочком. - Здравствуй, - за калиткой, не переступая невидимой границы владений, возник высокий и статный новгородский воевода. На нем была лишь теплая стеганка, опоясанная воинским поясом, к которому цеплялся длинный меч. Но сверкающий шлем и кольчуга сами просились на широкие плечи и высокий лоб. Воевода смерил Лаувейю спокойным взглядом серых, как хмурое небо, глаз и вдруг чуть поклонился, безошибочно добавив: - Хозяйка. Лаувейя с трудом удержала себя, не дернулась. Долгие годы выстраивала она свой мужской образ. Пряталась за ним от лишнего внимания да от злых слов. Что сказать о девке, живущей с младенцем в лесу? А вот к мужику-колдуну люди относились спокойнее. Знала, всегда знал, что кто-то да сможет открыть обман. Но годы шли. Окрестные крестьяне крепко верили в колдуна-Лафея. А вот ведь. Принесла нелегкая воеводу новгородского ей на голову. - И тебе не хворать, добрый человек, - вынужденно поприветствовала она его. – Что тебе здесь понадобилось, воевода? - Варяга ищу, - он улыбнулся. Как-то одновременно хитро и по-доброму. От серых глаз разбежались лучики морщинок. – Не у тебя ли он прячется? - Не у меня, - решительно отрезала, крепче сжав посох в руках. - Неправду говоришь, хозяйка, - он снова улыбался. Спокойный, уверенный в своих словах и в своих силах. Бесящий до жути. Даже псы у ног неприветливо заворчали. – Я все окрестные деревни обошел. Все хозяйства осмотрел. Нигде его нет, словно под землю канул. А вот у тебя не был. - Может, и канул. Мне что за дело до варяга твоего? Я тебя к порогу не звала, - фыркнула Лаувейя. – Нет у меня никого. - Так коли нет, то может пригласишь меня? Я посмотрю. Совесть свою успокою, - воевода чуть толкнул калитку. Лаувейя переступила с ноги на ногу, не отвечая. - Ну же, хозяйка, будь ласкова, - поторопил он. – Нас тут шестеро, а ты одна. Я тебе зла не причиню, даю слово. Посмотрю, да уйду. Что-то было в его словах не так, но времени искать не было. Воевода торопил. Лаувейя видела, как дрожит на кончике клинка его терпение. Решать надо было немедленно. - Ну входи, коль тебе так надо. Но один. Люди твои пусть за околицей остаются, - отрывисто скомандовала она, успокаивающе положив руку Хвату на холку. Как в омут с головой полетела. Внутри сжалась и стрелой выпущенной распрямилась нить судьбы, задрожала, звеня, и помчалась, дождавшись своего часа. Лаувейя всем своим существом ощутила, как с каждым шагом воеводы приходит в движение великое колесо, подхватывая ее в свой поток. Он медленно вошел, на ходу вытащил лоскут торовой рубахи, завертел в сильных, натруженных мечом пальцах, внимательно оглядывая неказистый быт. Обошел по кругу двор, не постеснялся заглянуть в колодец, а потом вошел в избу. Она шла за ним, след в след, ревниво следя, чтобы пришлый чужак не испортил чего. Но слишком хорошо понимала: не остановит. Никаких сил не хватит спровадить. - Что же ты, хозяйка, крышу не поправишь? – миролюбиво спросил воевода, осматриваясь. – Скоро дожди зарядят, потечет ведь. - Не твоего ума дело, - проворчала Лаувейя. – Посмотрел, теперь уходи. - Посмотрел, - кивнул воевода, смешливым взглядом оглядывая торовы сапоги, да сиротливо задвинутый впопыхах под лавку горшок. – А сын твой где, хозяйка? Лаувейя дернулась. Как всякая мать, с трудом сдержала желание хватить наглеца посохом, защищая своего ребенка. - В сарае, - спокойно ответила. – Овец стричь пора. - А, - улыбнулся воевода. – Кликнешь? Он посмотрел ей прямо в глаза, и ее прошибло пониманием: все он уже знает. Просто играет, как кот с мышью. И сделать она уже ничего не может. Сама в дом ведьмака впустила, дура несчастная. - Локи! – голос отчего-то сорвался, петухнул неожиданно высокой нотой. - Отец? Ты звал? Сын вырос в дверях так быстро, словно ждал зова. Весь напряженный, как натянутый тисовый лук. Огляделся мрачно, пряча в рукаве короткий нож. - Хороший у тебя сын, хозяйка, - улыбнулся воевода и красноречиво посмотрел на сапоги. Они даже на вид были раза в два шире, чем узкие босые ноги Локи. - Хороший, - процедила она. – Локи, иди. Уйми собак. - Но… - Локи! Тот дернулся, но вышел, нарочито медленно, держа спину слишком прямо. - В сарае, значит… - задумчиво проговорил воевода. - Уходи, - глухо сказала она ему. - Соврала ты мне, хозяйка. Не дело это– добрым людям лгать, - продолжил воевода, не испытывая никакого страха. - Отдай варяга, ведьма. - Не отдам, - упрямо уперлась она, чувствуя, как давит его сила, скрытая глубоко в сильном теле. - Отдавай, - качнул головой воевода. - Хозяйка, нас шестеро, а ты одна. Да два недоросля. - Не отдам. Вас, может, и шестеро, да я, как ты сам сказал, ведьма, а сын мой колдун, - процедила, сжимаясь и готовясь бить. – Что тебе варяг этот, хозяйка? Уступи. Я тебя не обижу. А хочешь, золотом, что за него заплатят, поделюсь. - Не нужно мне твое золото, ведьмак, - сплюнула ему под ноги. – Я его под свой кров пустила. Я с ним хлеб разделила. Он мой гость и под моей защитой. И покуда он на моей земле, я его забрать не позволю. И снова поймала спокойный взгляд серых глаз. Воевода-ведьмак смотрел пристально, не зло, но так, что душа сама пыталась в пятки уйти. И Лаувейя лишь крепче сжимала посох, ища в нем силы. - Вот, значит, как… - медленно протянул воевода. Между ними натянулось, задрожало незримое, словно два меча сошлись. – Воля твоя, хозяйка. Он вдруг отступил. Улыбнулся, словно солнышком засиял. - Я сказал, что не трону тебя. Так тому и быть, - он кивнул сам себе. – Но знай, хозяйка. Я не уйду. Стоит гостю твоему за порог шагнуть… - Я услышала тебя, - Лаувейя выпрямилась. - Как тебя зовут-то, ведьма? – он вышел во двор, все еще улыбаясь ей. Она сощурилась гневно, но смысла скрывать и прятаться уже не было. - Лаувейя. - А меня Дмитрием кличут. Она коротко кивнула, и дернула плечом. До имени его ей никакого дела не было. - Рад был знакомству, хозяйка, - воевода последний раз улыбнулся, поклонился, и вдруг змеиным броском поймал ее за руку и быстро поднес кисть к губам, оставив на коже короткий поцелуй. Лаувейя вскрикнула, горной козой скакнув в сторону, и попыталась огреть нахала посохом. Но тот лишь рассмеялся и выскочил из избы. А там, не сбавляя ходу, и за ограду. - До встречи, хозяйка, - пожелал он ей и махнул рукой своим воинам. –Возвращаемся. - Иди-иди! – не удержалась, бросила ему в спину, пристально следя, как скрываются за ельником незваные гости. - Отец? – из сарая выскочил Локи. – Все в порядке? - Дурак! – Лаувейя стремительно развернулась к сыну и огрела посохом пониже спины. - Ай! - Бестолочь! – взвилась она, повторив удар. – Что сапоги не убрал?! - Забыл, - запыхтел Локи, с трудом уворачиваясь от взбесившейся матери. - А горшок ночной?! Она снова махнула посохом, но Локи уже отбежал в сторону и тихо потирал отшибленный зад. - Он не нашел ведь, - возмутился сын. - Да все он нашел! – вскрикнула Лаувейя. – Все он нашел, ведьмак проклятый! А ты бестолочь пустоголовая! Пошел вон с глаз моих. Локи обиженно запыхтел, но юрко шмыгнул обратно в сарай. Лаувейя посмотрела ему вслед, потом посмотрела в лес, в ту сторону, куда ушел воевода. Снова смачно сплюнула и пошла в дом. «Крыша у меня потечет… смотри, как бы у тебя что не потекло, воевода!», – зло подумала она, хватаясь за веник. Проклятущим ведьмаком пропахла вся изба, словно он, как блудливый кобель, пометил своим запахом все вокруг.