Эффект Бабочки

Теруки удавалось на протяжении дня держать на лице пластиковую улыбку, даже если он просто тихо сидел за столиком и делал домашнюю работу, не в состоянии пробудить в себе прежней жизнерадостной энергии, с которой, как обычно, он мог поболтать с Мобом. Моб, если и замечал в нём какую-то перемену, то ничего не говорил (хотя и одобрил его новую причёску после десяти минут ошеломлённого глазения); но Рейген весь день следил за ним, как орёл. Теруки мог практически видеть шестерёнки, крутящиеся в голове того каждый раз, когда он не смеялся над шуткой, над которой обычно бы захохотал, или отвечал на вопрос в трёх словах вместо обычной поэтичной прозы, но он не мог заставить себя об этом беспокоиться. По крайней мере, так было, пока они с Мобом не собрались уходить, и Рейген не остановил его. Тогда Теруки забеспокоился. — Эй, Теру, погоди-ка немного, — сказал Рейген, непринуждённо перелистывая какие-то бумаги, — мне нужно с тобой кое о чём поговорить. Моб тоже встал, но Рейген помахал ему рукой. — Можешь идти, Моб, это касается только Теру, — тем временем, Теруки пытался сообщить ему незаметными жестами и тревожными глазами, что ему ни за что нельзя было уходить. — Хорошо. Пока, Теру. Пока, учитель, — попрощался Моб, невосприимчивый к безмолвной мольбе Теруки, и ушёл, оставив его наедине с Рейгеном, океаном нераскрытых между ними вопросов и недостаточным количеством сил у второго, чтобы перенести его типичные манёвры. Он стал потихоньку пробираться к двери. — Вообще-то, мне нужно— — Только минуту! Много времени это не займёт, обещаю, — отрезал Рейген, указав на маленькие голубые сидения. Теруки испустил раздражённый вздох, но присел. Он стал ожидать какую-нибудь лекцию насчёт того, как он не удосужился хоть раз заговорить с Мобом. Или очередной плохо скрытый допрос о его семье — скорее всего, второе, но он был вправе надеяться. Рейген не выбрал ни первое, ни второе. Он сел напротив него, сжал вместе руки и спросил, честно и прямо: — Всё в порядке? Теруки моргнул, с ледяной улыбкой, ещё застывшей на лице. — Чего? — Я узнаю фальшивую улыбку, когда её вижу, Теру, — решительно сказал Рейген. — Никакие намёки не помогут, так как ты игнорируешь все мои попытки помочь, поэтому спрошу ещё раз: всё в порядке? Теруки продолжил улыбаться, пусть зубы ломались друг о друга. Ну почему он сомневался в том, что Рейген вскоре мог понять, что что-то не так, и, конечно же, в тот самый день, когда у него не было сил притворяться, что ничего не случилось? Он учтиво упустил часть с фальшивой улыбкой и ответил: — Я не понимаю, о чём вы. Всё нормально. — Что бы тебе там ни казалось, у тебя совсем не получается лгать, малой, — сказал Рейген, вдруг прозвучав так, словно смотрел на него сверху вниз. Теруки сжал плечи, отказываясь находиться в таком положении. — Не надо меня так называть, — восстал он, снова игнорируя ту часть, с которой не хотел сталкиваться. Ну разумеется, Рейген выбрал именно этот день, чтобы поговорить с ним о том, что накапливалось в нём месяцами. — Похоже, иногда тебе это стоит напоминать, — сказал Рейген. Одна рука у него повисла на спинке стула, другой он стукал по колену. Он казался непринуждённым, собранным. Непоколебимым. Улыбка Теруки наконец пропала. — Почему вам вообще интересно? — огрызнулся он, теряя терпение. — Вы не моя мать. — А твоей матери, похоже, самой не интересно, — ответил Рейген, дав тонкой нотке раздражения окрасить свой спокойный голос, ещё одним колом пронзив его хрупкий фасад. — Ты мой ученик. Каким учителем бы я был, если бы просто не обращал на тебя внимания, когда что-то не так? Теруки вскочил со своего стула, сложив руки в дрожащие, сердитые кулаки. — Хватит вмешиваться! Мне не нужна ваша помощь! — крикнул он, вывернув губу и обнажив зубы. — Я никогда о ней не просил! Рейген, очевидно, осознав, что перешёл его границы, примирительно поднял руку. — Теру… Но Теруки уже шагал к выходу. — Мне этого не нужно, — высказался он, захлопнув за собой дверью. Он не пришёл в Консультацию по Духам и Прочему в следующую субботу. Некоторое время он просто лежал в постели — всё-таки, ему не нужно было вставать пораньше, чтобы успеть на поезд, и он воспользовался шансом, чтобы подольше поспать. Однако оставаться на одном месте довольно скоро наскучило. Все незатейливые занятия, за которые он принимался в течение дня, заняли гораздо меньше времени, чем он ожидал. Делая уборку по дому во второй раз, так как делать ему было больше нечего, он стал раздумывать, что делать со всем этим свободным временем. Его телефон зазвонил — лишь раз, чуть после двенадцати. Он его проигнорировал. Прошёл четверг, и он точно так же не пошёл на работу. В этот раз его телефон звенел ещё настойчивее, чем раньше, и, наконец, когда он перестал звенеть, он начал жужжать. На первые два жужжания он не обратил внимания, но на третье им овладело любопытство, и он прочитал все три сообщения. От: Рейген [15:45] Моб хотел знать, собираешься ли ты прийти сегодня От: Рейген [16:32] Аллеееее? От: Рейген [17:09] Если дашь мне знать, что не умер, будет отлично Маленькая искорка тоски по Мобу и Рейгену, погребённая глубоко внутри его души, на мгновение засверкала, но Теруки раздавил её своей злобой. Злиться было легче, чем грустить. Он знал, что делать со злостью. Он выключил телефон, не ответив на сообщение. ________________________________________ На следующий день, после уроков, Теруки уже выходил из школы, как ему показалось, что кто-то его зовёт. Он легкомысленно пропустил эту мысль. Во время занятий он был самым популярным мальчиком в школе, но никто с ним не начинал разговор, как только они заканчивались. Так это работало. Так всегда работало. Надеяться на то, чтобы это как-то изменилось, было бессмысленно. — Теру! — снова позвал его незнакомец. Теруки застыл, уверенный, что теперь-то он это точно услышал, и оглянулся на площадку, под набивку заполненную детьми. Он окинул взором десяток непримечательных лиц, которые не узнавал, и, наконец, остановился на непримечательном лице, которое узнал. Моб застрял между двумя школьниками гораздо выше него, его не заметившими, безуспешно пытаясь между ними пролезть. Он помахал рукой. Теруки, потрясённый, помахал в ответ, и прежде, чем он успел ещё как-то отреагировать, Мобу удалось выкарабкаться из толпы и добежать до него неудобной и неловкой рысцой. Хотя он был не дальше, чем в двадцати метрах, к Теру он прибежал уже с красным лицом и отчаянными порывистыми хрипами. — Моб? — спросил Теруки, чересчур озадаченный видом Моба в его школе и неясной ему смесью чувств, что возбудила в нём эта непостижимая сцена. — Что ты тут делаешь? Моб до сих пор только делал тяжёлые вдохи, всем телом перегнувшись и прижимая кулаком к груди какой-то предмет, другой рукой схватившись за колено. — Я принёс… — прохрипел он, — я принёс… — Не торопись, — сказал Теруки, и потом прибавил: — Тебе надо присесть? — Н-не, — сказал Моб, вдохнув один последний раз и поднявшись во весь рост с неожиданно уверенным выражением лица. Немножко подавленным, однако, его затихающими хрипами. — Я принёс… подарок. Он показал предмет. Он был завёрнут в подарочную упаковку настолько аккуратно, насколько было возможно — по крайней мере, так показалось Теру, учитывая его забавную форму. Прошла неловкая пауза, как Моб глядел на Теруки, а Теруки глядел на подарок, пока Моб не протянул дальше руку. — На… твой день рождения, — выдохнул он; Теруки не знал, как ответить, застряв между чувствами тронутости и негодования. Взгляд Теру медленно поднялся с подарка на лицо Моба. — Спасибо, но тебе не стоило— — Я знаю, — прервал его Моб. — Я так захотел. Он моргнул. Моб никогда ранее его не прерывал. Теру ни разу также ранее не слышал, чтобы он чего-то хотел. — А. Ясно. Спасибо, — только и вымолвил он, протянув руки и взяв из чужих подарок. Через бумагу, с пастельными розовыми и зелёными полосами, на ощупь предмет был довольно мягок. Его форма на вид была… как комок. — Красивая бумага, — пробубнил он, осматривая подарок, не зная, что ещё сказать. — Я попросил Рицу его упаковать, — сказал Моб. Нельзя сказать, что он раздувался от гордости, как делал Теру, но он будто стоял чуть выше. Словно невероятно сдержанная версия его собственной гордости. — Прикольно, — усмехнулся Теруки. Он повернулся было за рюкзаком, чтобы положить его туда, но передумал, решив оставить подарок в руках. — Спасибо. Обмен завершился, но Моб ещё торчал рядом, с каждой секундой невольно утяжеляя своё присутствие и вселяя какое-то дурное предчувствие, что в его случае происходило довольно нечасто. Теруки собрался спросить, чего он ещё хотел, пока Моб не заговорил. — Сегодня пятница. — Я знаю, — сказал Теру. — Завтра работа. — Я знаю, — ответил Теру. Моб показался растерянным. Некоторый миг он молчал, и снова заговорил: — Ты придёшь? — Нет, — отрезал Теруки. Он повернул по направлению к своей квартире, и Моб поплёлся за ним, чуть опустив уголки губ. — Мне кажется… — произнёс он и остановился, на какое-то время заглядевшись на землю. Теруки не успел подождать полминуты, как стал потихоньку беситься, непривычно быстро теряя терпение, обыкновенно бездонное, когда он имел дело с Мобом. — Кажется?.. — подсказал Теруки, и тишина затянулась. Тут же тот вдруг вырвался из запутавшего его мыслительного процесса. — Ты какой-то странный. Холодная дрожь пробежала по его спине; но он скрыл это своей самой ослепительной улыбкой. Если Моб заметил, что что-то не так, тогда действительно творилось что-то неладное. — Да ну? — сказал он, сопоставив оскал с пронзительным взглядом, который явно говорил: прекращай. Но, как со многими другими способами общения, не вовлекающими в себя слова, Моб и это упустил. По его бокам висели слабые кулаки, и он рассеянно тёр друг о друга указательный и большой пальцы. — Да, вообще-то, — сказал он. — Ты мало разговариваешь… — Ха, а я не заметил, — отвернулся Теру, зашагав быстрее. — Оу, — сказал Моб. Если можно было судить по виду, то он в эту минуту очень упорно думал. — Видишь, это странно. Обычно ты замечаешь вещи. Все эти обнаружения казались слишком дальновидными для Моба, и Теруки в подозрении сузил глаза. — Почему ты здесь на самом деле? — спросил он, резче, чем хотел. — Для подарка, — запротестовал Моб, и тогда, при чахлом виде Теруки и продолжительной тишине, сделал неохотное дополнение: — Учитель сказал, что ты не отвечаешь на звонки, и отправил меня, чтобы узнать, в порядке ли ты. Но ещё подарок. Кипящая злоба в животе Теру вспыхнула, и он цокнул, усмехнувшись: — Рейген тоже тебе сказал, что я странный? Капля пота пробежалась по щеке Моба. — Он… может быть. — Ну что ж, он врёт. Я в полном порядке, — фыркнул Теруки. — А, вот как, — лицо Моба слегка озарилось. — Тогда хорошо. Обувь Теруки тяжело зашаркала по асфальту, как только он ускорил шаг. — Угум. Не предполагая получить такой равнодушный ответ, Моб снова поник. Он быстренько подбежал к нему, чтобы идти рядом. — Если что-то не так— Теруки остановился и круто повернул голову, ощетинившись. — Спасибо большое, — огрызнулся он, от злости подняв голос так высоко, что почти зазвучал, как сломанный маленький колокольчик, — но мне не нужна твоя жалость, так что можешь идти теперь к Рейгену. — Не нужна… жалость? — произнёс Моб, наклонив голову в сторону. — Ты… ты же мой друг. Разве так не делают друзья? Теруки улыбнулся шире, обнажив зубы, как ножи. — Только я тебе говорю, чтобы ты отстал. — Но тебе грустно, — нахмурился Моб. — Какая разница. — Ты бы мне помог, если б мне было грустно, — напёр Моб, будто он пытался убедить в этом себя. — Мне так кажется. То есть, если тебе грустно, я должен помочь. Теруки пробежался рукой по волосам. Они теперь были гораздо жёстче, чем он привык. — Это другое. Я не такой. Я не— Мне не нужно вот, всё это, — сказал он. — Просто!.. Отстань, всё. — Я не думаю, что ты совсем другой, — сказал Моб. Его обычно нейтральный вид постепенно угасал на его лице. — Мне кажется, мы похожи. — Мне не нужна твоя помощь! — вскрикнул Теруки. — Да пойми уже, Моб! И тот дрогнул, словно поражённый молнией, округлив глаза с совершенно незнакомо задетым видом. Мимолётное мгновение силы просочилось из его тела, словно через сито. Гравитация пропала у его волос и одежды, и они поднялись, словно под водой, а земля недоброжелательно зашаталась под их ногами. Теруки отпрыгнул назад, внезапно ужаснувшись этому неожиданному приливу неизвестной энергии; — Моб бы не тронул и букашки, но… В ту же секунду землетрясение прекратилось. Теруки своими глазами поймал момент, когда Моб подавил свои эмоции, надев на лицо безэмоциональную маску, и, легонько согнувшись, уставился равнодушным взором на асфальт. — А, — промолвил он, — прости. Я… я опять всё испортил. Дурак… прости. Иррациональный страх и злость, бушующие в Теруки, овладели над любой появившейся в душе вине. — Неважно, — жестоко вздохнул он, отвернувшись и удрав, не попрощавшись. Он продолжал идти, бурля от гнева при каждом шаге, шурша подарочной упаковкой и нанося на бумагу новые, рассеянно сложенные тонкими пальцами, шрамы. Когда он добрался до дома и захлопнул за собой дверь, он не почувствовал себя нисколечко лучше; только теперь, когда он вспомнил, как накричал на Моба, совесть замучила его. Он злился на то, что чувствовал себя виноватым, и на то, что Моб его напугал, и гнев вместе со страхом превратились во что-то раскаивающееся, но это только больше его растормошило. Он не хотел никакой совести, раскаяния или страха. Он не знал, что с ними делать, не имел ни малейшего понятия, как от них избавиться. Он в отчаянии разодрал бумагу, которой был обёрнут подарок, и как только увидел содержимое, все злые чувства в нём внезапно улетучились. Маленькая плюшевая овечка, с ярлычком на роге, обозначающим символ Овна, из растерзанной в упаковке дыры уставилась на него своими маленькими глазками. Освободив её от бывшего пристанища, он вытащил игрушку. Она была мягкой, с бледно-жёлтой шерстью, и имела прелестную, с заботой вышитую мордочку. На ярлыке были написаны положительные и отрицательные черты его зодиака. Всё ещё мучимый совестью, он немедля перешёл к отрицательным. Высокомерные. Импульсивные. Упрямые. — Всё верно, — пробормотал Теруки. Он засунул игрушку в ящик тумбочки и захлопнул его. ________________________________________ Моб неспешно зашёл в офис. Он неспешно зашёл в офис, а затем неспешно подошёл к своему столику, и неспешно сел на свой стул, согнув спину и ссутулив плечи. Стул рядом с ним, обычно занятый Теру, теперь явно пустел. Он только взглянул на поверхность стола пустыми, стеклянными глазами. Рейген отпустил вздох и закрыл видео, которое смотрел. Значит, не вышло. — Эй, Моб, — сказал он. Ни намёка на какое-либо признание. Моб продолжал глядеть на стол. — Эй, Моб, — сказал он уже чуть громче. — Ты нашёл Теру? Моб кивнул. Один этот жест показался невероятным усилием с его стороны — голова еле шевельнулась. — Ты отдал ему подарок? Тот снова кивнул. Рейген сжал пальцы. — И что он сказал? Поиск сил на ответ занял у Моба некоторое время. — Мне кажется, я ему больше не нравлюсь, — промолвил он, лишь чуть-чуть дрогнув в голосе — что для такого замкнутого ребёнка, как Моб, было практически равно слезам. О нет. Рейген притворился, что смотрит какие-то файлы, между тем наблюдая за Мобом углом глаза. — Это довольно тяжёлое предположение. Почему ты так думаешь? — Он сказал мне, чтобы я… «понял уже», — ответил Моб, и, прежде чем Рейген смог спросить о подробностях или упрекнуть его в том, что тот слишком остро реагирует, Моб посмотрел на него полуприкрытыми, отчуждёнными глазами. — И другие вещи, но… Многие мне говорят, чтобы я понял намёк, мне показалось… Он прервался. Рейген открыл было рот, чтобы подсказать, но с изумлением захлопнул его, когда Моб продолжил сам: — Мне показалось, может, он не будет. Он— он сказал, что я не скучный. Но, наверное… Предложение снова утихло, и в этот раз Моб не отважился его завершить. Рейген вздохнул. Он поднялся, чуть поморщившись от заболевшей спины, и подошёл к голубым диванчикам. — Пойди-ка сюда, Моб. Мы не сможем поговорить, если ты в другом конце комнаты. Он заставил себя встать со своего стула и несколько неохотно поплёлся к Рейгену, шаркая ногами, и уселся в голубое сиденье напротив учителя, всё устремляя свой взгляд в ноги. — Теру не перестал быть твоим другом, Моб, — сказал Рейген. Моб взглянул вверх — ещё не встречаясь с его глазами, но хотя бы уже не пялясь в пол. Всё же, этого было недостаточно. — Иногда, — продолжил Рейген, без стыда придумывая всё на ходу, надеясь, что к концу предложения оно будет иметь какой-то смысл, — иногда, когда что-то тебя злит, тебе хочется выплеснуть свои эмоции, и… заставить других людей так же себя чувствовать. Это случается со всеми. Это случалось со мной, и, я уверен, с тобой тоже. После этого опустилась неясная тишина, пока Моб глядел пустым взором в пространство. — Пытаться отучиться от этого — это тоже часть процесса… становления хорошим человеком, — сказал Рейген, посчитав, что достаточно времени прошло для Моба, чтобы тот подумал над его советом. — Но вы с Теру ещё учитесь. У вас обоих много чего есть, в чём бы стоило разобраться, поэтому очевидно, что вы ещё наделаете чего, о чём будете жалеть. Это не значит, что то, что он натворил, это хорошо, но… я уверен, что он всё-таки рано или поздно вернётся, и тогда мы об этом снова поговорим. Уже вместе. Моб до сих пор выглядел жалко, — ну, он казался слегка расстроенным, но это и означало, что он чувствовал себя жалко — но не настолько, каким казался до этого, и Рейген засчитал это за победу. — Просто дай ему время, — сказал он, погладив Моба по плечу, как он надеялся, утешающе. — Хочешь чаю? Моб покачал головой, не поднимая взгляд с пола. Рейген нахмурился, нагнувшись вниз, чтобы заглянуть ему в глаза. — Тогда… хочешь такояки? Моб снова покачал головой. Затем, подумав получше, он постепенно закивал. Рейген потешно фыркнул и встал на ноги, несколько драматичнее, чем стоило. — Что ж, идём, — заявил он, шагая к двери с учеником под ручку. — В этот раз я не отниму их из твоей зарплаты.