Ребёнок

Из комнаты Чонгука раздаётся громкая музыка, грохот, звуки разбитого стекла и маты. Ты слышишь это с самого порога и застываешь. Запах спиртного узнаёшь сразу, незваные гости слышны издалека, а ты так устала после работы, что не хочешь с этим дерьмом разбираться. Это нужно сделать, потому что хочется тишины и покоя, это твоя квартира, в конце концов. Злиться нет сил, так что ты просто заходишь через распахнутую дверь и привлекаешь к себе внимание, захлопывая крышку ноутбука, из которого орёт музыка. — Да какого хуя? Киска, ты что творишь? Ты вообще откуда такая сочная? Говорит парень с низким голосом, и это немного пугает. Тебе хочется поспать, лечь или хотя бы сесть, ноги гудят, а глаза сами закрываются. Нет сил на злость или колкость в ответ, ты даже говорить особо не хочешь, но наряду с пассивной злостью у тебя есть немного страха. Три парня, помимо Чонгука, выглядят старше даже тебя, не по себе от этого, потому что ты слабая и уставшая, практически не имеешь над ними никакой власти. — Вам следует покинуть мою квартиру, — главное в таких ситуациях – выглядеть уверенно, не показывать, что испугалась гневных взглядов. — А ты кто такая? Подстилка нашего Гугу? — парень с большими глазами поднимается с пола, ты хочешь отойти назад, потому что брови у него выразительные под чёрной бини, нос большой и аристократичный. Он выше тебя, но взглядом убивает в одну секунду. Ты чувствуешь его ауру, воздух вокруг становится душным, пока он тянет ладонь, чтобы повернуть твою голову за подбородок и получше разглядеть. — Я хозяйка этой квартиры, не более, — отталкиваешь чужую руку и хмуришься. Ты видишь, как сильно напряжён Чон, он буквально просит тебя просто уйти и не мешать ему. — Вау, заменяешь няньку ему? И сколько тебе платит его папаня? — Хён! Она мне не мамка. — Живёшь на шее дамочки? Чонгук, ты же говорил, что это твоя квартира.. ты всё больше разочаровываешь, — цокает парень и кивает ещё двум парням к выходу. — Ви! Чимин! Вонхо! Да стойте же, — Чонгук вскакивает, чтобы по-быстрому схватить кожаную куртку и перед выходом злобно зыркнуть на тебя, не забыв добавить пару тёплых слов. — Ты всё испортила. Ненавижу тебя, — шипит и вылетает наружу за друзьями. Ты устало выдыхаешь и не хочешь ни о чём больше думать. Смотришь на осколки бутылки и пятно на ковре, воняет разбавленным пивом, вокруг обёртки и крошки от чипсов. Это не похоже на комнату Гука, потому что парень любит чистоту, он стирает свои вещи почти каждый день, а его комната святая святых. Это буквально кричит о том, что не тех друзей Гук себе выбрал, таким ты бы не стала доверять. Из-за мыслей, которых слишком много, ты не спишь. Гук не возвращается даже после полуночи, а ты глаза не можешь сомкнуть из-за этого. Это плохая компания, именно та, которая испортит жизнь, где ты должен ради крутости уметь курить и пить, где в беде тебя кинут эти же люди, где есть авторитет и пока ты ему нужен, то ты тусишь с ними. Они твои ровесники, может даже старше, это видно; они окончили уже школу, возможно вуз, но не имеют работы и заработка. Ты чувствуешь себя старой, готовая кряхтеть, что Чонгуку стоит лучше подбирать друзей. Входная дверь хлопает. Засранец даже не пытается быть тихим и топает в коридоре. Что-то валится, падает, Гук матерится и топает в свою комнату, так же хлопая дверью. Грёбанный засранец, но сил кричать на него нет, так что ты просто засыпаешь. * * * — Юнги? — ты берёшь трубку, слыша на том конце провода хриплый смех. — Ты так удивлена, будто я никогда не звоню. — Я правда удивлена, ты давно не звонил. Как ты? — ты завтракаешь, водишь ложкой по овсянке и смотришь на дверь спальни Гука. Он уже почти неделю пропускает занятия. Ты так устала пытаться его контролировать. — Я скоро вернусь, так что недолго тебе мучиться осталось. Как Чонгук? Я не могу ему дозвониться со вчерашнего вечера. Ты не хочешь говорить правду, но Юнги всё знает, он тебе рассказывал даже хуже новости, так что не стоит ничего утаивать, просто немного стыдно, что ты так и не смогла исправить Гука. — Вчера напился с друзьями, пришёл поздно, сейчас отсыпается. Знаешь, меня напрягает его компания, его друзья выглядят.. ненадёжно, — трудно подобрать слово для описания всего твоего недоверия. Ты бы хотела сказать, что они похожи на преступников и наркоторговцев, но страшно об этом говорить вслух. — Да, я знаю. Чонгук держится за них как за последний оплот, из-за них начал пить и курить, боюсь подумать, чем ещё он может заниматься с такими друзьями. Слушай, те деньги, что я присылаю, не давай ему, ладно? Я беспокоюсь, что он совсем не на обеды тратит их. — Давно не даю, собираю ему обед отдельно, но он гордый, не берёт. Плевать. — Спасибо тебе, ты чудо, — Юнги хрипит и по голосу слышно, что он улыбается. Мину достался не самый простой ребёнок, но Чонгук кажется хорошим, есть в нём мелочи, заставляющие питать надежду на исправление. Чонгук выполняет просьбы, если попросить, он иногда моет твою посуду, помогает со стиркой и старается сохранять дистанцию, если не вспоминать тот пьяный поцелуй, от которого передёргивает до сих пор. — Чонгук никогда не узнает, что такое родительская любовь, но я три года пытаюсь вытащить его из скорлупы, так что не надейся его поменять за несколько месяцев. Что бы ни случилось, это в первую очередь моя вина, Т/и, — говорит Юнги. Почти каждый раз он повторяет, что сам виноват, что не смог воспитать его как следует, однажды Мин даже признался, что ему страшно, что Чонгук так и останется аморально-невоспитанным. Ты всегда говоришь, что всё в порядке, а сама чувствуешь ту же вину, ведь любая попытка его приручить кончается крахом. *** — Да в смысле?! — раздаётся вопль как раз в тот момент, когда ты проходишь мимо комнаты Чонгука. Парень держит телефон у уха, оглядывается на приоткрытую дверь и тут же её захлопывает. Ты слышишь, как он начинает говорить тише, но ты всё узнаешь, если приложишь ухо к двери. — Блять, да какого чёрта я тебе должен так много? Нет, она не моя нянька, есть у меня деньги. Да нет блять, я не живу с курицей-наседкой! Всё, отьебись, найду я деньги! Ты еле успеваешь отойти и сделать вид, что выходишь из своей спальни, когда макушка Гука появляется из-за двери. — Дашь денег? — Нет. Тебе нужна одежда? Пойдём вместе купим. Еда? Я приготовила ужин. Зачем тебе деньги? Чонгук хмурится и выходит из комнаты, прикрывая дверь. На тебя смотрят круглые чёрные глаза, налитые ненавистью, при взгляде на них прощупывается бессильная злоба и еле скрываемая ярость. — Мой отец присылает тебе кучу бабла на меня, так какого хера я не могу получить свои деньги? Если я говорю, что мне нужны они, значит так оно и есть! Ты блять кто такая, чтобы не отдавать то, что принадлежит мне?! Его кулаки сжимаются, а ты смотришь, как парня трясёт, его уши краснеют вместе с лицом, и ты опасаешься. Страшно. Чонгук сильный, он парень, который может спокойно тебя избить в приступе гнева и выбить эти деньги. Ты не из стойких, готова на крупицы рассыпаться при малейшем повышении голоса. Не умеешь язвить и ругаться, так что сейчас тебя хватает только на то, чтобы сказать «Я не дам тебе денег» и уйти на кухню мыть посуду. * * * У Чонгука проблемы. Это стало видно всего за неделю. Он стал пропадать днями и ночами, спать мало, не говорит, где обитает, а тебе и думать нечего. Он не пьёт, но устаёт сильно, это видно каждый раз, когда ты видишь, как он уходит. — Ты куда? — Не твоё дело. Обычный диалог, уже как ритуал перед выходом. Считается, что ты так желаешь ему удачной дороги, а он тебе продуктивного дня. Видно то, как сильно парень погряз в чём-то странном, о чём не собирается говорить, а ты можешь лишь рассказывать об этом Юнги и слышать, что он тоже не знает, что делать. Через неделю Чонгук не возвращается. На самом деле, ты поняла, что уходит парень в определённый час и, сложив два и два, ты поняла, что он работает, чтобы достать деньги. Но сегодня Чонгук не возвращается в обычное время, он не приходит даже спустя два часа, не приходит после двух часов ночи, а ты ходишь по комнате и не находишь себе места. Трудно признавать, но ты волнуешься, даже слишком сильно, потому что если с ним что-то случится, это будет на твоей совести. Ты несёшь за парня ответственность, он несовершеннолетний, а Юнги даже в стране нет. У Мина могут быть проблемы, а у Чонгука они уже есть, потому что ты убьёшь его в любом случае. Телефон вибрирует на диване, ты издалека видишь экран, где написано «Чонгук». Сердце замирает. Есть такой момент, когда ты точно знаешь, что что-то случилось. По стечению обстоятельств или просто в животе резко всё леденеет ещё до того, как узнаёшь подробности. Чонгук никогда тебе сам не звонил. — Алло? Слышен шум, будто кто-то наждачкой водит по динамику. «Ненавижу... почему ты... скорую... не могу встать» – слышится с перерывами. Чонгук сипит, почти шепчет, его голос теряется в шуршании динамика. — Просто скажи, где ты, — ты сжимаешь кулак и вслушиваешься в адрес внимательно, как можно чётче стараясь повторить, чтобы Гук подтвердил. — Хорошо, я вызову скорую. У самой руки трясутся, тебя всю колотит, а скорой ты не можешь ответить на элементарные вопросы. В голове проносится «Господи, пусть с ним всё будет хорошо», самые ужасные картины, исходы, всё у тебя перед глазами вместе с убитым голосом Гука. Юнги тебе не простит, ты такая плохая подруга, ты должна была просто дать ему денег, сколько бы ни попросил, нужно было просто дать. Ты себя коришь, когда вызываешь такси, едешь в больницу, даже когда ждёшь в приёмной. Твои руки без конца трясутся, Чонгука привезли избитым, он потерял много крови, остальное пока выясняют, потому что парень без сознания. Тебя трясёт невообразимо, кажется, будто ты задыхаешься, вокруг шум, он словно кричит о том, что это ты виновата, ты довела его до такого, нужно было дать деньги, которые действительно Юнги прислал, чтобы ты содержала Гука. Кажется, что лёгкие уменьшились и теперь ты не можешь сделать вдох. Воздух вокруг сжался, кончился, а ты словно маленькая песчинка. Горит в груди, хочется кричать, но горло будто распороли и только горечь оседает на языке. — Вы Т/и? — кто-то кладёт на плечо свою руку и мягким голосом выводит из транса. — Я. — Пациент Чон Чонгук кем вам приходится? Кто он тебе? Сын друга, сожитель, ребёнок, который тебя не слушается. — Это мой брат, — ложь вылетает быстрее мыслей. — Сейчас он ещё не очнулся, но вы можете к нему пройти. Его сильно избили, но больше скажет вам потом врач на основании анализов, пойдёмте. Тебя ведут в палату, где лежит парень. Его лицо похоже на расплавленную подошву, безобразное ничто. Тело похоже на сплошной синяк, а кровавое пятно на повязке пугает сразу же. — У него есть несколько неглубоких порезов, убить его вряд ли хотели, но сильно поиздевались. Порезы все точные, ничего не украдено, я советовал бы вам написать заявление в полицию. — Х-хорошо. Ты смотришь, как врач уходит, а сама хочешь рыдать. Чонгук не станет писать заявление, потому что знает всех, кто нападал, ты в этом уверена. Смотреть на него, вот такого слабого, больно, сразу вспоминается его рассказ про детский дом и маленький мальчишка, который испытывал боль с самого детства. — Ты тоже в этом виноват, идиот, — пинаешь кровать и слышишь стон с еле слышным мычанием. Чонгук не может открыть глаза, они заплыли, так что он просто облизывает сухие кровавые губы и выдерживает паузу, чтобы заговорить снова. — Знаю... — опять облизывает губы и сглатывает. Его голос хрипит и местами пропадает. — Похуй. Привык.. к боли. Дай.. воды. *** — Купи колы. — Тебе нельзя, — закатываешь глаза. Этот парень только отошёл от обморока, успел отдышаться, и начал вредничать. Ты так волновалась, была готова ему простить всё, дать денег, сделать что угодно, а он лишь услышал твой голос и поморщился. «Можешь уйти? Ты воняешь» – сказал он первым делом. Ты не стала говорить, что воняют повязки на его теле и таблетки. Вокруг много неприятных запахов, да и компания не лучше. Чонгук плохо ест уже третий день, морщится, потому что в еде мало соли и сахара, да и в принципе много других причин. Просит у тебя газировку и рамён, которые категорически запрещены врачом. — Ты задолжал денег? — в который раз ты пытаешься вывести его на диалог. Неудивительно, что он не хочет делиться, но упорство всё равно возьмёт верх. — Нет, не твоё дело. — Не моё, но это очевидно, Чонгук. Ты должен был деньги, не смог достать всю сумму и тебя избили. — Тогда зачем ты спрашиваешь? — парень грустно ухмыляется и хмыкает. Его ранка на щеке приподнимается, немного лопается и начинает кровить. Он сидит на кровати, укрыв ноги одеялом, на плечи накинут плед, который ты привезла из дома. Гук принял его, потому что мёрзнет – его кровать у окна. Ты видишь, как он нервно смотрит на закрытую дверь, которую всё время приходится приоткрывать. Помимо Гука в палате ещё пара человек, ты не обращаешь внимания на них, а парень привык. Соседи часто жалуются на сквозняк и закрывают нервно дверь, а ты наблюдаешь, как сильно Чонгук дёргается от этого. — Это похоже на детский дом. Я опять избит, помимо меня в комнате двое, и дверь захлопывается, — Чонгук говорит это небрежно, с омерзением вспоминая прошлые годы. Ты поражаешься тому, как свежи воспоминания в его голове даже спустя три года. Ты замечаешь, что у Чонгука есть одна черта – он становится откровеннее и разговорчивее, когда болеет. Уже во второй раз ты наблюдаешь чистоту его взгляда, слабость и отсутствие равнодушия и дерзости. Эти элементы спадают ненужной шкуркой, потому что болезнь не даёт сил поддерживать эту маску. — Ты думала, выпивку я просто так нахожу? Я брал в долг у Ви и в какой-то момент его проценты стали слишком быстро капать. Я говорил ему подождать, не ожидал, что так резко окажусь на мели. Я тратил с учётом денег, которые присылал отец, они должны были закрыть долг, но ты не дала. В этом ты виновата, ясно? — в голосе нет упрёка, а ты не чувствуешь вину. Гук поднимает на тебя свои чёрные глаза, с которых сошла опухлость, и он может ими моргать. — Никто не говорил тебе покупать спиртное, дома была еда и вода, одежда и обувь. Юнги давал деньги на это, а не на выпивку. Тебя бесит отчитывать парня, который выглядит на твой возраст, но совсем ничего не понимает в этой жизни. Чонгук приподнимается, ближе к тебе придвигается, чтобы всю ненависть вложить во взгляд. — Ты ничего не понимаешь, как я мог быть в их компании и не выпивать? Я должен был, все вечеринки у них самые топовые и, если ты не пьёшь, то что за отброс ты вообще? Чонгук смотрит с искренней злобой, он пропитывает тебя ею с ног до головы, давит своим видом. Тебе всё равно его жаль, быть избитым своим другом отвратительно, грустно, но Чон всё равно говорит, что сам заслужил, а ты видишь в его глазах небольшое осознание всей картины. — Да что за дружба такая, где важна только выпивка? Они используют тебя. Нормальные друзья не делают проценты на долг и не избивают как коллекторы.. Чонгук не даёт договорить, сбрасывая на пол пустые тарелки с тумбочки. — Заткнись! Уходи, уходи, уходи! Мне плевать, что ты говоришь, я не хочу тебя видеть, ты мне противна. Это мои друзья и не тебе решать как мне жить, ясно? Звучит по-детски, Чонгук мечется и размахивает руками, его голос надламывается в истерике. Ты слушаешь отчаянный вопль Чона, смотря себе под ноги. Эту посуду выделила больница, за неё нужно будет платить штраф опекуну, но помимо этого ещё собрать осколки и убрать здесь. На тебя вопит Гук посреди палаты, его соседи обратили своё внимание только на вас и от этого краснеют уши. Хочется плакать почему-то. Ты часто моргаешь и чувствуешь, как жжёт запястье. — Проваливай! Мне насрать на твою заботу! — Чонгук грубо выталкивает тебя с койки, чуть не вывернув руку своей железной хваткой, что от неожиданности ты немного сваливаешься небрежно и ладонью упираешься в осколок. Кажется, весь этот позор видят все. Чонгук тебе никто. Он – незнакомец, вы никак не связаны, а ты переживала за него, сама не понимая, почему. Теперь хочется действительно уйти и больше никогда не иметь с ним дело. Ты поднимаешь руку, смотря на порез, затем переводишь взгляд на взбешённого Гука и видишь этот момент. Чон напуган, он видит кровь, сразу замолкает и немного пятится. В его глазах запоздалая вина, а у тебя в груди клокочет: «Видел? Мне больно из-за тебя, гадёныш, хотя ничего плохого тебе я не сделала». — Смотри, — протягиваешь руку ладонью вверх и тычешь ему в лицо. Вид крови его не пугает, но парень всё равно уводит взгляд. Для следующих слов тебе приходится наклониться и понизить голос. Пусть Гук не смотрит на тебя, он прекрасно знает, что натворил, и сейчас обязательно услышит каждое слово, — когда воспитатель издевался над вами, ты ведь тоже видел кровь, да? Чонгук, ты ведь хотел всё это остановить? Ты не хотел боли, крови? Чонгук, ты ведь этого не хотел? — ты с нажимом спрашиваешь, немного наколоняясь вбок, чтобы перехватить его отсутствующий взгляд. Чон мотает отрицательно головой. — Не хотел, но почему ты сейчас делаешь больно всем вокруг? А? Ты понимаешь как больно будет Юнги, когда он узнает, что из-за выпивки тебя избили, как больно мне стараться, а в ответ получать это?! — ты подносишь ещё ближе к нему руку, немного повышая тон. Никогда ещё твой голос не был таким ледяным, от него веет зимой и многовековым льдом, но Гук отталкивает твою руку и возвращает на тебя свой блестящий дерзкий взгляд. — Никто не просил тебя помогать! Юнги тоже никто не просил забирать меня из детского дома! Я жил там четырнадцать лет, а теперь вам обязан за эти три года? Вы оба мне никто, и не смеете привязывать грёбанной заботой к себе, я никогда вам ничего не обещал, ясно? Если ты ждала чего-то другого, то это не мои проблемы! Я даже извиняться не буду. Ты видишь в его глазах блеск, они влажные, но недостаточно для слёз. Чонгука трясёт, он всё сильнее кутается в плед и кусает губу, тут же дёргаясь от боли. Он похож на маленького щенка, которого оставили на улице, а тот всё равно лает на людей, не даёт приласкать и забрать домой. Чонгук прав. Ты не можешь требовать у него ничего, вы чужие люди и проявить заботу было твоим выбором. Остаётся только вздохнуть и оставить его в покое, но что-то не даёт уйти, отчаянный жучок пожирает изнутри, шумит и проламывает рёбра, так что ты, скрипя осколками, поворачиваешься всем корпусом к нему, перехватывая озлобленный взгляд, вопрошающий «Ты ещё здесь?». — Для начала, хочу напомнить, что Юнги сейчас твой родитель и имеет над твоей жизнью полную власть, ясно тебе? Плевать, что ты не говорил, что ты кому-то что-то должен и не просил Юнги забирать оттуда, но сейчас у тебя есть отец, который тебя воспитывает. Тебе известно, что это? Это значит, что он говорит, что и как тебе делать, а ты слушаешься, пока не стукнет восемнадцать. Ты прав, ты ничего не должен ни мне, ни кому-то другому, но ты, сука, обязан знать о нормах этики, морали, а также нарушение закона тоже карается, придурок, ты понимаешь, о чём я говорю? Для таких отбитых и тупых как ты писали, что употреблять алкоголь до восемнадцати лет нельзя. И ещё, грёбанный мудак, я не говорю тебе, как жить, но только полнейший идиот будет называть друзьями тех, кто тобой пользуется и вытирает о тебя ноги. Ты оставляешь его сидеть на кровати с немного раскрытым ртом. Чонгук не говорит ничего вслед и лишь смотрит, как ты уходишь, не закрывая за собой дверь. Возможно, это всё может оказаться миражом, но, кажется, ты слышишь слабое «спасибо» за спиной.