Давно уже отмечено умными людьми, что счастье — как здоровье: когда оно налицо, его не замечаешь. Но когда пройдут годы — как вспоминаешь о счастье, о, как вспоминаешь!
Снусмумрик смутно вспоминал, что произошло позже. Воспоминания были словно разбросанные картинки во времени, где он видит, как несколько раз приходил в себя, размытым от усталости зрением осматривая место происшествия. Он точно не знал, сколько прошло времени с тех пор, как туман покинул Седьмую долину. Трудно было сказать, сколько именно метров тянулся тот снежный язык, по которому его угораздило скатиться, но тропу всё ещё было видно, где-то там, где начинались неряшливые следы от его лап. Мумрик помнит неописуемую боль и усталость, но им на смену пришел жуткий холод. Кажется, зима добралась и досюда… Путешественник был более чем уверен, что на тот момент, когда кто-то его сумрачно окликнул, он был покрыт теми самыми мелкими камушками, в которые углубился при спуске, и едва припорошен свежим снегом. Этот кто-то спустился к нему и помог встать, но Снусмумрику казалось, что туман, который покинул это место, всё ещё плотно сидел у него в голове. Правда даже то, что именно произошло после неожиданного спасения, оставалось для мумрика загадкой. Ужасное чувство слабости и собственного бессилия были настолько яркими, что перекрывали все прочие потребности. Несколько раз путешественник пытался подняться, но каждое движение заставляло его испытывать всё более новые болезненные чувства. Мумрик точно был не здоров. Он практически не слышал и не видел того человека, который выхаживал его на протяжении какого-то времени. Снумсумрик давно потерял ему счет, ещё на том мгновении, как свет в его глазах померк впервые. Ему оставалось лишь довериться и набираться хоть каких-то сил. Тем не менее, момент окончательного прихода в сознания показался ему неожиданным. Мумрик ещё ни разу не видел, где находился, и подсознательно ему казалось, что он всё ещё лежал там, в одном из многочисленных кулуаров Седьмой долины. На деле же он лежал в чьей-то изумрудной палатке, вид крыши которой указывал на её шатровой тип, который разительно отличался от двускатной палатки Снусмумрика. В ней было больше места и всего одна центральная точка опоры для тента, что заметно облегчало путнику сборку временного ночлега. Но знакомый общий вид палатки был не единственным фактором, который заставил юношу обеспокоиться. Вокруг него лежало множество разнообразных тряпок, включая плед, которым он был укрыт. Запах, исходящий от каждой вещи был ему ужасно знаком, и ошибки быть не могло. Помимо всего прочего, существо, живущее в этой палатке, явно не знало о технике безопасности, предпочитая курить внутри, не выходя за её пределы, и мумрик как раз знал одного такого джокстера, который любил этим промышлять. — Да ладно… — Снусмумрик жалобно зажмурил глаза, едва слышно буркнув себе под нос возглас легкого негодования и досады. Что ему делать? Бежать? Какой в этом смысл? К тому же, не у медведя же в берлоге он проснулся, едва ли Юксаре собирался делать с ним что-то плохое, но нутро никак не давало Снусмумрику покоя. Что-то подобное он ощущал летом, когда они с Муми-троллем ненароком разбили в темноте любимый кофейник Муми-мамы. Они оба знали, что вряд-ли получат даже простое наказание, но странное чувство вины, перемешанное с тревогой, глубоко и неприятно засели у него в животе. Снусмумрик не был уверен, что он хотел делать в этой ситуации. Юноша точно слышал, что кто-то ходил в нескольких метрах от палатки, а по левому её краю весело трещал костёр. Немного подумав и собравшись с мыслями, юный Мумрик всё же решил выйти на встречу со своей судьбой. Но ровно в тот момент, когда он вздумал согнуть ноги для толчка, мальчик почувствовал что-то странное и неподвижное около его правой лапы. Рукой он нащупал твердый предмет, который был туго привязан от бедра до неопределенного конца ноги, сказать наверняка было сложно, так как он не ощущал конечность настолько хорошо, насколько хотел бы. Стянув с себя по пояс плед он смог получше разглядеть картину: вдоль всей травмированной конечности тянулась довольно внушительная палка, крепко привязанная к нему всеми подручными средствами, которые только могли заваляться в рюкзаке старого кочевника, такие как ремень, шарф, и неопределенного рода тряпки, которые, вероятно, когда-то были вполне неплохими вещами. Своего рода эту конструкцию можно было назвать своеобразной шиной, но вряд ли такая медицинская помощь была достаточно эффективна. Разве что на первое время. К тому моменту, когда к Снусмумрику вернулась ясность ума, пришел и старый друг — голод. И, судя по всему, неспроста - кто знает, сколько дней прошло с тех пор, когда он в последний раз сам стоял на своих двоих. Это привело к ещё одной попытке хотя бы присесть, которая оборвалась на том моменте, когда он сделал упор на правый локоть и увидел свои замотанные марлей лапы. Внимательно их рассмотрев он почти сразу почувствовал неприятное покалывание и потерю чувствительности в пальцах, что говорило, скорее всего, об обморожении. В этом не было ничего удивительного. Путешественник начал вспоминать, что пролежал на морозе какое-то время. Впечатления о полученной травме стали вдвойне досадными, когда он вспомнил о масле, что лежало у него в рюкзаке. Но, всё же, любопытство взяло своё. Кое-как он нашел в себе силы присесть, впрочем, на том они и закончил. Почти сразу пришло чувство полного бессилия, которое сопровождалось дрожью в руках и головокружением. Мумрик успел лишь приложить лапу ко лбу перед тем, как палатка наполнилась неожиданно бодрым и звонким голосом. — О, ну надо же! Стоило приготовить твой любимый суп, как ты тут же изволил явиться на обед! Юксаре грянул в палатку подобно грому в ясном небе, заставив Снусмумрика немногим вздрогнуть и убрать руку от лица. Он, как и всегда в воспоминаниях мальчика, был бодр и принимал любую сложную ситуацию как что-то абсолютно естественное. Долго не думая, бывалый путешественник присоседился к сыну, держа в руках тарелку с горячей похлебкой, от которой приятно пахло речной рыбой. Обескураженный жизнерадостностью отца, мумрик было хотел попробовать поспорить с ним, но решил, что эти жалки попытки не стоят и грамма потраченных сил, учитывая то, что наверняка они уйдут впустую, а силы, надо сказать, были ему ещё нужны. — Ты довольно бледный. Надеюсь, сегодня хоть сможешь поесть более-менее нормально. Ха! А то после прошлого раза... — Спасибо. — довольно холодно перебил его Снусмумрик, которому не сильно хотелось слушать о том, что происходило в палатке, пока тот был не в себе. В ответ Юксаре довольно искренне улыбнулся и обратил внимание на кончик палки, который торчал из-под одеяла. Рука сама потянулась к незатейливой, но прочной конструкции, однако в последний момент изменила траекторию и легла на лоб мумрика. В конце тот заботливо убрал в сторону челку с его лица, заправив пару особенно длинных прядей за ухо. — Твои волосы не мешало бы подстричь, - любезно заметил Джокстер, не имея ни капли сарказма в своих словах. Снусмумрик по прежнему не мог определить, что именно он испытывал по отношению к этой ситуации. С одной стороны, встреча показалась ему весьма нелепой. Если бы он и хотел встретиться ещё когда-то со своим отцом, то предпочел бы показать ему весь багаж собственных знаний и опыта, а не предстать таким слабым и беспомощным. Но, с другой стороны, мальчик чувствовал, что рад оказаться найденным в такой нелёгкий час кем-то, кто был тебе большим, чем простым прохожим. Однако на данный момент у него был всего один вопрос, который вертелся на языке. — Как ты нашёл меня? Перед тем, как выдать тому ответ, Юксаре немного призадумался и на мгновение проскочившая озорная улыбка говорила о его затее сказать что-то нелепое, вроде: «я же твой отец, я всегда знаю, где ты находишься». Во всяком случае Снусмумрик на это рассчитывал. Но каково же было его внутреннее удивление, когда смешок спал и тот заговорил вполне серьёзным голосом, словно рассказывая обыкновенную, ничем не примечательную историю, но всё ещё не в силах избавиться от легкой радостной улыбки, для которой ему не нужен был повод. — Примерно неделю назад я странствовал в южном направлении, неподалеку от портового городка Оушнвэля. Думаю, ты мог о нём слышать, местные рыбаки часто хвастают своим богатым уловом на голубого тунца. Я разбил перевалочный лагерь в дне странствий от городка, как с торговой дороги вышла путница и окликнула меня по имени. Джокстер выдержал паузу перед тем, как зачерпнуть ложкой суп и попробовать накормить мальчика. Но тот принял затею в штыки и легким горловым рычанием дал тому знать, что он об этом думает. Тогда Юксаре подарил тому в знак солидарности свой предупреждающий взгляд и молча вручил в лапы юного мумрика деревянную тарелку. Перед тем, как взяться за первый полноценный обед, Снусмумрик задумался и начал развивать логическую цепочку из сказанного ему отцом. — Путница знала твоё имя? — В том-то и дело, дорогой ребенок, что она назвала твоё имя. Последний кусочек незамысловатого пазла встал на место. Не было никакого сомнения в том, что Юксаре встретил на своём пути полярию, попутчицу Снусмумрика, с которой он разошелся за день до того, как шагнул на тропу Седьмой долины. Вероятно, она просто перепутала их силуэты, ведь они были действительно похожи: шляпа, анорак, рюкзак… Только рост был их главным различием в темноте. Одно лишь оставалось нелогичным. — Как странно… — начал размышлять он вслух — Насколько я помню, она должна была идти совершенно по другой дороге, её путь лежал на северо-восток, а не на юг. — Так и было, пока на следующий вечер кофейная гуща не сказала ей сменить курс. Во всяком случае так эту историю запомнил я. — И куда же она держит путь теперь? — Я её не спросил. — Юксаре пожал плечами — Полярии имеют право ходить в любом направлении, в каком им только вздумается. На мгновение над палаткой зависло молчание, правда, длилось оно недолго. Весьма скоро джокстер вспомнил о своём рассказе и принял решение не забрасывать его на половине пути. Далее история приняла более быструю форму, говоря лишь по факту: конечно, услышав знакомое имя, пусть оно и не принадлежало ему, Юксаре принял попутчицу. Девушка рассказала ему небольшую историю о мальчике, которого встретила по пути сюда и о его дальнейшей судьбе. Джокстер — бывалый путешественник, так что с Седьмой долиной был уже знаком, пусть и никогда ранее по ней не ступала его нога. С момента их расставания, как говорила Аврора, прошло четыре дня. Сутки он должен был потратить на подход к горной гряде и ещё один день, по расчетам, ушёл на переход по долине. Но такой расклад не укладывался в расчеты джокстера: если путешественник должен был пройти по тропе двое суток назад, то, по идее, он должен был пройти через домик скваттера, на чью территорию как раз выходила дорога, однако, когда Юксаре говорил с ним сутками ранее, тот жаловался на жутковатую заросшую тропинку, которой уже давно никто не пользовался. В случае, если бы с неё кто-то вышел, скваттер наверняка бы жаловался на единственного прошедшего путника, из-за которого ему теперь бы пришлось приводить тропу в порядок. На следующий день Юксаре решил изменить свой курс на север и пройтись по Седьмой долине с другого конца гор Молчания, где и встретил следы «крушения» примерно на двух третьих пути. Спустившись по снежнику, он обнаружил в самом его конце того, кого бы он больше всего на свете не хотел бы там найти. Джокстер решил, что набрав достаточно большую скорость, мальчик весьма неряшливо наткнулся на острые горные камни, которые веками осыпались со скал, и то, что он остался относительно цел — большая удача. Не считая вероятного перелома ноги, мумрик отделался лишь ссадинами и царапинами, но, всё же, он пролежал достаточно долго в снегу для того, чтобы отморозить мягкие ткани лап, несмотря на их какой-никакой шерстяной покров. — Но твоя нога, к сожалению, не единственное, что может задержать тебя ближе к земле. Прости, я пришел достаточно поздно, чтобы не справиться с этим. Лапа Юксаре скользнула под плед, укрывавший ноги мумрика, и достала оттуда его хвост. На первый взгляд с ним всё было весьма штатно: хвост как хвост, ничего необычного. Но когда мужчина немного раздвинул пальцами пушистый кончик, то к неприятному удивлению Снусмумрика какая-то его часть смотрела ровно в противоположную сторону. И снова в палатке возникла неприятная тишина, которую попытался нарушить Юксаре. — Нет, твой хвост не сломан. Может ты и считаешь себя достаточно взрослым и самостоятельным, но по нашим меркам ты всё ещё ребенок, а это значит, что некоторые твои уязвимые части тела, такие как хвост, ещё недостаточно окрепли и могут принять некоторую деформацию. В данном случае — излом хвоста. Но новости всё ещё звучали мрачно в мыслях Снусмумрика. Хвост, на первый взгляд, был мумрикам практически и ненужен, они ведь держали его большую часть времени «убранным» под анорак или платье, но, на деле, он был весьма важной частью их строения, отвечая за ловкость и координацию. Даже такое маленькое с виду повреждение могло сыграть со Снусмумриком злую шутку при преодолевании любого препятствия, решив, что река, например, намного уже, чем она есть на самом деле. Когда усталое тело мальчика снова начало скатываться ближе к земле, Юксаре решил вмешаться и ловким движением рук помог тому быстро и безболезненно опуститься обратно. — Знаешь, за годы жизни в одиночестве, организм мумриков начал справляться быстрее почти с любыми болезнями. Так что, несмотря на то, что твой хвост уже привык оставаться в таком положении, твоя нога тоже придет в норму быстрее, чем у тех же хемулей или хомс. — Насколько быстрее? — мальчик зацепился за единственную хорошую новость на данный момент. — Хм, дай-ка подумать… — Юксаре зажмурил один глаз и устремился ввысь, явно пытаясь что-то подсчитать у себя в уме — Ну, с учетом прошедшей недели с момента получения травмы, думаю, через две-три недели ты будешь более чем здоров. Наверное, подсознательно Снусмумрику хотелось услышать какой-то гораздо более короткий срок, от чего лёгкое разочарование показалось ему ещё более тяжелым грузом. Может быть для кого-то это и было всего мгновением, но едва ли мумрик мог представить себе картину, где он сможет так долго неподвижно лежать. Джокстер изо всех сил пытался приободрить мальчишку, говоря, что он более чем уверен, что причин для расстройства связанного с его хвостом нет, так как он знает место, где ему смогут помочь. Однако уточнение того, что место это располагалось за океаном было явно лишним. Почти сразу же в голове всплыл главный вопрос: «успею ли я вернуться до начала весны в Муми-дол»? И чёткое подсознательное «нет» стало причиной его злости. Злости на самого себя, конечно же. Почему он нарушил практически единственный совет, который дала ему молодая полярия? Неужели было так трудно просто не отвлекаться от дороги? Его эмоции были настолько яркими и чистыми, настолько болезненными, что Снусмумрик и сам не заметил, как не проронив ни слова, заплакал. Из его глаз начали капать крупные слезы досады, которые сперва напугали, а лишь затем застали врасплох Юксаре. Может, мужчина и казался довольно невежественным во многих аспектах, однако это всё ещё не отменяло его умения искренне сопереживать. Понять мальчика было не трудно. От Авроры Юксаре немного узнал о стремлении Снусмумрика возвращаться с первым днём весны в Муми-дол, где он обрел своих первых настоящих друзей, и в этом было что-то довольно символичное. Он стал перед дилеммой: с одной стороны, если они начнут двигаться в сторону чудесной долины уже через две-три недели, то наверняка бы успели к сроку, даже с большим запасом, а с другой — стоило для начала привести его в порядок, вряд ли его другу Муми-троллю понравится история, в которой Снусмумрик потерпел поражение в борьбе со стихией. Молча взвесив все за и против, дав перед этим мальчику побыть немного в тишине со своими мыслями, Юксаре решил принять попытки здраво обсудить его решение. — Настолько важно вернуться? Этот короткий вопрос невольно напомнил Снусмумрику о его письме, оставленном при уходе из Муми-долины. Мальчик молча утер дрожащей рукой глаза и, немного выровняв тон, принял скромное предложение о рассуждении. — С тех пор, как я провел там своё первое лето, это стало нашим с Муми негласным обетом. Традиционно я оставлял каждый год короткую записку, но… — пару раз неуверенно вздохнув, он продолжил — Кажется, в этом году я забыл уточнить, когда именно вернусь. Сделав вид молчаливого рассуждения, Юксаре издал пару задумчивых звуков и потирая демонстративно подбородок, словно тот что-то считал в уме, задал ещё один наводящий вопрос. — Думаешь, он так сильно расстроится, если ты немного опоздаешь? — Как-то раз я уже задерживался. — вспомнил Снусмумрик, и его лицо приобрело ещё более грустные и задумчивые черты — Помнится, Муми-тролль был не в восторге. — Но ведь он дождался, так? Мужчина важно посмотрел на сына, собираясь преподать тому жизненный урок или просто дружеский совет. Кажется, что в такие моменты джокстер действительно расцветал, а коллекция цветов на его шляпе словно приобретала второе дыхание. — Друзья на то и есть, чтобы поддерживать друг друга в любой трудной ситуации. Уверен, что, когда ты вернешься в Муми-долину в следующий раз, с опозданием или без, твой друг, услышав правдивую историю, всё поймёт.***
Измотанный восстановлением организма и изнуряющим нервы разговором, Снусмумрик проспал практически целый день, проснувшись лишь после живописного заката, когда в чаще леса уже слышались звонкие щебетания ночных охотников — летучих мышей. Долгое время он мог побыть наедине с самим собой, думая, что же ждёт его дальше. Неужели то самое предчувствие, мучившее его всю дорогу от самого Муми-дола пыталось предупредить путешественника именно об этих неприятностях? Возможно, ведь теперь на душе у юноши был лишь шелест пустой кроны и практически мертвый морской бриз. Казалось, что даже факт долго расставания с его дорогим Муми-троллем был уже не таким болезненным и воспринимался как что-то естественное, что-то, чего избежать уже не получится, да и, если быть откровенно честным, не очень-то и хотелось. Как бы то ни было, любые негативные эмоции в нём утихли, и, наконец, юный мумрик мог дышать полной грудью и рассуждать достаточно трезво для принятия следующих решений. И первым таким решением должен был стать выбор между сложным путешествием соло или пожертвованием тишиной и покоем ради компании одного старого джокстера. Но такие решения не принимаются в одиночку. Потенциальный попутчик не заставил себя ждать, явившись в палатку как раз к поспевшим мыслям мальчика. Было довольно поздно на момент пришедшей бодрости Снусмумрика, так что ничего не подозревавший о пробуждении сына джокстер было намеревался прилечь рядом и уснуть, как к своему удивлению обнаружил пару ярких больших глаз, внимательно наблюдавших за каждым его движением. Глаз, таких похожих на глаза его прелестной Мюмлы… Неожиданно возникшая ассоциация словно на мгновение прогрело душу Юксаре, что вызвало на его уставшем лице мягкую улыбку, полную воспоминаний и веселых моментов. Не в силах держать своё уставшее тело на ногах, бывалый кочевник блаженно опустился рядом с сыном, легким движением руки укутавшись в очередной небрежно лежащий плед. Снусмумрик молча смотрел на него, зная, что нет нужды затевать разговор, так как этот джокстер был достаточно болтлив, чтобы начать его первым. Не прошло и десяти секунд, как Юксаре хриплым от усталости голосом замурлыкал в ночной тишине, рассказывая мальчику о его первоначальных планах на этот зимний сезон, в ответ на что получил скудный рассказ о волшебном компасе, который собирался найти юноша. Увы, но джокстер не слышал о нём вот уже много лет, зная только тот факт, что такая вещь где-то, да существует. — Ты так и не сказал, куда именно ты решил направиться на этот раз. Снусмумрик всё же решил задать Юксаре довольно важный вопрос, пока тот окончательно не ушёл во владения Морфея. К тому же, узнав хотя бы примерный маршрут, мумрик мог думать о его заманчивости хоть всю ночь. Уже закрывший глаза джокстер всё же взглянул на юного мумрика и сонно прохрипел. — Знаешь, я подумал, что ты сейчас как раз в том возрасте, когда приобщаться к «корням» было бы легче и интереснее всего. — К «корням»? — не до конца понимающе переспросил тот. — Да, к корням, - просто ответил Юксаре, снова закрыв глаза. Не готовый мириться с интригой на всю ночь мумрик легонько, но настойчиво, потряс отца за плече, от чего тот словно проснулся и продолжил. — Мне вздумалось, что ты бы хотел узнать побольше о наших обычаях. Снусмумрик на мгновение словно отстранился от разговора. Он был готов поклясться, что до того мгновения, пока Юксаре не сказал своё последнее предложение, он был более чем слаб и разбит. Но услышав от него то, что, как ему казалось, сам джокстер не знал, бедного мальчика охватила такая злость, что у него даже прорезался звонкий голос. — Так ты всё это время знал! — мумрик сказал это настолько громко, насколько только мог себе позволить. Не ожидавшие такой бурной реакции, теперь уже яркие голубые глаза джокстера, сон из которых практически окончательно выветрился, смотрели на Снусмумрика с искренним непониманием. — Ты знал о том, к какому народу мы принадлежим, но никогда мне об этом не рассказывал! — О, ну что ты, дорогой сын, я рассказывал, — в выражении лица Юксаре читался больной азарт — Более того, будучи совсем крошечным, сидя у меня на плечах, ты и сам мне о нём рассказывал. Кажется, терпение Снусмумрика начало резко подходить к концу, но злость всё никак не отступала. Он попытался перебрать тот самый минимум из его детских воспоминаний, который был в его сознании, чтобы хотя бы приблизительно понять, о чем говорил его отец, однако ничего более непонятных и откровенно странных песенок в его уме не возникало. — К великому сожалению, я запомнил только те песни на непонятном мне языке. — признался Снусмумрик, в тоне которого чётко читалось раздражение. — Тогда, возможно, ты хочешь спросить меня, о чём же именно мы пели? Истина оказалась куда ближе, чем мумрик мог того ожидать. Оказалось, что на протяжении всего его бессознательного детства Юскаре старательно закладывал в Снусмумрика те традиции и обычаи, которые помнил сам, разучивая с ним песни тех далеких континентов. Однако из-за того, что его дорогая Мюмла всё ещё оставалась на острове Самодержца, не способная путешествовать с такой большой оравой детей, джокстер не мог позволить себе такую роскошь как ежегодный Весенний Приход на другом континента, а ведь встреча на Берхольме, можно сказать, чуть ли не единственная устоявшаяся традиция кочующего народа. К тому же, Снусмумрик был довольно мал, а потому зимнее путешествие через океан было весьма опасным, из-за чего Джокстер предпочитал отправляться туда в летние, более тёплые и щадящие сезоны, когда дорогая Мюмла-мама справлялась по дому без чьей либо помощи, однако встретить на другом берегу суши других мумриков отнюдь было уже невозможно. — А потому, я решил, что в этом году было бы весьма полезно принять в этом участие. К тому же, я знаю пожилую леди, которая с легкостью исправила бы неполадки с твоим хвостом. — Боюсь, что эта затея всё ещё слишком опасна. — съязвил Снусмумрик, смотря в противоположную сторону — Что я, по твоему, буду делать, когда ты снова меня забудешь, но в этот раз на другом континенте? Зрачки джокстера хищно сузились. О, он точно разозлился, пусть и не подавал виду. Снусмумрик всё ещё делал вид, что ему всё равно на то, что мог почувствовать Юксаре, хотя от пронизывающего взгляда по спине путешественника пробежал озноб, вслед за которым шерсть вставала дыбом. Возможно, в этот момент он допустил мысль, что сказал что-то лишнее, попусту перегнул палку. Чувство мучившей его совести и собственного достоинства были гораздо больше и сильнее, чем упрямого ребячества, так что он виновато развернулся к нему и попытался извиниться. — Юксаре, я... — Посмотри на меня, — перебил того джокстер, смотря прямиком в душу маленького мумрика. Холодный и настойчивый тон был Снусмумрику незнаком. Правильнее сказать, он ранее никогда не слышал его из уст отца, вечно дурашливого и жизнерадостного. От этого цена проступка в голове мумрика резко возросла, и где-то глубоко в сердце засел тяжелый груз. Юксаре смотрел на него крайне сосредоточенно, затаив собственное дыхание, из-за чего мальчику всё время хотелось виновато посмотреть в сторону, но он чувствовал, что был не в силах отвести взгляд. Тогда джокстер взял крепко в обе руки лапу Снусмумрика, на совесть сжав её, чтобы мальчик почувствовал в эдаком рукопожатии железную уверенность. И только тогда, когда он установил с сынок духовный и физический контакт, Юксаре продолжил, медленно и четко выговаривая каждое словно, словно разжевывая что-то весьма грубое и терпкое. — Я ещё никогда в своей жизни так не ошибался. Уверенный тон отца звучал как залог стабильности и устойчивости. Наверное, впервые в жизни он почувствовал, что рядом с ним был человек, на которого он мог положиться больше, чем на себя самого, несмотря на все те ошибки, которые он когда-либо совершал. Его голос звучал так искренне, что казалось, исходил он из глубины души, а не создавался при помощи нескольких мышц и языка. В этот раз не было никаких сомнений, что отец искренне сожалел, и Снусмумрик был готов ему поверить. Его глаза никогда не врали.