stuck in the middle (with you)

Азирафаэль отказывает ему так легко, будто бы это ничего не значит. Кроули думает, что она не до конца понимает смысл человеческих слов, и пытается растолковать всё, словно маленькому несмышленному ребёнку. Будучи абсолютно уверенным в великолепном умении убеждать, он удивляется, получив очередной отказ. Кроули не привык, что ему говорят «нет». Люди с распростертыми объятиями пускают его в свои жизни, не смея перечить любому капризу, потому что он способен на невероятные вещи, ценой всего-то в их бессмертные души, которые будут заточены в аду через десяток-другой коротких лет. Но Азирафаэль упрямо повторяет «нет», несмотря ни на что. Безжалостно и безапелляционно отказывает ему в маленьких радостях существования и грозит рассказать всему аду, как сильно подпортился демон Кроули на Земле. Ревнует или завидует, предполагает он, закрывая глаза на её угрозы. Азирафаэль лишь забавно морщит носик, повторяя злополучное «нет» раз сороковой за сегодня, не меньше. И Кроули уходит, но попыток добиться долгожданного «да» не оставляет. — Ты ведь понимаешь, что я могу сделать это и без твоего согласия? — Кроули грозовой тучей нависает над непоколебимым ангелом, смотря на неё потемневшими глазами. — Вполне, — не отрицает Азирафаэль. — Но ты представь, какой абсурд может случиться! Она тянется к столу за недочитанной книгой и возвращается, по её мнению, к более продуктивному занятию, чем этот спор, который и спором-то назвать затруднительно. Азирафаэль говорит «нет», Кроули активно протестует, никто из них не идёт на компромисс. Азирафаэль неглупая и слишком хорошо и долго его знает, чтобы совершить такую оплошность и довериться словам демона, варварски манипулирующему всеми и нисколько не жалеющему о возможных отрицательных последствиях. Последнее её «да» привело к тому, что они вдвоём воспитывали не того ребёнка, справляясь с работой несколько неудачно. Она солжёт, если скажет, что это не пошатнуло её уверенность в своих ангельских способностях. Терпеть подобное фиаско у неё больше нет ни сил, ни желания. Кроули же не считал это эпичным провалом, скорее, неплохим жизненным опытом, поэтому у них и возникли проблемы с пониманием друг друга после несостоявшегося конца света. — Почему Адаму можно, а мне нельзя? — снова начинает он после недолгого молчания. — Кроули, собака Адама — адский Цербер, предназначенный для начала Армагеддона, а ты хочешь завести корги! И зачем? — Чтобы сделать обычного корги самым счастливым на Земле и самым умным, естественно. Она утомлённо потирает виски, вспоминая про его бедные растения, и отрицательно качает головой. — Нет, — смотрит прямо в затемнённые линзы очков Азирафаэль, пытаясь понять, что скрывается за ними, в пропасти янтарных глаз. — Нет? Снова? Какое плохое зло я тебе сделал? Кроули морщится, словно съел целый лимон, и разворачивается к выходу, бросив на ангела укоризненный взгляд. Она не останавливает и не просит вернуться, потому что он сам придёт, делая вид, будто ничего не произошло. Для него согласие Азирафаэль — признание, которое он тщетно пытается заполучить, наплевав на всё. Но она раз за разом говорит треклятое «нет», осторожно обдумывая всякую новую идею и ища подвох там, где его нет. — Что происходит, Азирафаэль? — он останавливается у самой двери, вглядываясь в её светлый силуэт, и понимает, что что-то не так. Ангел непонимающе разводит руками, но во взгляде Кроули без труда читает скрываемое чувство вины и растерянность. Она накручивает прядь белёсых волос на палец, натянуто улыбается — губы дрожат, — глаза бегают в поисках чего-то неизвестного. — Всё в порядке, — кивает. — Как всегда. Он щурится, всматривается, ждёт и знает то, что она стала бы отрицать — Азирафаэль лжет, нагло, неправдоподобно и явно не впервые. — Ангел? — с нажимом произносит Кроули. — Мне это не нравится, хорошо? — Азирафаэль резко подскакивает с кресла, обнимая себя руками. — Гавриил попросил?.. Заставил меня вернуться к своим обязанностям в Раю. Я не могла отказаться. Кроули молчит. Она ждёт. Чего угодно, но не чёртового спокойствия. Он должен злиться, возражать, спрашивать, возмущаться, ненавидеть её всеми фибрами своей несуществующей души. Но он молчит, пожимает плечами и уходит, шаря по карманам в поисках зажигалки и пачки удушающих сигарет. Азирафаэль ломается от собственного «да», сказанного не тому.