Мы были королями...

Пять дней в неделю мы проводили в школе-пансионате на юго-западе в пригороде Лондона. Нам повезло — мы могли продолжать учиться — в то время, как многие другие школы закрывались и ученики не могли посещать занятия. Найти работу девушке без образования в старой доброй Англии всегда было не просто. Парней же не брали потому, что они были в допризывном возрасте — кому захочется терять работника через пару лет? Лучше сразу найти такого, который будет работать и через год, и через три. Обстановка на улицах становилась всё более тревожной, и хотя это всеми силами пресекалось полицией, по ночам в разгромленных домах шастали мародёры. Многие из них были как раз такими подростками, оставшимися без образования и возможностей заработать. В сложившейся ситуации каждая незакрытая школа помогала стабилизировать обстановку — и нам вдвойне повезло, что именно в этом пансионате родители в своё время проплатили нам обучение. Трёхразовое питание и уроки были действительно большой удачей — и все места были забиты под завязку. Если родители могли наскрести ребёнку хотя бы на год обучения — его отправляли к нам и в другие школы-пансионаты за пределами Лондона. Тем не менее, до Лондона можно было легко добраться на электричке, а потом на метро через Уимблдон — именно в портовом районе Лондона пропадали братья. Это заставляло меня нервничать ещё больше: нас не просто так вывезли за пределы города, и каждый раз они рисковали попасть под бомбёжки. Помимо риска воздушной атаки, всегда существовали воры и мафия — Лаймхаус никогда не был спокойным районом. Впрочем, с этой стороны я могла быть спокойна — уверена, что пара королей спокойно отобьётся от других — королей трущоб. Куда больше меня беспокоила сама ситуация на улицах — сложно оставаться равнодушными, когда видишь, как жизнь твоих сверстников разрушается из-за того, что их родители не наскребли достаточно денег для обучения в пансионате. В Нарнии образование было бесплатным — вообще-то, сложностью было побудить родителей отдавать своих детей в школу. Как и в любом обществе средневекового типа, знания там, как правило, передавались от одного поколения к другому — так возникали целые кланы гончаров, кузнецов, и да, магов. Хотя магический дар мог пробудиться в любом — и именно маги, в конечном итоге, стали двигателем образовательного прогресса. Джадис не могли противостоять в том числе потому, что маги не брали себе учеников — ведь для обучения магии нужно было знать грамоту и счёт, и только через 10 лет обучения обрести какие-то магические навыки. Далеко не каждый на это был готов. На момент появления Джадис магов почти не осталось — многие из них просто умерли от старости или иммигрировали в Тархистан, где хотя бы у знати образование было. Конечно, мы далеко не сразу узнали о существующем положении вещей — первые несколько месяцев нам всё казалось игрой, в которой задача королевы — носить корону и спать на шёлковых простынях. Но потом (не без помощи наших мудрых советников) до нас наконец-то дошло, что управление страной — это дипломатия и риторика, фехтование, изучение языков и магии, экономика и налоги, и очень много труда. Но через несколько лет мы организовали школы начального образования для всех своих подданных — хотя с оборудованием удобного класса и для грифонов, и для энтов пришлось повозиться. Школы растили все вместе, а их содержание шло из натурального налога, который платили подданные в урожайные годы. В Англии же образование было весьма недешёвым, и мне оставалось только благодарить Аслана за то, что нашим родителям, как многодетным, полагались скидки и льготы. Общежитие располагалось отдельно от основного корпуса, общежития для девушек и парней тоже были отдельными, хотя занимались мы вместе. Основной корпус с круглой ухоженной лужайкой походил на обычное большое английское поместье с тремя этажами и колоннадой в греческом стиле у входа. Общежитие снаружи было не таким примечательным — обычное кирпичное здание. Внутри каждую комнату делили между собой две девушки. С правой стороны стояли кровати с тюлевыми балдахинами, которые давали немного личного пространства. Напротив каждой из них слева располагались платяные шкафы и два письменных стола со стульями, за которыми можно было делать домашнее задание. Вся мебель была не новой, но очень добротной и сделанной из дерева, с незамысловатой резьбой на спинках. Большое окно давало достаточно света днём, а вечером можно было заниматься при свете лампы. Над столами висели полки, в которые можно было поставить книги и конспекты. С недавних пор я жила с Жанной — замкнутой девушкой-интровертом с интересом к психологии и медицине. Раньше я делила комнату со своей закадычной подружкой Лиз — весёлой рыжей болтушкой, с которой я действительно любила поговорить обо всём. До Нарнии. После возвращения я с трудом вспомнила её имя и первые несколько недель ходила, как в тумане. Традиционная фраза: «Сьюзен, ты сильно изменилась за лето!» — изрядно набила мне оскомину, и именно раздражение и злость привели меня в чувство. Ещё несколько дней я пыталась поддерживать видимость дружбы, пока не поняла, что это не нужно ни мне, ни Лиз. В её возрасте подружки легко заводятся и так же легко забываются — конечно, если вы не прикрывали друг другу спину во время атаки. Лизи как раз жаловалась мне, что к её подруге подселили молчунью, из которой не вытянешь лишнего слова, «и вообще она какая-то скучная». Я предложила Лиз поменяться с этой девушкой — Жанной — и переехать к своей другой подруге. Тишина и адекватность были мне гораздо нужнее, чем видимость общения. Она обрадовалась и заверила меня, что «между нами всё останется, как прежде» и «мы друзья навек». Мы расстались, довольные друг другом, и вежливо здоровались на уроках и в столовой. Жанне, очевидно, было всё равно, с кем жить, но она была приятно удивлена тем фактом, что я не считала постыдным чтение и не навязывала свою компанию — так у нас установился дружеский нейтралитет: каждая из нас тихо читала в своём углу и иногда мы помогали друг другу с уроками — точнее, помогала в основном я, чем снова удивила Жанну. Она меня не знала до Провала, поэтому я могла вести себя, как захочется — и к тому же, все знали, что Сьюзен Певенси изменилась. Они даже не представляли, насколько. Вернувшись, я поздоровалась и кинула сумку на кровать. В крови пузырьками шампанского бродили отголоски утреннего адреналина, и, тихонько насвистывая, я начала переодеваться в школьную форму, когда услышала за спиной тихий возглас. Обернувшись, я увидела, что Жанна, широко распахнув глаза, смотрит на мою спину. — Ты вся в синяках, Сьюзен! — она пытливо посмотрела мне в глаза. — Тебе нужна помощь? Я быстро натянула блузку и успокаивающе улыбнулась: — Не переживай, я просто решила подналечь на тренировки. Спасибо за заботу, но это всего лишь парочка синяков. — Парочка десятков синяков, ты хотела сказать! — она возмущённо смотрела на меня, и в её глазах сверкал Гнев Будущего Медика. На секунду мне показалось, что она сейчас сделает ката, надаёт мне по голове и выкрикнет в воздух что-нибудь вроде: «Исцеляющий Пендель Жанны»! Я снисходительно посмотрела на неё и сказала: — До свадьбы заживёт. Зато если я через пару месяцев встречусь в подворотне с немецким шпионом, смогу его обезвредить. Не перебарщивай, я знаю, что делаю. Жанна покачала головой, села на свою кровать и вздохнула: — Только пожалуйста, не стесняйся просить меня о помощи. Знаю я вас таких, гордых, сначала лыбитесь, а потом сутками под капельницей лежите. Я тоже таких знала, но себя к ним не относила. В этом Жанна была не права — нам привили очень хорошее понимание того, насколько ценна жизнь правителя. И это были очень горькие уроки. Я бы никогда не обесценила жизнь своих телохранителей, двое из которых успели заслонить меня от врагов ценой своей жизни, неразумным поведением. Я мотнула головой, отгоняя воспоминания, и, расправив складки на юбке, взяла свою сумку с учебниками и направилась к выходу из комнаты. Я подождала Жанну, и мы вместе пошли на уроки. На математике и физике было интересно, и информация отличалась свежестью — в Нарнии, конечно, мало кто владел алгеброй, а физические константы были другими. На экономике скука грозила похоронить меня под собой, и я писала левой рукой, разрабатывая навык двуручного боя и левое полушарие. Попутно подтягивала своё знание латыни — читала на ней диалоги Платона, веселясь в особенно пикантных местах. Это «весёлое» времяпрепровождение я продолжила на литературе, чем опрометчиво обратила на себя внимание преподавателя. Тихо фыркнув на очередном восхвалении юношеских статей, я подняла взгляд и столкнулась им с преподавателем, который смотрел прямо на книгу. Я не стала делать вид, что слушала урок — я уже попалась, поздно пить боржоми. Мистер Барнэби нахмурился и сказал: — К доске, Певенси, к доске. Стремление к классике, конечно, похвально, но сегодня мы обсуждаем поэзию! Вы, конечно же, сделали домашнее задание? Просто на всякий случай напоминаю, что вы должны были прочитать нам ваше любимое стихотворение любого автора. Я задумалась — конечно, про задание я слышала впервые, но поэзию я любила, как и поэтов… хм, да, и единственная проблема, которая передо мной стояла — выбор песни. На заднем плане негромко захихикали девушки, думая, что мистер Барнэби застал меня врасплох. Я кивнула. Да, оно подойдёт идеально. Я встала, выпрямив голову и скрестив руки на груди, и мой голос негромко полился по классу. Привыкший к большим площадям, он чётко был слышен в каждом уголке, и шепотки и разговоры сразу стихли. И эту тень я проводил в дорогу Последнюю — к последнему порогу, И два крыла у тени за спиной, Как два луча, померкли понемногу. И год прошёл по кругу стороной. Зима трубит из просеки лесной. Нестройным звоном отвечает рогу Карельских сосен морок слюдяной. Что, если память вне земных условий Бессильна День восстановить в ночи? Что, если тень, покинув землю, в слове Не пьёт бессмертья? Сердце, замолчи, Не лги, глотни ещё немного крови, Благослови рассветные лучи. И мы благословляли — о, как мы радовались рассвету, когда мы поняли, что ветви соседнего леса шуршат не от ветра, а потому, что это лес идёт к нам. И горели погребальные костры, и Лесной Бард сложил свой флокк, а Люси играла Колыбельную. Мистер Барнэби вздохнул: — Прекрасно, Певенси, садитесь. Но больше не отвлекайтесь, пожалуйста. Великолепные стихи, прекрасный образец современной поэзии. Расскажете нам, кто автор? Я прошла к парте, изящно опустилась на своё место и поставила пальцы домиком. В классе продолжала висеть тишина, и я ответила: — Один мой друг по переписке. Из Марселя. Его зовут Арсен, но фамилию я не знаю. Я удивлённо покачала головой — я ведь и правда не знала фамилию Барда. После всех этих ночей и признаний… Мне достаточно было знать его самого. Мы ведь не думали, что кто-то вернётся на Землю, и традиционно не говорили о прошлом. — Ваш друг прекрасный поэт, мисс Певенси. Кто-то ещё хочет поделиться творчеством любимого автора? Да, прекрасный. И самый любимый, это точно. Я не осмелилась вновь открывать диалоги и водила ручкой по бумаге, а под моими штрихами рождались две неясные фигуры, переплетённые в порыве страсти: вот луч света высветил спину мужчины, а это — колено девушки возле его талии, плечо, покрытое кудрями… Я слушала стихи и думала о том, что нужно пробовать жить здесь — в Англии. Но как это сделать, если в каждом вопросе и каждой фразе мне слышится его голос? В ветре звучит Колыбельная, а рука ищет лук…