Мы были королями...

Вспугнутые метким выстрелом, во все стороны разлетелись дикие утки. В зарослях камыша, среди заросшего ряской берега реки осталась лежать одна тушка. Нагнувшись, человек взял её и положил в заплечный мешок, попутно мазнув лоб измазанными в крови пальцами. Он поклонился в сторону реки и негромко сказал: — Благодарю за охоту. Развернулся и пошёл в густые заросли, удаляясь от реки. Под ногами мягко пружинил влажный мох, густые ветви многовековых елей скрадывали и перекрывали солнечный свет. Огромные корни исполинов иногда образовывали целые арки, под которыми, пригнувшись, спокойно проходил человек. В его руке был лук, и он иногда чутко останавливался и прислушивался к окружающим звукам. Светлые, почти белые волосы были небрежно заплетены в косу, перевязанную кожаным шнурком. Изредка среди ветвей мелькали бесплотными духами дриады, но не обращали внимание на мужчину, точно так же, как и он на них. Со временем они появлялись всё реже, подтверждая, что он движется в правильном направлении. Только увидев человека, любой мог бы сказать, что он воин — по скупым, но точным движениям, мозолям на руках и широким мускулистым плечам. И сразу бы добавил: воин-бард. Лютня, бережно укрытая чехлом из кожи дромарога, с помощью перевязи была закреплена на спине. Высокие кожаные сапоги и штаны, потрёпанная куртка и мягкий, почти невесомый свитер из шерсти фавна под ней дополняли картину странствующего барда, пользующегося неплохим успехом у публики. Хотя мало кто мог бы поверить в то, что буквально полгода назад он жил во дворце. За несколько дней до этого Бард, наконец, нашёл того, кого искал так долго — но встреча не принесла радости. Ничего не принесла, вообще-то… При мысли об этом он невольно нахмурился и немного ускорил шаг. Аслан жил удалённо в пещере рядом с горным водопадом. Строго говоря, это были пока не горы — а только предгорья. Но вид, открывающийся с вершины, был поистине великолепен и так и дышал покоем и какой-то светлой радостью. В лучах раннего рассветного солнца брызги сверкали и переливались, отбрасывая радужные переливы на стены пещеры из светлого камня. На входе лежал огромный лев, чья золотистая шкура как будто испускала дополнительный свет. Его мудрые глаза сочувственно и понимающе смотрели на преклонившего колени Барда. — Встань, дитя, — пророкотал он, и Бард поднялся, глядя Аслану в глаза и взволнованно поправляя лютню. — Я ждал тебя. — Тогда вы, наверное, знаете и то, зачем я пришёл… — Знаю, — вздохнул Аслан, поднялся и неспешно пошёл по горной тропе, вынуждая двигаться за ним. — Ты проделал большой путь, отыскав меня здесь… Только сила любви могла дать тебе пройти. Королева Сьюзен не зря прозвана Великодушной, и у неё много поклонников… — на секунду в голосе льва мелькнуло неодобрение. — Но только тебе девочка вручила своё сердце. Не так ли, Лесной Бард? Бард судорожно вздохнул, вспоминая Сьюзен, её лукавый взгляд, её мягкие губы… Он дёрнул головой. Сейчас не время думать о ней — нужно её вернуть. Он остановился и твёрдо посмотрел в глаза Аслану. — Пожалуйста, помогите мне её вернуть! Должен же быть какой-то способ! Я пытался найти Той-Комнату, но даже Тумнус не смог найти Фонарь… Он уверен в том, что этот путь для нас закрыт. Но Нарния не может без своих королей! Что они будут делать в Англии? Они нужны нам, они нужны Нарнии… — Они нужны тебе, — сурово припечатал лев. — Нарния жила без них сотни лет, и проживёт впредь. — Как… впредь? — растерянно и с ужасом спросил Бард. Аслан покачал головой, смотря вдаль на холмы и поля, засеянные травами и пшеном. Тихий ветер колыхал густую гриву. С этой точки был даже виден Кэр-Параваль, грустной серой грудой возвышавшийся над искрящейся лентой Великой Реки. Сделав паузу, Аслан сказал: — Детям Певенси не суждено вернуться в ближайшее столетие. Мне жаль, сын мой. Такова их судьба, и это тоже было предначертано. Бард в бессильном гневе сжал кулаки и зло прошипел: — Предначертано… кем? — Не забывайся! — пророкотал Аслан. Его магическая сила пригибала и тянула голову к земле, но Бард только пошире расставил ноги. — Я твой демиург! И если я сказал, что это не изменить, значит, это нельзя изменить! — его взор смягчился. — Это пройдёт. Всё пройдёт… Уверен, Сьюзен бы не хотела, чтобы ты всю оставшуюся жизнь жил воспоминаниями. Бард всё-таки опустил глаза вниз, чтобы Аслан не увидел, какая ярость сейчас сияет в его глазах. Значит, нельзя вернуть? То есть выдёргивать четырёх детей из родного мира — можно? Сталкивать их с древнейшей колдуньей, которая правила века — можно? Оставлять их правителями против соседей, хорошо вооружённых и владеющих магией — можно? А помочь им вернуться нельзя? Его губы горько искривились, и он глухо сказал: — Я вас услышал, Великий Аслан. Простите… мне надо побыть одному. Аслан с сожалением наблюдал, как понурившаяся фигура удаляется от его жилища, но не стал идти вслед. Мальчику и правда надо побыть одному. Поднявшийся на верху ветер бросал длинные серебристые пряди в лицо Барду, а камни катились из-под ног, волей-неволей заставляя отвлекаться от разрушенной надежды и обращать внимание на дорогу. Через несколько часов мысленных стенаний боль в груди, не дававшая дышать и вырывавшая изо рта негромкие хрипы, немного поутихла. Ему как наяву почудилась ехидная ухмылка Сьюзен, которая говорит: — Даже если тебя съели, у тебя всегда есть как минимум два выхода! Да, его отважная возлюбленная почти никогда не унывала, и только он знал, что иногда Сьюзен Великодушной бывает грустно и больно, она бывает неуверенной в себе и боится. И если все остальные приняли их исчезновение как должное, Лесной Бард знал, что сейчас его королеве требуется помощь. И он сделает всё для того, чтобы вернуть в Нарнию её правителей. Или умрёт, пытаясь… Человек, который шёл по лесу, дёрнул головой, отгоняя свежие воспоминания. Несмотря на то, что время шло к полудню, вокруг царил настоящий сумрак и прохлада. Теперь в ветвях мелькали не волосы дриад — а цепкие жёлтые глаза. К счастью, в Нарнии есть ещё одна сила, готовая противостоять Аслану.