Мы были королями...

После очередной партии, в которой они обсчитали очередного простака, началось настоящее веселье. Клиентов на сегодня больше не предвиделось — а если кому-то взбрело в голову пойти поиграть в покер в 2 часа ночи, пусть валит к чертям, и на табличке клуба появилась табличка «Закрыто». После неофициального «рабочего дня» шулеры могли рискнуть заработанным уже в схватке с такими же профессионалами, как они сами. В ход шло абсолютно всё — и здесь нельзя было закричать «Это нечестно!» — когда это кого-то интересовало? Эдмунд научился держать карты таким образом, чтобы искажать звуки колоды Эрни, а Чарли и Оливер уже не могли обмениваться знаками так, чтобы Эдмунд их не прочитал. Зато «уловки» Эдмунда работали всегда — потому что память и теория вероятности всегда оставались при нём. Краем глаза Эдмунд заметил новое лицо в клубе — роскошно выглядящего красавчика в шляпе и лёгком льняном костюме. Эдмунд мог бы поклясться, что он был популярен у дам — им всегда нравились мерзавцы. Равнодушно пожав про себя плечами, Эдмунд вернул внимание к игре. Ему становилось скучно, и особая тоска накатила, когда он выиграл третью партию подряд. Во время перерыва он откинулся на стуле, балансируя на двух ножках и рассматривая клубы дыма, которые вились под потолком, напоминая о чём-то более прекрасном и настоящем, чем задымлённый бар, в котором одни отчаявшиеся люди воруют у других. Вынырнув из меланхоличных размышлений, он поднял взгляд на стол, не обнаружив там ни одного игрока, готового сыграть с ним. Они ведь не серьёзно? Он немного раздражённо спросил: — Кто хочет со мной сыграть? В ответ на комнату опустилась тишина. Взрослые люди отводили глаза, демонстративно пересчитывали деньги в карманах или пили своё пиво. Внезапно тишину разорвали короткие хлопки. Улыбаясь, к Эдмунду подошёл тот самый «новенький», замеченный им ранее. Он присел за стол, закидывая ногу на ногу, и улыбнулся самой располагающей к себе улыбкой. Эдмунд выгнул одну бровь. Тот улыбнулся ещё шире и сказал: — Кажется, этот клуб немного скучноват для тебя, не так ли, Акихико? В следующий раз приходи в Нефритового льва, — он наклонился и толкнул к Справедливому визитку. — Скажешь, что ты от Шляпника. Ну что ж, кажется, это ещё один этап в его стратегии, которого, стоит признать, не так уж долго ждал Эдмунд. Ура?.. Он кивнул и забрал визитку, положив её в карман. Спрыгнул со стула и ответил: — Я понял, — повернулся к Мо и снова выгнул бровь. Мо кивнул, давая добро. Эдмунд посмотрел на Шляпника и односложно ответил: — Я буду. Неспешно вышел из бара и затянулся самокруткой, смотря на небо. Сейчас он должен бы ощутить радость или усталость, волнение, хоть что-нибудь… Самокрутка тлела едва заметным огоньком, перемигиваясь со звёздами. Прохладный ночной воздух казался особо свежим после спёртой духоты бара. В карманах лежала куча наличных, но Эдмунд не знал, на что их потратить. Он сразу решил, что потратит каждый из таких «переходных» выигрышей на себя. Но ему ничего не хотелось. Кроме, пожалуй, мармелада. Какое-то ещё желание скреблось под закрытыми веками, и он опустился на уличную скамейку, прислушиваясь к неясным образам внутри своего сознания. Справедливому не нравилось… как он выглядел? Ему нужен… плащ. Белый. Точно, белый плащ. Стоило этой мысли оформиться, как все сомнения исчезли. Белый плащ и мармелад. Только поймав эти желания, Эдмунд начал понимать, насколько давно ничего не хотел по-настоящему. Ему нужен чёртов плащ, и он должен быть немарким, легко отстирываться и не рваться. Кажется, здесь неподалёку было ателье, в которое он может заглянуть завтра. *** Эдмунд лежал на крыше, наблюдая, как облака неспешно плывут по небу. Весь последний выигрыш он потратил на белоснежный плащ, идеальной тканью для которого оказалась маскировочная ткань для десанта. И мармелад. Он неспешно закинул очередной яркий упругий кубик, перед этим повертев его в пальцах. Солнечный свет едва пробивался сквозь кусочек сладости, и казалось, что он светится изнутри. После срыва Питера Эдмунд стал анализировать свое поведение и мысли. Стоило признать: вероятно, с точки зрения общепринятых представлений о норме, его восприятие оказалось за пределами допустимых значений. *** За два дня до этого. Эдмунд сосредоточенно невесомым движением положил очередной карандаш на неустойчивую башню из его предшественников. Кончики пальцев ощутили лёгкий перевес, и он сдвинул карандаш на полмиллиметра правее. Это было особое искусство — приложить ровно такое усилие, чтобы с учётом силы трения материала карандаш сдвинулся именно на столько, на сколько надо. Пальцы не ощутили давления, и король бережно стал отпускать крайний карандаш, готовясь его подхватить в любой момент. Башня едва заметно покосилась, но устояла. Эдмунд отодвинулся подальше и торжествующе усмехнулся, оглядываясь в поисках следующего материала для строительства. У него карандаши уже закончились, у соседа по парте — тоже. Он встретился глазами с мальчиком, сидящим на соседней парте и с круглыми глазами смотрящим на его творение. Он холодно приподнял одну бровь в недоумении, и мальчишка отвернулся. Лишний интерес учительницы был ему ни к чему. Скучно. Эд откинулся назад, балансируя на ножках стула. Скучно. За окном стояла по-осеннему солнечная погода, и даже свет казался холодным. До застывшего в полумедитации внимания донёсся немного раздраженный окрик учительницы: —…Эдмунд Певенси! Извольте обратить на меня внимание! Я снова не увидела ваше домашнее задание! Почему? Неужели вы не поняли моих объяснений? Вам что-то не понятно? Вы всегда можете… Эдмунду лень было дослушивать очевидную фразу я-всегда-здесь-чтобы-помочь до конца, и он перебил преподавателя: — Не вижу смысла. — Простите? — молодая, но искренне переживающая за детей преподавательница немного растерялась, сбитая с мысли. Эдмунд мученически вздохнул и про себя посетовал на низкий IQ окружающих. Впрочем, он привык к тому, что приходится сокращать длину фраз и словарный запас до уровня, доступного собеседнику, и любезно разъяснил: — В прошлом домашнем задании упражнения 2,3 и 6 были призваны проверить наше понимание общего понятия дроби. Задания 1 и 5 показывали идентичность дроби и деления целого на части, задание 4, 7 и 8 со звездочкой показывали дальнейшие перспективы их использования. 1 — совпадение, 2 — гипотеза, 3 — обоснование. Я выполнил каждое из этих семи заданий верно, не так ли? Вы должны были сделать вывод о том, что я полностью освоил эту тему, — Эдмунд не стал подробно останавливаться на определении пробит-модели, с которой ознакомился уже вернувшись. Большинству людей она доступна интуитивно. — Но вы задали нам ещё одно домашнее задание на ту же тему. Более того, я подозреваю, все грядущие 3 недели ей посвящены вплоть до проверочной работы, которую вы обещали. Я не хочу тратить своё время на это. На моё будущее эта оценка никак не повлияет. Поэтому я не сделал домашнее задание и следующие пять тоже — не сделаю. Учительница подавленно молчала. Возможно, было не оптимально критиковать её педагогический подход перед всем классом, но это были не его проблемы. Эдмунду было плевать. Он переключил своё внимание на башню равновесия, пытаясь вытащить из середины один из карандашей, чтобы переместить его наверх. Преподавательница пыталась взывать к эмоциям, рассказывать, как здорово получать хорошие оценки и, не получив видимой реакции, продолжила урок. В конце она предложила детям сделать групповые проекты и распределила их по группам по две парты, последние пять минут урока посвятив обсуждению задания. Перед Эдмундом сидел Джеймс, с которым, кажется, Эд общался ещё до Провала. Он с восторгом в глазах повернулся к нему, наклонившись и рассматривая башню со всех сторон. — Вау, круто, друг, мы теперь вместе в проекте! Я тоже не хочу делать домашку, как ты, правда, я не все задания из первой сделал правильно… — он смущённо засмеялся. — А эта твоя башня просто восторг, научишь меня так же? Рядом розовела Джуд, ей всегда не просто давалось общение с другими ребятами. Эдмунд молча поднялся из-за парты и стремительно направился к преподавателю, заявив: — Я хочу делать проект сам, — понижать голос Справедливый даже не думал. Учительница строго посмотрела на мальчика, который так изменился за последнее время. И этот его странный плащ, который он надевал в любое свободное время… Она решила, что не станет потворствовать его ребяческому протесту, и ответила: — Я распределила вас по группам, потому что вам всем нужно научиться работать сообща. В вашем возрасте… Эдмунд снова перебил её, не желая терять время: — В любом возрасте интеллектуальный уровень окружающих действует на людей. И если вы не способны определить разницу между мной и ими, — небрежный кивок в сторону своей команды, — я сделаю это за вас. Я не хочу делать проект за всех. Я не хочу спорить с ними и доказывать, что моя стратегия наиболее эффективна. Я не собираюсь терять время на «дружбу» и обиды. По вашим же стандартам образования объединение в группы проходит на добровольных началах в соответствии с учётом наших склонностей. Мне не интересна работа со сверстниками. Я расскажу про золотое сечение и сделаю это сам. Ровно с последним словом прозвенел звонок. Эдмунд положил заявку на свой проект с составленным за эти пять минут планом презентации и равнодушно-вежливо кивнул преподавателю, стремительно выходя из класса. Он хотел подышать свежим воздухом на крыше. Бросив взгляд за плечо, он заметил закушенную губу Джеймса и покрасневшие глаза Джуд. Наверное, это не слишком хорошо скажется на её самооценке. Справедливому было всё равно. *** Он задумчиво пробормотал: «За пределами доверительного интервала». Интересно, что если бы его всё же заставили делать проект со всеми, он отреагировал бы так же. То есть — никак. Да, вот о чём стоит рассказать Сьюзен… Эдмунд подошёл к краю крыши, подбросил очередной кусочек мармелада в руке. Качнулся с носка на пятку. За спиной развевался белоснежный плащ, выглядящий слегка рыжим в свете начавшего садиться солнца. Под ногами были 4 этажа школы до земли. Эдмунд не умел летать. Он сел на краю, свесив ноги вниз и с любопытством посмотрел вниз. С досадой покачал головой и откинулся спиной на нагретый бетон. Негромко продолжил: — Интересно… Нет, вру. Похрен. Посмотрел на десятый кусок мармелада и меланхолично кинул его вниз с крыши. В одном он был уверен сейчас: мармелад — не совсем то, что ему нужно.