Мы были королями...

Я поняла, что мы крупно просчитались, когда увидела в своей комнате пыльного, покрытого чьей-то кровью и извёсткой Питера, мрачно строчащего что-то в дневник. Выслушав его рассказ, я порывисто обняла брата. Помедлив, тот ткнулся головой мне в живот. Я и не представляла, что всё зашло настолько далеко. И мне, и Питеру рвало башню потому, что для нас обоих Мастерство в луке и мече, лидерские возможности и ответственность за своих людей стали оплотом сохранения рассудка, базисом личности. Именно их размывало проклятие — и поэтому именно рассудок пострадал первым. Питер скатывался в безумие, всё чаще единственным чувством, которое он испытывал, была ярость. И любая ситуация могла стать триггером. Иногда я даже забывала о том, что Эдмунд тоже находится под проклятием. Он вёл себя почти как всегда, может, немного более холодно и равнодушно, но в целом — так же. Но это вовсе не значило, что с ним всё в порядке. Буквально пару дней назад он начал носить белый плащ, похожий на кафтан, и само по себе это не несло в себе никаких проблем — проблема была в том, что это было внешнее проявление каких-то психологических процессов внутри Эдмунда, и я хотела точно знать, что с ним происходит. Возвращаясь к Питеру, не факт, что наша реконструкция вообще сработает, да и на организацию потребуется около месяца. А Питер сходит с ума уже сейчас. Он привык полагаться на свою интуицию, на чувства и эмоции — они никогда его не подводили. И именно сейчас это становилось его слабым местом. Ему надо научиться жить с непрерывным раздражением и яростью, пока мы не найдём способ вернуть его в строй. Более того, то, что описал Питер, немного напоминает раздвоение личности — как будто внутри него постепенно появляется берсерк, личность, состоящая из той ярости, которую пытается контролировать Верховный. И именно с ней придётся договариваться. Кажется, у меня появилась идея о том, как именно. Но Питеру она не понравится. *** Короли и королевы Нарнии продолжали ходить в школу, как-то справляясь с задачами, которые ставила перед ними жизнь, и выглядели, как обычные дети, не привлекая к себе никакого внимания. По крайней мере, так думали они сами. И Стивен Яксли не спешил бы их в этом разубеждать. Однажды — самым непримечательным днём, Стивен заметил Певенси — всех Певенси. Они не делали ничего особенного, чтобы выделиться. Изменились… детали. И племянника разведчика не могло это не заинтересовать ещё больше. До этого они редко собирались вместе, хотя тёплые отношения в семье сохранялись. Слишком велика была разница в возрасте между подростками Питером и Сьюзан и совсем ещё малышами Люси и Эдмундом. Стивен иногда видел, как Питер в чём-то помогает своей маленькой сестрёнке — но так же он замечал, как тот пытается избегать её и проводить время со своими сверстниками. Но внезапно, вернувшись осенью в интернат, Стивен заметил совсем другое — теперь они всегда ходили на обеды вместе. Именно вместе — это чувствовалось в каком-то особом, объединяющем молчании. Впрочем, вполне нормальная тенденция для семьи — обедать вместе. Но Стивен не мог отделаться от ощущения, что это странно. И сам не понимал, почему. Возможно, дело было в том, как они поворачивали голову, как пропускали неосознанные, но явно характерные жесты, которых раньше не было? Как говорили с другими — немного свысока? Или в том, как Эдмунд немного отставлял правый локоть при ходьбе, Питер держал спину идеально прямой, даже когда садился? Или в том, что Люси стала реже улыбаться? А Сьюзен скользит равнодушным взглядом даже по самым симпатичным парням школы? Вероятно, они сами не подозревали, как — помимо воли — притягивают внимание окружающих. Во время обеденного перерыва они сидели — вчетвером — единым сплочённым кланом. Люси обычно садилась прямо на стол, болтая ногами, но в глазах её сверкала сталь. Эдмунд небрежно отбрасывал полы своего белоснежного плаща, перед тем, как сесть. Но первым всегда садился Питер, с которого остальные не сводили настороженных взглядов. Последний с грацией хищника передвигался по столовой, и было что-то в том, как он держал нож. Сьюзен всегда садилась напротив, и её манеры были воистину восхитительны — казалось, необходимо тренироваться годами только для того, чтобы резать бифштекс, как она, а стакан с вишнёвым соком она держала так, что ни у кого бы не возникло сомнений в том, что там Каберне Совиньон. Всё это было странно — а самой странной была резкая перемена, которая произошла с ними одновременно. Учитывая известный интерес гитлеровских лидеров к оккультизму, всему странному уделялось особое внимание. Стивен сразу же рассказал о своих неясных ощущениях дяде — и после удачного проигрыша Сьюзен на каждого из Певенси появилось секретное дело. Стивен внимательно и добросовестно записывал все свои, даже незначительные, наблюдения, которые потом отправлялись в отдел аналитики. С одной стороны, ему не казалось, что однокурсники могут быть замешаны в чём-то предосудительном и он воспринимал это, как игру. С другой — весьма настораживающей казалась привычка постоянно исчезать из поля зрения любых наблюдателей — и в том числе, самого Стивена. Дядя не знал ни одного способа выбраться за территорию интерната — но после настойчивых уверений Стивена в том, что Питера и Эдмунда периодически не могут найти, один из доверенных людей в портовом районе Лондона доложил о том, что обоих видели в различных неблагополучных местах, а последнее время Эдмунд пару раз мелькал и в чайна-тауне. Лондон! Они тут даже за пивом сбежать не могут, а Певенси выходят туда и обратно, как к себе домой. Не меньше его удивила и резкая смена поведения Сьюзен — сначала она целует его в фамильном поместье, а потом ходит, как не бывало? Когда Стивен попытался пригласить Сьюзен к себе за столик на обеде — она лишь вежливо сказала, что предпочитает обедать с семьёй. Да любая девчонка школы мечтала бы оказаться на её месте! И она сама тоже мечтала буквально месяц назад — в этом Стивен был уверен. Он привык ловить на себе мечтательные, восхищённые взгляды девочек со всей школы, любил наблюдать за их лёгким румянцем и неловкостью, которая обязательно возникала при встрече с ним. К чему он не привык — так это к тому, чтобы его целовала девочка, а потом равнодушно игнорировала его, как выброшенную вещь. Теперь лорду Яксли стало даже немного совестно за то, что иногда он и сам игнорировал своих поклонниц. Этому должно быть какое-то примечательное объяснение — не будь он лорд Яксли! Стивену не сложно было приглядывать за одноклассниками — а на выходных эстафету будет перехватывать дядя. И Певенси совсем не обязательно об этом знать.