Мы были королями...

Эдмунд смотрел на проплывающие сверху облака, щурился от солнечного света и пытался сделать ещё один вдох. Каждое движение — как вечность, но каждый раз оказывалось, что вечность заканчивается, а за ней идёт другая и ещё, и ещё. Он лежал на траве, цепляясь за неё пальцами, и проклинал тот миг, когда надел кольчугу — сейчас её вес увеличился стократ. Ослепительное и беспощадное, солнце прожигало веки и казалось, что и кожа вот-вот сгорит. С тех пор Эдмунд не очень любил солнце. Любой другой сказал бы, что возле земли прохладно, но Справедливый чувствовал, что этот холод — ничто по сравнению со стужей, что течёт в его венах. И заставляет сердце биться… или останавливает его? Удар. Ещё удар. Облака неспешно проплывали над головой в ясных лазоревых небесах. Неужели он, и вправду, умрёт здесь? Под чужим небом, сражаясь за непонятные идеалы? Облака проплывали над ним и давали ему знать, что ещё небольшой кусочек времени прошёл — а он всё ещё жив. С тех пор Эдмунд полюбил облака. Он сосредоточился только на том, чтобы его грудь опускалась и поднималась, а облака продолжали двигаться. Он знал — если закроет глаза, ему конец. И он смотрел — смотрел на это небо, боясь моргнуть даже на секунду… …Эдмунд открыл глаза. В комнате было слишком душно, и он тайком открыл окно в комнате. Утром соседи обязательно будут ругаться на того, кто открыл окно — подозревая Эдмунда — но доказательств они так и не найдут. Распахнув лёгкий халат, надетый на голое тело поверх штанов, Эдмунд опёрся на подоконник, смотря вдаль. Чертовски хотелось закурить, но он знал, что тогда точно не уснёт. Этот сон иногда донимал его ночами, но он никогда не рассказывал об этом сёстрам. И когда Люси спрашивала, не снятся ли ему кошмары, он с чистой совестью отвечал — нет. Потому что это был не кошмар. А воспоминания. Питер и Сьюзен могли считать, что для Эда и Люси Первая битва прошла незаметно — и они оба прилагали все усилия для того, чтобы так продолжалось и дальше. Но почему-то они все забывали о том, что Эдмунд в тот день почти умер. Теперь король вспомнил, почему он когда-то так любил рахат-лукум Джадис. Он не был слепцом и прекрасно запомнил, как тот превратился в комок снега в тот же миг, когда колдунья его отбросила. Нет, Эдмунд любил её рахат-лукум именно потому, что тот был сделан изо льда. Это особое чувство — когда тянущееся сладкое желе превращается в невесомую ледяную пыль, обжигая нёбо и неся прохладу до самого сердца. Связью с Джадис многие его попрекали до сих пор — в частности, кентавры приняли его неохотно и всячески напоминали о том, что не любят предателей. Что ж, Эдмунд мог бы им ответить, что не любит идиотов. Когда вы попадаете в другой мир и встречаете представителя легитимной власти, присоединитесь ли вы к повстанцам в тот же миг? Или постараетесь решить все свои проблемы, не выступая против чужих законов? Сёстры и брат с радостью окунулись в круговорот пророчеств и восстаний против тирании. Что ж, в конце концов они оказались правы. Но если бы прав был Эдмунд — кто бы спасал их шкуры? Колдунья обещала, что оставит родственников в живых и они будут служить ему. Лучше слуги, чем мертвецы, верно? Зима стала для них символом гнёта и смерти. Но для Эдмунда именно зима была Нарнией. Ледяное волшебство Колдуньи, искрящийся холод рахат-лукума на языке, укутанные снегом деревья и жуткие, как из сказок братьев Гримм, волки. И обещание. Власти, провала, сражений и побед — жизни, отличной от того, что его ждало в Англии. Эдмунд вернулся в свою кровать, плавно опускаясь на подушки и закидывая руки за голову. За окном падали редкие снежинки раннего снега, смешанные с дождём. Он сам не заметил, как заснул. Мысли смешались со сновидениями, и больше кошмары его не тревожили — королю снился снег. Волшебная белая пелена мягко ложилась ему на плечи и искрилась в свете луны. Среди шелеста падающего снега неслышным шёпотом раздавался знакомый голос. — Кто был первым королём Нарнии? Кто… был… первым? Снег кружился метелью вокруг Эдмунда, убаюкивая и успокаивая. ***

Седлай мне коней — Я играю блюз на тетиве, У меня за спиной звенит Монгольская степь.

Я никогда ни за что не бралась с наскока — если передо мной стояла масштабная задача, которая подавляла объёмами предстоящих к изучению данных, я просто разбивала её на несколько подзадач. Я никогда не увлекалась историей — зато привыкла анализировать происходящее по перепискам и слухам соседей между собой и со мной. О чём умолчали при разговоре, что сказали другим союзникам, почему? Согласуется ли это с движением цен, со слухами купцов, с предсказаниями кентавров? Нет ли тревожащих знамений от Древней Магии?.. Сейчас эти навыки очень пригодились мне для изучения исторических документов о битве при Гастингсе, которую мы собирались реконструировать. Она должна быть максимально правдоподобной — и не только для того, чтобы Питер снова почувствовал себя королём и в пылу «битвы» вернулся к Сути, но и для того, чтобы оправдать привлечение других реконструкторов и масштаб события. Начала я со школьного учебника, потом с дополнительных материалов к главе, которые там упоминались. Перешла к другой работе, которую с иронией опровергали в одном из материалов… В общем, максимально глубоко погрузилась в тему, как могла только я. Я не отрицала, что мне свойственен иногда излишний перфекционизм. Но если королева, обладающая всеми возможными ресурсами королевства, не стремится к недостижимому идеалу, то кто должен? Поэтому меня часто обвиняли в излишней требовательности и завышенном самомнении — но только враги или завистники, союзники же, как правило, высоко оценивали результаты работы. Уже в самом начале я наткнулась на удивительно знакомое название и с возрастающим интересом начала искать источники. Король Вильгельм высадился со своими войсками… у маленького городка Певенси. Наши предки жили там? Возможно ли, что у кого-то из предков сохранились личные дневники или записи в архивах?.. Чтобы посвятить всё внимание проекту, я пообщалась с преподавателями и досрочно сдала все контрольные на ближайшие недели, временно выпав из окружающего мира, и выбила у директрисы разрешение на посещение исторических архивов и звонки по общественному телефону в соседние пансионаты. Я писала родителям и дальним родственникам, тоннами перечитывала газеты и искала упоминания о реконструкторских кружках. Выписывала из Лондона исторические журналы и брала все возможные источники у церквей и местных жителей. Я лично посещала близлежащие деревни и искала мастеров, которые изготавливали вещи ручной работы. Какая же реконструкция без ярмарки? Лен, крашенный вайдой и куркумой, нити из крапивы и ручные горшки, кожаные сумки и крепкие рюкзаки для походов — я появлялась в пансионате только чтобы поспать и поесть и говорила, говорила, говорила… Улыбалась и льстила, официальным тоном рассказывала о предстоящем мероприятии и взывала к патриотизму, понимающе кивала на рассказы стариков и подбадривала юных мастеров — и чувствовала себя всё более живой. По ночам всё так же виделись во сне сражения, но кроме парализующего страха и мрачной решимости вспоминались теперь и огненный адреналин, и радость победы, и непередаваемое чувство единения, когда вместе с тобой в едином унисоне поют сотни луков. Как ни странно, больше всего проблем возникло именно с реконструкторами. Местные жители с радостью ухватились за возможность развлечься и к тому же кое-что продать — но без других ребят-реконструкторов мы бы не справились. Как оказалось, это была весьма тесная компания, где все друг друга знали, и участвовать в мероприятии исторического клуба, о котором никто не слышал, не спешили. На реквизит и доспехи всегда тратились уйма сил и времени, как и на тренировки с непопулярными мечами и копания в архивах для большей точности и деталей. Многим ребятам пришлось бы ехать несколько часов на электричке и пропускать несколько дней в школе. Я решила, что главное — привлечь на свою сторону самый крупный реконструкторский клуб «сыны Альбиона», и для этого я ехала на поезде полдня (и для чего пришлось занять немного денег у Эда). Я также заранее позвонила и согласовала свой визит с директором их пансиона. Когда я прибыла в согласованное время, меня встретил завхоз и любезно провел прямо до школы в кабинет директора. Директором оказался дородный жизнерадостный здоровяк в клетчатом костюме-тройке, который добродушно поприветствовал меня в своей школе. Я с готовностью включилась в игру «Дипломатический визит дружественного образовательного учреждения» и рассыпалась в благодарностях и пафосно звучащих выражениях, которые особо ничего не значили. После «обсуждения важности межведомственного взаимодействия», «необходимости восстановления исторической справедливости» и «патриотического воспитания молодежи» директор воодушевился уровнем образования в нашем пансионате и отпустил меня с миром в исторический клуб, попросив завхоза меня снова проводить. Никогда не любила все эти расшаркивания и терпеть не могла абсолютно бессмысленные Встречи Союзных Королевств, которые в 4 случаях из 5 сводились к болтовне ни о чем и фуршету, на котором можно было похвастаться вкуснейшими яблоками и оценить свежайшую рыбу соседей с Одиноких островов, и ради которого все и приезжали на самом деле. Когда я вошла в комнату клуба, все ребята уже собрались внутри. Мы договорились с директором, что я проведу презентацию, в которой расскажу о нашем проекте, но решение ребята будут принимать сами — всё же звание лучшего реконструкторского клуба давало им некую свободу в действиях. Я разливалась соловьём и ловко меняла одни доски, посвящённые ремесленной зоне и фудкорту, на детали реконструкции и исторические факты, которые собирались отразить в реконструкции. Если сначала реконструкторы выглядели явно скучающими и не могли дождаться, когда можно будет меня послать, с каждым словом они выглядели всё более заинтересованными, но я не обольщалась — это было только начало. Не зная расклада, можно было подумать, что глава клуба — самоуверенный красавчик-брюнет, сидящий в первом ряду, но я наводила справки и знала, что истинный глава — невзрачный рыжий парень, сидящий ближе к концу. Его пластика явно говорила о том, что он не новичок в обращении с мечом — и возможно, даже занимался фехтованием. Уверена, если он снимет пиджак, обнаружится, что в жилистых руках немало силы. Такие парни куда опаснее качков — выглядят безобиднее, но гораздо быстрее и часто сильнее… Закончив доклад, я вежливо склонила голову и попросила задавать вопросы. Некоторые попытались меня проверить на знание истории и спрашивали о белых пятнах, которые я нарочно оставила в презентации — идите к мамочке, детки! — но некоторые организационные детали действительно были ещё не продуманы. Впрочем, времени для этого ещё предостаточно, на что я спокойно указала. Теперь в дело вступила «тяжёлая кавалерия». Лидер лениво представился: — Роб Эванс, мисс Певенси. У меня один вопрос: вы собираетесь участвовать в этом сами? Или только организовываете? Предвкушение мягко разливалось внутри, но я сохраняла видимость спокойствия и ответила: — Разумеется, я буду участвовать. Буду отыгрывать конного лучника. Он среагировал: — Стреляете из лука? У вас есть разряд? Я пожала плечами: — Разряда нет, но я могу продемонстрировать. Роб смерил меня внимательным взглядом. И ответил: — Почему бы не сделать это прямо сейчас? У нас своё тренировочное поле и конюшня, можете продемонстрировать свои… навыки. Прозвучало весьма двусмысленно, и я мысленно выпустила в засранца парочку арбалетных болтов. Мило улыбнулась и ответила: — Конечно, я предполагала, что вы попросите, — да-да, ты предсказуем, малыш. — Только у меня нет своих меча и доспеха. На лицах многих ребят появилось скептическое выражение, которое так и кричало: «с чем ты тогда тренируешься?» Роб насмешливо ответил: — Это не проблема, мы одолжим свои. Дружной гурьбой мы отправились в костюмерную, где мне выдали полный доспех по фигуре, хорошо хоть облегченный. Гамбезон, кольчуга, кираса — о да, мальчики для меня ничего не пожалели. Конечно, для нашей реконструкции они не пригодятся, но сейчас я должна была показать, что понимаю все проблемы и вопросы, которые могут возникнуть у реконструкторов, обладаю достаточным уровнем исторических и практических знаний. Позабытая тяжесть доспеха надёжно обняла за плечи, и я сразу почувствовала лёгкое дуновение ностальгии и спокойствия. Вес полного комплекта раздражает недолго — где-то до первой стрелы, отскочившей от нагрудника. Последним я пристегнула за спину полуторный меч, ловко продев перевязь. Справилась я за норматив — 5 минут, боевая тревога. Парни смотрели, раскрыв рты, и даже в глазах Роба на секунду мелькнуло что-то похожее на уважение, быстро сменившись на равнодушие — сам он справился почти за такое же время. Ещё через несколько минут и пара других парней были в доспехах, и мы двинулись к тренировочному ристалищу. Слава Богу, идти было недалеко, и придирчиво выбрав себе жеребца, через несколько минут я уже гарцевала по полю. Сначала я расстреляла из лука мишени, хотя решила не распиливать одну стрелу другой — ребята скорее разозлятся на такую порчу реквизита. Потом настало время тренировочных поединков — первые двое выбыли достаточно быстро, они не чувствовали себя уверенно в седле. А вот Роб был неплох — возможно, я бы взяла его в гвардию новобранцем. Увлекшись, я управляла конём одними коленями и корпусом, атакуя двумя мечами — один перехватила из рук предыдущих парней. Роб держался и неплохо, но в какой-то момент я выбила из его рук меч, и он машинально схватился за лук, висящий на боку. Гордость не позволяла ему проиграть, и он нацелил его на меня, крикнув: — Сдавайся! Я расплылась в оскале. Наверное, я больше и близко не напоминала благовоспитанную маленькую леди — коса растрёпана, в каждой руке по мечу, лицо красное от нагрузки, глаза горят безумным блеском. Я ответила: — Стреляй! — и улыбнулась ещё шире. Роб заколебался, стрелы хоть и были не боевыми, с такого расстояния вполне могли причинить вред. Моя улыбка стала пакостной, и я снова крикнула: — Стреляй, молокосос! Роб вспыхнул от гнева — все его тренировки, все его долгие часы изнурительной езды в седле и работы в фехтовальном зале оказались втоптаны в землю какой-то девчонкой. И в минутном порыве злости он спустил тетиву. Мелькнул меч. Стрела летела медленно — для Мастера Лука медленно. Раздался звон. Глаза Роба в ужасе расширились — он же не мог и вправду выстрелить? Над полем повисла тишина. Все замерли. Я повернула меч к себе и заметила выщербину, оставленную стрелой. Цокнула языком. В тишине мои спокойные слова прозвучали раскатом грома: — Сталь никуда не годится. Роб медленно перевёл взгляд в сторону, где лежала отбитая мной стрела. Другие реконструкторы взорвались криком и свистом, хлопая друг друга по плечам. Они побежали на поле, крича о том, как это было круто и что я новая Жанна Д’Арк. Пока Роб не закопался в стыд и вину, я подъехала к нему и хлопнула его по плечу, сказав: — Не парься, я тебя специально довела… Правда же, эффектно вышло? — самодовольных ноток в голосе удержать не удалось. Выражение лица Роба плавно сменялось с убитого на разъярённое. — Ты… Ты больная вообще? Чокнутая! И как только тебе в голову… — он потянулся, чтобы отвесить мне подзатыльник, но я со смехом увернулась, соскальзывая с лошадиного бока с другой стороны. — Эй! Не убегай от возмездия! — и тоже спрыгнул с коня. Так мы и бежали цепочкой по кругу — хохочущая, растрёпанная я в гремящих доспехах, раздражённый Роб и восторженные ребята, которые хотели меня поздравить с прекрасным выступлением. Думаю, это начало прекрасной дружбы.