ALYURE

      Сознание безымянного плывет по реке забвения и в качестве дара оно принимает забытые воспоминания. Пустым детям сны всегда кажутся нитью, ведущей к другим мирам: Выбранный Разумом никогда не был ослеплен надеждой из домыслов, в отличие от его недалеких собратьев по существованию. Его история жизни, история народа, с которым он связан, история всего мира, — Будь он проклят — в котором он существует, окутана плотной завесой тайны, и хотя бы это достойно интереса: Паззл рано или поздно будет собран воедино. Спящий мужчина, которого судьба определила в Выбранных Разумом, начал свой путь десять лет назад: среди пыли, обломков старой, по каким-то неведомым причинам неизвестной ему жизни, среди мертвых пустырей и туманных далей, он открыл глаза здесь впервые, в месте, которое в дальнейшем обзовут довольно просто — «Большая Земля». Мальчик не был одинок в своем пробуждении: В нескольких метрах от него, в совершенно разных сторонах, просыпались и другие, не знакомые ему дети: мальчики и девочки, примерного возраста от девяти до восемнадцати, прекрасные и невзрачные, полные ужаса и защищенные маской храбрецов, болезненные и пышущие жизнью. Всех их объединяло одно: Они были полностью пустыми. Дети, проснувшиеся на мертвой земле, возле металлических, причудливых коряг, заумных, но наверняка уже мертвых механизмов, не помнили совершенно ничего из времени, в котором они закрыли глаза, однако они также не помнили, а может, и вовсе не знали ничего о месте, в котором они только что открыли их. Каждый из детей не знал имен проснувшихся вместе с ними, однако каждый не знал и своего имени. У детей не было ничего, кроме обычного комплекта одежды, надетой на них, состоявшей из темных штанов и мягкой, белой, свободной и теплой кофты белого цвета, (которая, конечно же, пробыла такой, зачастую, не долго), а также странного, увесистого браслета с темным, не активным дисплеем на левой руке. Дети не тратили много времени на попытку снять его: во-первых, они не были достаточно сильными, а также не были обеспокоенными наличием безделушки на руке, а во-вторых, было множество иных забот. В частности, порядковые номера. Одна из последних вещей, подаренных этим миром детям. Присмотревшись друг к другу в первые минуты осознания полного отсутствия данных, они заметили у близстоящих номера на телах, нарисованные черным, словно татуировка, размером с ладонь. Это были обычные номера: У каждого свой, не повторяющийся среди группки детей, от одного до двадцати пяти, и примечательными они были лишь их существованием. Не имеющие собственных имен, дети стали звать друг друга по номерам. В дальнейшем все они обретут общее название — «Порядковые». Собравшись воедино, им ничего не оставалось, как начать свое путешествие по бескрайним просторам неизведанной земли. Лишь позже, спустя несколько дней пути, становилось заметным: умы ребят были отравлены. Ядом, что не был смертелен сам по себе: этот яд предоставлял выбор. Либо он сделает тебя слабее, и твой разум будет побежден, либо ты обратишь его в свою силу, чтобы побеждать самому. И ядом их были болезни разума. Каждый справлялся с ним по-разному: кто-то не стеснялся говорить со своими голосами в голове, кто-то выплескивал свою агрессию на окружающих их детей, кто-то втихую сражался с собой внутри. Но путь их был един: Путь безумия. Путь контроля над хаосом разума. Исход этой особенности именно в этой группе детей в будущем будет выражен в громком названии — «Выбранные Разумом». У Выбранных Разумом изначально не было выделенного лидера. Они шли интуитивно, общей группой, но разрозненной в самом ее сердце. Постоянные конфликты были обыденной вещью в столь контрастных личностях юнцов и терпимость к слабым, болезненно выглядящим, медленно превращалась в непринятие. Тем не менее, контрольной точкой на пути порядковых Выбранных Разумом стала судьбоносная встреча с тем, кого они понять до сих пор не в силах. Среди очередных завалов, у которых они останавливались, чтобы обжиться каким-нибудь полезным (и не очень) барахлом, они нашли девушку. — Она, похоже, спит, — констатировал самый сильный из них. Его звали Пятым: обритая голова, острые черты лица при его-то довольно крупном телосложении, на вид — лет семнадцать, один из самых старших. А сильным он был определен потому, что был самым бойким и агрессивным. Пятый всегда воспринимал все в крайней точке максимума: Обращаешься к нему — значит, хочешь подраться. Не так смотришь в его сторону — значит, хочешь стать ему врагом. Болезнь его разума, как считали многие, заключалась в крайне неадекватном восприятии, которое дало ему возможность понимать всё крайне, крайне негативно. Тем не менее, юнец с цифрой пять считал, что он делает большую услугу своим соплеменникам: Он их так якобы учит жизни, реалиям мира, который он, как и все другие, не понимает от слова совсем. — Спасибо за консультацию, горилла, — Произносит другой Порядковый, прорвавшийся в первые ряды столпившихся ребят. Это был Первый: худощавый, высокий мальчик. Он был оклеймен задирой: но не из-за агрессивных действий в отношении других, а за колкие высказывания, подначивания других на конфликт с третьими. Он получал удовольствие от созданного им же представления, но сам Первый был самым настоящим патологическим лжецом, чего, естественно, контролировать не мог. Крайне яркая мания величия со скрытой, быть может, для него самого, паранойей, была той еще смесью, — Только не прикасайтесь к ней. Мы и так на грани смерти. Я не хочу сдохнуть из-за какой-то бабищи. В толпе некоторые поддержали его слова, передавая друг меж другом заразительный, но тихушный смех, пока Пятый не начал выказывать желание разобраться со своим обидчиком, пробираясь через нескольких человек к Первому. Их прервал Третий: — Заткнитесь оба, — Выступил вперед юноша, который мгновенно отдернул друг от дружки не унимающихся Пятого и Первого, встав меж ними, в первом ряду, возле своеобразной усыпальницы девушки, сделанной из груды самого разного хлама. Обычно Третий — Это далеко не серьезный, легкомысленный и практически всегда не унывающий подросток, лет эдак пятнадцати-шестнадцати, о котором можно сказать «он полон жизни». По крайней мере, таким он казался другим за столь непродолжительное знакомство. Но именно сейчас он был чем-то обеспокоен, хотя и скрывал это, но Третий также был и заинтересован, чего утаивать не хотел. Казалось, будто все замерли, напряглись, кто-то — выпрямился, кто-то — потянулся головой к месту событий, однако все без исключения будто примерзли к иссушенной земле. Взор Третьего был прикован к ней: она будто не дышала. Ее грудь не вздымалась от наполняющихся воздухом легких, ее веки и губы не дрогнули ни разу за время, которое будто остановилось для всех них, когда они только пригляделись к ней. Ее волосы не были подвластны слабому ветру. Она, словно как и Третий, полна той самой жизненной энергией, но была абсолютно, безусловно и совершенно точно не живой. Пальцы Третьего, который был очарован совершенно естественным отсутствием власти времени, тянулись к незнакомке… — Ты минуту назад оглох?! - Голос Первого рассек скопившееся напряжение и выжидание в толпе, и вместе со своей возмущенной речью он схватил запястье третьего, тем самым вырвав его с того, иного мира, такого не понятного никому другому, кроме Третьего. Мир, созданный внутри головы каждого из них, не был ясен никому. Даже им самим. Когда Третий все же обратит внимание на раздраженного Первого, оторвав взор от девушки, тот с силой отпустит его руку. К Третьему начал возвращаться рассудок и хотя бы доля рациональности: исходя из его наблюдений, Первый бывает (довольно часто) придурком, но когда дело касается важных вещей, особенно собственной шкуры Первого, он довольно умен. В отличие от многих других, Третий предпочитал прислушиваться к нему, даже если это было для кого-то как оголенный электрический провод. В левой части скопления Порядковых началось вялое, еле заметное движение: кто-то пробирался к месту событий. — Отойдите все подальше, — Третий вновь бегло осмотрел Первого, — Я дотронусь до нее. Возмущенные реплики Первого не прекратились, но они стихали по мере его отдаления от места событий. В то же время, когда толпа начала расходиться подальше, стало ясно, кто уныло пробирался к девушке. Пятнадцатый Выбранных Разумом. Это болезненный, невзрачный, слабый и худощавый мальчик, который вечно был испачкан, вечно где-то хватал небольшие ранки, походящие на царапины, не представляющие опасности, и ныл, а когда особо шумные по типу Пятого угрожали тому расправой, если он не прекратит скулить, то нытье Пятнадцатого действительно начинало походить на тихие всхлипы побитой собаки, но, главное, — Тихие. Его соплеменники не ждали от него совершенно ничего, поэтому этого хватало, чтобы больше его не трогать. Даже Пятый не сильно доставал его, а некоторые жаждали избавиться от балласта: Он был странным, убогим, больным; так заведено в природе — от таких избавляются. Вечно отстающий мальчик лет десяти внезапно проявил интерес к неизвестному. В то же время, убедившись, что все, в том числе и Пятнадцатый, отошли достаточно далеко, но недостаточно для того, чтобы не видеть происходящее во всей красе, Третий вновь потянулся к спящей. Девушка, которая внешне выглядела старше всех присутствующих, обладала бледным цветом кожи. Волосы имели оттенок холодного блонда, собранные в пучок, а на ее теле не было никаких отметин: не было родинок, шрамов, порезов. Она была другой — Ее тонкие руки не были скованы браслетом, ее кожа была чиста от номеров. Медленно приближающаяся рука Третьего дрогнула — Мысли о ее сразу заметных отличиях вселили в него сомнения, и вся его смелость и инициативность утекали в далекие дали медленно, но верно. Через несколько мгновений пальцы настигли ее ключицы. После Третий расскажет, что почувствовал тепло человеческого тела, и он мог поклясться, что видел, как по ее телу, словно в самих венах, под кожей, пробежался неестественный, но еле заметный свет. Он что-то понял в тот миг: будто они уже раньше виделись. После ее пробуждения, мысль о знакомой незнакомке будет казаться очевидной и многим другим. Имя ей — Лирен. Но и назовут ее Альвой. Девушка открыла глаза, и ее первый взгляд был подарен не тому, кто ее пробудил, а тому, кто по каким-то пока не очевидным причинам для остальных, ждал ее взгляда больше любого: Она посмотрела в сторону Пятнадцатого, и ее мягкая, снисходительная улыбка заставила исчезнуть тяжесть, возникшую в воздухе секундами ранее. Казалось, будто ее присутствие было наполнено любовью, бескорыстной квинтэссенцией добра, не способной быть опошленной ничем иным, не способной быть омраченной угрюмостью и враждебностью этого мира. Казалось, будто она любила их всех изначально, с самой первой секунды, как только она увидела серое небо Большой Земли. Это не вызвало единой реакции тех, кто перед ней стоял: Большинство перешептывались меж собой, говоря о том, что видели ее в своем самом первом сне с еще одним незнакомцем; кто-то говорил о ее внешности, кто-то высказывал свои опасения на счет нее, кто-то вовсе предлагал убить; Другие молчали, третьи — настороженно приближались, но едва заметно. — Мое имя Лирен, — Начала та, даровав Порядковым новый повод увидеть в ней нечто иное, чем то, кем являлись они сами, — Я нужна вам для того чтобы вы смогли выжить. — Сильное заявление, — С надменностью в голосе, Первый становится ее первым собеседником, двигаясь к ней неспешно, но не показывая своей неуверенности в шагах, — До того, как я узнал о твоем существовании, я смог выживать и без тебя. Лирен переводит взор на Порядкового, который был достаточно уверен в себе, чтобы заговорить с ней: это она также любила в них — Порядковых. Они были непредсказуемы в своем поведении. Ей не оставалось ничего, кроме как понять русло его мысли. — Согласна, сильное, — Лирен опускает веки, на секунду прикрыв глаза, не скрывая полное отсутствие враждебности в доброжелательной мимике. Она пытается подняться и опереться о груду металла ее колыбели, в связи с чем Третий отстраняется от нее довольно стремительно, к остальным Порядковым, — Однако все последующие заявления будут еще более сильными, — Она смотрит на оголенную руку Первого, на кисть, где располагался его порядковый номер, — Если я дам тебе оружие, которым ты сможешь убить меня, если захочешь, а также дам причину этого не делать, вы все перестанете меня бояться? Новая волна шепота была порождена словами девушки, которые казались даже самим безумцам безумными, однако единого мнения вновь не было: Единое мнение должно быть рождено устами говорящего. Немного призадумавшись, но, если быть уж до конца честными, то вовсе не много и вовсе не достаточно, Первый все же соглашается на ее условия: Что-то в этой неизвестнице пугало и заставляло полагать, что в невыгодном положении сейчас именно они, а не она. Однако никому не стоит забывать, какой скользкой тварью бывает Первый, и то, как сильно его беспокоит собственная безопасность. — Звучит заманчиво, и твое предложение принимается. Но твоим подопытным стану не я, а вон тот, — Первый показывает пальцем, задрав повыше подбородок от чувства собственного превосходства, на Пятнадцатого, бедного-бедного мальчугана, которому нашли применение лишь в качестве подопытной крысы. Пятнадцатый, в чьем взгляде можно было распознать отчаяние, вырвавшееся из безысходности, смотрел на Первого, как на своего убийцу. — Я согласна, — Произносит Лирен, обращая внимание на мальчика. Ее взгляд вновь достался ему в сочетании с безобидной улыбкой, и она протянула левую руку в его сторону, — Пожалуйста, подойди ко мне. Первый, кажется, от греха подальше отстранился, чтобы наблюдать за вновь сотворенным представлением в более комфортных местах: если мальчик умрет, никто не станет оплакивать его, но если он останется жив, и дева со сверхспособностями покажет всем класс, он также останется в жирном плюсе. Пятнадцатый боялся ровно до того момента, пока не взглянул на нее. Ее серые очи, словно небо, осевшее тяжким грузом на его плечи, были чище его, притягательнее и милее, чем все, что происходило с ним до этого момента. Его печаль над собственными тяготами стала совершенно легкой, незначительной — ей хотелось доверять. Поэтому мальчик интуитивно проделал путь к ней, сокращая дистанцию без доли сомнений, что было для него самым настоящим чудом. Когда он все же приблизился к ней достаточно близко, он обхватила его протянутой рукой покрепче, смотря ему в глаза. — Ты должен смотреть мне в глаза. Иначе ничего не получится. И Пятнадцатый послушался, кивнул, не сводя взгляда с ее глаз. Ее правая рука приблизилась к его грудной клетке, после чего все, кто присутствовал, сошли с ума еще на несколько отметок сильнее. Алое свечение родилось из тела мальчика, окутав правую руку девушки, и она материализовала нечто, похожее на металлическую волчью маску. Когда алый свет стих, это стало заметным для каждого Порядкового. В тот же миг она отпустила мальчика, держа его маску у себя в руках. Она не торопилась отдать Пятнадцатому то, что принадлежало ему, и это указывало на то, что сейчас настало время объяснений. — В каждом из вас есть особенная вещь, которая называется Глейдом, — Дождавшись внимания большинства Выбранных Разумом, начала Лирен, — Она обладает особыми свойствами, которые олицетворяют вашу душу. Ее слова не звучали как-то по-особенному: в отличие от предыдущих сказанных фраз, Лирен доносила эту информацию так, словно говорила на автомате известный ей давно текст. Трепет в глазах большинства означал, что прямо сейчас детям совершенно все равно, как она преподносит информацию — Они только что узнали, что внутри них есть дарована их ОСОБЕННАЯ сила. С этой минуты ни у кого не было сомнений в том, что теперь у них есть намного больше шансов выжить с Лирен, чем без нее. — Каждый из вас способен сам вызволять свой Глейд. Но не спешите радоваться: это требует множество тренировок и усилий. Нет ни одного глейда, идентичного другому, и нет ни одного глейда, который не обладал бы особыми свойствами. Вы не сможете сломать ни один глейд ничем, кроме как другим глейдом. — Но что в тебе самой особенного? — Перебивает ее Первый, — Ты сказала, что ты дашь мне причину не убивать тебя. Она смотрит на него вновь и улыбается безвинно с большей силой, чем раньше, ведь развязка совсем близка, а для некоторых — лежит на поверхности. — Чтобы использовать силу, нужно отдавать что-то взамен. Я являюсь вашим источником энергии, питающим глейды. У каждого глейда свой лимит. — А у тебя самой есть глейд-то? — Не унимался Первый. — Есть. Именно ты, Первый, по праву первого номера способен вызволять Глейды других, в том числе и мой. В то время как я, по праву имени, могу вызволять любой Глейд, но не Глейды первых номеров. По резко изменившемуся настроению толпы Лирен должна была понять, что она сказала что-то, что сильно выделялось на фоне всей и без того сложной информации, а значит, ей стоит узнать, что именно. Благо, Первый опередил ее в рвении: — Первых? — Он делает акцент на окончании, — Я не один с такой цифрой? Мысли девушки вновь становятся ясными. Мысленно она благодарит Первого, не смотря на его дотошность. Дело было лишь в неведении. — Это верно. Всего пять первых номеров, пять вторых, пять третьих — вплоть до двадцать пятого.