ALYURE

Путешествие обретало новые черты, мало-мальски похожие на смысл. У ребят было все больше и больше тем для разговора, но вместе с этим — Больше проблем. Одной из главных тем, но вовсе не открытых, было обсуждение связи необычного сна, который, как оказалось, снился многим до пробуждения. Девушка и мужчина, чьих лиц они никак не могли вспомнить, несли спящего на своих руках: Вскоре путь обрывался, и эти двое мягко, аккуратно оставляли детей на земле. Многие описывали их как тех, кто должен защищать их. Некоторые запомнили людей из сна как очень красивых, сильных мужчину и женщину в алых облачениях: женщина была определенно светловолосой, высокой, статной. Кто-то приписывал ей внешне незаметные вещи — Ум, шарм, хитрость. Мужчина был похож на женщину — Его волосы были также светлыми, он был крепок, высок. Его характеризовали как более мягкого, чем женщина, но в нем также ощущалась мудрость более великая, чем в ней. Обсуждение этого сна, рано или поздно, привело примерно половину от общего числа Выбранных Разумом к выводу, что эти люди, во-первых, скорее всего существуют в этом мире так же, как и они сами: Сходство Лирен с женщиной было для многих поразительным, (не смотря на то, что те никак не могут вспомнить лиц из своего сна), а во-вторых, местность казалась им знакомой по очертаниям рельефа окружения, по тяжелому воздуху, по холоду земли, на которой те проснулись впервые. И они уверовали. Больные разумом, душой, кто-то — телом, им всем хотелось во что-то верить. Женщину назвали Альвой: созвучное с алым цветом имя как никогда подходило женщине из сна, но саму Лирен так звать не стали — о своем «тайном прозвище» она узнала спустя уже несколько недель путешествия с порядковыми, когда Восьмой, мальчик-энтузиаст с аномальным отсутствием комплексов и сдержанности, назвал ее так, обратившись к ней. Выбранные Разумом так и не поняли, по душе ли девушке ее прозвище — никто не видел, чтобы она хотя бы раз злилась или была раздражена. Что до мужчины, то он долго оставался безымянным: пока Вторая — беловолосая худощавая альбиноска не занялась вплотную книжками, где Вычитала имя «Медив». Ей показалось, что это имя прекрасно подходит для мудреца. Имена для Порядковых стали довольно болезненной темой — их, по мнению ребят, носили лишь более значимые, могущественные люди и/или существа, поэтому тех, кто не был клеймен номером и носил имя, они либо почитали, либо опасались, либо всё вместе. Второй по обсуждению темой стала сила, о которой Порядковым стало известно от Лирен. Каждый задумывался о ней и каждый из Выбранных Разумом желал ее заполучить как можно скорее. При каждом привале, который совершали ребята, возле девушки гарантированно собирались три-четыре смельчака, не имеющих терпения. За парой-тройкой консерв, поделенных на целых двадцать пять голодных ртов, любой становился невольным слушателем так называемых «инструкций по эксплуатации». Она говорила о многом, показывала на примере, как это возможно осуществить и при каких условиях ошибки могут быть фатальными. Лирен обучила многих, но не всех, оберегать свои глейды от поломки — после их уничтожения они рассыпаются, человек становится подавленным и не будет способен использовать свою «душу» относительно долгое время. Она также рассказала о формах Глейда — мол, у первых трех цифр их несколько. У Первого номера аж четыре совершенно разные формы, у Второго — три, у Третьего — две. Лирен предупредила, что им придется сложнее всего. В то же время, Лирен не знала многих вещей, но среди Порядковых закрадывалось подозрение, что она лжет, но делает это относительно добросовестно. Например, ее спрашивали, кто они такие, кто она сама, что они все здесь делают в богом забытом месте, у черта на куличиках, среди минимально пригодной для адекватного существования флоры и фауны. Дева всегда отвечала, что не знает ничего из того, что они спрашивают. Ее реплики были безобидны, однако некоторые втайне вели подсчет пунктов в пользу того, что она игрок не их стороны. Спустя некоторое время, появился прогресс в познании своих сил. Первый, кто достиг вызволения глейда, — Был Первый. Его Первой формой, которую он смог получить, был самый настоящий горн темного цвета, с замысловатой резьбой в виде узоров. Не смотря на то, что Глейд состоял из особого металла, Первому не было тяжело держать горн в своей руке. — И что он, собственно, делает? — Обратился Первый к Лирен, растолкав окруживших его ребят. — Тебе нужно понять самому. Так и было: Первый просто-напросто набрал побольше воздуха в легких, поднес горн ко рту и дунул, что есть мочи. Как казалось ему самому, это было единственное применение к Глейду. Горн послушал владельца, но вместо ожидаемой мелодии, писка, кряхтения — хоть чего-то, что имело звук — горн начал производить клубы плотного, влажного тумана, который за считанные секунды распространился на всех Порядковых, включая Лирен и самого Первого. — Тьфу ты, змееуст, — Произнес Пятый, и гнев внутри него начал закипать стремительно: Может, он завидовал Первому из-за Глейда, а может, его напрягала ситуация с почти нулевой видимостью из-за тумана того же Первого. Тем не менее, Пятый очень четко определил причину своего дискомфорта и очередной вспышки ярости, отчего предупреждающий выкрик был для неразумного, взбешенного зверя очень разумным ходом, — Первый! Я иду бить тебе морду, потому, что мне так хочется. Это стало обыденным для многих и явные отклонения своих соплеменников стали в скором времени нормой. Пятый был не из тех, от кого хотелось избавиться: он был тем, кого в качестве врага желать не хочется, но если хочешь стать его союзником — плати за это тумаками. Вязкий туман буквально оседал на одежде, неприятно и скользко касался кожи, а на языке он чувствовался омерзительной сыростью. Из-за дискомфорта, возникшего из-за обстановки, становилось дышать тяжелее: вдохи были краткими, выдохи — размеренными, если вы, конечно, не безумец. В случае Выбранных Разумом, Глейд Первого всецело играл против них, давя больше психологически: на деле все эти ощущения были выдуманы больным умом каждого, кто носил порядковый номер. Первый и Пятый оказались в разных концах злосчастного облака, и для кого этот расклад наиболее благоприятен — все еще не было известно. Со временем из разных сторон зараженной туманом территории послышались приглушенные возгласы, крики ужаса, вопли отчаяния и… Смех? Слова благодарности всевышнему? Тот, кто всё ещё оставался в здравом уме, (насколько он возможен в отношении Выбранным Разумом), был полон одной емкой, содержательной, но лаконичной мыслью: «Какого черта?» Пятый не понимал этого до момента, пока не заметил, что за ним следят. Пристальный взор жжег лопатки, неприятным пятном оседая на его коже. Он машинально обернулся, и все, что он видел — шесть мерцающих алых огней, которые не собирались сводить с него своего незримого взора. — Ну! Давайте! — Нервно рявкнул Порядковый, доставая из самодельного крепления на спине корягу, которую тот благополучно нашел еще в первых же обломках, повстречавшихся им на пути. Энергия, порождаемая безмерно переполняющим его нутро гневом, сочилась из всех его дерганных телодвижений, и ее надо было деть куда-то немедленно: Пятый был убежден в том, что если не эти неведомые твари прикончат его, то ноющее и опаляющее чувство внутреннего саморазрушения сделает это за них. Незваных гостей ждать не пришлось: Из тумана в зону видимости Пятого (которая была, как и зона слышимости, невелика) выскочили юркие, мерзко выглядящие псы. Если бы Пятый помнил породы собак, то сравнил их с доберманами. Утробно, но едва слышимо для Порядкового, рычащие, они помедлили лишь пару мгновений — и ринулись к своему врагу. Он доблестно отбивался от первых двух, наскочивших от него, но третьего врага он остановить не смог: псина вцепилась острыми, как бритва, зубами в прямую мышцу бедра подростка. Пятый наверняка увидел кровь, омывающую блестящие в полумраке клыки и десна твари. Собаки повалили его на землю — силы Пятого стремительно кончались. Он не был готов к таким противникам: избивать оппонентов по одному, в основном, слабее его самого, ему было куда комфортнее. Тем не менее, его неожиданные противники невольно помогали Порядковому, имеющему пунктик на гнев, избавиться от едва не рванувшей бомбы агрессии замедленного действия, и вместо нее, лишь на время их визита, гончие любезно дали попользоваться другим чувством — страхом. Вязкое, как обволакивающий их туман, чувство, не знакомое Пятому до этих пор, было его спасательным кругом, но и якорем одновременно. Хорошенько зарядив по морде одной из атакующих его собак корягой, которой он защищался от их укусов, пока третья, казалось, вот-вот возьмется за его бедренную кость основательно, Порядковый обессилил. Отошедшая от удара собака уже поднималась на свои лапы для марш-броска до Пятого… — Они не реальные, Пятый. Спокойный голос возле него был неожиданностью: то ли в пылу битвы, то ли под действием тумана, Пятый не заметил приближения союзника, который склонился к нему почти вплотную. Это был, наверное, один из единственных официальных союзников Пятого — Седьмой. С самого начала Пятый осознал, что этот, среднего роста и весьма посредственного телосложения, белокурый юноша с иным взглядом на вещи — другого поля ягода. Седьмой был единственным, с кем Пятый не желал подраться под предлогом своей обучающей философии. Седьмой буквально задавил его аурой своей силы: совсем не физической, а аурой силы разума. «У этого засранца есть целая армия тараканов, кишащих в его голове, и именно эта армия может стать для меня той еще занозой в заднице, если эту головешку повредить. Я не боюсь его, но сравнивать силу с поврежденными, но гениальными мозгами не стану.» — Так рассуждал Пятый в первые дни знакомства с ним. В конечном итоге, эти оба стали негласными союзниками в любых непонятных ситуациях. Именно такое отношение к Седьмому заставило Пятого собрать все свои имеющиеся извилины в одну кучу и заставить их усердно заработать: Пятый взглянул на своих противников, которые не имели ни единого намека на фальшивость: он чувствовал даже их разгоряченное, смрадное дыхание на своей коже, у своего носа, в своей кровоточащей ноге. Что до Седьмого, то набрел на Пятого тот случайно, чего не скажешь о его добром здравии под воздействием Глейда Первого: его оппонент был огромной банкой из-под тушенки, походившая больше на робота, поэтому ему было не сложно предположить, что это — плод творения не Глейда, а, не таких уж и свежих, как и вчерашний консервированный ужин, мозгов худощавой дылды — Первого. После того, как Седьмой сделал совсем не сложный выбор в пользу отсутствия реальности не очень адекватной конструкции, самодельный разумом робот растворился в тумане. «Что ж, в этом Первого не обвинишь — жрать хочется абсолютно всем.» — подумал в тот момент Седьмой. Как только Пятый приблизился к осознанию, в зону видимости Седьмого и Пятого неспешно вышел виновник торжества — Первый. — Это доберманы, — крайне довольно произнес он, с нескрываемым чувством гордости расхаживая по краю пределов зрения Пятого, — Крайне любопытные собаки, знаешь, правда я их немного приукра… — Завались, — Единогласно перебили его Порядковые, в то же время Седьмой помогал Пятому встать: нога все еще болела, будто укус был настоящим и боль тоже, однако отступившие по приказу Первого собаки растворились по первому слову создателя. — С хрена ли вообще они тусуются в тумане, Первый? — С долей претензии произнес Пятый, все еще не догоняя происходящего, а также чутка подостыв. Седьмой молчал: он примерно понимал все, что умеет Глейд Первого, но в то же время он хотел подтверждения своих догадок. — Как я понял, я умею делать реалистичные иллюзии из того, что видел, создавать из кусков увиденного какую-то новую дичь, но пока у меня получились простые вещи, а создание некоторых я вообще не контролирую. Самое интересное из того, что я создал, досталось тебе, — Первый выдержит паузу, сопровождая ее смешком, пока не увидит озлобленное, но явно уставшее лицо Пятого, чьи скулы скоро смогут пронзать воздух от выступающей от напряжения остроты, — Спокойно, спокойно. Я вычитал о них на днях в очередной книжке, которые ты, обычно, выбрасываешь, как хлам. Первый действительно не мог сдержать ехидного оскала, сколько бы он не старался этого сделать. Это было одной из тех вещей, которые он не мог контролировать. Пятый не мог контролировать гнев, а Первый — ложь и провоцирующие реплики. То, что Пятый рассчитывал слишком сильно на силу, уже знали все, а те, кто говорил об этом в негативном ключе — получал по торсу аргументы в пользу насилия от него же. — Я думаю, что мой глейд будет достаточно хорош, чтобы вонзить его тебе в задницу и прокрутить пару десятков раз. Даже если он будет книгой. — Сквозь сомкнутые до боли челюсти произносит Пятый, после чего разворачивается и, с чувством хоть какого-то сохранившегося достоинства, ковыляет в уже рассеивающейся туман. — Глейд Пятого просто не способен быть книгой! — Бросает вдогонку Первый, жизнерадостно разворачиваясь в противоположную сторону. Когда Первый отозвал свой Глейд, который и так был на исходе, гул о первом призванном оружии посещал еще не одну и не две посиделки у костра, где Порядковые ели еду, которой было, как и всегда, не много, среди тех, кто не любил Первого, (а таких было много), появились и те, кто если не стал его обожателем, то все же признал его. Хвастливый Порядковый почувствовал наконец должное внимание, став более жизнерадостным по вечерам, но и более занудным, чем раньше. Тем не менее, его опыт, который тот рассказывал беспрерывным потоком не фильтруемой речи, был для кого-то довольно полезен: можно сказать, что именно первый номер запустил череду высвобождений Глейдов. Так Выбранные Разумом начали обретать силу. Прошла еще пара недель, прежде чем всем Порядковым на большой земле удалось воссоединиться. Пять отрядов по двадцать пять человек, с разных уголков Большой земли, соберутся в месте, которое в дальнейшем назовут местом силы. Место силы представляло собой местность, находящуюся в середине большого водоема: своеобразный остров в озере. Опоясывающие весь остров ручьи имели ядовито-рыжий оттенок с небольшим свечением, в то время как, вливаясь в само озеро, вода становилась совершенно обычной. Исследовав небольшой остров, каждый мог убедиться — Источник такой воды находился под большим валуном, размерами эдак с трехэтажный домик. Сама почва на острове была темной и плотной, а также редкой — в преобладающем большинстве местность острова была хоть и равнинной, но под ногами ощущался холодный и плотный камень. Именно в этом месте Порядковые всей Большой Земли станут повсеместно названы: «Выбранные Миром» «Выбранные Святыми» «Выбранные Грехом» «Выбранные Мертвыми» «Выбранные Разумом».