Огонь и Лёд "Сквозь пламя и тьму"

Мерида ворвалась в свою комнату и с грохотом закрыла за собой дверь. Обида душила ее. Многолетние ванильные мечты рушились, как карточный домик, обнажая всю жестокость правды — он не ждал ее, она ему не нужна. Болезненный удар — первый, жестокий урок жизни. Напрасные ожидания и несбывшиеся надежды. Обессиленная переживаниями, девушка рухнула в ближайшее кресло, устало прикрыв глаза. — Дедушка был прав… — выдохнула она, смахивая катившиеся из-под густых ресниц слезы. — мне не стоило сюда приезжать. Герцог был зол. Ему едва удалось уговорить Джека остаться на службе и, извиняться за выходку девочки так, словно это он запихнул бедолагу в багажник и прокатил практически через весь Лондон. Он был решительно настроен, устроить такую выволочку Мериде, каких ей не доводилось видеть. Но когда он увидел поникшую фигурку внучки, его гнев потух, а в сердце зародилась глубокая печаль. — Что стряслось, моя милая? — мягко спросил он, подходя к креслу, где подобрав ноги под себя и обхватив колени руками, словно раненый лисенок сидела девушка — хрупкая, юная и такая беззащитная. Вильгельм сам сделал ее такой, берег как мог от пристрастий к оружию и боевым искусствам — он знал, к чему может привести эта скользкая дорожка странных увлечений. Один яркий цветок своей династии он не уберег и теперь делал все, чтобы Мерида не повторила трагичную историю своей далекой предшественницы. Герцог даже был против желания девочки стать археологом, но эта мечта была столь глубокой и яркой, что Вильгельм не мог этому противостоять и, скрипя сердцем, поддерживал страсть малышки, помогая ей делать первые шаги в археологии, благо, его дом был заветной мечтой археолога — неиссякаемый Грааль бесценных реликвий, тайн и загадок. — Ничего, дедушка, все хорошо. — расцветая яркой улыбкой, отозвалась девушка, но от герцога не укрылась горчинка в ее мягком и теплом голосе. - Боишься, что мать накажет тебя за сегодняшнюю выходку? — Нет, не боюсь. — искренне ответила та. — Тогда я, кажется, понимаю причину твоей грусти. — обнимая ее за плечи, мягко сказал Вильгельм. — И все, что могу тебе посоветовать — это забыть его. Этот мужчина не для тебя. Краска стыда, багряным румянцем залила сливочные щеки девушки. — Я не понимаю о чем ты. — чопорно ответила она, стараясь подавить острое желание разрыдаться: ее глубокая тайна открылась, и вместо слов поддержки, дед советует ей отказаться от мужчины о котором она думала и мечтала столько лет. — Ты можешь отрицать все, но я знаю, зачем ты здесь и я берег тебя от этой встречи долгие девять лет, и уберег бы снова, но в этот раз ты обхитрила всех и судя по расстроенному виду, даже саму себя. Что случилось, он обидел тебя? — Детское восприятие мира — несовершенно: я запомнила красивого мужчину, его удивительный голос, но забыла о том, что он жесток, холоден и злобен. Нет, он не обидел меня, просто надежды, которые я возлагала на эту встречу все эти годы, чем жила долгие девять лет — оказались фантомом, лопнули как мыльный пузырь, оставив горечь и разочарование. — глядя на короткие розовые ноготки, смущенно ответила девушка. — У Алека тяжелая судьба наполненная болью и трагедиями — это очерствило его, озлобило. Последняя потеря оставила неизгладимый след, превратив его в того, кто он сейчас есть. Скажу по правде, он ненавидит жизнь и все ее краски, просто вынужден терпеть потому, что не имеет другого выбора. Мерида недоуменно уставилась на деда — его слова пугали ее. — Дедушка, что ты такое говоришь, Алек ведь еще совсем молод?! — Его внешняя молодость — обманчива, вспомни, когда вы встретились в первый раз, он уже был взрослым мужчиной. — Я помню, — задумчиво ответила девушка — молодость Алека, и правда, не давала ей покоя, она не знала, сколько ему было тогда лет, возможно, около двадцати или чуть больше, но за прошедшие девять лет, ни единая его черточка не изменилась. — И хочу сказать, что он ровно такой же, каким я видела его в нашу последнюю встречу. Как такое возможно, дедушка? — Ну, милая, сейчас нет надобности прилагать слишком много усилий, чтобы выглядеть молодо и свежо, уверен, у Алека, непременно есть свой секрет. Но не это самое главное, главное то, что я прошу тебя держаться от него как можно дальше, поверь, общение с ним, не принесет тебе ничего кроме разочарования. — Хорошо, — механически ответила Мерида, искренне не понимая, как в один миг можно вычеркнуть из своего сердца того, кто жил там столько лет. — Обещаю, — лучик озорства блеснул на ее губах, — но при одном условии, что ты расскажешь мне, откуда тебе все известно. — Ну, тут не надо быть провидцем, чтобы увидеть то, что видно и слепому. Еще в первую вашу встречу, ты своеобразно пыталась сделать так, чтобы он тебя заметил, ну, а идея с медальоном, так вообще достойна особого внимания, и что уж кривить душой, похвалы. — ласково улыбаясь, объяснил дед, наблюдая за калейдоскопом чувств, мелькавших на лице девушки, — ты ведь помнишь медальон, который я тебе подарил и сказал никогда не снимать? — Да, дедушка, помню, — смущенно ответила девушка. — И что? — Алек вернул мне его, приблизительно, через несколько месяцев после того, как ты его подарила. — Значит, он его вернул? — боль кипятком обдала ранимую юную душу: знала бы она с самого начала, что Алек вернул медальон, то сразу бы запретила себе тешиться пустыми надеждами, ведь подобный поступок — признак безразличия. — Почему ты мне ничего не сказал? — едва сдерживая слезы горечи и стыда, спросила Мерида. — Во-первых, я был зол из-за сложившейся ситуации и на твою не детскую находчивость. Во-вторых, я предпочел бы, чтобы подобная вещь не покидала нашей семьи, ведь это реликвия, которая касается исключительно нашей династии, но никак не Вольтури, но я был вынужден вернуть подарок Алеку — ведь это была твой выбор, решение, которое я уважал и пусть оно было мне не по душе, но я его принимал. Девушка съежилась от обжигающей неловкости. — И что, он больше его не возвращал? — Нет, — покачал головой Вильгельм, — мы даже не разговаривали с ним на эту тему, посчитав, что разговор исчерпан. — Я, наверное, выглядела полной дурой! — спрятав личико в ладонях, покачала головой девушка, понимая, что выглядела абсолютно нелепо в своих детских поступках. Теперь понятно, почему Алек не воспринимает ее по-другому, кроме как глупую девчонку — просто она запомнилась ему именно такой, непредсказуемой девочкой с импульсивными поступками. Герцог изумился подобной самокритике. — Почему ты так считаешь, напротив, по-моему, ты поступила даже очень по-взрослому! — Возможно, но для него я до сих пор маленький, избалованный ребенок, который до скрипа в зубах надоел ему своими шалостями. Голос герцога стал мягким и успокаивающим: — Так будет лучше, Мерида. Ты еще так молода, у тебя все впереди и Алек лишь первый этап в твоей жизни, который, я надеюсь, ты скоро с легкостью преодолеешь. Ведь ты повзрослела и, наконец, увидела все его недостатки. — Да, дедушка. — отрешенно ответила девушка, желая прекратить этот слишком личный разговор, и к своему удивлению, быстро нашла способ. — А я, кстати, привезла тебе подарок, чтобы ты помнил обо мне пока я буду далеко. — с этими словами, Мерида встала с кресла и подошла к рюкзаку. Бережно достав оттуда тубус, она протянула подарок деду и, сделав шаг назад, заложила руки за спиной, ожидая, когда тот откроет упаковку. — Какая красота, — восхищенно выдохнул Вильгельм, извлекая хрупкий подарок из шелестящей бумаги. — Она будет напоминать мне о тебе, когда нас разделит расстояние в тысячи миль. — Я подумала о том же, когда увидела ее. — обнимая деда, улыбнулась девушка. — Но ты ведь навестишь меня? Приедешь в Россию? Герцог обреченно вздохнул. Он не хотел ехать в холодную неприветливую Россию, тем более в Петербург, но всех причин тяготивших бессмертное сердце не объяснить беспечному ребенку, поэтому натянув улыбку, он согласно кивнул. После разговора с дедом, желание появляться в обществе странной семьи в геометрической прогрессии устремилось к минусовой отметке. Не желая выглядеть еще более глупо чем уже есть, Мерида решила, что проведет вечер, не покидая стен своей комнаты, к тому же ей было над чем поразмыслить, и пищи для этого было более чем предостаточно.